Семейная тайна

Глава I

Хильда Адамс была возмущена. Она захлопнула свою сумочку и встала.

— Все понятно. Я недостаточно молодая и сильная, чтобы ехать за границу, но здесь еще могу работать до умопомрачения. Наверное, если бы до вас я зашла в парикмахерскую и к массажистке и сделала перманент и массаж лица, то вы бы меня пропустили.

Мужчина, сидевший за столом, улыбнулся.

— Мне очень жаль. Похоже, война скоро закончится. И тем не менее ваше сердце…

— А что у меня с сердцем?

— У вас порой бывают перебои. Ничего серьезного, и вы доживете до самого преклонного возраста. Но…

— У меня перебои, потому что я, кажется, решилась совершить убийство, — холодно заметила женщина.

Она оперлась о стол рукой около массивной чернильницы, и врач с опаской взглянул на рассерженную женщину.

— Не я изобрел эти правила, мисс Адамс. Да, действительно, нам нужны медицинские сестры в Европе. Но предположим, вам нужно будет лететь на высоте двадцати тысяч футов[1]?

— Я ничего не имею против такого путешествия.

Доктор с облегчением увидел, что рука отодвинулась от чернильницы.

— Понимаете, мистер Форбс, я хочу принести какую-нибудь пользу там, за океаном, да и не имела бы ничего против маленьких приключений. В моем возрасте, к сожалению, они случаются не так уж часто.

Не попрощавшись, она вышла из кабинета, и врач задумчиво посмотрел вслед. Это была небольшого роста опрятная женщина с коротко остриженными платиновыми волосами и пронзительно голубыми глазами. На ее крепкой фигуре хорошо сидел черный костюм с белой блузкой. Нахмурившись, врач вызвал секретаря.

— Соедините меня с инспектором Фуллером, — сказал он вошедшей девушке. — Вот номер моего телефона.

Он протянул ей листок бумаги и откинулся в кресле. Черт побери, они, конечно же, могли взять эту женщину для работы в военном госпитале. Спокойная, заботливая, она уже в том возрасте, когда не будет смущать раненых молодых ребят, но у нее вполне еще достаточно сил и энергии, чтобы ухаживать и заботиться о них. Но управление возражает против ее посылки в Европу.

Зазвонил телефон, и Форбс снял трубку.

— Это Фуллер, доктор. Ну как? Все обошлось?

— Нам пришлось ее забраковать, если это то, что вас интересует.

— Почему? В чем дело?

— В ее сердце.

В голосе Фуллера послышалась тревога.

— Боже мой, что у нее с сердцем?

— Ничего страшного. Небольшая аритмия. Она сказала, что это из-за того, что она решилась совершить убийство. Возможно, через какое-то время мы пересмотрим заключение о состоянии ее здоровья. Мне бы очень хотелось удовлетворить ее просьбу.

— Послушайте, Форбс. Огложите пересмотр этого заключения хотя бы на неделю. Она может мне сейчас потребоваться.

Мисс Адамс сказала, что у нее в жизни мало интересного, — сухо сказал доктор. Мне думается, что это не совсем так. Тем не менее…

В трубке раздался глубокий вздох.

— Тем не менее я сказал ей, что прекратится воина или нет, нам все равно нужны сестры.

— Преступления, к сожалению, никогда не прекращаются, — сказал Фуллер. — А она — одна из лучших моих агентов. Не дайте ей одурачить вас, Форбс. Своими голубыми глазами она видит гораздо больше, чем вы можете представить, доктор. Когда это нужно, я внедряю ее в какой-нибудь дом, где она работает сиделкой или медсестрой, и результаты бывают просто потрясающие. Поэтому ее идея поехать в Европу лишила меня сна.

— Я бы слишком не рассчитывал на нее. Она все время жаловалась на пресную жизнь и нехватку впечатлений.

Фуллер рассмеялся.

