Секрет Зимы

Глава 14. Глубина доверия

Ян успел накричаться до хрипоты, попрыгать в тщетных попытках согреться и попробовать вскарабкаться по гладкой стене, что закончилось позорным приземлением на пятую точку. Мари сидела на земле, не замечая, что ноги немеют от пронизывающего холода. Смотрела в никуда и перебирала в уме наставления педагогов за годы учебы, чтобы придумать выход, пока мозги не покрылись инеем.

Должен быть способ! Должен! Она просто плохо думает. Нужно напрячься. Наверняка, на уроках рассказывали, как быть, если не можешь воспользоваться силой. Крутится что-то в голове. Нужно ухватить. Вон он хвостик мелькает. Лишь бы дотянуться. Ошалевший разум услужливо нарисовал его — ускользающий хвост: черный, пушистый, с белой кисточкой. Мари протянула руку, приготовилась сжать пальцы.

— Ситэрра, ты чего? — испугался Ян. — Мерещится, да? Ну—ка вставай. Вставай, говорю! — он подхватил стихийницу под локоть. — Околеешь.

Мари с тоской посмотрела вверх. Слишком высоко. Не выбраться. Если б не перегородка, у них бы появился шанс уйти от снежной горы. До мостов, где их заметила бы стража, пешком далековато, но, глядишь, докричались бы по дороге до кого-нибудь.

Владения Королей и срединную территорию соединяли два охраняемых моста, расположенных в параллели многострадальной Эзры и ведущих прямиком к Дворцам. Один предназначался для приезжающих, другой — для покидающих земли Их Величеств. Мари с грустью подумала, что ни разу не видела мосты вблизи, только из окон с западной стороны Академии. Впрочем, экая невидаль. В мире еще столько вещей, на которые ей не суждено посмотреть из-за глупого мальчишки.

— Ненавижу тебя! — слетело с губ. Дрожащие ладони сжались в кулаки и принялись молотить Яна грудь. — Ненавижу, слышишь?! Ты — истинный сын Зимы! От тебя одни беды!

Ян не стал сопротивляться или защищаться. Отступил на несколько шагов, пока не уперся в стену, и безропотно ждал, когда гнев Мари стихнет. Много времени не потребовалось. Слишком мало физических сил осталось у высшей стихийницы. Слишком ослабли ноги, прикрытые тонким летним платьем. Она плюхнулась на ледяную землю, закрывая ладонями побледневшее лицо. Ян опустился рядом, но не посмел прикоснуться. Обнял собственные колени и уткнулся в них подбородком.

— Поверь, я не хотел причинить вред, — пробормотал он, дрожа. — Это была шутка. Только шутка. Поверь.

— Поверить тебе?! — Мари подарила Яну яростный взгляд и, с трудом подавив желание послать в мальчишку пару искр, повернулась к нему спиной.

Поверить?! В голове не укладывалось, что он посмел просить об этом. Мерзкий пакостник не заслуживал ни доверия, ни прощения. Даже жалости!

Мари обхватила себя руками, отлично понимая, что это не поможет согреться. Прижаться бы к стене и закрыть глаза. Заснуть. Других вариантов не осталось. Тогда почему в голове звенит странный колокольчик, пытаясь что-то напомнить? Извлечь из замороженной памяти забытое воспоминание. Что-то об Академии. Но что?

— Поверить, поверить, — шептала Мари, не понимая, почему это слово отдается эхом в голове. — Доверие...

А потом пришла и картинка.

За окном Зима. Пурга безжалостно заметает Замок. Не разглядеть, что творится снаружи, хотя до вечера далеко. Чересчур много белого. Сплошные мельтешащие мухи, заслоняющие все остальное. В комнате тепло. Жарко горит огонь в камине, игриво потрескивает, не давая унынию на улице просочиться внутрь.

— Дочитали? — спрашивает осу Айри Сурама, заметив, что шепоток в классе становится громче. Никто не смотрит в книги, задание либо выполнено, либо забыто.

Преподавание — не стезя Айри, но ему неинтересно служить Королеве Сентябрине. Гораздо увлекательнее проводить эксперименты в лаборатории Академии, изобретать новые виды промозглых Осенних дождей. А ученики… Пусть читают параграф за параграфом, пока он, сидя с ногами в кресле, набрасывает в тетради новые варианты ингредиентов погодных зелий. Но Сурама при всей отстраненности нравится ученикам. Не потому, что мало спрашивает. Иногда он вспоминает об учительских обязанностях и рассказывает яу что-нибудь особенное. Такое, чего от других преподавателей не услышишь.

