Землетрясения в Графстве случались, но крайне редко. На памяти ныне живущих людей не было ни одного серьезного. И все же дом трясся так сильно, что я не на шутку встревожился. Быстро оделся, натянул сапоги и спустился по лестнице.
Первое, что я заметил, это открытую дверь подвала. Оттуда доносились негромкие звуки, и, не в силах сдержать любопытство, я сделал пару шагов вниз. Здесь рокот был еще сильнее, потом послышался отчетливый пронзительный вопль, скорее звериный, чем человеческий.
Сразу вслед за ним раздались клацанье закрываемых ворот и скрип ключа в замке. Внизу замерцала свеча, послышались приближающиеся шаги. Сердце у меня ушло в пятки от страха и неизвестности, но вскоре стало ясно, что это Ведьмак.
— Что это? — спросил я.
Он удивленно уставился на меня.
— Что ты делаешь тут в такое время? — спросил он. — Немедленно возвращайся в постель!
— Мне показалось, я слышал крик. И отчего весь этот шум? Это землетрясение?
— Нет, парень, не землетрясение. И никаким боком тебя не касается! У меня есть сейчас дела поважнее, чем отвечать на твои вопросы. Скоро все закончится, так что просто возвращайся к себе. Утром я тебе все объясню.
Он подтолкнул меня наверх и запер за собой дверь.
Когда он говорит таким тоном, спорить нет смысла. Ну, я и поднялся к себе, по-прежнему обеспокоенный тем, что дом продолжал ходить ходуном.
Но он не развалился, и, как обещал Ведьмак, вскоре все стихло. Я заснул, проснулся за час до рассвета и спустился на кухню. Мэг спала в кресле-качалке. Интересно, она провела здесь всю ночь и ли покинула свою комнату, когда поднялся шум? Нельзя сказать, что она храпела, но каждый раз, выдыхая воздух, издавала негромкий свистящий звук.
Стараясь не шуметь, чтобы не разбудить ее, я подбросил угля в очаг. Когда огонь ярко разгорелся, я уселся на стул у очага и принялся повторять латинские глаголы. Покидая Чипенден, я прихватил с собой две тетради: одну для занятий с Ведьмаком, а вторую для уроков латыни.
Благодаря маме я уже знал греческий, так что его мне учить не пришлось, но с латынью возникли проблемы, и в особенности с глаголами. Многие книги Ведьмака были написаны на латыни, так что, хочешь не хочешь, приходилось изучать этот язык.
Начал я с первого глагола, который вдалбливал мне Ведьмак. Он говорил, что важно усвоить общую схему, по которой строятся латинские глаголы: они различаются окончаниями — в зависимости от того, что вы хотите сказать. Также, говорил Ведьмак, очень полезно произносить их вслух: это помогает закреплению в памяти. Не желая будить Мэг, я понизил голос почти до шепота.
— Amo, amas, amat, — бормотал я, не заглядывая в тетрадь.
Это означает: «Я люблю, ты любишь, он, она или оно любит».
— Когда-то и я любила, — послышался голос с кресла-качалки, — вот только теперь не помню кого.
От неожиданности я чуть не выронил тетрадь и едва не свалился со стула. Мэг, однако, смотрела не на меня, а на огонь, со смешанным выражением недоумения и печали на лице.
— Доброе утро, Мэг. — Я ухитрился улыбнуться. — Надеюсь, ты хорошо спала нынче ночью.
— Очень мило, что ты спрашиваешь, Билли, но я вообще толком не спала. Тут ужасно грохотало, и вдобавок я всю ночь силилась припомнить что-то, что вертелось в голове. Так быстро, что все время ускользало, никак не поймаешь. Но я так легко не сдамся — буду сидеть здесь, у огня, пока не вспомню.
Меня охватила тревога. Что, если Мэг вспомнит, кто она такая? Осознает, что она ведьма-ламия? Нужно срочно кое-что предпринять, прежде чем станет слишком поздно!
— Не беспокойся об этом, Мэг. — Я отложил тетрадку и вскочил. — Я приготовлю тебе вкусное горячее питье.