— Хотел бы я знать, что она подразумевает под нехваткой впечатлений. В последнем деле, в котором она участвовала, Хильда предупредила виновную в преступлении женщину, что, если та сама не сведет счеты с жизнью, ей гарантирован электрический стул.

— Ну и что же она сделала?

— Как что сделала? А, та женщина! Конечно, застрелилась. Ну, Форбс, я ничего не имею против того, чтобы она ухаживала за ранеными, но я не хотел бы, чтобы мисс Адамс оказалась там, где, в случае надобности, мы не смогли бы ее найти.

— Лучше пошлите ей цветы, — посоветовал Форбс. — Ей сейчас не очень-то весело, впрочем, как и мне, — сказал он, кладя трубку на рычаг.

После посещения врача Хильда вернулась к себе, в свою маленькую, чистенькую квартирку. Она любила эту гостиную с мебелью, обитой ситцем, с канарейкой в клетке, висящей над бостонским папоротником, и свою скромную спальню, где в запирающемся на ключ ящике комода лежал револьвер с инкрустированной рукояткой. Он был такой же неотъемлемой частью ее профессии, как и шприц, скальпель, бинты, ножницы, градусник и т. д.

Она сняла шляпку и взъерошила свои короткие волосы. Затем, что было для нее уже совсем не характерно, закурила сигарету и подошла к окну. Внизу расстилалось море крыш и труб, но она в своих мыслях все еще была в кабинете врача. Они должны были ее взять. Уж кто-кто, а медсестра Адамс прекрасно знала свое сердце — оно ей еще послужит. И если, может быть, она не была достаточно молода, то уж во всяком случае достаточно крепка для такой работы. Сколько раз выдерживала гораздо больше смен без выходных, чем большинство работавших вместе с ней молоденьких сестер.

Над ее головой раздался щебет канарейки, и Хильда достала из небольшого холодильника немного салата. Конечно, эта пища не совсем для ее желудка, но птичка так любит полакомиться зелеными побегами. Почему, в конце концов, не сделать ей приятное? Ведь жизнь и так довольно скучна. Так почему не получить хотя бы маленькое удовольствие? Она потратила целый месяц, чтобы попасть на фронт. Теперь же ей придется снова работать по найму. Ведь она так всем нужна!

Хильда была слишком рассержена, чтобы куда-то идти ужинать. В отгороженном под кухню углу на двухконфорочной плите она сделала яичницу и сварила себе кофе. Раздвинув карточный столик и покрыв его скатертью, села ужинать. Не успела она покончить с едой, как прибыли цветы. Их принесла сгоравшая от любопытства хозяйка дома.

— Кто-то к вам неравнодушен, — заметила она, передавая коробку с цветами. — Вон какая здоровая коробка.

— Спасибо, — сказала Хильда. — Кажется, я знаю, кто их прислал. Если бы представилась возможность, я бы с удовольствием швырнула их ему в лицо.

— Ну, если бы мне прислали такую коробку, я, по крайней мере, была бы полна благодарности.

— Все зависит от того, с какой целью их прислали, — сказала Хильда холодно и с силой захлопнула дверь. Она даже не взглянула на цветы. Сняв крышку с коробки, лишь посмотрела на карточку, на которой было написано: «Мисс Пинкертон. С восхищением и наилучшими пожеланиями». Не окончив ужина, она подошла к телефону и набрала номер.

— Попросите инспектора Фуллера, — проговорила она и стала ждать с каменным лицом. Когда Хильда услышала его голос, от негодования у нее затряслись руки. Ее голос был тем не менее ровным, но инспектор не мог не почувствовать его холодности.

— Для чего эти цветы? — спросила она коротко.

— Послушай, Хильда…

— Для чего эти цветы?! Как ты узнал, что меня забраковали?

— Видишь ли, я знаком с доктором Форбсом. И когда он рассказал мне, что с тобой сегодня произошло…

— Перестань мне врать. Вы все там заранее сговорились. Тебе нужно, чтобы я осталась дома и делала для тебя эту грязную работу. Не так ли?

