Семейный заговор

Глава 5

Вечер шел на убыль. Солнце на подходе к горизонту уныло таращилось с запада из-за густой гряды облаков. В морозном воздухе Шубридж мог видеть вдалеке холодно-серый отблеск моря и торчащую из воды покрытую зеленью макушку Стип-Хольма. Еще ближе к горизонту в полутьме угадывались очертания Флэт-Хольма. Пройдет час, и в устье реки Северн зажгутся сигнальные огни. А еще через два часа ему нужно будет отправляться обратно в школу после проведенного дома уик-энда. Ему больше нравилось находиться дома, но мысль о возвращении в школу не беспокоила. Он привык принимать как должное все, что ему приходилось делать, независимо от того, нравилось ему это или нет.

Мартин легко шагал по крутым склонам известняковых холмов. Повсюду его сопровождал красный сеттер, а на руке, защищенной перчаткой, восседал укрытый колпаком сокол. Под ногами хрустела общипанная овцами подмерзшая трава, и в такт шагам легонько била в бок старая холстяная сумка. Его глаза ловили любое движение, любое изменение света; слух выделял любой звук поверх низких завываний северо-восточного ветра. Ему нравилось быть с собакой и соколом. В основном потому, что это любил его отец. Никогда они с отцом не обсуждали свое общее пристрастие, они понимали друг друга без слов. Быть наедине с самим собой, быть самим собой.

На вершине ветер усилился, бил прямо ему в лицо и ворошил дымчато-серые перья на крыльях сокола. Далеко внизу, в долине, виднелись петляющие дороги, деревни и фермерские усадьбы, оттеняемые тусклыми отблесками озер Блэгдон и Чу-Вэлей. Мартин часто ходил с отцом на эти озера ловить выращиваемую в них форель. Это было увлекательно, но ему больше нравилось рыбачить в маленьких быстрых горных речках Уэльса. На полдороге вниз стояла небольшая буковая роща, и у него еще оставалось достаточно времени, чтобы прочесать ее верхнюю окраину перед тем, как отправиться домой. Он остановился в пятидесяти метрах от рощи, свободной рукой и зубами освободил тесьму на колпаке сокола и пустил его влет. Своих птиц Мартин приручал и обучал собственным методом, в отличие от отца с его пуританскими взглядами.

Сокол рассек воздух низко над землей, затем пошел на подъем, в направлении верхней части ближайшего к нему дерева, быстро взмахивая короткими крыльями. Лишь только сокол занял место на дереве, как нетерпеливо заскулила собака. Мартин успокоил ее, дотронувшись рукой до влажного носа. Ему чужды были правила, установленные другими людьми. Нужно ко всякому делу искать собственный подход. Пусть его птицы терялись, унесенные сильным порывом ветра, но они никогда не носили пут, которыми могли зацепиться за столб или провода. Они улетали на свободу.

Он вошел в рощу, даже не посмотрев в сторону сокола. Сокол последует за ним, перемахивая с вершины на вершину и возвещая о себе звоном колокольчика. Мартин пустил собаку вперед — обшарить кусты, подлесок и заиндевелые участки желтой травы с заплатами сухой крапивы, где скрытыми россыпями лежали упавшие с буков плоды.

Ярдов через пятнадцать собака подняла кролика, и мальчик крикнул: «Хуу-хааа». Крикнул он не затем, чтобы натравить сокола, без того настороженно следившего за окружающим, а просто потому, что ему это нравилось. Сокол тем временем уже обогнал Мартина. Петляя между деревьями, сокол прицелился и нырнул сверху на кролика, слившись с ним в одном длинном полете, в котором перемешались перья с клочьями шерсти.

Мальчик позвал к себе собаку, и они вместе отправились к месту схватки. Когда они подошли, кролик уже был наполовину задушен. Мартин посадил сокола на руку и наградил его кусочком мяса, затем поднял кролика за задние ноги и прикончил, с размаху ударив о гладкий ствол соседнего дерева. Убрав добычу в отделение для дичи своей холщовой сумки, он снова пустил сокола и пошел вперед в сопровождении собаки.

Так они прошли наискосок через рощу вниз по склону, по дороге взяли еще одного истощенного после зимы кролика, упустили лесного голубя, с завидной резвостью сорвавшегося из травы, где он кормился орехами бука, и, наконец, спугнули из зарослей остролиста сороку, которая была задушена после яростной короткой схватки.

Час спустя, одетый в школьную форму, он прощался у машины с отцом. Обычно родители вместе отвозили его в школу, находившуюся в пятидесяти милях от дома. Но сегодня только мачеха поехала с ним, у отца было много работы. Отец, прощаясь, пошутил насчет его возвращения в клетку. Мартин улыбнулся: отец единственный человек в мире, которого он безумно любил. Мартин сел на переднее сиденье машины, сеттер удобно устроился на заднем. Мачеха включила радио, а Мартин, откинувшись на спинку сиденья, размышлял о своих хорьках. Надо будет подыскать им новое место, какую-нибудь ферму, учителя запретили держать зверьков в пансионе. А после учебного года он привезет их домой и попробует провести совместную охоту соколов и хорьков.

