Саварка

БЕЛЫЙ ПАРОХОД

Летом на Севере река — основная дорога. Вниз и вверх спешат с грузами пароходы и самоходные баржи, перекликаясь веселыми гудками. Но осенью, когда много туманов, на реке не встретишь парохода. А в Обскую губу и совсем редко заглядывают.

Поселок звероводческого совхоза стоял недалеко от моря. Маленькие рубленые домики разлетелись по высокому берегу, как стая отдыхающих гусей.

Подходной гудок парохода в поселке встречали, как большой праздник. На высокую косу первой вылетела стая больших лохматых собак. Они громко лаяли и взвизгивали.

Потом из интерната выбегали ребята. Легкая девочка Нябинэ всегда обгоняла малышей и прибегала на берег первой.

Это случилось днем в воскресенье. Саварка услышал раскатистый гудок парохода, но не побежал за ребятами к берегу. Он успел познакомиться с черной закопченной трубой. Любопытство ему стоило дорого: он испугался ревущего баса и, когда от страха побежал, чтобы спрятаться, растянулся в болоте. Вымазался в зеленой тине. Вытирая руки о траву, подумал: «Хорошо, что в поселке нет олешек, а то бы они тоже боялись черной трубы и убегали. Трудно их ловить в тундре!»

Скучно ему в поселке. Нет родного стойбища, олешек. Трудно отцу вдвоем с Хосеем управляться со стадом. Мирнэ и Окся не помощники.

Не привык Саварка сидеть без дела. Откинул капюшон на плечи. Провел рукой по ежику стриженых волос. Посмотрел в лужу. Лицо скуластое. Глаза — черные ягоды смородины-дикуши. А уши чужие. Как ветки яры, торчат по сторонам. Совсем как у Тёпки, у него уши. Не нравится ему третьеклассник Тёпка. Так и старается ему насолить.

Не побежит он встречать пароход. Не хочет видеть черную трубу. Неожиданно вспомнил, что не чистил одностволку. Обрадовался, что нашел себе работу. Достал протирку. Шомпол.

— Ты чего расселся? — подлетел к Саварке запыхавшийся Тёпка. — Пароход идет. Бежим скорей. — Повернул школьную фуражку козырьком назад, чтобы не слетела. — «Амур» подходит. Я по гудку узнал. — Вытянул губы трубкой и затянул: — Гу-гу-ггг-гу-ууу!

— Большая беда!

— Дурак ты! — не удержался Тёпка. — Пострелять дашь из ружья? Я знаю, где много уток.

Саварка промолчал. Хороший охотник никогда не просит чужое ружье.

— Жадный!

Саварка повернулся к Тёпке спиной. Натянул капюшон на голову, чтобы не слышать оскорбительных слов.

Тёпка побежал к берегу, громко стуча пятками по широким доскам настила.

«Охотиться хочет, а ходить не научился!» — подумал мальчик и принялся разбирать ружье. Негромко затянул:

— Гу-гу-гу-ггг-гу-ууу! — рассерженным басом ревел на реке пароход.

Саварка заткнул уши пальцами. Но это не помогло. От гудка дрожали стекла в окнах, гудели бревна рубленого дома интерната.

Скоро к интернату вернулась стая собак. Разлеглась недалеко от двери столовой. У ребят должен был быть обед, а собаки знали время завтрака, обеда и ужина в интернате.

Нябинэ шла в обнимку со своей школьной подругой. На пароходе встретила Катю Хороля. Помогала ей нести мешок с вещами.

— Это Явтысов! — сказала Нябинэ и показала на Саварку пальцем. — В первый класс его записали. Тупой.

Саварка не понял, почему Нябинэ назвала его тупым. Ножик может быть тупым и острым. А у него хороший нож. Отец сделал его из напильника. Можно на медведя идти. Оселок у него в кармане. Не забыл он его дома. Затупился ножик — поточит!

— Тупой! — засмеялась Катя Хороля и отбежала подальше от первоклассника.