Я быстро наполнил медный чайник водой и повесил его на крюк в очаге — как папа всегда делал, чтобы огонь лизал дно. Взял чистую чашку и отправился в зал. Достал из буфета коричневую бутыль, налил в чашку на полдюйма микстуры. Вернулся на кухню, дождался, пока чайник закипел, долил воды в чашку почти до краев и тщательно размешал — все, как велел Ведьмак.
— Вот, Мэг, это твой травяной чай. От него суставы будут гибкие, а кости прочные.
— Спасибо, Билли.
Она с улыбкой приняла чашку, подула на нее и начала пить маленькими глотками, по-прежнему глядя на огонь.
— Очень вкусно, — сказала она немного погодя. — Ты и впрямь добрый мальчик. Это как раз то, в чем мои старые кости нуждаются по утрам…
Мне было грустно слышать это. Какая-то часть меня вовсе не радовалась тому, что я только что сделал. Пытаясь припомнить забытое, Мэг не спала значительную часть ночи, и теперь от питья ее память ослабеет еще больше. Она продолжала прихлебывать свой чай, а я зашел ей за спину, чтобы разглядеть то, что беспокоило меня еще со вчерашнего вечера.
Я вглядывался в тринадцать белых пуговиц, на которые было застегнуто ее коричневое платье от шеи до самого низа. Конечно, абсолютной уверенности я не испытывал, и все же…
Все пуговицы были сделаны из кости. Костяная магия не могла быть коньком Мэг; она — ведьма-ламия, а это не тот тип магии, который исконно присущ Графству. Возможно ли, чтобы эти кости принадлежали убитым ею жертвам? И конечно, под этими пуговицами вдоль позвоночника, как у всех домашних ведьм-ламий, тянулась полоска желто-зеленых чешуек.
Немного погодя в заднюю дверь постучали. Хозяин все еще спал после неспокойной ночи, и я пошел посмотреть, кто это.
Снаружи стоял мужчина в странной кожаной шапке с прикрывающими уши клапанами. В правой руке он держал фонарь, а в левой поводья маленького пони, нагруженного таким огромным количеством коричневых мешков, что я просто диву давался, как у бедной скотины не подломились ноги.
— Приветствую, молодой человек, я привез заказ мистера Грегори. — Он улыбнулся мне, не разжимая губ. — Ты, должно быть, новый ученик. Он был славный малый, этот Билли, и я сожалею о том, что с ним произошло.
— Меня зовут Том, — представился я.
— Ну, Том, как поживаешь? А я Шанкс. Будь любезен, скажи своему хозяину, что я привез провизию и что буду доставлять вдвое больше каждую неделю, покуда погода совсем не испортится. Нас, похоже, ждет суровая зима, и когда повалит снег, я, может, не скоро сюда доберусь.
Я кивнул ему, улыбнулся и поднял взгляд вверх. Только-только начинало светать, по небу быстро бежали серые облака. Тут за спиной у меня возникла Мэг. Шанкс увидел ее, можно не сомневаться — глаза у него чуть не вылезли из орбит, и он так резко отступил назад, что едва не врезался в своего пони.
По-моему, он испугался, однако немного успокоился, как только она скрылась в доме. Я помог ему разгрузить мешки. Пока мы занимались этим, появился Ведьмак и расплатился с ним.
Когда Шанкс собрался уходить, Ведьмак пошел с ним. Отойдя на расстояние около тридцати шагов, они остановились и завели разговор. Было слишком далеко, чтобы расслышать каждое слово, но речь шла о Мэг, никаких сомнений: до меня дважды донеслось ее имя.
Вроде бы Шанкс сказал:
— Вы говорили, что разобрались с ней!
На что Ведьмак ответил:
— Не беспокойтесь, я ее обезопасил. Я свое дело знаю. А вы будете помалкивать, если понимаете, что для вас хорошо, а что плохо!
Когда хозяин вернулся, вид у него был не очень довольный.
— Ты дал Мэг ее травяной чай? — подозрительно спросил он.
— Да, сделал все, как вы говорили. Как только она проснулась.
— Она выходила наружу?
— Нет, но она подошла к двери и встала у меня за спиной. Шанкс видел ее, и, похоже, это его напугало.
