Щусев

БЕРИЯ: «ВЫ ЕЩЕ ПРИГОДИТЕСЬ!»

Как же кончилась опала для Щусева? Просидев год без работы, он вновь был возвращен к работе над гостиницей «Москва». Каким образом это произошло? На этот вопрос есть по крайней мере два ответа. Первый дает бывшая сотрудница академика Ирина Синева:

«В опале Алексей Викторович провел около года. За этот год президент Академии наук академик Комаров запросил правительство, как быть с проектированием здания президиума АН СССР — ведь Алексей Викторович на международном конкурсе был удостоен первой премии за проект этого здания. Ответ на запрос президента Академии наук был в положительном для Алексея Викторовича смысле, хотя и в несколько странной редакции. Смысл был таков, что Щусев был наказан как человек, но его высокого мастерства никто не отрицал, поэтому ему следует заказать проект здания президиума АН СССР и создать условия для скорейшего начала проектирования. Алексей Викторович пригласил и меня к участию в этом проекте.

Начаты работы были в личной мастерской Щусева в Брюсовском переулке. Я предполагаю, что Алексею Викторовичу было заранее известно: в результате запроса проектировать станет именно он. Думаю так потому, что проект был уже в значительной степени обдуман, и было сделано много эскизов до того, как группа начала работать.

Несколько позже мы переехали в Мароновский переулок. Сотрудников было еще немного, все мы помещались в одной комнате, где стеклянной стеной был выгорожен закуток для Алексея Викторовича. Телефон был один. Секретаря еще не было».

Еще одна возможная причина возвращения Щусева к работе изложена в воспоминаниях другого щусевского сотрудника, выступившего его соавтором по дому Наркомзема, — Дмитрия Дмитриевича Булгакова. Последний утверждал, что Щусев, узнав об аресте Михаила Нестерова, добился приема у самого замнаркома госбезопасности Лаврентия Берии. Тут и выяснилось, что Берия хорошо знаком с творчеством Щусева. Мало того что Щусеву удалось отбить своего друга Нестерова от НКВД, он еще и получил от Берии предложение строить в Тбилиси Институт Маркса — Энгельса — Ленина. Скорее всего, Булгаков перепутал — за арестованного Нестерова Щусев заступался в 1924 году, а в 1938 году он ходил просить за зятя художника — Виктора Николаевича Шретера.

Эта интереснейшая версия подтверждается рассказом сына Берии, Серго: «Он (Берия. — А. В.) был очень разносторонним и талантливым человеком, творческой личностью. В юности учился играть на скрипке, и у него неплохо получалось, но из-за объективных препятствий он не смог продолжить обучение. Семья отца жила очень бедно — чтобы дать сыну образование, мой дед продал дом. Отец хотел стать архитектором, закончил три курса архитектурного факультета. И хотя ему не суждено было доучиться, он до конца жизни любил эту профессию. Помню, как у нас в доме часто собирались известные архитекторы того времени — Щусев и Абросимов, отец с интересом обсуждал с ними различные проекты. Никогда не забуду, как они насмехались над утопическим проектом постройки гигантского, высотой почти в 300 метров, Дворца Советов в Москве на месте разрушенного собора. Бредовость этой затеи их забавляла. Кстати, и Сталин, вопреки расхожему мнению, весьма холодно относился к этому строительству. Тем не менее дворец все же начали возводить»[130].

Действительно, Берия три года отучился в Бакинском техническом училище, где впервые и узнал о Казанском вокзале и его архитекторе Щусеве, по произведениям которого будущий всесильный нарком постигал архитектуру. Так что версия о Берии, вступившемся за Щусева, вполне правдоподобна.

Очевидец рассказывал, как проходила официальная реабилитация зодчего: «Однажды вечером в здании Академии архитектуры собрались несколько человек: президент В. А. Веснин, вице-президент К. С. Алабян, академик А. В. Щусев, архитекторы Савельев и Стапран. Председательствовавший В. А. Веснин произнес краткую вступительную речь и предоставил слово одному из двух обвинителей. Не знаю, кто из них говорил, но выступление было довольно длинным и по своему содержанию мало отличалось от писем, помешенных за год до этого в «Правде». Тон был запальчивый, но, когда произносилось «Щусев», В. А. Веснин звонил в колокольчик и поправлял: «Прошу Вас говорить «академик Щусев или Алексей Викторович». После окончания этой запальчивой речи В. А. Веснин достал из ящика стола фотографию и, не выпуская ее из рук, показал сидевшим в некотором отдалении Савельеву и Стапрану и тут же спросил: «Скажите, пожалуйста, что это за здание?» Оба ответили, что это их первоначальный проект гостиницы «Москва». «Стыдно вам, молодые люди!» — воскликнул Веснин и перебросил им фотографию. Это оказался фасад гостиницы для какого-то южного города (кажется, Ялты), выполненный Алексеем Викторовичем задолго до начала работ по проектированию гостиницы «Москва».