Вот и сегодня он откладывает в сторону потрепанную тетрадь с загнутыми уголками и пытается вернуть в класс тишину. Не криками и угрозами, а интересной историей. О стихийниках, попавших в беду. О высшем сыне Осени, потратившем много сил, и его слабом друге, неспособном на грандиозные свершения.

— И сказал тогда первый друг: «Я не могу воспользоваться собственными чарами, а ты не сумеешь создать сильный дождь. Но объединив усилия, мы сделаем невозможное. Нужно довериться друг другу. Довериться настолько, чтобы поведать самые сокровенные страхи. И тогда я смогу позаимствовать твою силу, подарить умирающей земле влагу…»

Больше всех рассказ Айри впечатляет Ноя. После урока он подходит к учителю, чтобы уточнить детали. Мари и Далила стоят в стороне, но слышат каждое слово.

— Разумеется, это правда, яу Ури, — Сураму не сердит недоверие ученика. — Это высшая магия, которой не учат в Академии. Причина ее непопулярности в нежелании стихийников раскрывать душу.

— Но если они захотят, то смогут, так? Все—все? — не унимается Ной, обожающий рассказы о тайных чарах.

— Не все, Ури, — закругляет разговор осу, собирая драгоценные записи. — А только дети единого Времени Года…

Ян сначала решил, что Мари сошла с ума. Дочь Зимы и сама не поверила бы, озвучь предложение кто-то другой.

— Какая разница, рехнулась я или нет?! — ругалась она, чуть не плача от холода, пробравшегося внутрь костей. — Если ничего не выйдет, сможешь позлорадствовать! А пока делай, что говорю! Давай руки!

Ладони Яна оказались теплее ее собственных. Но пришлось приложить усилие, чтобы удержать их — обоих пленников рва била крупная дрожь.

— Нужно рассказывать о страхах? — мальчишка горестно хмыкнул, и губы выпустили новые клубы пара.

— Да! Начинай! — приказала Мари, судорожно соображая, что сказать, когда настанет ее черед. Для успеха говорить следовало правду.

— Ну… — Ян шмыгнул замерзшим носом. — Смерти боюсь.

— Не то! — прошипела Мари, завидуя. Своего носа она не чувствовала и шевелить им не могла. — Смерти все боятся. Нужно что-то особенное. Свое.

— Тогда начинай ты! — панически потребовал мальчишка. — Это твоя затея!

— Ладно. Боюсь… — она представила нож со снежинкой на рукояти, торчащий из портрета Хлады на лестнице Зимнего Дворца. — Боюсь убийцы Королевы. Он меня преследует. Или… — стихийница неестественно засмеялась, — не боюсь? Теперь он до меня не доберется, отшельник выполнил его работу. Говори ты. Мне надо подумать.

— Боюсь… — Ян откашлялся и затараторил. — Боюсь, отец женится на ву Колни — нашей соседке. Зачастила к нам. То с картошкой пирог принесет, то с яблоками. Глаза подводит! Отец ее за стол сажает, болтает до ночи. Меня этим Летом из школы не забрал. Зуб даю, свадьбу готовят!

— Боюсь, — Мари не знала, что именно должна почувствовать, заимствуя силу Яна, и просто сосредоточилась на мысли о ней. — Боюсь узнать, кто мой отец. Узнать окончательно, — добавила она тихо.

Вопреки полученным доказательствам, разум отказывался верить в родство с Рофусом.

— Ты не знаешь, кто твой отец? — переспросил Ян удивленно.

— Моя мать — человек. Шу, — пояснила Мари. — Она умерла, когда мне было пять лет. Большую часть жизни я провела в Академии Стихий. Оставалась там даже в каникулы. У мамы не было родственников. Отца я не знала. Но он точно стихийник Зимы. Не из слабых. Но все кандидаты мерзавцы…

Мари поймала себя на мысли, что рассказывает сокровенное мальчишке, которого несколько часов назад поколотила бы, посмей он задать вопрос о семье.