— Послушай, Хильда, неужели ты думаешь, что я причастен ко всему этому? Но ведь жизнь продолжается, и люди нужны не только на фронте. Да к тому же и ты и я не так уж молоды, да и твое сердце…

Тут он услышал короткие гудки и понял, что она бросила трубку.

Хильда так и не доела свой ужин. Когда она не была занята на дежурстве, у нее была привычка совершать перед сном прогулку. А мисс Адамс была человеком, всегда следовавшим своим привычкам. Зимой она проходила определенное количество кварталов, когда было тепло, шла в парк и вязала, сидя на скамейке. Взяв коробку с цветами в одну руку и сумочку с вязанием в другую, она пошла на улицу. Оставив коробку с цветами около квартиры, где жила хозяйка дома, Хильда направилась в парк.

Не обратив никакого внимания на мужчину, севшего на скамейку рядом с ней, она продолжала упорно вязать с мрачным выражением лица.

— Ну и лицо! — воскликнул мужчина, рассмеявшись. — Готов поспорить, Хильда, что ты пропускаешь петли.

Она промолчала, и Фуллер понял, что мисс Адамс действительно расстроена. С ней всегда было трудно. Хильда не любила работать на полицию.

— Интересную историю узнал сегодня. Я бы назвал ее — тайна черной точки.

Она взглянула на него.

— Я должна это выслушать? — спросила она ледяным тоном. — Здесь хорошо, но я могу пойти и домой.

— Это не касается ни тебя, ни меня. Просто маленькая шпионская история. На письмах немецким военнопленным появляется маленькая черная точка. Эти письма, конечно же, не дошли до адресата, их перехватили. Точку увеличили и получили целое послание. Здорово, не правда ли?

Он внимательно посмотрел на нее. Во всяком случае Хильда перестала вязать. Но не проронила ни слова. Если бы не ее седеющие волосы и фигура взрослой женщины, она выглядела бы совсем как девчонка. Ее лицо по-прежнему было холодно.

— Должна тебе сказать, что я не буду больше на тебя работать. Я слишком стара, и у меня больное сердце. Я поеду в деревню и буду выращивать там цыплят. Я всегда об этом мечтала.

— Боже, что они с тобой сделали! Послушай, Хильда. Я не давил на них. Я сказал им, что если они хотят, то могут тебя взять. Но я со всей определенностью заявил, что если они не возьмут тебя, то я с радостью воспользуюсь твоими услугами. И ты очень мне нужна. Прямо сейчас.

— Мне надоели все твои убийства, — сказала она все тем же холодным тоном.

— А заинтересовало бы тебя попытаться предупредить такое убийство? Ведь, в конце концов, жизнь есть жизнь — что здесь, что на фронте. Назревает одна ситуация, которая меня начинает здорово беспокоить. Дай, по крайней мере, я расскажу тебе.

— Я не могу запретить тебе говорить, — сказала Хильда и снова принялась за вязание.

Фуллер закурил и посмотрел на дорожки парка. Октябрьское солнце уже зашло, и няньки увели своих подопечных ужинать. Теперь парк был во власти ребят из бедных кварталов.

— Жизнь чертовски странная штука, — заметил он. — Посмотри на этих ребят. У них мало что есть, но они довольны этим. У других есть все, а они вечно чем-то недовольны. — Он откашлялся. — Я сейчас думаю об одной девушке. Она умна, насколько я знаю. Красива, у нее много нарядов и денег. У нее есть молодой офицер, который хочет на ней жениться. А она, насколько опять-таки я знаю, хочет убить свою мать.

Хильда, казалось, насторожилась.

— А что сделала ее мать?

— В этом-то вся штука. Никто не знает. Там есть еще тетя, сестра отца девушки, которая прямо-таки обезумела от всего этого. Она считает, что у девушки какая-то идея фикс, что-то ненормальное. Но я в этом не уверен.