— Жаль, что он ее видел, — сказал Ведьмак. — Она обычно не показывается людям вот так. Во всяком случае, в последние годы. Может, нужно увеличить дозу. Как я вчера уже говорил, парень, из-за Мэг в Графстве случилось много бед. Люди боялись ее раньше, боятся и теперь. И до сегодняшнего дня местные жители не знали, что она свободно расхаживает по дому. Если это выплывет наружу, уж и не знаю, чем все кончится. Народ здесь упрямый: раз вцепившись зубами, так легко свою жертву не выпустит. Однако Шанкс будет держать рот на замке — я достаточно хорошо плачу ему.
— Шанкс бакалейщик?
— Нет, парень, он здешний столяр и гробовщик. Единственный человек в Адлингтоне, у кого хватает мужества приезжать сюда. Я плачу ему за то, что он покупает и доставляет то, что мне требуется.
Мы втащили мешки в дом. Ведьмак открыл самый большой и дал Мэг все, что требовалось для приготовления завтрака.
Бекон у Мэг получился лучше, чем у домового Ведьмака даже в самые его удачные утра. Еще она поджарила картофельные котлетки и омлет с сыром. Ведьмак не преувеличивал, когда говорил, что она прекрасная стряпуха. Мы набросились на завтрак, точно голодные волки, и я спросил его о ночном шуме.
— Теперь из-за этого можно не беспокоиться. — Он отправил в рот очередную картофельную котлетку. — Дом построен на лее, поэтому время от времени у нас могут возникать сложности. Иногда землетрясение, происшедшее даже на расстоянии многих тысяч миль, заставляет домовых сняться с насиженных мест, где они благополучно обитали долгие годы. Этой ночью под нами прошел домовой. Мне пришлось спуститься в подвал, чтобы посмотреть, не нарушилось ли там что-нибудь.
Еще в Чипендене Ведьмак рассказывал мне о леях. Это такие подземные линии силы, что-то вроде тропок, по которым некоторые типы домовых могут быстро перемещаться с места на место.
— Помни, иногда после такого перемещения нас ждут неприятности, — продолжал он. — Едва устроившись на новом месте, домовые часто начинают выкидывать всякие фокусы — иногда очень опасные фокусы, — и, значит, нам работы прибавится. Попомни мои слова, парень, — неделя еще не закончится, как нам придется утихомиривать в этих краях какого-нибудь домового.
После завтрака Ведьмак повел меня к себе в кабинет заниматься латынью. Это была маленькая комната: пара деревянных кресел с прямой спинкой, большой стол, трехногий табурет и множество книжных полок из мореного дерева. Там было холодновато: от вчерашнего огня осталась лишь зола.
— Садись, парень. Кресла жесткие, но во время занятий удобства только мешают — ты пришел сюда не дремать. — Ведьмак вперил в меня цепкий взгляд.
Я пробежался взглядом по книжным полкам. Комната тонула в полумраке, который тусклый свет из окна и пара свечей не могли разогнать, и я не сразу заметил, что полки пусты.
— А где все книги? — спросил я.
— В Чипендене, где же еще, парень… Нет смысла держать их здесь, в холоде и сырости. Книгам это не нравится. Нет, придется обойтись тем, что мы принесли с собой. Ну и конечно, делать новые записи. В конце концов, нельзя все только читать и читать, кто-то и писать должен.
Я знал, что Ведьмак захватил с собой несколько книг — мешок у него был очень тяжелый, — а я только свои записные книжки.
Весь следующий час я сражался с латинскими глаголами. Это было нелегко, и я обрадовался, когда Ведьмак заявил, что пора отдохнуть.
Он подтащил деревянный табурет к стеллажу возле дверей, залез на него и зашарил рукой по верху шкафа.
— Ну, парень, больше откладывать нельзя. — Он с мрачным видом показал мне ключ. — Давай спустимся в подвал и осмотрим его. Но сначала глянем, как там Мэг. Я не хочу, чтобы она знала, что мы собираемся вниз, — разнервничается еще. Она не любит вспоминать об этой лестнице!
Мне и не терпелось спуститься вниз, и жутко было. Что там, внизу? Меня мучило любопытство. В то же время я почему-то был уверен — что бы я ни увидел в подвале, оно мне не понравится.