Саварка не обратил внимания на смеющуюся девчонку, не погнался за ней, чтобы отлупить. Пока он не нашел для себя дела, второй раз принялся чистить ружье.

На крыльцо вышла Лариса Ивановна.

— Катя приехала! Здравствуй, Катя Хороля! Дай я на тебя посмотрю. Выросла. Скоро ты меня догонишь. — Посмотрела на Саварку. — Явтысов, ты Тёпку не видел?

— Гоняет шибко, как пелей!

— Нябинэ, надо парты вынести. Будем красить.

Саварка быстро собрал ружье. Спрятал протирку. Шомпол. Направился за учительницей в класс.

Первый раз мальчик оказался в классе, где его должны учить читать и писать палочки. Увидел на стене большую черную доску. Она была закопчена, как труба парохода. В шкафах стояли книги. Большой круглый шар на ножке показался ему глыбой льда. Он осторожно дотронулся пальцем до шара, чтобы убедиться, что он вырублен из льда, но шар завертелся.

— Не мешай, Явтысов! — сказала Лариса Ивановна, когда он взялся за парту. — Тебе не поднять. Нябинэ мне поможет.

Саварка не смог снести такой обиды. Вышел из класса. Уселся на крыльце. «Никому я здесь не нужен, — подумал он, подставляя щеку солнцу. — Пусть прогонят домой. Буду отцу ловить олешек, ставить сеть. Капканы на песцов!»

— Тёпа, ты где пропадал? — спросила учительница, вынося с Нябинэ парту. — Я приготовила тебе краску и кисть.

— «Амур» будет у нас стоять! — выпалил сразу Тёпка. — Поломался. Чинить будут.

— Хорошо, — обрадовалась Лариса Ивановна. — Магнитофон послушаем. Я знаю радиста с «Амура».

— Много мне красить?

— Сколько сумеешь, идем еще вынесем парты.

— Лариса Ивановна, — сказал Тёпка и посмотрел на Саварку. — Пусть Явтысов красит со мной. Я его научу.

— Вымажется он, а потом и не отмоешь!

— Правда, он не сумеет, — сразу согласился Тёпка и глубоко вздохнул. — Руки испачкает, лицо испачкает. Мыла не хватит отмыть! Красить надо уметь! Я умею красить!

— Ты умеешь, — согласилась учительница.

Саварка второй раз должен был пережить оскорбление. «Разве я плохой охотник? Разве я плохой пастух? Разве я плохой ясовей?» Достал из кармана охотничий нож, который получил за победу на оленьих гонках от председателя колхоза. Принялся строгать палку. Пусть у него будет два шомпола!

Тёпка вытер парту тряпкой. Потом окунул кисть в банку с краской, поболтал там. Старательно провел кистью по крышке парты, оставляя ровную зеленую дорожку. Отошел в сторону, чтобы полюбоваться на свою работу.

Саварка прошел по крыльцу и сел напротив Тёпки. Пусть Тёпка смотрит на охотничий нож и злится. Обогнал Тёпку и хвальбушку Нябинэ на оленьих гонках! Премию получил от председателя! Изучил Саварка свой нож. Есть два лезвия — одно большое, другое маленькое, острое шило, кривое лезвие открывать банки. Есть приспособление, чтобы вытаскивать застрявшие гильзы из ружья. Нет цены такому ножу!

Не мог Тёпка смотреть на нож. Он должен был его выиграть. Так и рассчитывал. Обозлился он на Саварку и сказал:

— Давай проваливай! Солнце загораживаешь! Парты будут долго сохнуть!

Но Саварка не обратил внимания на предупреждение. Стал открывать лезвия. Дошла очередь и до острого шила. Он старательно провертел в обструганной палке дырку.

— Уходи, а то влеплю! — пригрозил Тёпка.

— А ты шалабан хочешь? — спросил Саварка, напоминая Тёпке, что он проиграл оленьи гонки. На правах победителя щелкнул он тогда Тёпку по лбу.

