Щит света

Глава 14

Когда мы впятером — я, Вроцлав, Иннокентий, Спиридон и Евдокия выскочили на улицу, со стороны села поднималось зарево, а ветер нес запах гари.

— Совсем близко, это у кого-то из слуг полыхает, — заметил взволнованный Вроцлав.

— Я вчера туда заезжал, чтобы Бартоша выселить, — сообщил Спиридон. — Велел, чтобы до утра выметались. Бабы вой подняли, но я сказал, чтоб у мужика своего спросили, он знает, за что Демьян его наказывает. И пусть великую праматерь благодарит, что так легко отделался за свою подлость.

— Ладно, это сейчас не так важно. Пошли, пойдем людям поможем. Вроцлав, выдай нам те две лопаты, что я позавчера принес, лишними не будут.

Когда мы прибежали на место, от когда-то большого дома и сарая неподалеку уже мало что осталось. Разозленные соседи проливали водой свои заборы и дома и гасили те горящие ошметки, до которых могли дотянуться без вреда для себя.

— Тю, так дом Бартоша и горит! — изумился Спиридон.

— Людей спасли? — крикнул я коренастому мужичку, остервенело таскавшему к забору ведро за ведром.

— А некого было спасать! — он сплюнул в сторону и с ненавистью посмотрел на пожар. — Сам Бартош, как они все добро на подводы сгрузили и сами там расселись, дом и поджег. Сказал, что из того, что он забрать не сможет отсюда, никому ничего не достанется. Я его побить хотел, да пожар быстро разгорался, так и уехал мерзавец без моего благословения по мордасам.

— Бартош жадный как медведь на пасеке, — вмешался в наш разговор еще один мужик с перепачканным копотью лицом. — Ему всегда только до себя дело было, а на нас наплевать!

В целом наша помощь была уже не нужна. Дом догорал, свои владения соседи сумели отстоять, но тут…

В мое сознание ворвалась — нет, не мыслеречь, а мыслекрик Цапа. И я, сориентировавшись, ринулся туда, куда он меня звал.

Измученную кошку придавило в огороде упавшим обломком. Видимо, ее поначалу никто не слышал из-за шума пожара, а сейчас бедолага уже охрипла в панике. Вокруг стоял немыслимый жар, почти нечем было дышать. Цап гладил кошку по голове и тормошил ее, не давая потерять сознание, но глаза ее закатывались.

Воспользовавшись лопатой, я откинул зловредный обломок, после чего осторожно подхватил сибирячку и вынес поближе к улице, где уже можно было сделать вздох без вреда для здоровья.

— Тю, они и кошку свою оставили! — в голосе соседа слышалось горечь. — Нелюди, как есть нелюди. Где ж это видано без доброй мурлыки оставаться? Всё равно что дите своё бросить.

— Давай-ка я ей помогу, — предложил Кеша, но я отодвинул пострадавшую животинку подальше от его загребущих лап.

— Прости, но не уверен в твоих целительских способностях, — твердо заявил я, памятуя о том, как Иннокентий «лечит» измененных.

— Это другое, — он продолжал тянуть ко мне руки. — Даю слово, что сделаю все возможное, чтобы кошка оклемалась. Давай же, пока рассвет не наступил, я сейчас в самой силе!

На плечо вскарабкался Цап и залил меня сбивчивой мыслеречью.

— Хорошо, — обратился я к Кеше. — Но учти, если навредишь ей, то будешь иметь дело не только со мной, но и с ним, — кивнул я на Цапа. — И я даже не знаю, что хуже.

С этими словами я протянул ему сибирячку. Иннокентий бережно принял ее, держа как человеческого младенца, после чего уверенными шагами утопал прочь от пожара в сторону усадьбы. Цап помчался следом, не в силах расстаться со своей обожаемой кисой. Евдокия, окинув взглядом пожарище, предпочла присоединиться к брату.

Меж тем откуда-то приковыляла бабулька, по виду та самая, что встретилась мне в день моего рождения.

— Демьянушка, никак и ты пожар тушить вызвался?

— Да тут и без меня уже управились. Пока мы огонь завидели, пока из усадьбы прибежали…

— Герцог бы и вовсе пальцем не пошевелил ради такого, — осуждающе пожамкала она губами. — А ты хороший мальчик. И граф, как оказалось. Дай тебе бог, Демьянушка, всем нам добрым хозяином стать.