В «Архитектурной газете» на третьей странице была помешена маленькая заметка о том, что такого-то числа такого-то года специально выделенная комиссия рассмотрела претензии Савельева и Стапрана к академику Щусеву и нашла их несостоятельными».

Та самая фотография, что была показана Весниным незадачливым авторам «Москвы», изображала не гостиницу в Ялте, а санаторий в Мацесте, спроектированный Щусевым по конкурсу в 1927 году. Вот и получается, что еще неизвестно, кто у кого что украл. А размеры газетной заметки были слишком малы, чтобы компенсировать Щусеву понесенные моральные убытки и потраченные нервы.

Очень любопытна история о несостоявшемся восстановлении Щусева в Союз архитекторов: «Следует напомнить, что Алексея Викторовича исключили из Союза советских архитекторов. После того как начались работы над проектом здания президиума, в союзе поднялся вопрос о восстановлении Щусева, правда, для этого требовалось его согласие и заявление. Но Алексей Викторович не простил гонений и возвращаться туда не собирался, а так как не считал возможным находиться вне творческого союза, то вступил в Союз художников-оформителей. Тем не менее представители Союза архитекторов продолжали очень деятельно хлопотать о возвращении Алексея Викторовича и много раз пытались по телефону договориться о личной встрече. По просьбе Алексея Викторовича эти телефонные переговоры вела я; мне было поручено задавать только один вопрос: будут ли исключены из союза Савельев и Стапран. Если не будут, то встреча бессмысленна, так как Алексей Викторович не желал находиться в одном союзе с ними. Все же представители союза посетили Алексея Викторовича, но разговор был кратким и категоричным. Насколько мне известно, Щусев вступил в союз только мертвым», — писала Ирина Синева.

Коллеги Щусева нанесли ему непоправимую обиду, и возвращаться в ряды их союза зодчий посчитал ниже своего достоинства. Действительно, он как никто другой был архитектором не формальным, а настоящим.

Вернувшись в работу, Щусев принялся достраивать здание гостиницы «Москва», одна башня которой уже была возведена. Тогда академик, выстроив вторую башню, по-своему и остроумно решил закрепить свое авторство, вот и вышло как в песне «Уральская рябинушка»: «Справа кудри токаря, слева кузнеца».

Итак, столь «разный» фасад гостиницы стал следствием политической конъюнктуры, господствовавшей в 1930-е годы, насилием над творчеством, попытки со стороны власти навязать архитекторам свое некомпетентное мнение. Что в результате и вышло — здание гостиницы, которое трудно назвать шедевром: «Фасад гостиницы, выходящей на Манежную площадь, оказался иным, чем фасад по Охотному Ряду, и не столь удачным. Он раздроблен, здесь мы встречаемся с крупным ордером портика и арочными лоджиями… Возникает трудно разрешаемое противоречие при сопоставлении примененной автором пластической и декоративной формы с конструктивной структурой сооружения. Поругивать архитектуру гостиницы «Москва» среди архитекторов считается делом обычным, но нам кажется все же бесспорным, что фасад, выходящий на Охотный Ряд, выдержан в жанре гостиницы очень точно. Архитектурные формы, использованные мастером, отнюдь не декоративны, органичны и соразмерны. Критика фасада, выходящего на Манежную площадь, гораздо более основательна, тем более что этот фасад, несмотря на свое осевое положение, так и не смог войти в ансамбль площади, определившийся такими зданиями, как Арсенальная башня Кремля, Манеж и Университет»[131].

Зато можно сказать, что гостиница «Москва» в полной мере отразила то жестокое время, в которое она строилась. Жертвами стали и сами зодчие.

«Москва» стала еще одним долговременным проектом Щусева, достроенным уже после его смерти. Строительство второй очереди стартовало в 1968 году по проекту архитекторов Александра Борецкого, Игоря Рожина и Дмитрия Солопова. Для нового корпуса снесли в 1976 году старую «Большую Московскую гостиницу» в бывшем доме купца Корзинкина, возведенном еще в 1879 году. А в 2004 году снесли уже саму «Москву», чем навсегда положили конец спорам о ее авторстве, потому как нынешнее здание, появившееся здесь в 2013 году, связано с прежним лишь названием да и относительной «похожестью» фасада.