Мэг все еще была на кухне. Посуду она уже вымыла и теперь снова дремала у огня.
— Ну, сейчас ей совсем неплохо, — заметил Ведьмак. — Это снадобье не только на память действует — от него она больше спит.
Со свечами в руках мы начали спускаться в подвал, Ведьмак впереди, я за ним. На этот раз я внимательно ко всему приглядывался, стараясь запечатлеть в памяти подземную часть дома. Мне не раз приходилось спускаться в разные подвалы, однако сейчас меня не покидало чувство, что здесь обнаружится что-то особенно путающее и необычное.
Ведьмак отпер железные ворота и похлопал меня по плечу.
— Мэг редко заглядывает ко мне в кабинет, но если это вдруг произойдет, следи, чтобы ключ от ворот не попал ей в руки.
Я кивнул, глядя, как Ведьмак запирает за нами ворота, и спросил:
— Почему ступени дальше такие широкие?
— Без этого нельзя, парень. По этим ступеням что только не приходится заносить. Нужно, чтобы работникам было где развернуться…
— Работникам?
— Кузнецам и каменотесам, конечно, — с нашим ремеслом от них никуда не денешься.
Мы продолжали спуск. Свечи отбрасывали тени на стену, и сквозь эхо наших шагов снизу начали пробиваться звуки — вздох, далекий задыхающийся кашель. Там явно кто-то был!
Под землей было четыре уровня. На каждый из двух первых вела одна дверь в каменной стене, потом мы добрались до третьего, с тремя дверями; их я уже видел вчера.
— Средняя, как ты уже знаешь, ведет в помещение, где обычно спит Мэг, пока меня тут нет, — пояснил Ведьмак.
Теперь, когда мы ее выпустили, Мэг спала в комнате по соседству с хозяйской, чтобы ему было проще приглядывать за ней, — хотя, похоже, она предпочитала спать в кресле-качалке у огня.
— Две другие комнаты редко бывают заняты, — продолжал Ведьмак, — но их можно использовать, чтобы надежно упрятать туда ведьм — пока я делаю необходимые приготовления…
— Вы имеете в виду яму?
— Ага, ее самую. Ты уже, надо полагать, заметил — здесь не то что в Чипендене. Такой роскоши, как сады, здесь нет, вот и приходится использовать подвал.
Сам подвал, конечно, располагался на четвертом уровне. Мы еще не свернули за угол, и я пока ничего не видел, но пламя свечи стало колебаться от долетавших снизу звуков, отчего тень Ведьмака дико заметалась по стене.
Это были шепоты, стоны и, что самое неприятное, негромкое царапанье. Как седьмой сын седьмого сына, я способен слышать то, что недоступно слуху большинства людей, но так и не сумел привыкнуть к этому. Бывают дни, когда я храбрее других, — вот все, что я могу сказать. Ведьмак выглядел спокойным, но, в конце концов, он занимался такими вещами всю свою жизнь.
Подвал оказался огромным, даже больше, чем я ожидал; фактически даже больше первого наземного этажа. Одна стена сочилась водой, и прямо над ней низкий потолок покрывала влага. Может, эта часть находилась под ручьем или, по крайней мере, где-то рядом?
Я таращился на стены и потолок, оттягивая момент, когда придется взглянуть на землю. Однако спустя несколько мгновений почувствовал пристальный взгляд учителя и заставил себя посмотреть вниз.
Я предполагал встретить здесь что-то похожее на то, что видел в садах Ведьмака в Чипендене. Однако там могилы и ямы были разбросаны среди деревьев и на земле вперемешку с тенями танцевали солнечные блики, а здесь, запертый между четырьмя стенами и затянутым паутиной потолком, я чувствовал себя в ловушке.
Всего в подвале я насчитал девять могил ведьм, все с могильными плитами; перед каждой плитой был квадрат земли шесть на шесть футов, выложенный камнями поменьше. Прикрепленные к этим камням железными болтами, огороженное пространство сверху перекрывали тринадцать толстых железных прутьев. Они предназначались для того, чтобы не дать мертвым ведьмам процарапать себе путь на поверхность.