Эдвард Шубридж проводил взглядом отъезжающую машину и вернулся в дом. Закрыв входную дверь, он пересек большой холл и, пройдя через деревянную дверцу, спустился по каменной лестнице вниз, где находилась его студия.

Это была большая комната с киноэкраном во всю стену и длинной низкой скамьей напротив нее. У других стен студии стояли книжные полки и шкафы, за одним из которых находилась потайная дверь в подвал.

Шубридж сел и включил проектор. Минут пятнадцать он смотрел любительскую пленку, иногда останавливая ее на каком-нибудь кадре и делая пометки в блокноте. Фильм был снят с заднего сиденья автомобиля; частично съемка велась с довольно близкого расстояния, но в основном — при помощи длиннофокусных объективов. В кадре был пожилой человек лет шестидесяти пяти, приятный, с властными манерами, интеллигентной наружности.

Пленка кончилась. Шубридж развернул на столе мелкомасштабную карту местности, сверху наложил лист прозрачной бумаги и стал не торопясь переносить дороги, которые вели к интересующему его месту. Целиком углубившись в работу, он оставался настороже и чутко ко всему прислушивался, готовый в любой момент зафиксировать незнакомые звуки и быстро отреагировать на них. Хотя ему было далеко за тридцать, любой ровесник мог позавидовать этому голубоглазому, подтянутому блондину — он без труда пробегал дистанцию в двадцать миль вокруг соседних холмов. Он специально развил в себе нечувствительность к боли, повинуясь лишь командам собственного рассудка. В жизни он был привязан только к сыну и второй жене. Смерть первой, когда их малышу шел четвертый год, стала для него освобождением.

Через две недели он сделает последний шаг к полной независимости от этого мира. И ничто не остановит его на этом пути — даже если понадобится отнять у кого-то жизнь, придется пойти на это. Самый опасный из всех живых существ — умный, жестокий мечтатель, возжелавший достичь для себя рая на земле. Если бы его назвали сумасшедшим, он бы не стал отрицать, но добавил бы, что скорее согласится жить по законам собственного безумия, чем по нормам так называемого цивилизованного общества.

За последние пять лет десять человек являлись одновременно членами двух гольф-клубов — Тивертонского и Кроуборо. Четверо из них — женщины.

За этот же период шестьдесят восемь человек играли в обоих клубах в качестве гостей, из них двадцать восемь женщин.

В гольф-клубах имелись адреса членов. Что касается гостей, то чаще всего напротив их фамилии в книге записей значился город или название того гольф-клуба, где они были постоянными членами.

Буш передал полученную информацию Сэнгвилу. Тот должен организовать поиск и сбор данных обо всех этих людях — как членах, так и гостях обоих клубов. Буш понимал: дело растянется на несколько недель, поэтому распорядился представлять ему ежедневные отчеты о ходе расследования.

Джордж сидел за обедом в баре «Красный лев». Настроение у него было прекрасное. Все утро он провел, прогуливаясь в окрестностях собора и размышляя о своей будущей жизни.

Он решил открыть собственное дело. Эта идея пришла ему в голову возле могилы сэра Джона де Монтакьюта, участника битвы при Креси, скончавшегося в 1390 году. Время не пощадило памятник благородному воину: меч сломан, а у льва, на которого опирается рыцарь, пропал хвост. «Ничто не в силах противостоять запустению», — подумалось Джорджу.

И тут его осенило. В округе ежегодно строятся сотни новых частных домов. А возле каждого дома должен быть сад, который приходится разбивать на неосвоенном участке. Он станет садовником, будет помогать тем домовладельцам, которые слишком заняты или чересчур ленивы, чтобы начинать самим с нуля. Для этого ему понадобится автофургон, инструмент и крепкий помощник. Потом можно будет расширить дело: нанять еще людей, купить пару автофургонов… А для начала придется попотеть вместе с помощником. Что же, это неплохо: можно избавиться от брюшка и привести себя в хорошую форму.

Сидя в баре, Джордж сделал расчеты на клочке бумаги: чтобы начать, достаточно пяти сотен фунтов. Автофургон и инструмент не обязательно должны быть новыми — можно купить и подержанные. Зарплату себе платить не надо, пока можно пожить и на свою скромную ренту. Итак, нужны пять сотен. Можно продать акции — это две сотни. Остается еще три. Где же их взять? Наверняка поможет Бланш, ей это ничего не стоит. Хотя кто ее знает, иногда она ведет себя довольно странно в денежных делах. Если она откажет, то найдутся другие. На обратной стороне листа он начал составлять список друзей, которые могли бы дать в долг. Написав пять имен, он подумал и вычеркнул четверых. Потом еще немного подумал и зачеркнул последнего. Пятерку, может, и дадут, но три сотни вряд ли. Ничуть не расстроившись, он купил пару сосисок, вернулся к машине и дал их Альберту. Сев за руль, он поехал к Бланш, единственному человеку, на которого можно рассчитывать. А может, стоит подождать, когда она появится у него сама и будет в хорошем настроении?.. Нет, лучше решить это дело сразу. К тому же наступила весна, лучшее время для начала садового бизнеса.

