— Ну, что, так и будем мычать?
— Му.
— Я же знаю, что ты можешь и по-другому, по-нашему.
— Му-у-у.
— Ладно. Без протокола. Смотри, выключаю диктофон.
— Давно бы так, гражданин начальник.
— Уф! Как же тяжело. Первый раз приходится корову допрашивать.
— Можно подумать, что я каждый день с ментами калякаю.
— Странно, вообще, что ты умеешь разговаривать.
— Что ж тут странного?
— Ни фига себе! Коровы не умеют говорить.
— С чего это ты взял?
— Ну, как же. Не зарегистрировано ни одного случая.
— А о чем с вами разговаривать? О моде, подружках-стервах, если с бабами, или о политике, футболе и о бабах, если с мужиками? Кабы не экстренный случай, вообще никогда бы не заговорила.
— Кстати, об экстренном случае. Ты понимаешь, что провалила милицейскую операцию, которую готовили несколько месяцев?
— Ни фига себе операция! Бабу Глашу хотели замести, менты позорные.
— Это для тебя она баба Глаша, а для нас — наркодилер. Мы ее давно выслеживаем. Да она весь рынок дури под себя подмяла!
— Брехня. Безобидная старушка.
— Ага! Прикидывается божьим одуванчиком, мол, на базаре молочком торгует, а под этим видом наркоту распространяет. Причем зелье в молоке и разводит. В твоем небось?
— А как же, я у нее единственная, кормилица. И молоком торговать никому не возбраняется.
— А ты знаешь кто у нее покупатели? Наркоманы. С утра в очередь выстраиваются.
— Что ж с того? Исправились ребята, одумались. Встали, так сказать, на путь истинный.
— Куда там! Анализ показал, что в молоке содержится сильнодействующее наркотическое вещество неизвестного происхождения. Мы везде скрытых камер понаустанавливали, но никак не могли засечь, когда она дурь разбавляет. Оставался последний вариант — во время дойки. Хотели взять с поличным, а тут ты все испортила.
— Ни фига себе! Со всех щелей ОМОНовцы в масках и с автоматами повылазили, как тараканы от дихлофоса. Нинзя хреновы! Да другая бы на моем месте с перепугу бы всех перебодала и применила бы навозный брандсбойт, а я только поругалась немножко и послала.
— Ага, а каково спецназовцам? Они не привыкли, чтобы их коровы посылали. Трое в психушке, а остальных до сих пор ловят. Я и сам чуть не сбрендил, когда услышал. Хорошо пьяный был. Кстати, где ты таких матюков набралась?
— Нашел чему удивляться. Забыл что ли где живем? В деревне. Кабы я начала Жопенгауэра цитировать, тогда б другое дело, а так…
— Ладно, бог с ними, с ОМОНовцами. Скажи, может ты видела, как баба Глаша зелье в молоко подсыпает и, главное, где его прячет? Все перерыли, ничего не нашли.
— Стукачку из меня хочешь сделать? Не выйдет, мент позорный! Хотя, ладно, по секрету скажу, есть за бабкой криминал.
— Ну, ну?!
— Она один раз из колхозного стога охапку сена стибрила. И то не для себя. Все мне, сиротинушке. А к наркоте она никакого отношения не имеет. Даже не знает, что это такое. Ты ей карбюратор покажи и скажи, что героин, — поверит.
— Откуда же тогда дурь в молоке?
— А мне почем знать?
— Погоди, а где ты пасешься?
— Щас! Стану я тебе рыбные места выдавать. Ты хоть и не травоядный, но вполне можешь скотину какую держать.
— Случайно не на огороженном поле?
— А хоть и там.
— Так то ж конопля!
— Не знаю как называется, я не ботаник. Вкусная травка. И после обеда такая легкость наступает, прямо летаю! А кругом быки, быки… Жаль только мерещатся.
— Так ведь кругом вооруженная охрана!
— Кто ж станет стрелять скотинку неразумную?
— Но поле огорожено!
— Ты когда-нибудь видел колхозный забор без дырок?
— Это противозаконно!
— Что, привлечешь меня за расхищение социалистической собственности?
— Что же с тобой делать?!!!
— А ничего. Нет такой статьи, чтобы безвинных коров сажать. А коли дело пришьешь, потом хлопот не оберешься. Для меня специальную камеру в СИЗО обустраивать надо. Я ж не смогу дать тебе подписку о невыезде. Неграмотная я. Опять же вагон надо сооружать, я пешком до Колымы не дотяну. Ты лучше дело потихоньку прикрой, а сам бросай свой самогон и переходи на мое молочко. И калорийно, и весело, и жена трендеть не будет.
— Гм… Это идея. А ты никому не расскажешь?
— Му-у.