Счастлив как бог во Франции

11

Мы покинули сцену, на которой разыгралась трагедия, чтобы посетить умирающих естественной смертью. Два безнадежно больных человека ожидали соборования в отдаленной части кантона, именно там, где со мной должны были связаться подпольщики. Я попросил кюре, чтобы он переслал мне мои вещи, если это будет возможно. По крайней мере, хотя бы свитер, связанный матерью.

Вынужденный менять квартиры чуть ли не ежедневно, я превратился в настоящего кочевника. У меня появилась привычка молча, произнеся только пароль, входить в любой дом. Подпольная сеть продолжала разрастаться. Наши ряды пополняли в первую очередь дезертировавшие из службы обязательной трудовой повинности. По крайней мере, так они говорили. Отдельные ячейки сети начали координировать действия. Мне все чаще встречались не только рабочие, но даже священники и крупные буржуа. Но политика не интересовала меня. Голлисты или субъекты неясной политической принадлежности — я знал, что у них не было шансов на успех. Если бы еще в рядах наших противников были одни немцы. Но рядом с ними были французы. Нация разделилась на три неравных части. К самой многочисленной относились те, кто старался быть как можно более незаметным, кто робко суетился в погоне за съестным, словно мышь перед наступлением зимы. Вторую по величине группу составляли те, кто любил получать вознаграждение и был уверен, что им к лицу положение приглашенных к дележке. Они находили удовольствие в деятельности на службе у немцев. К самой небольшой группе относились мы. Армия босяков, шатавшихся по лесам и при любой возможности втыкавших в зад противнику иголки, хотя вместо них лучше было бы иметь рогатины.

Я быстро понял, что в одиночку нам не справиться. Без иностранной помощи от нас быстро остались бы только жалкие остатки, скитающиеся между холмов и лесов.

На протяжении следующих четырех месяцев моей обязанностью было получать большие суммы денег, которые англичане переправляли нам через Швейцарию. Первое время я сам ходил через границу. Каторжная работа. Карабкаться, задыхаясь, в гору в холод, дождь и туман по едва заметным тропкам, стараясь, чтобы тебя не заметили. Потом ожидать в укромном месте появления денег. После этого спускаться по скользким склонам с увесистым чемоданом в руке, настороженно прислушиваясь к лаю сторожевых собак. Постоянно ожидать выстрела в спину, отправляющего тебя за пределы мира, пусть и известного тебе только с самой неприглядной стороны. Чтобы обмануть чутье собак, я использовал один совет, полученный мной от одного случайного знакомого: стараться больше передвигаться по ручьям. Каждый раз, когда мне по дороге попадался ручей, я входил в воду и поднимался вверх по течению метров на пятьдесят, и только потом снова выбирался на берег. Вода, заполнявшая при этом ботинки, быстро начинала замерзать, и лед охватывал мои ступни, словно волчий капкан. Я часто думал, что такие приемы могут окончиться ампутацией ступней, как это бывает с альпинистами, бессмысленно истязающими себя. Но желание выжить любой ценой всегда побеждало страх перед опасностью гангрены.

После двух десятков успешных походов за деньгами мои игры с пограничниками закончились. Мне больше не нужно было надеяться, что ищейки в очередной раз потеряют мои следы, беспомощно повизгивая на берегу ручья. Мне поручили заняться распределением денег. Я должен был строго соблюдать нашу обычную методику, когда каждая группа подпольщиков отделялась от других непроницаемой перегородкой. Теперь, когда я превратился в казначея, от меня впервые потребовалась не столько преданность, сколько сообразительность.

Я продолжал то и дело менять убежища. Теперь я должен был обеспечивать добровольцев тайной армии оружием, позволяя им сменить древний мушкет на современную штурмовую винтовку и превращая таким образом банды жакерии в организованные боевые группы.

Деньги я получал каждый раз в другом месте и сразу же перевозил их в тайник, тоже каждый раз другой. Моя натура облегчила мне превращение в рядового француза, чем я и пользовался. Если ты слишком часто оказываешься на глазах у окружающих, то рано или поздно станешь привлекать внимание. К тому же меня давно разыскивали. И весьма активно, как мне довелось узнать от наших осведомителей, связанных с коллаборационистами, начинавшими задумываться о будущем, о том будущем, когда власть изменится. У преследователей не было моей фотографии, только словесное описание. Тем не менее, я чувствовал, что они идут за мной по пятам, оказываясь в месте, служившем мне укрытием через несколько дней после того, как я оставлял его. Сначала этот интервал составлял 4–5 дней. Потом они стали отставать всего на 2–3 дня. Когда же они устроили обыск в гостинице, которую я оставил только накануне, я понял, что мне пора перебираться в другие края. Оставалось только получить очередную сумму денег, которая ждала меня в большом городе, центре департамента. Мне не терпелось после многомесячного пребывания в сельской местности затеряться в массе горожан. Для этого я поменял деревенский облик на городской. В моем чемоданчике денег было намного больше, чем было нужно, чтобы безбедно просуществовать на протяжении полугода, даже если я буду заказывать на десерт после обеда дорогой сыр.