Он весело насвистывал, прикидывая про себя, в какай цвет выкрасить автофургон.

Когда он добрался до дома Бланш, оказалось, что она занята с клиентами. Он прошел на кухню — решил поболтать с ее старушкой матерью, которая жила вместе с дочерью много лет. Именно из-за нее и еще для того, чтобы, как говорила Бланш, «не нарушить ауру дома», он никогда не оставался здесь ночевать. Но внутренне Джордж был уверен, что его не оставляют в доме, чтобы избежать пересудов соседей.

Будучи наполовину цыганкой, миссис Тайлер, несмотря на свой шестьдесят восемь лет, до сих пор тосковала по вольной кочевой жизни. Она угостила Джорджа кофе. А он, выпив его, положил на стол пятидесятипенсовую монету и протянул миссис Тайлер правую руку ладонью вверх. Это стало ритуалом во время их встреч на кухне. Джорджа всегда удивляло, как много таит для него будущее, если верить словам миссис Тайлер.

Его мысли сегодня были слишком заняты текущими делами, и он слушал ее предсказания вполуха. Отправится в путешествие, пересечет море и встретит темноволосого незнакомца, который даст ему плохой совет. Ему надо держаться подальше от лошадей, они принесут ему несчастье (вообще-то Джордж с детства не любил лошадей, и старуха об этом знала). Его ждет счастливая жизнь, у него будет много детей, но один из них умрет в раннем возрасте. Джордж закурил. Надо будет дать объявление в местные газеты и попросить своих приятелей сделать ему в округе что-то вроде устной рекламы. Завтра же он займется просмотром каталогов на механическое оборудование для работ в саду. Да, нужно еще договориться о поставке цветочной рассады и саженцев — разумеется, за вознаграждение. Тут его внимание привлекла одна фраза.

— Что вы сейчас сказали?

— Да ты добрую половину пропустил мимо ушей.

— Вовсе нет. Я бы не стал ни за что ни про что отдавать вам пол фунта. Что это вы сказали насчет какого-то дела?

— Я сказала, ты скоро начнешь какое-то новое, собственное дело.

— Разумеется, новое, если сейчас я ничем не занят. А что за дело?

— Похоже, будешь ходить по домам, много общаться с людьми.

— Не может быть! Что, начну налоги собирать или стану страховым агентом?

— И тебе надо держаться подальше от высоких сфер. Мне не нравится вот эта линия сердца.

— Что вы имеете в виду, прием у лорд-мэра или Эверест?

— Да будет тебе издеваться.

— Знаете, линии на моей руке точно такие, как на прошлой неделе. Почему вы мне этого тогда не сказали? А цветов на моей руке вы случайно не видите? Или хорошенького желтого автофургона?

Старуха бросила на него испепеляющий взгляд, отпустила его руку и положила монетку в карман. И потом, смотря ему прямо в глаза, сказала:

— Я вижу фургон. Но не светлый, а темный, почти черный. И ты сидишь в этом фургоне, хотя тебе этого очень не хочется.

Джордж засмеялся:

— Кто его знает, все может быть.

Тут он услышал стук входной двери: Бланш проводила своих клиентов. Джордж вышел из кухни и увидел ее в холле. Они пошли в гостиную. Он поцеловал ее, усадил в кресло и сказал:

— Прошу тебя, ты должна меня выслушать. Дорогая, я хочу переменить свою жизнь. И для этого мне нужно всего 500 фунтов. Разумеется, в долг. Верну с процентами. Сейчас я тебе обо всем расскажу.

Бланш сидела и терпеливо слушала, как Джордж во всех подробностях расписывал свой план. Ей нравился Джордж. А когда ему в голову приходила какая-нибудь очередная безумная идея, он нравился ей еще больше. Бланш видела, что в этом взрослом мужчине еще не умер мальчишка. В такие минуты она думала о нем с любовью, нежностью и жалела его, зная, что этим мечтам никогда не суждено сбыться. Бедный старина Джордж, наверное, он никогда не изменится. Внезапно у нее мелькнула мысль, что, если бы вышло с храмом Астродель, она могла бы выйти за него замуж. Впрочем, нет, она должна стать жрицей храма. А если рядом будет муж — вряд ли это возможно. Само собой, роман с ним можно не прерывать, но замужество исключено.

— Ну, что скажешь? — заканчивая свой монолог, спросил Джордж. — Я все подсчитал. С самого начала можно зарабатывать примерно 40–60 фунтов в месяц, и в самое ближайшее время окупить затраты на инструмент и рассчитаться с долгами. Подпиши чек, дорогая, и я приступаю к делу.

Он снова поцеловал ее, и она почувствовала легкий запах жареного лука. Наверняка обедал в «Красном льве» — если нужно найти Джорджа между двенадцатью и двумя часами, можно смело отправляться туда. Обдумывая предложение Джорджа, она заметила, как тень сомнения пробежала по его лицу: он явно боялся отказа. Волна нежности нахлынула на нее.

— Дай-ка мою сумочку.

Она вынула чековую книжку, взяла ручку, выписала чек и передала Джорджу.