— Моя мама принадлежала Зиме, — Ян отвел взгляд. — Она умерла шесть лет назад. Мама меня любила больше, чем отец. Он — сын Весны. Если мы отсюда не выберемся, у него гора с плеч упадет. Не нужно будет изображать заботу, — мальчишка быстро заморгал, чтобы сдержать навернувшиеся слезы. — Твоя очередь.

— Я не была в Весеннем Дворце, — зачастила Мари, боясь, что язык замерзнет. — Не могу судить о его жителях, но в Зимнем одни негодяи. Думают только о себе. О выгоде для клана. Они бесчувственные, безжалостные. Замороженные! Я не хочу туда возвращаться. Боюсь стать похожей на них. Вдруг сама не замечу, как начну меняться. Продолжай!

— Прозвучит нелепо, но я… — Ян стиснул зубы, собираясь с силами для признания в очередном страхе. — Боюсь выглядеть глупо. Но фоне других я сильный стихийник. В школе приходится изображать героя, поддерживать статус заводилы. Ты побила меня при первой встрече. Я должен был взять реванш, иначе б Осенью надо мной вся школа потешалась.

— Боюсь паучиху, — открывать рот становилось труднее, как и стоять на ногах. — Королеву-мать. Я для нее — игрушка. Вроде белой болонки у ног. Одно слово Северины, и конец. Никто не заступится. Не придет на помощь. Потому что я — безродная сирота… — голос задрожал от невыплаканных слез, но она взяла себя в руки и потребовала:

— Дальше!

— Мне твердят, что я особенный, — Ян говорил медленнее, взгляд затуманился. — У меня, видите ли, есть предназначение и долг.

— Кто твердит? — на миг Мари забыла о потерявших чувствительность ногах.

Ян Дондрэ — особенный?!

— Зу Иллара и зу Норлок, — мальчишка нахохлился. — Они решили, у меня особенная сила, и я должен следовать наставлениям. Ругаются, что плохо стараюсь. Зу Норлок ругается, однажды слабаком назвала. Учитель ничего не говорит, но я по глазам вижу, что недоволен. А я не чувствую себя особенным, не понимаю, чего они привязались!

— А я себя боюсь, — прошептала Мари, прислушиваясь к сердцу. Показалось, оно замедляется. Лишь в голове упрямо стучало: «Вьюга, вьюга, вьюга». — Боюсь ту часть меня, которая ненавидит Зиму. Я принадлежу этому Времени Года, без сомнений, но что-то во мне сопротивляется. Не дает спокойно жить. И никогда не даст. Не понимаю, почему…

Почудилось, что-то белое пролетело перед глазами. Снежинки? Нет, еще одна галлюцинация, предшествующая забытью. Как пушистый хвост, который Мари недавно ловила. Но как похоже на снежные хлопья! Кружатся, будто настоящие. Падают прямо с неба. Жаль, не взаправду.

— Ситэрра! — завопил Ян, разжимая задеревеневшие пальцы. — Получилось, Ситэрра! Смотри, снег идет! Высоко! Над лесом!

— Снег… — Мари пошатнулась. Ян попытался ее подхватить, но не удержал замерзшими руками. — Ненастоящий… — в глазах потемнело, и уже не один мальчик уверял в несколько голосов, что нельзя терять сознание, а три или четыре.

Мари хотела попросить его перестать шуметь, но не сумела пошевелить языком. К чему? Это галлюцинация. Все бред — и снег, и признания. Не было ничего. Они с Яном разбились о дно рва. Целую вечность назад…

Боль то уходила, то возвращалась снова. Всегда разная. Она впивалась в безвольное тело иглами льда, беспощадно пытала нежную кожу огнем, рвала на части внутренности, не давая Мари ни плакать, ни дышать. Каждая попытка открыть глаза приводила к новому болевому взрыву — голову жгли раскаленным железом изнутри. Лишь изредка до измученного рассудка долетали обрывки фраз, принося новую порцию отчаянья.

— Без шансов, — тихо говорила у изголовья Роксэль Норлок, когда Мари бил озноб и никто в мире не мог снять с нее снежного покрывала. — Слишком много силы ушло.

— Очень жаль, — сокрушался голос Грэма Иллары несколько тысяч часов спустя, пока она лежала на горячем песке и не могла пошевелиться.

Временами Мари все же удавалось заплакать. В странной тишине она слышала, как слезинки, сбежав по щекам, подают на простыни. Тогда откликался еще один голос, принадлежащий незнакомой женщине. Мягкий. Вкрадчивый.