Бабулька бросила последний взгляд на догорающий дом и тихонько потопала обратно. Надо же, она уже в курсе, что я граф. Похоже, агитационно-просветительская работа Спиридона налицо.

И тут, словно почуяв, что я думаю о нем, в голове внезапно раздалась мыслеречь экс-Марка:

«Я придумал, как легализоваться! Пошли домой, расскажу. Нам этот пожар очень на руку!»

Я не видел смысла задерживаться здесь дольше, поэтому принял это предложение, одновременно подивившись, как быстро бывший управляющий освоил этот способ общения. Вроцлав и Спиридон потянулись за мной.

Так втроем мы и засели в гостиной, пока Иннокентий делал все возможное, чтобы спасти сибирячку.

— Сгоревший дом оформляем, будто я был его арендатором, — начал Спиридон, но его тут же перебил Вроцлав.

— У нас ни один дом по договору не оформлен, все на словах было, — предупредил он.

— Неважно, все равно у нас отныне происходит передел земельных участков и с каждым арендатором будет подписан договор! И я на этой волне мое имя затеряется среди всех прочих. Вот прямо завтра… сегодня, то есть, поеду договоры подписывать и участки пересобирать. И себя туда же впишу. А дальше что?

— Что? — подал подачу Вроцлав.

— Всем известно, что был пожар. В какой именно день, уже не столь важно. Главное то, что документы арендатора, то есть меня, были утрачены в этом пожаре. И хозяин моего надела и дома, по праву аристо, восстанавливает мне эти грамоты, опираясь на те сведения, что были предоставлены ему при аренде. Чувствуете, какая тонкая игра? А? Бартош на свой прежний надел претендовать права не имеет, а даже если попытается, благодарные соседи ему благодарность вынесут суровую. А по грамотам у нас все прямо на честном сливочном выходит!

Мы с Вроцлавом переглянулись.

— В целом, план рабочий, — признал он. — Если возражений нет, завтра составлю договор по пострадавшему наделу…

— Не только по нему, а по всем! — назидательно поднял палец Спиридон. — Все арендаторы получат свои грамоты и примут как данность уменьшение надела.

— Да сколько можно?! — психанул Вроцлав, глядя на жест Игнатьева. — Демьян, прошу прощения. Я больше не могу быть управляющим усадьбы. Я схожу с ума, мне уже круглосуточно в Спиридоне Савватьевиче мерещится Марк Антонович. Еще чуть-чуть, и вы меня отвезете в клинику страдающих душевными хворями.

Я укоризненно посмотрел на экс-Марка: он ведь обещал поговорить с Вроцлавом, практически как о решенном деле толковал о том. А по итогам прошедшего дня где только отметиться не успел, кроме Вроцлава. Ох, хрен с вами со всеми. Все приходится делать самому!

— Вроцлав, тебе не кажется, и ты не сходишь с ума. В этом юном теле находится душа Марка Антоновича. Помнишь, я позавчера выяснял у тебя, где его могила?

— Да, было такое, — ответил ошеломленный управляющий.

— Я наведался туда и выяснил, что его душа еще не ушла к свету. И он попросил…

— Вообще-то это была твоя идея, чародей! — вновь вскинул палец Спиридон.

— Я тебе сейчас хваталки поломаю за то, что лезешь в чужой разговор! — веско сообщил я «сыну купеческому», и тот примолк, но подозреваю, что ненадолго.

— Ты можешь оживлять мертвых? — глаза Вроцлава загорелись фанатичным блеском.

— Нет. Долго объяснять. Не оживлять, а разговаривать по душам… Тьфу, с душами, которые по каким-то причинам еще не ушли к свету. В случае с Марком Антоновичем нам повезло. Я временно забрал с собой его душу, а затем смог отправить её в тело убийцы, которого мне подослал Матеуш. Нет, я душегуба и пальцем не коснулся, сразу говорю. Несчастный случай, он споткнулся об лопату.