Он посмотрел: пятьсот фунтов. Но, увы, чек не был подписан. Он внимательно посмотрел на нее, и Бланш стало неловко. Но у нее не было другого выхода. Она мечтала о храме Астродель, и помочь ей в этом деле мог только один человек — Джордж.

— Дорогой мой, я подарю тебе эти 500 фунтов, но перед этим ты должен оказать мне одну услугу. Только ты, и никто другой, подходишь мне.

Джордж, напустив на себя легкомысленно-игривый вид, заметил:

— Я рад, что устраиваю тебя, и тебе не надо искать никого другого.

— Джордж, я не это имела в виду. И потом, я просила тебя не вести подобные разговоры в этой комнате.

— Ну ладно, Бланш. Что тебе нужно?

— Я хочу, чтобы ты мне снова помог по делу мисс Рейнберд.

— Нет, нет. Только не это.

— Прошу тебя, Джордж, прояви христианское милосердие. Эта женщина несчастна, а мы поможем вернуть радость в ее жизнь.

— В первую очередь я хочу сделать радостной свою жизнь — заняться садовым бизнесом, красить заборы, сажать деревья, выкладывать каменные дорожки.

— Ну и на здоровье. Я думаю, это замечательная идея. Уверена, ты добьешься большого успеха. Но если ты хочешь получить пять сотен от меня, а вряд ли кто другой тебе их даст, тогда ты должен мне помочь.

Джордж не собирался сдаваться.

— Это противно моей природе, Бланш, — копаться в чужом грязном белье.

— Ты не прав. Это акт милосердия. Мисс Рейнберд уже за семьдесят, и я хочу, чтобы остаток дней своих она провела в мире и спокойствии.

— Не понимаю тебя, — рассердился Джордж. — Ты же сама все время твердишь, что там гораздо лучше… Просто тебе нужен храм… Астро… как его там? Ты лучше попроси своего сладкоречивого Генри, чтобы он пошевелил своей задницей и помог тебе.

Бланш вздохнула.

— Джордж, твоя аура сильно потемнела. Ты ведешь себя как несносный мальчишка, который хочет получить подарки до Рождества. — Она подошла к нему и чмокнула в щеку. — Будь умницей.

Джордж пожал плечами.

— Прости меня, Бланш. Но знаешь, меня тошнит от особ типа миссис Грэдидж.

— Меня тоже, Джордж. Это потерянные души. Но они могут быть полезны. Надо думать о том, что мы делаем благо для мисс Рейнберд. Да и займет у тебя это не так много времени — неделю, самое большее две. Тебе надо будет разыскать ее племянника, сына ее сестры Хэриет. Всего лишь узнать, где он живет. И потом, — она указала на чек, — ты получишь то, что хочешь. У тебя начнется новая жизнь, в которой ты сможешь подарить радость сотням людей. Идет?

Джордж помолчал. Потом неожиданно улыбнулся:

— Ты необыкновенная женщина, Бланш. Можешь уговорить кого угодно. Хорошо, я согласен.

— Спасибо, Джордж. — Она протянула руку и взяла чек.

— Эй, — воскликнул Джордж, — он мой!

— Конечно, но я подержу его у себя, чтобы у тебя не возникло искушения подделать мою подпись и получить по нему деньги.

— Да как ты можешь так думать… Хотя, если судить сейчас по цвету моей ауры, все может быть.

На следующее утро Джордж снова отправился к миссис Грэдидж. Для начала ему нужно было выдумать предлог, что он и сделал без особых затруднений. Чего-чего, а предлоги и отговорки он придумывал тысячи раз за свою жизнь. Он уже предупредил Бланш, что на сей раз работа могла потребовать расходов больших, чем обычно. Вчерашний разговор его слегка расстроил, поэтому он решил увеличить свой аванс на десять процентов. Можно купить и новый фургон вместо подержанного, он будет дольше служить.

Миссис Грэдидж удивилась, увидев Джорджа, но удивление тотчас улетучилось, лишь только он положил десятифунтовую купюру на журнальный столик. Заметив, как заблестели при виде денег ее глаза, он добавил:

— Я дам вам еще десять, если вы мне поможете. Но сами понимаете, все это должно остаться строго между нами.

— А какое это имеет отношение к газетам и журналам, молодой человек? — спросила миссис Грэдидж.

— Абсолютно никакого. Понимаете, в тот раз я хотел просто познакомиться с вами. На самом деле я — частный сыщик.

— Кто?

— Ну, что-то вроде детектива.

— Ах, вот оно что… Мне бы не хотелось во что-нибудь впутываться.

— Не волнуйтесь, у вас не будет никаких неприятностей. Скорее наоборот, миссис Грэдидж. А сейчас я бы с удовольствием выпил чашку чаю, а потом рассказал, зачем к вам пришел.

За тремя чашками хорошего крепкого чая он поведал ей душещипательную историю. По ходу рассказа он угощал ее сигаретами, отпускал комплименты, и она просто расцвела.

