Сборник по ЧЖ:NGE

Недолет

Я отдал бы десять лет жизни -

согласился бы провести их в неволе -

за один день битвы рядом с этим рыцарем

и за такое же правое дело!

В.Скотт. «Айвенго»

Сказочник ушел ночью. Вещей не брал; да вещей-то у него и не было. Лыж тоже не взял, и потому сразу стало ясно, что ничего хорошего из его затеи не выйдет. Впрочем, и с лыжами вряд ли что хорошее может выйти из перехода по замерзшему морю. Зима еще не перевалила за середину, и на севере лед, наверное, встал крепко. Но между заставой на восточном краю России и островом Хоккайдо для крепкого льда слишком тепло даже сейчас.

Правда — недалеко остров Хоккайдо. За переход… За два дойти можно. Прошлой ночью даже видели с заставы свет на облаках, грозные золотистые отблески. Отблески те от защитного поля боевых машин; а машин ровно двенадцать, что твоих апостолов; а командиром той дюжины объявлен в ориентировке по флоту сам Сагара Соскэ… Кто понял — тот понял; кто же не узнал имени, тому лучше не читать дальше. Уж поверьте — не ждет впереди ничего интересного. Полсотни километров битого льда романтично выглядят только в мультиках да сказках. Эх, не зря его Сказочником прозвали — как знал кто; как в воду глядел.

А посох Сказочник забрал. Посох был такой же фальшивый, как и все вокруг: блокпост в здании старой школы; поеденные зеленой ярью патроны шестьдесят мохнатого года выпуска; сама служба — ну что тут было охранять? Да и от кого? Добро бы настоящее дело — хоть и до смерти; а то что хорошего в собачьей жизни?

Сказочник вышел из тайги осенью, и тогда же получил свое прозвище. В начале зимы кличку хотели сменить — когда медведь-шатун порвал ржавую колючку, а противопехотки под ней оказались старше бабушки Геббельса и оттого даже не пшикнули — Сказочник как раз тащил бачки с супом и рыбой в будку радистов. Медведь по запаху вышел точно в лобовую атаку. Сказочник потом говорил, что испугался бы, если б успел осознать происходящее. Но тут он всего лишь поставил бачки с едой да огрел конкурента тем самым грабовым корчом, который и называл посохом. Влупил прямехонько в нос. Глазки у медведя сбежались к середине башки, вонючий зверь осел на задницу… А тут и постовой нарисовался… а автомат Калашникова, промежду прочим, тридцать патронов высвистывает быстрее, чем успеешь «мама» сказать… В чем все присутствующие тотчас и убедились. Шкуры из медведя доброй не вышло: мало что шатун клокастый да блохастый, так еще постовой его переполосовал во всех направлениях. Сказочника не задел — что удивительно.

И вот тогда-то начальник заставы, сам капитан Морозов, спросил у человека из Особого отдела — который тоже был не кто нибудь, а Иона Федотович Рыбаков-сан — не сменить ли Сказочнику прозванье? Поскольку достоверных сведений о битве титанов не сохранилось, можно предположить, что Иона Федотович только фыркнул всеотрицательно, как он единственный умел — и тем поставил жирную точку на всех дальнейших поползновениях Сказочника переобозвать.

Сказочник умел рассказывать сказки. Стрелок он был так себе, бегал не ахти, плавал как настоящий моряк, аж двумя стилями — «топор» и «мертвый дельфин, влекомый товарищами»… Но вот сказки сказывал так, что всю Сибирь-матушку пересек, питаясь гонорарами от сольных концертов. Да что говорить! Наряд по КПП заслушался, вышел разводящий — и уши развесил. Вышел, наконец, Рыбаков-сан, проявлять должностную бдительность — а кончилось тем, что взяли Сказочника вольнонаемным, поскольку выяснилось, что в компьютерах он все же разбирается получше среднего погранца, а радистам давно требовался четвертый оператор. Которого на маленьком блокпосту взять было неоткуда.

И вот нынче Сказочник ушел. Ушел, прихватив только то, что было на нем в ночь караула: фляга, рюкзак с неизвестным количеством еды, длинная кавалерийская шинель и обычная форма под ней; сапоги и автомат; и четыре магазина в патрульном подсумке; шапка — да вот еще посох, который портил всю картину. Иона Федотович покачал многомудрой головой. В дезертиры зачислить? Дескать, переметнулся на сторону моржей да белых медведей? Особист завернул в бывшую школьную библиотеку, хватанул не глядя с полки что пришлось, выдрал лист и скрутил «козью ножку». Вышел на сырой свет, задымил вольно. Книжку, из которой листы рвал, не стал выкидывать. Хорошо было Холмсу: «дело на три трубки». Нынче будет дело на полторы полки: как наедет проверяющих, так только куревом и спасешься, и десяти книжек не хватит самокрутки вертеть! Добро, дедушка Ли табак присылает крепкий… Еды дешевой довольно. Деньга идет. Нынче, ежели не солдатом, не прожить в России. Да и в Белоруссии. Да и на Украине. Да и Америку — и ту растрясло да позатопило к чертовой бабушке!