— Мы сегодня же идем к Ульяночке! — Вроцлав выглядел как вконец спятивший человек. — Ты возьмешь ее душу и…

— И что? — прервал я поток его нездоровых фантазий. — Будем ждать визита ко мне женщины-убийцы, чтобы я попробовал переселить в неё душу Ульяны? И заметь, для этого должно совпасть прорва факторов: оставшаяся возле могилы душа Ульяны, подходящее тело, которое только-только умерло и лишилось собственной души, ну и на секундочку я, который должен все это послать куда надо, принять, вылечить, объединить… Не много ли ты от меня хочешь?

— Что угодно тебе отдам! — Вроцлав стал на колени. — Верни Ульяну!

— Тихо, парень, — поднял его Спиридон и силой усадил на место. — Говорят же тебе: непросто это. И не от хозяина нашего зависит многое. Если душа жены твоей у могилы, он попробует. А если ушла за край, то ничто её не воскресит, хоть великой праматери молись, без толку это. И больше тебе скажу: знаю я, где она лежит. И ловить там нечего. Ушла твоя зазноба почти сразу после похорон. Как есть ушла. Хозяин завтра может проверить, но мне тебе врать незачем: нет там её души. Не обманывай сам себя, не питай ложных надежд.

И тут Вроцлав зарыдал, спрятав лицо в ладони. Признаюсь честно, я не знал, что делать с этой истерикой. Будь передо мной боец, я бы, не задумываясь, отвесил ему пару полновесных лещей и привел в себя. Но этот парень… Нет, здесь нужно действовать тоньше.

С грохотом, — видимо, что-то свалила по дороге от неловкости, — в гостиную ворвалась полусонная, но весьма встревоженная Василиса. Тут же сориентировалась и бросилась к Вроцлаву.

— Тихо, мой хороший, тихо. Я рядом, всё хорошо. Иоланточка спит, я проверяла. А ты чего бушуешь?

Мы со Спиридоном переглянулись. Желания объяснять девушке истинную причину происходящего не было ни у кого из нас, поэтому мы оставили Вроцлава и Василису одних, а сами вышли и отправились к своим комнатам.

— А ты мою мать хорошо знал? — спросил я экс-Марка.

— Милолику? Да не сказать, чтобы очень. Она скромная была, своего голоса в семье не имела. Но улыбалась мне всегда приветливо.

— Я имею в виду раньше, еще до ее замужества.

— Так она сюда с молодым мужем приехала. А до этого здесь не жила.

— И кто же в усадьбе обретался? — опешил я.

— Знамо кто, слуги. Чтобы в любой момент, как Елизавета Илларионовна или супруг ее покойный Афанасий Борисович пожалуют, все готово было. Они сюда любили на лето выбираться, вроде как на дачу. Но могли и посреди зимы нагрянуть, сколько раз такое было. Да и порознь могли заявиться, недельку здесь пробыть, новости послушать да обратно уехать.

— А они разве одни приезжали, без детей?

Спиридон задумался, явно пытаясь припомнить давние детали.

— А вот не скажу тебе, врать не буду. Вроде мальчонка какой-то при них терся, но я в такие тонкости не вникал. Черкасовы мне отчеты о своей семье не давали, это я перед ними за каждую малость отчитывался. Вот потому у меня Пятигорье на первом месте было, а за усадьбой я по остаточному принципу присматривал. Что там смотреть-то? Главное, чтобы воровства не было, а остальное изо дня в день одно и то же. Бабы прибирают да готовят, мужики ремонтируют да за конями ухаживают.

— Ладно, и на том спасибо!

Я отпустил Спиридона и решил ненадолго заглянуть в кабинет, желая плеснуть полпорции коньяка для крепкого сна. Что-то предельно странное было во всей этой ситуации. Демьян был твердо уверен, что его мать — единственная дочь Елизаветы, а он, соответственно, её единственный внук. Но судя по тому, что я увидел и услышал лично, Елизавета Милолику, мягко говоря, не любила. Да и меня за человека стала считать только после того, как я дал отпор Новакам. Опять же, что это за таинственный мальчонка, что терся при Черкасовых? Воспитанник? Почему тогда они его с собой возили на летний отдых, а Милолику оставляли одну? В наказание? А не слишком ли жестоко так поступать с ребенком, да к тому же с девочкой? Как много вопросов, как мало ответов.

Открыв дверь кабинета, я застал там Иннокентия, сидящего с блаженной физиономией на полу возле подоконника. Разумеется, с моим кольцом на пальце. Небо за окном уже начало потихоньку светлеть, так что воспитанник шамана успел вовремя.