Я отправился на вокзал. Выглядел я подслеповатым интеллигентом в круглых очках с бифокальными стеклами, опасающимся оступиться и поэтому подчеркнуто осторожно ступающим по ступенькам. Перед вокзалом ждал связной, от которого я узнал, что в пункте доставки меня могут ждать неприятности. Самым разумным было бы переждать до утра в гостинице, адрес которой он сообщил мне. Таким образом, мне впервые представлялась возможность не зависеть ни от кого. И мне захотелось немного отдохнуть. Ведь прошло уже почти два года, как я из соображений безопасности жил отшельником, ни разу не познакомившись ни с кем из мелькавших передо мной лиц. И, конечно, я не подружился ни с одной девушкой из числа тех, которые прятали меня на фермах, в подвалах или чуланах, скрывая при этом страх, словно я был бомбой замедленного действия. Я чувствовал ностальгию по уходящему времени, навсегда отделившему меня сегодняшнего от меня двадцатилетнего. Моя юность быстро исчезала, словно окурок, оставленный дотлевать на краю пепельницы.

После короткого диалога со своей совестью, впрочем, весьма быстро вставшей на мою сторону, я решил позаимствовать небольшую сумму из денег, предназначенных для подпольной работы, и потратить ее на праздничный вечер. В двух шикарных ресторанах меня отказались обслужить из-за слишком скромного одеяния. В конце концов мне удалось обосноваться в третьем. Обстановка в стиле бель-эпок напомнила мне, что в Европе были и лучшие времена. Война словно осталась за порогом. Зал ресторана ненавязчиво заставлял подумать о той легкости, которая наступает, когда во время погони за чем-то низменным человек внезапно осознает, что у него желание уступает чувству. Метрдотель усадил меня за отдельный столик в углу, оформленный под вагон первого класса. Светильники в виде тюльпанов рассеивали мягкий желтый свет, терявшийся на бордовых стенах. Доносившиеся из кухни ароматы искусно поддразнивали мой аппетит. Я внимательно просмотрел меню, после каждой страницы бросая рассеянный взгляд на зал и его посетителей, казавшихся медленно передвигающимися иррациональными тенями. Подчиняясь суровой необходимости, они откровенно демонстрировали склонность к компромиссам, позволявшим им существовать — хотя бы и краткое время — в мире вчерашнего дня. Многие из них использовали войну как своего рода механизм, позволявший им попасть в прошлое. Странно, но я чувствовал себя очень уютно в этом мире антиподов. Красное вино и ликер из черной смородины обеспечили мне блаженство. Я ни о чем не думал. Я ничего не боялся. Наслаждался безопасностью. Не думал, что меня могут арестовать в этом месте, предназначенном для удовольствия, хотя не исключал и того, что здесь же находились те, кто пришел развеяться после трудного дня, проведенного в выслеживании меня. Смешно, но они так старательно гонялись за мной, потому что считали меня важной птицей. Их паранойя создавала генерала из жалкого капрала. Не исключено, что большое значение придавалось мне из-за информации, исходящей от моего начальства. Вероятно, они надеялись, что мое исчезновение в ближайшем будущем заставит немцев хотя бы немного расслабиться. А пока их возможное соседство не причиняло мне неприятностей. Я заказал закуску: два десятка больших мясистых устриц, приправленных луком и уксусом. Потом мне принесли дораду, зажаренную под солью. Запивая рыбу старым кальвадосом, я представлял себя коренным нормандцем. Как мясное блюдо я заказал каплуна в сопровождении двух бутылок вина с виноградников Шалон-на-Марне. Обед получился прямо-таки мушкетерским. Если не считать того, что мне пришлось сходить в туалет и потихоньку освободиться там от съеденного и выпитого. От римских императоров, использовавших этот же прием, я отличался тем, что мой желудок был испорчен картофелем, употреблявшимся годами в самом разном виде.

Близость смерти стимулирует желание. Непосредственной и примитивной целью которого является продолжение жизни. Оказавшись под градусом, я наплевал на наступивший комендантский час и отправился в бордель, рекомендованный мне метрдотелем. Оказавшись в этом заведении, я уже не мог покинуть его до рассвета. В фальшиво роскошном зале все пропахло дешевыми духами. Посетители были представлены исключительно младшими немецкими офицерами и их французскими коллегами, то есть таким же отродьем. Я показал себя разборчивым клиентом, отклонив трех девушек, предложенных мне с самого начала. От них несло, как от базарных торговок или работниц на сдельщине. Содержательница заведения воспринимала меня не слишком доброжелательно, пока я не перестал капризничать. Поэтому мне пришлось выбрать четвертую кандидатуру. Это была девушка примерно моего возраста. Она очаровала меня чудесной улыбкой, хотя и выглядела потерянной. Звали ее Люси. По сравнению с товарками, она выглядела едва ли не невинным созданием. Она поинтересовалась, не член ли я местной милиции. Пришлось изобразить важное лицо, заинтересованное в том, чтобы сохранить анонимность. Раздев ее, я приложил ухо к ее раковине, словно надеялся услышать шум моря. Она не захотела разговаривать со мной, и мне стало совсем тоскливо. Несколько сгладило обстановку то, что ее задница оказалась такой же эффектной, как и ее грудь. Природа редко бывает такой щедрой, обычно у девушек выигрышно выглядит или то, или другое.

Хозяйка борделя, внимательно следившая за часами, постучалась к нам и сообщила, что мое время истекло. Тогда я достал пачку банкнот и предложил оплатить свое спокойствие до утра. Хозяйка согласилась, хотя и не очень охотно. Я остался с девушкой как единственный и последний клиент лупанария. Когда утром я хотел сделать Люси небольшой подарок, она отказалась, показав этим, что она не так уж плохо провела ночь со мной.