Итак, молодого офицера, отца ребенка мисс Хэриет, звали Миган (эту фамилию упомянула мисс Рейнберд в разговоре с Бланш). Джорджа наняла одна богатая ирландская семья с целью разыскать ребенка Мигана, теперь уже взрослого мужчину. Молодой Миган был тяжело ранен в бою. Перед смертью на исповеди он признался священнику, что соблазнил невинную девушку из хорошей семьи, которая родила от него сына. Его предсмертное желание — вернуть ребенка в родную семью. К сожалению, он тут же скончался, не успев назвать имя девушки.

— Несчастный молодой человек, — заметила миссис Грэдидж.

Джордж согласно кивнул.

— Многие годы семья безуспешно искала ребенка, затем поиски были прекращены. Но с прошлого года отца Мигана, очень пожилого человека, все сильнее стала терзать мысль, что предсмертное желание сына не выполнено.

— Да, католики относятся к этим вещам очень серьезно, — сказала миссис Грэдидж.

Джордж объяснил, что его фирму попросили начать поиски еще раз. И им повезло. Удалось разыскать сослуживца Мигана, который знал о его связи с Хэриет.

Старик был вне себя от гнева, узнав о том, что Шолто Рейнберд сделал с его внуком, поэтому решил не иметь никаких дел с Рейнбердами и разыскать мальчика (наследника большого состояния и крупного поместья в Ирландии, между прочим) самостоятельно.

Миссис Грэдидж вздохнула:

— Вот так история. Восхитительно! Умирающий старик хочет прижать к груди единственного внука.

Джордж согласился. Действительно, история получилась что надо — он неплохо постарался для этой старой курицы. И теперь он хочет, чтобы миссис Грэдидж рассказала все, что она знает, не упуская ни малейшей подробности. Ведь она может помочь в таком благородном деле! Разумеется, если им повезет, старику сообщат о ее помощи, а тот непременно отблагодарит ее. Джордж был у него в замке в Ирландии — очень достойный и щедрый джентльмен.

Она заглотила эту наживку вместе с крючком. Слушая ее, Джордж подумал: нельзя жить в деревне и утаить что-либо от соседей. Людям, подобным миссис Грэдидж и ее мужу, не надо обладать ясновидением Бланш. По мелким незначительным деталям они могут нарисовать картину происходящего. Миссис Грэдидж рассказала ему все, что знала, а потом поклялась никому не рассказывать о разговоре с Джорджем. Правда, у него на с ей счет были сильные сомнения, но он не беспокоился. Если это и дойдет когда-нибудь до мисс Рейнберд, то очень не скоро.

Перед тем как уехать из деревни, он зашел в церковь проверить кое-что из рассказа миссис Грэдидж. В самом конце церковного кладбища, неподалеку от ограды, стоял простой могильный камень. Надпись на нем гласила, что здесь похоронен Эдвард Шубридж, шести месяцев от роду, единственный сын Марты и Рональда Шубриджей. Заканчивалась надпись словами: «Позволяю младенцам прийти ко Мне, ибо их есть Царствие Небесное».

На следующий день Джордж, прихватив с собой Альберта, отправился в Вестон-супер-Мар. Он предвкушал, как проведет время у моря, под освежающим бризом, что проносится через отмели Бристольского залива, когда спадает вода.

В тот же день вечером Бланш поехала в Рид-Корт, тщательно изучив сведения, добытые к тому времени Джорджем. По дороге она прикидывала, когда наступит самый удобный момент (конечно, Джордж и дальше должен снабжать ее необходимой информацией), чтобы намекнуть мисс Рейнберд от имени Шолто и Хэриет, что Бланш, наделенная такими выдающимися способностями, достойна большего, чем простое вознаграждение. Нужно быть очень внимательной и не упустить этот момент. Бланш решила ждать сигнала от Генри. Ему виднее, к тому же он не меньше Бланш желал построить этот храм.

Увидев мисс Рейнберд, она поразилась перемене, произошедшей с ней после их последней встречи. Ее просто не узнать: на щеках — легкий румянец, и помада на губах другая, поярче. Туалет мисс Рейнберд отлично гармонировал с ее обликом: кремовая блузка, коричневая вельветовая юбка и подходящий по цвету жакет. Очевидно, в молодости она была настоящей красавицей. «Странно, почему же она все-таки не вышла замуж», — подумала Бланш. Мисс Рейнберд выглядела свежей, отдохнувшей — по всей видимости, дурные сны в последнее время ее не донимали.

Без излишних предисловий мисс Рейнберд откровенно рассказала Бланш о своем решении отыскать сына Хэриет и сделать для него все, что только в ее силах. В этом она целиком и полностью полагалась на Бланш. Отныне — прочь любые сомнения, теперь она знала наверняка, в чем ее долг.

Бланш обрадовалась, хотя не показала виду. Так бывало всегда: как только ее клиенты решались идти до конца, с ними становилось легко и просто.

— Ну, я уверена, им ваше решение понравится. Подождем, что они на это скажут. Но должна предупредить вас, мисс Рейнберд, вряд ли стоит рассчитывать на то, что мы спросим, а они запросто сообщат нам, как его зовут и где он живет. Этого они пока могут и не знать. Не забудьте, прошло уже более тридцати лет, как его разлучили с вашей сестрой. Одно могу сказать точно: он жив, иначе она бы вас не тревожила.

— Но почему они нам сразу обо всем не расскажут? — тихо спросила мисс Рейнберд.