— Потерпи, милая, — шептал он ласково. — Нужно выстоять, дочь Зимы. Еще немного, и все будет хорошо.

Но остальные думали иначе. Например, советница Майя, рассуждения которой Мари услышала однажды сквозь пелену забытья.

— Нужно это прекратить, дорогая, — скорбно говорила она той, другой женщине. — Здесь твой дар бессилен. Ты продлеваешь агонию. Отпусти девочку.

— Она не хочет сдаваться. Я чувствую: ее воля к жизни сильна.

— Этого мало.

— Я не хочу умирать, — Мари понадобилось неимоверное усилие, чтобы это произнести, точнее, промычать. Четыре слова отдались болью глубоко внутри.

Спорщицы ахнули в унисон. Они не подозревали, что юная стихийница слышит разговор.

— Нет-нет, ты не умрешь, — зашептала незнакомка и поцеловала Мари в лоб. — Я обещаю, ты поправишься.

Советница Майя издала тяжелый вздох. Она не одобряла обещаний, которые считала беспочвенными.

Вопреки всеобщему унынию, таинственной женщине удалось вырвать дочь Зимы из лап смерти. Медленно, проиграв не один бой с болезнью. Когда Мари, наконец, пришла в себя, оказалось, что с памятного «сражения» с отшельником прошло больше трех недель. Июль закончился, уступив место августу, успевшему перевалить за половину. На срединной территории вовсю готовились к празднику Лета, отмечавшемуся в третьей декаде последнего жаркого месяца.

— Защитница нашлась! — ворчала Далила, силясь скрыть подступающие слезы облегчения. Ее подрядили к участию в подготовке праздника, но она не торопилась выполнять указания, большую часть дня проводила у постели подруги. — Надо было бросить наглеца. Поплатился бы за пакости! И поделом!

— Не говори так, — испугался Ной, превративший на радостях комнату, отведенную Мари в местной больничке, в оранжерею. — Мы сами в Академии столько глупостей творили и никогда не думали о последствиях.

Далила в кое-то веке смолчала. Возразить было нечего.

От друзей Мари узнала, что снегопад, созданный общими усилиями с Яном, первым заметил Грэм Иллара. Учитель в тот день все-таки явился на занятия и к появлению незапланированных в сезоне осадков успел рассвирепеть, как бык, разыскивая сбежавших учеников. Грэм сообразил, что дело неладно, крикнул нескольких рослых парней и вместе с ними на лошадях добрался до дома отшельника. Жертвы старика обнаружили на дне оврага без сознания. Учитель лично спустился вниз по наколдованной ледяной лестнице. Первым на поверхность подняли Яна, хотя его жизнь не была в серьезной опасности. Истратившей силы Мари пришлось хуже.

— Кто меня лечил? — спросила стихийница, с грустью отмечая в уме, что учитель предпочел спасать любимчика.

— Местный лекарь — лу Тоби, — отозвалась Далила, гадая о чем-то на ромашке, выдернутой из самого большого букета. — Он на советников лет тридцать работает.

— А женщина?

— Какая женщина? — лепестки падали и падали на пол.

— Которая меня лечила, — с легким раздражением пояснила Мари.

Далила и Ной удивленно переглянулись.

— Наверное, тебе померещилось, — сделал вывод Ной. — Ты же сильно болела. Вот тебе и привиделась женщина—лекарь. Красивая, да?

— Не знаю, — насупилась Мари, демонстративно не заметив презрительного фырканья Далилы. — Я только голос слышала. И ничего мне не привиделось! Я точно знаю!

Друзья не стали спорить, понимая бессмысленность затеи. Упрямство Мари обоим было отлично известно со времен Академии.

— Отшельника прогнали, — сменила тему Далила. Но Мари она мало заинтересовала, мысли вертелись вокруг женщины, спасшей жизнь.

Не приоткрыли завесу тайны и Грэм с Майей. Советница на вопрос о незнакомке удивленно вскинула подрисованные брови и потрогала лоб Мари, заподозрив, что у нее снова жар. Учитель высказал ту же идею, что и Ной, посоветовав не расстраиваться, мол, в бреду и не такое может привидеться. Грэма больше беспокоила сила Мари, а не душевное состояние.