Теперь было ясно, что, несмотря на свой ледяной тон, Хильда заинтересовалась рассказом инспектора.

— Для таких случаев есть психиатры, — сказала она.

— Девушка достаточно умна. Мы уже пробовали. Она не желает с ними говорить.

— А откуда вы знаете, что у нее такая навязчивая идея?

— Она уже пробовала убить мать. Дважды.

Инспектор замолчал, и Хильда впервые подняла на него глаза, в которых появился интерес.

— Не напоминает ли тебе наш разговор историю с моряком, который обещал мальчику рассказать о том, как он потерял ногу, если тот перестанет донимать его вопросами?

— Ну и как же он ее потерял?

— Матрос сказал, что ногу откусила акула, — тихо ответила Хильда, и Фуллер громко рассмеялся.

— Хорошо, — сказал инспектор. — Первый раз девушка стреляла в нее. По той версии она, находясь в сомнамбулическом состоянии, вошла в комнату матери и дважды выстрелила. Правда, промахнулась. Это было около двух месяцев назад.

— Бывает, что люди действительно ходят во сне.

— Но они не стреляют дважды из пистолета. Первый же выстрел должен разбудить такого лунатика. И они не врезаются во сне в деревья, управляя машиной. А она и такое устроила, когда ехала вдвоем с матерью. На этот раз версия гласила, что это было дорожное происшествие. Я был на том месте. Еще бы несколько футов подальше, и машина прямиком свалилась бы в ущелье. Их спасло как раз это дерево.

Они замолчали. Становилось все темнее, и ребятишки понемногу расходились по своим убогим жилищам. На небе были видны огоньки пролетающего самолета. Приглушенный рокот его моторов вплелся в шум автомобильного движения, образуя обычный звуковой фон большого города.

— Мне это что-то не нравится, — сказала Хильда, прервав молчание. — Я мало понимаю в психиатрии и предпочитаю не иметь дела с невротическими девицами.

— Она не невротичка. Там какая-то тайна.

— А выход пытаются найти с помощью убийства?

— Есть один мотив, который никогда не принимают во внимание авторы детективных романов. Это — отчаяние.

— А что довело девушку до такого состояния?

— Если бы я знал, — сказал инспектор, глубоко вздохнув. — Да, сегодня ее тетя упала на лестнице и сломала несколько ребер. Ничего особо серьезного. Ее никто не толкал. Короче, им нужна медицинская сестра. Подумайте об этом предложении.

— Я же сказала, что не буду больше работать на полицию.

Фуллер не стал продолжать уговоры. Они прошли не спеша до ее дома, но инспектор не решился зайти к ней. Он произнес несколько неловких фраз о том, что понимает ее состояние, на что Хильда ответила ледяным молчанием. Когда он собирался попрощаться, она вдруг резко спросила:

— Что эта девушка, она сама сказала, что это были несчастные случаи?

— Она сама ничего не говорит. Судя по всему, все объяснения дает мать: и о хождении во сне, и о дорожном происшествии, — всю вину сваливая на неисправную коробку передач.

— Кто-нибудь пострадал в автомобильной аварии?

— У девушки ушиб руки. Больше ничего. Ее тетка приходила ко мне и рассказывала, что девушку возили в больницу на рентген. Там она вела себя прекрасно, благодарила за заботу, но на откровенный разговор не пошла. Я беседовал с хирургом, который ее осматривал. Он сказал, что она выглядела нормально, правда, как он сказал, была несколько подавлена и угнетена. А так — прекрасное молодое существо.

— Что-то не похоже не то, о чем ты рассказал, — пробормотала Хильда. Они распрощались у ее подъезда.

Идя домой, инспектор подумал, что он сделал все, что мог. Хильда обдумает его предложение и либо позвонит ему сама, либо он позвонит ей, как только произойдут новые события, в чем он совершенно не сомневался.