Вдоль стены лежали гораздо более крупные и тяжелые каменные плиты. Их было три, и на каждой вырезано одно и то же:
Большая греческая буква «дельта», перечеркнутая по диагонали, — знак того, что под этим камнем лежит связанный домовой. Под ней, внизу и справа, римская цифра «один», означающая, что это домовой первой, самой высокой степени опасности, способный в мгновение ока убить человека. А ниже стояло имя «Грегори», указывающее на того, кто связал этого домового. В общем, ничего нового, мелькнула у меня мысль. Ведьмак свое дело знает, и сидящих здесь домовых можно не опасаться.
— Тут есть и две живые ведьмы, — заговорил Ведьмак. — Первая вон там. — Он кивнул на темную квадратную яму, огороженную маленькими камнями и перекрытую тринадцатью железными прутьями. — Глянь-ка на угловой камень.
Я посмотрел и разглядел то, чего прежде никогда не видел — в Чипендене ничего похожего не было. Ведьмак поднес свечу ближе, чтобы мне было лучше видно. Здесь тоже оказался вырезан знак, гораздо меньше, чем на камнях домовых, и с именем ведьмы под ним.
— Греческой буквой «каппа» мы обозначаем всех колдуний. Точно классифицировать их трудно — слишком много типов, — объяснил мне Ведьмак. — Даже больше, чем у домовых, ведь свойства ведьм могут изменяться со временем. Поэтому нужно непременно учитывать их историю — полная история каждой ведьмы, связанной или несвязанной, хранится в библиотеке в Чипендене.
Я знал, что к Мэг это не относится — в библиотеке Ведьмака о ней очень мало записей, — но промолчал. Внезапно из темной глубины ямы послышалось слабое шевеление. Я испуганно отступил.
— Эта Бесси — ведьма первой степени? — занервничав, спросил я, зная, что они наиболее опасны и способны убивать. — По знаку на камне этого не понять…
— Все ведьмы и домовые в этом подвале — первой степени, — ответил Ведьмак, — и всех их связал я, поэтому можно было избавить каменотеса от лишних хлопот и не заставлять его вырезать все полностью. Однако не надо ничего бояться, парень. Старая Бесси в этой яме уже давным-давно. Мы потревожили ее, вот она и заворочалась во сне, только и всего. А теперь взгляни-ка вот туда…
Ведьмак подвел меня к другой яме. С виду она ничем не отличалась от первой, но меня вдруг пробрал озноб. Что-то подсказывало мне — тот, кто находится в этой яме, гораздо опаснее Бесси, которая просто ворочается во сне, стараясь устроиться поудобнее на холодной, влажной земле.
— Ты должен как следует рассмотреть то, с чем нам приходится иметь дело, парень. Подними свечу и загляни внутрь, но держи ноги подальше от края.
Мне ужас как не хотелось этого делать, но голос Ведьмака звучал так жестко! Это был приказ. Я знал: раз уж я стал обучаться этому ремеслу, выбора у меня нет.
Держась подальше от металлических прутьев, я наклонился вперед и высоко поднял свечу, чтобы ее желтый свет упал в яму. В то же мгновение внизу послышался шум и что-то большое прошлепало по дну, стараясь укрыться в тени в углу. Оно явно было очень бодрым, и казалось, ему не составит труда в мгновение ока вскарабкаться по стене ямы!
— Держи свечу точно над прутьями и смотри в оба! — велел Ведьмак.
Я повиновался, вытянув руку на всю длину. Сначала я увидел лишь два глядящих на меня больших злобных глаза, в которых отражалось пламя свечи. Потом из полутьмы проступило костлявое лицо, обрамленное спутанными, густыми, сальными волосами, и припавшее к земле чешуйчатое тело. Имелись и четыре конечности, больше похожие на руки, чем на ноги, с крупными вытянутыми ладонями, заканчивающимися длинными, острыми когтями.
Рука у меня задрожала так сильно, что я чуть не уронил свечу между металлическими прутьями. Я шарахнулся назад и едва не упал, но Ведьмак удержал меня, схватив за плечо.