— Тебе пока нельзя пользоваться погодным даром, — объявил он и опустил на пол большую дорожную сумку, в которой что-то подозрительно громыхнуло. — Рискуешь здорово покалечиться. Ты выжала силу почти без остатка. Нужно время, чтобы она наполнила тебя заново.

— Почти? — усмехнулась Мари уголками губ. Она пришла в себя два дня назад, но по-прежнему чувствовала сильную слабость.

— Кое-что осталось. Иначе ты бы не сумела воспользоваться даром Яна. Поздравляю, Ситэрра! — Грэм широко улыбнулся, и Мари сделала вывод, что похвала искренняя. — Ты превзошла мои ожидания. На дне рва продемонстрировала высшую погодную магию. Но меня удивляет, как вы с Яном так быстро открылись друг другу. Я не о признаниях. Это лишь слова. Вы впустили друг друга в душу. По-настоящему. Не все близкие стихийники способны на подобное. Вас же и приятелями не назовешь.

— Мы очень хотели выбраться, — прошептала Мари, заподозрив, что Грэм не прочь узнать их секреты. Нет, она не жалела о собственной откровенности, ведь и Ян многое поведал. Однако другим знать подробности ни к чему.

— Да, страх способен творить чудеса, — задумчиво протянул учитель. — Спасибо за благородство. У тебя не было причин помогать Дондрэ. Ну-ну, — засмеялся Грэм, заметив, как заалели щеки ученицы. — Дети Зимы не любят рисковать ради других, и я рад, что среди нас встречаются исключения. Для Яна твой поступок стал хорошим уроком. Он, кстати, спрашивает разрешения навестить тебя.

Мари в ответ пожала плечами, мол, пусть заходит.

— Хорошо, — удовлетворенно заметил Грэм. — И на этот раз, будь добра, прими мой совет к сведению — не пытайся использовать дар. Через три месяца я проверю, восстановились ли способности, а дальше… дальше будем исходить из обстоятельств, — он поднял с пола сумку. — Но не надейся, что я отстану от тебя с уроками. Раз невозможна практика, — он извлек наружу стопку старых толстых книг, — займешься теорией. Эти учебники я позаимствовал в Королевской библиотеке. Они особые. Здесь описывается множество различных приемов, которым не учат ни в Академии, ни в Высшей школе Дворца. Решил, с твоими талантами полезно с ними ознакомиться.

Вечером того же дня Мари навестил Ян. Скромно постучал и, дождавшись ответа, осторожно просунул голову в щель.

— Зу Иллара сказал, ты не против, — смущенно пробормотал он. — Я принес тебе подарок, — мальчишка быстро пересек комнату и протянул перевязанный лентой сверток.

— Спасибо, — вежливо поблагодарила Мари, вынимая еще одну книгу. — Содж Иллара! — вскричала она, не веря глазам.

— Ты слышала об отце учителя? — в свою очередь изумился Ян. — Его книги популярны на срединной территории, но во Дворцах запрещены.

— Я видела его спектакль в Орэне, весьма оригинален, — пояснила Мари, разглядывая обложку. «Тайны Зимнего Дворца» гласила она. Вот это подарок! Зная о репутации родителя Грэма, можно не сомневаться в увлекательности чтива.

Ян, запинаясь и краснея, начал извиняться за отвратительное поведение. Но Мари махнула рукой и спросила, знает ли он о женщине-лекаре. Подумалось, она и к мальчишке во время болезни заглядывала. Но тот пожал плечами, уверив, что его лечил исключительно лу Тоби.

— Я готова голову отдать на отсечение, что слышала голос, — нахмурилась Мари, поглаживая новую книгу кончиками пальцев. — Скажи, у советницы Майи есть дочь?

Вспомнилось, что та обращалась к загадочной женщине, как к родной.

— Была. Раньше, — смутился Ян. — Единственная дочь Майи — Апрелия, умерла много лет назад. Ее убили.

— Кто? — расстроилась Мари.

— Понятия не имею, — мальчишка понизил голос. — Говорят, там жуткая тайна. Я спрашивал взрослых и получил подзатыльник от зу Норлок. Ходят слухи, к гибели Апрелии причастен кто-то из Зимнего Дворца.

— Вот уж неожиданность, — проворчала Мари, глядя на обложку произведения Мастера. Стихийница б не удивилась, если бы Илларе-старшему оказалась ведома и эта тайна.