Чего же Сказочнику (мать его через коромысло, наедет ведь проверяющих!) не хватало?

Или взаправду вырос Сказочник в сказках своих, где не было ни Второго Удара ни Третьей Войны? Слушали-то его и верили. А верили всем сказкам его про расцвет частной электроники да бытовой космонавтики… Ну наоборот, ну неважно… Верили бойцы-погранцы. Верил хмурый капитан Морозов, да верил ведь и сам Иона Федотович! Потому что внутренняя логика в сказках была — куда там Курочке-Рябе. Словно бы легендировали Сказочника для заброса… А с забросом самим и промазали. Не в тот мир сунули. На переломе тысячелетий много писали про попадание в параллельные реальности; а не звался тогда Иона по отчеству; а читал еще с интересом; а читал всякое… Вот. Легко гипотезу выдвинуть: готовили Сказочника в другой мир, в иную реальность. Да только ошибся штурман: вместо партизанских костров вышел на гестаповские.

Шлепая по единственной раскишей улочке, Иона Федотович пересекал блок-пост. Дома в деревне все были деревянные и погнили быстро; что не сгнило, на дрова растянули. А вот школу сделали в доме богача местного. Низ каменный, верх деревянный, крыша дорогущая, из истинной керамической черепицы — китайцы делали, наши бы железом обошлись. Сталина пережила сельская школа, пережила и лысого кукурузника, и бровастого, и меченого… И Второй Удар пережила. И даже, заявись в края здешние те самые чудовища-Ангелы, что на юге так много беспокойства причиняли стольному граду Токио-третьему — и тех, наверное, переживет старая школа.

Дошел Иона Федотович до будки радистов — а там уже капитан Морозов укоренился перед единственным на триста верст компьютером. Тоже ведь рапорт писать. Да отмазываться: не было ли на заставе дедовщины… Не обидели Сказочника чем… Да утрачен автомат номер сякой-то, а с ним магазин, а еще четыре в подсумке; а шинель, инвентарный такой-то… Эх!

Тупик, господа офицеры.

Любой бы сбежал. Всякий. Куда угодно. Потому и страшен штыковой удар русской пехоты. Чего ее жалеть, жизнь такую! Да. Вот и сбежал Сказочник. Иглой сквозь всю Сибирь… Пулей в небо… Ветром в щели… А все почему? Отблески золотистые. Сияние АТ-поля.

Так ведь все равно — не допустят. Героем не бывать, во вторые номера не попасть. И в сто вторые тоже не попасть. Туда конкурс — триста человек на место. Все равно что в Генштаб. Поглазей на майора Кацураги в телевизоре, и будет с тебя. Мало ты читал, Сказочник. Не встречал ты Куприна, «Поединок» его не перелистывал. Даром пропадет твоя смелость…

Тут Иона Федотович пригладил совершенно седые виски и наконец-то выпустил из рук книгу, откуда недавно варварски корчевал страницы на самокрутки. Прочитал название книги, скользнул взглядом по рыцарю на серой затрепанной обложке. Посмотрел на страдающего слепым однопальцевым набором капитана Морозова, прикинул, что тому еще долгонько клацать, через левое плечо обернулся и вышел обратно на узкую улочку блокпоста.

Хорошим сыскарем был Иона Федотович. Окажись похуже, соври в том последнем деле хотя бы себе самому — не сидел бы нынче в дальней окраине, не проверял бы паспорта у тюленей, не к гагарам агентуру бы засылал. Понял особист: хотел Сказочник в герои, или нет — а сбылась его мечта; а сбылась не так совсем, как виделось. Чем заплачено? С излишком отдал Сказочник; душу свою в картинках и сказках оставил. Не потому бесстрашен, что не боится — но потому, что ни храбростью, ни трусостью ничего уже не надеется поправить. Может, и вовсе не готовился он к забросу. Жил-поживал, ан тут в сопредельном пространстве Пакистан по Индии двадцать мегатонн, да Китай по Казахстану еще двадцать по двадцать, да Америка по Китаю, да… Никто ж не изучал всерьез, что в эпицентре с пространством-временем происходит. Засосало, как носок в стиральную машинку — тут тебе и жить нынче, пешки назад не ходят. Кони понесли — да все прочь от тебя…

Поднялся особист на вышку и поглядел на залив в дорогую немецкую стереотрубу. Ушел Сказочник — вдаль за торосы или под лед вглубь — один черт не достать. Не разгадать ребуса. Ну, а ежели с глаз долой, то и беспокойство из сердца вон.

Да?

И пошел Иона Федотович по блок-посту — караулы проверять, стращать повара перед ужином, учинить разнос в оружейке, на КПП у посыльных дедушки Ли купить табаку душистого, крепкого… И напевал при том любимую свою песенку, и разбегались бойцы-погранцы с пути особиста, потому как от начальства вообще следует держаться подальше; ну а от начальства, которое поет этакие песни, лучше сразу окапываться.

(с) КоТ

Гомель, 24.04.2011