— Они сами не все знают. Сколько, по-вашему, людей на земле, мисс Рейнберд? Миллиарды. Вашим брату и сестре дано знать многое, о чем вы даже и не догадываетесь, но им придется затратить время, чтобы найти вашего племянника. Окиньте мысленным взором нашу планету. Представляете, каких усилий это потребует даже при их возможностях? В потустороннем мире люди легко находят своих любимых и близких: их связывают эфирные духовные волны. Но не так-то просто найти в толпе человека, когда вы не представляете, как он выглядит, а он ничего не знает о вас. Сейчас у нас именно такая ситуация. Впрочем, не стоит волноваться — они постараются, и Генри поможет им. Ну что, проверим, как там у них дела?

Мисс Рейнберд кивнула. На мгновение ее охватило острое желание задать мадам Бланш несколько каверзных вопросов. Но она быстро взяла себя в руки. В конце концов, это было делом чести, по крайней мере на сегодняшний день. Поэтому на время необходимо отказаться от присущего ей скептицизма и привычки к логическим схемам.

С волнением мисс Рейнберд наблюдала за мадам Бланш. С ней происходили уже знакомые превращения: лицо напряглось, дыхание участилось, руки сжали нитку жемчуга. Тут она вспомнила, как мадам Бланш в ужасе застыла у подножия лестницы, с которой упал Шолто, а потом мысленным взором увидела мальчика с птицей на руке…

— Это ты, Генри? — медленно спросила мадам Бланш низким голосом.

— Да, это я, — мужским голосом произнесла мадам Бланш. Этот голос был уже знаком мисс Рейнберд.

— Боже мой, Генри, да у тебя рот до ушей. Обычно ты такой серьезный, почтенный господин.

— Я счастлив, оттого и улыбаюсь, — ответил Генри. — Разве ты не чувствуешь, Бланш, эти теплые вибрации? Они повсюду, и они исходят от твоей подруги, мисс Рейнберд. Ее разум успокоился, в сердце пришел мир, теперь она знает, куда идти. Передай ей, что мы так рады за нее.

— Вы слышали, мисс Рейнберд? — спросила мадам Бланш.

— Да, мадам, — ответила она, не зная, сердиться ей или нет на то, что ее назвали подругой мадам Бланш.

К ее изумлению, Бланш заметила:

— Ты не должен называть мисс Рейнберд моей подругой. Я ее проводник. На дружбу можно претендовать тогда, когда ее принимают.

Генри хохотнул.

— Нам отсюда ваши социальные различия кажутся такой ерундой. Вы обязательно подружитесь.

— Может быть, Генри. Но сейчас нас заботит совсем иное. Почему это вдруг, Генри, ты закрыл дорогу и встал в тени?

— Потому, что слово всемогуще, Бланш. Ему не нужен свет, чтобы оно обрело знание.

— Ты хочешь сказать, они не придут?

— Да, сегодня они не придут, Бланш. Теперь поступки мисс Рейнберд покажут, насколько искренне она их любит. Когда понадобится, они придут на помощь, но не ждите внезапного чуда. Настоящие чудеса — лишь результат веры и взлелеянных желаний наших любимых.

Мадам Бланш засмеялась.

— Ну ты загнул, Генри. То есть, ты имеешь в виду, они пока не во всем разобрались, но поделятся с мисс Рейнберд всем, что знают, и будут поступать так и впредь?

— Именно так, Бланш. Видишь ли, — торжественным голосом продолжил Генри, — они пока не достигли Высшего Света и многое им недоступно. Но они обязательно придут к Высшему Свету, все в конце концов приходят туда. Ну а пока у них есть свои трудности. Но мисс Рейнберд не должна падать духом: если она пойдет к ним, они ей помогут.

— Генри, — твердо сказала мадам Бланш, — хватит говорить загадками. Как она может пойти к ним?

— Я имею в виду их могилу, Бланш. Рядом с ней она обнаружит имя ребенка, которого ищет. Но ребенок жив. Весной она положила туда нарциссы, а летом — чистые белые розы. «Позволяю младенцам прийти ко Мне, ибо их есть Царствие Небесное». Спроси, говорит ли ей это о чем-нибудь?

Хотя в комнате было тепло, мисс Рейнберд почувствовала, как по спине пополз холодок.

Мадам Бланш спросила:

— Вы понимаете, о чем идет речь, мисс Рейнберд?

— Да, да… насчет цветов все верно. Но ребенок умер, его похоронили…

Генри перебил:

— Один умирает, другой живет. Тело исчезло, а имя осталось. Видишь мужчину, Бланш?

С раздражением, неприятно удивившим мисс Рейнберд, Бланш отрезала:

— Я ничего не вижу, Генри.

— Попробуй еще раз.

Мадам Бланш подняла руки к вискам и с силой сжала их, пальцы ее слегка дрожали. Она негромко вскрикнула и сказала:

— Теперь вижу, Генри.

— Опиши мисс Рейнберд, что ты видишь.

— Картинка не очень четкая, Генри. Он то появляется, то пропадает. И рядом с ним что-то… Да, теперь гораздо лучше… Это автомобиль, Генри. Похоже, старая модель…

— Да бог с ней, с машиной. Опиши человека.