Тёпка покраснел. Угрюмо засопел.

— Хочешь красить? Я тебе кисть дам, — сказал Тёпка. — Я не жадный. Дашь мне потом пострелять из ружья?

— Ружье не дам! — Саварка поднялся. Посмотрел за пролетевшей над интернатом гагарой. — Табунятся утки. Пойду постреляю.

Тёпка бросил красить. С завистью посмотрел на Саварку. Пойдет он охотиться и будет стрелять сколько захочет.

Саварка медленно уходил от интерната. Нет с ним отца и матери. Нет сестер — Мирнэ и Окси. Некому ему излить свое горе и все рассказать. Пожаловаться на учительницу — Ларису Ивановну. Плохая она. Совсем плохая! Не разрешила ему красить парты. А он хороший охотник, хороший ясовей! Покрасил бы все парты не хуже Тёпки! Он сумел бы, научился!

Мальчик остановился около камышей. Стал караулить уток. Скоро он забыл о своей обиде, об учительнице и Тёпке.

Но утки не летели. Саварка сидел и злился. Нет с ним черноухой лайки. Таря давно бы вспугнул уток. Без собаки нет настоящей охоты!

В камышах зашлепал большой и тяжелый зверь. Саварка изготовился и стал ждать.

Из-за рыжих метелок камыша вылетела пара уток. Раздался глухой выстрел. Саварка удивленно оглянулся и тоже выстрелил.

Красавец селезень, расцвеченный зелеными и серыми перьями, перевернулся и упал в траву.

Ломая камыш, вышел молодой парень в высоких резиновых сапогах. Лицо у него было закрыто черной сеткой от комаров.

— Я промазал! — сказал парень и поднял сетку, открывая вспотевшее лицо, веснушчатый нос.

— Худая охота! — согласился Саварка. — Ничего не убил?

— Нет.

Саварка, хлопая тобоками по воде, двинулся по краю болота. В траве нашел сбитого красавца селезня.

— Держи! — Он удивленно разглядывал парня. Волосы у него курчавились и были похожи на белые стружки; глаза голубые, как маленькие озера.

— Ты убил. Твой селезень.

— Тарем, тарем! — согласился Саварка. — Болот много. Утки много. Я еще буду стрелять!

— Ладно, возьму утку. Мне на вахту скоро заступать. Я с парохода «Амур». Ты понял?

— Тарем, тарем!

— Завтра днем буду свободен. Приходи, пойдем вместе на охоту. Федором меня зовут. — Парень протянул Саварке руку. — Ну, прощай. Ты приходи. Спросишь меня. Фамилия — Секунда! Не забудешь: не Минута я и не Час, а Секунда. Федор Секунда!

На другой день Саварка не стал дожидаться дня. Пришел на реку утром, после завтрака. Уселся на берегу. Посмотрел на большую черную трубу парохода. Пусть она молчит и не пугает!

Не заметил мальчик, откуда появился Федор Секунда.

— Пришел? — удивился он. — Я днем освобожусь. Ты понял?

— Тарем, тарем!

— Что мне с тобой делать? Я на вахте. После обеда пойдем охотиться. Хочешь пароход посмотреть?

Саварка не успел отказаться. Федор подхватил его на руки и опустил в лодку.

Саварка со страхом ступил на палубу. Она дрожала, как больной олешек. Он схватился за поручень.

— Ты не бойся.

— Тарем, тарем!

Но Саварка скоро освоился на пароходе. Страх прошел. Он осмотрелся. Посреди палубы стояла высокая черная труба. За ней большой чум с окнами. В чуме круглое колесо.

— Это штурвал, — сказал Федор. — Поворот налево. — Завертел колесо. — Поворот направо.

— Оккел, — сообразил Саварка. — Туда-сюда дергать!

— Понял ты. Штурвал — вожжи парохода, руль дергают туда-сюда. Направо и налево. А здесь машина. — Парень открыл стеклянный люк.