— Не слишком приятное зрелище, это точно, парень, — пробормотал он, качая головой. — Там, внизу, ведьма-ламия. Когда двадцать лет назад я упрятал ее сюда, она гораздо больше походила на человека, но теперь снова стала дикой. Вот что происходит, когда сажаешь ведьму-ламию в яму. Лишенная общения с людьми, она медленно возвращается в свое прежнее состояние. И даже спустя все эти годы она по-прежнему очень сильна. Вот зачем у меня железные ворота на лестнице. Если ей когда-нибудь удастся выбраться отсюда, они хоть на время задержат ее.
И это еще не все, парень. Видишь ли, обычная яма для ведьм ее не удержала бы. И стены, и дно этой ямы тоже выложены скрытыми под почвой железными прутьями. Можно считать, она сидит в клетке. А за прутьями вдобавок есть еще слой соли и железных опилок. Этими своими когтями на четырех руках она может копать быстро и глубоко, поэтому нет другого способа помешать ей выбраться отсюда! Кстати, ты понял, кто она такая?
Я посмотрел вниз и прочел имя на камне.
Видимо, Ведьмак разгадал выражение моего лица, потому что мрачно улыбнулся.
— Верно, парень. Это сестра Мэг.
— Мэг знает, что она здесь?
— Раньше знала, парень, но теперь не помнит; пусть так и остается. Пошли вон туда — мне нужно показать тебе еще кое-что.
Он повел меня, обходя камни, в дальний угол. Похоже, это было самое сухое место подвала, и на потолке почти отсутствовала паутина. Там оказалась открытая яма, готовая к употреблению. Крышка лежала рядом, на земле — хоть сейчас клади ее на место.
Тут я впервые понял, как изготавливается крышка для такой ямы. Внешние камни были сцементированы вместе в квадратную раму и от края до края скреплены между собой длинными болтами, не дающими им сдвинуться с места. Тринадцать стальных прутьев тоже представляли собой длинные болты; их удерживали утопленные в камни гайки. Очень хитроумное устройство. Изготовить его могли лишь очень умелые каменотес и кузнец.
И тут я увидел такое, что глаза на лоб полезли. Никакого знака тут не было, но на угловом камне уже было вырезано:
Мэг Скелтон
— Что, по-твоему, лучше, парень? — спросил Ведьмак. — Травяной чай или вот это? Потому что третьего не дано.
— Травяной чай, — еле слышно ответил я.
— Правильно. Теперь ты понимаешь, почему нельзя забывать давать его Мэг каждое утро. Если забудешь, она вспомнит, а сажать ее сюда мне совсем не хочется.
У меня тут же возник вопрос, но я не стал задавать его, зная, что Ведьмаку он не понравится. Мне хотелось понять, почему то, что хорошо для одной ведьмы, не может быть хорошо для всех. Впрочем, имел ли я право жаловаться, зная, как близко подошла к тьме Алиса? Так близко, что Ведьмак решил — лучше и ее держать в яме. Он смягчился лишь потому, что я напомнил ему о Мэг.
Этой ночью мне не спалось. Все, что я сегодня видел, без конца вертелось в голове, и еще мысли о том, в каком месте я живу — в доме, в подвале которого могилы ведьм, связанные домовые и живые ведьмы. Сон никак не шел, и я решил спуститься на кухню, где оставил свои записные книжки. Полчаса таращиться на нудные латинские глаголы и существительные — этого вполне хватит, чтобы меня сморил сон.
Однако, не спустившись еще по лестнице до конца, я услышал совершенно неожиданные звуки — негромкий плач на кухне и голос Ведьмака, тихо говорящий что-то. Я подошел к кухонной двери, но входить не стал; она была слегка приоткрыта, и то, что я увидел, заставило меня остановиться.
У огня в кресле-качалке сидела Мэг, обхватив голову руками. Ее плечи сотрясались от рыданий. Ведьмак склонился над ней, негромко уговаривая и гладя по волосам. Такого выражения лица у него я никогда прежде не видел — нечто сродни той мягкости, которая украдкой появляется на грубоватом лице моего брата Джека, когда он смотрит на свою жену Элли.
И пока я смотрел на них, из глаза учителя выкатилась слеза и побежала по щеке.
Я понял — нехорошо подсматривать дальше. И вернулся в постель.