— На нем военная форма, темного, скорее шоколадного цвета. Да, очень симпатичный. Ему чуть больше тридцати. Машина белая…

— Спроси мисс Рейнберд, какого цвета у него должны быть волосы. Он без фуражки. Спроси ее.

— Если это тот, о ком я думаю, его волосы должны быть черными как вороново крыло, — резко ответила мисс Рейнберд: вся эта сцена пробудила в ней далекие и весьма неприятные воспоминания.

Вдруг мадам Бланш в отчаянии воскликнула:

— Что происходит, Генри? Все исчезло, и ты тоже уходишь. Генри… Генри!

— Как грозовые тучи скрывают солнце и погружают во мрак красоту цветников и полей, — послышался шепот Генри, — так гнев изгоняет любовь и понимание из человеческого сердца… Не гнев, но любовь освещает путь к истинному пониманию…

Голос его становился все глуше и наконец затих.

Мисс Рейнберд понимала: ее как следует отчитали. И эта, как ей казалось, несправедливость рождала в ее душе бурный протест. Надо же, Высший Свет! Если он и существует на самом деле, не удивительно, что Хэриет и в особенности Шолто пока не добрались туда. И как можно сохранять спокойствие при мысли об этом Шубридже. Действительно, она иногда клала цветы на могилу его ребенка, так как во всей округе больше некому было это делать. Простой акт милосердия, когда она приходила на могилы Шолто и Хэриет. Ерунда какая-то. А эта мадам Бланш… Откинулась на спинку кресла, глаза закрыты, выглядит измученной, бедняжка! Да она просто ловкая обманщица и ничего больше. Ну, хватит. Позволять дурачить себя и дальше — будет уже слишком. Очевидно, дамочка выдает тут перед ней то, что она узнала где-то на стороне. Хэриет уже давно нет в живых. Ее прошлое умерло вместе с ней, и уже ничего нельзя с этим поделать.

Мисс Рейнберд предалась воспоминаниям, и тут до нее донесся голос Хэриет.

— Типпи, дорогая… я так переживаю… — продолжала мадам Бланш голосом Хэриет. — Я так переживаю за тебя, Типпи, дорогая… Так переживаю.

Мисс Рейнберд была потрясена до глубины души. Она молча сидела, не сводя глаз с этой вульгарной красотки мадам Бланш. Действительно, то был голос Хэриет. Боже мой, неужели у нее начинались слуховые галлюцинации? Типпи… Откуда этой женщине было знать, что Хэриет всегда называла ее этим шутливым прозвищем?

Бланш медленно открыла глаза, выпрямилась и, издав легкий вздох облегчения, улыбнулась мисс Рейнберд.

— Уф, Генри меня сегодня совсем замучил. Я так устала. — Она взглянула на графин с хересом.

Сделав вид, будто не заметила этого, мисс Рейнберд спросила:

— Вы все помните?

— Да, на сей раз все.

— Вы запомнили последнюю фразу?

— Разумеется. Генри опять был в поэтическом настроении. «Не гнев, но любовь освещает путь к истинному пониманию…» И он прав, мисс Рейнберд. По-человечески я понимаю, как трудно бывает иногда сдерживать себя. Но им тоже не так легко все время смотреть на это сквозь пальцы.

Мисс Рейнберд молча поднялась и налила два бокала хереса. В голове вертелась только одна мысль: кто же на самом деле эта женщина?

Джордж и Бланш сидели на кухне у нее дома в Солсбери и пили портер. Миссис Тайлер уже легла спать. Альберт тоже спал — в машине Джорджа. Бланш никогда не пускала его в дом: она не любила собак. Было уже поздно. Изредка сильные порывы ветра сотрясали окно. На столе перед Джорджем лежал его большой блокнот в красной обложке. Он купил его на следующий день после первой встречи с миссис Грэдидж и заносил туда все, что касалось мисс Рейнберд. Хотя на память он не жаловался, но уже давно усвоил: стоит ему не набросать заметки сразу после беседы, как через некоторое время он уже не мог припомнить те или иные детали. А именно самые незначительные детали часто имели для Бланш решающее значение.

Заглядывая время от времени в блокнот, Джордж рассказывал ей, что ему удалось узнать в Чилболтоне и позже в Вестон-супер-Маре.

Рональд Шубридж служил в Рид-Корте шофером Шолто, но ему в обязанности вменялось и другое. Когда хозяину не с кем было выпить, Шубридж часто составлял ему компанию. Помогал он и в иных случаях: например, когда Шолто требовалась машина для увеселительных выездов на природу. Шубридж был не из местных — он приехал из Лондона вместе со своей женой Мартой. Его самым закадычным приятелем в Чилболтоне стал Грэдидж, Шубридж даже разрешал ему пользоваться автомобилем, когда Шолто был на охоте или рыбачил. За два месяца до появления на свет ребенка Хэриет (миссис Грэдидж назвала даже день и час) Шубриджи потеряли своего шестимесячного сына Эдварда. За неделю до родов Хэриет Рональд Шубридж уволился, а своему приятелю Грэдиджу рассказал, что получил немного денег в наследство и решил открыть собственное дело — купить гараж, но не уточнил где. Однако год спустя он прислал письмо Грэдиджу. («Тщеславие заело», — подумал Джордж). Шубридж писал, как процветает его авторемонтный бизнес, и сообщал, что его супруга родила второго ребенка.