На Саварку дыхнуло горячим маслом, как от плиты в столовой. Он увидел страшную машину.

— Два дизеля стоят. Пятьсот сил! Ты понимаешь? Один олешек — сила. Два олешка — две силы. А у нас пятьсот сил. Ты считать умеешь?

Саварка отрицательно покачал головой.

Федор Секунда задумался.

— Отец гоняет много олешек?

— Беда сколько! — Саварка улыбнулся, припомнив большое стадо оленей. Он вспомнил, как с отцом считал олешек. Показал одну руку с растопыренными пальцами, потом вторую. — Десять! Десять!

— Взять стадо твоего отца, — объяснял Федор, — прибавить к нему еще одно стадо, и будет пятьсот олешек! Пятьсот сил!

Саварка удивленно посмотрел на Федора. Еще раз глянул в машинное отделение. За целый день не соберешь столько аргишей — упряжек! Ну и белый пароход! Он стал относиться к нему с большим уважением. Какой он сильный! Сильнее всех олешек в колхозных стадах!

— Приборка у нас сегодня! — сказал Федор Секунда и показал на банку с краской. — Хочешь мне помогать?

Мальчик обрадовался. С хорошим человеком он познакомился. Федор верит ему, не считает маленьким. Не то что учительница и Тёпка-хвастун!

Саварка храбро макнул кисть в банку. Так делала мама, когда доставала из котла оленье мясо. Вытащил кисть. Пока донес ее до маленькой белой трубы, широкой, как резиновый сапог, краска прочертила длинную дорожку. Не знал он, как надо красить. Стал давить на кисть. Краска поползла по трубе, а он не знал, что ему делать. Надавил еще сильнее. Снова обмакнул кисть, но труба оставалась грязной.

Федор подошел к Саварке. Положил свою большую руку на его и принялся водить вверх и вниз.

— Краску надо растирать.

— Тарем, тарем!

— Ты старайся. Боцман у нас строгий. Не понравится работа — заставит второй раз делать! Не успеем тогда на охоту!

Не скоро далась Саварке трудная наука. Вымазался белой краской. Руки в краске. Лицо в краске. Обрызгал малицу и тобоки.

В интернате Саварка не стал умываться. Ходил важный, довольный собой, растопырив пальцы, испачканные белой краской. Встретил Тёпку, протянул ему руку. Но Тёпка не спросил: «Ты руки мыл? Ты зубы чистил?»

Саварка остановил Нябинэ. Она шла с Катей Хороля.

— Я красил белый пароход. — Саварка показал девочке ладони.

— Ври больше! — сказала Нябинэ.

— Я никогда не врал. Еще не научился, — обиделся Саварка. Он схватил Нябинэ за малицу и потащил к берегу.

Девочка увидела стоящий недалеко от берега «Амур».

— Я красил трубу! — сказал Саварка.

— Не вижу.

— Ты смотри. Глаза разуй!

— Труба грязная!

Саварка удивился. Разве Нябинэ не видела, что маленькая широкая труба блестит от новой краски?

— Я чуть-чуть красил.

— Чуть-чуть не считается! — сказала жестоко Нябинэ и посмотрела на подругу, чтобы та поддержала ее.

— Я выкрашу весь пароход! — упрямо сказал мальчик. — Буду учиться в интернате! — Он не привык бросать слова даром и вздохнул. Придется ему учиться!

Нябинэ с Катей Хороля отбежали и стали дразнить Саварку.

— Врать ты здоров! — крикнула Катя Хороля. — Когда научился?

— Ты тупой, Саварка! — засмеялась Нябинэ. — Учительница боялась тебе парты доверить. Тёпка их красил.

Саварка побежал за девочками. Остановился и погрозил кулаком.

— Я не тупой! Буду учиться! Выкрашу весь пароход. А потом запрягу его. Беда какой большой аргиш будет. Пятьсот олешек!