— Как там киса, жива? — спросил я, когда Кеша наконец-то вышел из нирваны и вернул кольцо на место.

— Жива, конечно, — кивнул парень. — Но пришлось долго возиться: мало того, что дыма надышалась, так еще и лапка с хвостом были сломаны.

— Теперь в лубках ходить будет?

— Да не, — отмахнулся Иннокентий. — Зря я что ли так вымотался? Всё срастил честь по чести и спать отправил. Проснется, будет как новенькая. Пока на кухне ей лежанку сделал. Там окно приоткрыто, захочет во двор выйти — легко выпрыгнет.

— Суслик с нею остался?

— Ага. Ни на минуту ее не покидает.

— Боюсь, как бы она с голодухи кавалера своего не сгрызла, когда очухается.

— Я ей зайчатины на блюдечке оставил. Всяко вкуснее суслика, которого еще поймать сначала придется.

— Спасибо тебе большое! Не знаю, с чего вдруг Цап такими горячими чувствами к дворовой кисе проникся, но умри она, он был бы безутешен. А я, честно говоря, впервые его таким взволнованным вижу.

— Да ладно тебе благодарить, я бы и так мимо не прошел, — отмахнулся Кеша. — У моего отца пес был, вот я его частенько латал. И от укусов зверья, и просто по мелочи всякой. Сегодня вот вспомнил его, пока кошку лечил. Как он там без меня? Он же мне, считай, нянькой был. Грел меня, пока я малышом был, следил, чтобы никто не обидел.

— А батя твой он что, лечить не может?

— Может. Просто он обычно меня к этому делу припрягал. А мне оно и в радость.

— И ты по ночам только исцеляешь?

Иннокентий посмотрел на меня как на дошколенка, по которому плачет коррекционный педагог, но все же вежливо ответил.

— У нас ночь долгая, но и день полярный не короток. Солнце вообще не закатывается. А беда не спрашивает, когда нам удобнее её встречать. Поэтому всегда лечил, как в том надобность была. Но в ночи мне, конечно, проще. Кстати, тут до меня дошло, что поторопились мы с сестрой.

— Это ты о чем? — растерялся я от резкой смены темы.

— Помнишь, я тебе говорил, что мы нашли порченых, которые уже ни о чем другом думать не могли, кроме как о своих обожаемых господах в перчатках, которые коснулись их дланью и тем самым даровали милость Властелина?

— Разумеется. А к чему это?

— Я сглупил, — повинился Кеша. — Поддался гневу, когда увидел это противоестественное сочетание смерти и жизни. Ну и…

— Расправился с ними, — я не стал ждать, пока закончится его драматическая пауза. — Я в курсе. Дальше-то что?

— Надо было их не трогать, а проследить, куда они отправятся. И тогда я бы смог расправиться с теми, кого ты называешь сеятелями. А теперь нам придется начинать поиски с самого начала.

— Знаешь, не могу тебя винить, — признался я. — Сам бы так же поступил на твоем месте. Слишком уж много крови они мне в прошлом попили. Но зато теперь мы знаем, что измененных трогать не стоит. Используем их как клубок, который покатится и приведет нас туда, куда надо. А ты, кстати, их порознь находил?

— В том-то и дело, что они все вместе были, когда мы с сестрой на них наткнулись. От них так смердело порчей, что я на этот запах с закрытыми глазами шел. А что?

— Да так, — неопределенно отозвался я, — надо это обдумать. Ладно, от ночи еще остался крохотный кусок, иди-ка спать. Да и мне пора.

Пожелав мне темной ночи, Иннокентий вышел из кабинета. Смешно прозвучало, учитывая все сильнее разгорающийся за окнами рассвет.

Я таки добрался до коньяка, плеснул немного в один из бокалов, которые еще никто не убрал и не помыл, и тут меня словно под руку что-то толкнуло. Я отставил спиртное в сторону и полез в сейф, где лежали дарованные бабушкой бумаги, подтверждающие мое звание графа. Добыл их и внимательно перечитал. И у меня полезли глаза на лоб. Похоже, не просто так Елизавета Илларионовна торопилась покинуть усадьбу сразу после того, как передала мне эту в высшей степени примечательную грамоту!