Последний факт весьма удивил Грэдиджей. Ведь в свое время, сразу после рождения Эдварда, сама Марта рассказывала им о предупреждении доктора, что из-за тяжелых родов вряд ли у нее еще могут быть дети.

Многоопытные Грэдиджи, посмеявшись над красивой сказочкой, тут же сообразили, что денег у Рональда Шубриджа было не больше, чем у них. А помог ему Шолто Рейнберд, устроив его в теплое местечко подальше от Чилболтона с условием: они с женой возьмут на воспитание ребенка Хэриет и представят его перед окружающими как своего собственного. Очевидно, ребенку никогда не суждено было узнать тайну своего происхождения. Рональд Шубридж мог пойти на любую сделку, если она сулила солидные барыши.

Джордж продолжал рассказывать:

— Я нашел этот гараж, дорогая. Просто по телефонному справочнику — «Шубридж Гэражиз Лтд». Штаб-квартира фирмы была в Вестоне, филиалы — в Бриджуотере и Уэльсе. Во время войны Шубриджа призвали в армию, но его жена успешно вела дела фирмы с помощью менеджера. После войны у Рональда все пошло как по маслу…

Тут Джордж отвлекся и подумал: «Так и у меня пойдет, когда будет покончено с этой любительской работой частного детектива и я займусь садовыми делами». Но он сразу же оборвал свои приятные мечты и вернулся к рассказу:

— Но в конце концов он выгодно продал фирму и отправился в Брайтон. Я поговорил с очень милым стариком кладовщиком фирмы в Вестоне. Он начинал, когда там еще работал Шубридж. Он уже целую вечность не слышал ничего о Шубридже и уверен: того уже нет в живых, так как раньше каждый год получал от него открытку к Рождеству. Он рассказывал мне, что Шубридж уехал в Брайтон, хотел купить там отель, нанять толкового управляющего и без особых забот получать денежки. У меня есть его брайтонский адрес.

— А что стало с мальчиком? — спросила Бланш.

— Как и предполагали Грэдиджи, ему дали имя Эдвард. Очевидно, было использовано свидетельство о рождении умершего ребенка — ведь разница в возрасте составляла всего восемь месяцев, и к десяти-одиннадцати годам она стала совсем незаметной. Он посещал небольшую частную школу, и если поначалу немного отставал, то на это не обращали особого внимания. Он оказался весьма смышленым мальчуганом, увлекался спортом и обожал загородные прогулки, любил птиц, цветы, вообще природу. Вначале Шубриджи жили прямо при гараже, а потом приобрели небольшой домик за городом.

Он перелистал блокнот.

— Тебе придется поехать в Брайтон, Джордж.

— Понимаю, дорогая. Еду завтра, я сам не хочу тянуть с этим делом. Так, что тут еще у меня в поминальнике?.. Не хочу ничего упускать, чтобы ты все могла передать нашему дорогому Генри…

— Не надо, Джордж…

— Если ты дашь еще рюмку портера и оставишь меня на ночь, клянусь: никогда больше не упомяну его имени.

Бланш поднялась налить вина, а Джордж рассказывал дальше:

— Да, мальчик… Это был блондин с голубыми глазами, немного вспыльчивый — наверное, сказывалась ирландская кровь. Когда Шубриджи уехали из Вестона, ему было четырнадцать — по свидетельству о рождении, разумеется. Миссис Шубридж возлагала на него большие надежды, она к нему очень привязалась, да и сам Шубридж тоже. Когда они жили в Чилболтоне, Марта Шубридж иногда занималась рукоделием для семьи Рейнбердов. Гараж находился неподалеку от берега моря. Что там еще? Да, ну это ты знаешь, про прозвища этих сестричек.

— Как-как?

— Ну я тебе говорил. О прозвищах, которые обе мисс Рейнберд придумали друг для друга. Мне о них рассказала старая добрая матушка Грэдидж.

— Джордж, ты ничего мне об этом не рассказывал. А ведь именно такие мелочи очень важны, с их помощью гораздо легче установить контакт.

— Не может быть! Да точно я тебе говорил! Твоя мисс Рейнберд была Типпи, а Хэриет она называла Флэппи.

— И все же ты мне об этом не говорил. Ну-ка проверь, не забыл ли ты еще чего-нибудь. Я должна знать все. Что ты там говорил насчет рукоделия Марты Шубридж?

— Она работала в мастерской у Рейнбердов. Черт возьми, только представь себе: жить в доме, где есть мастерская, в которой подшивают и обновляют простыни. Когда они изнашивались, их разрезали посередине и сшивали. Старина Шолто денежкам счет знал. — Джордж перелистал несколько страниц. — Ну вот, пожалуй, и все. Да, остались еще мои расходы, но это потом, когда все будет окончено. — Он поднял рюмку и, сделав глоток, добавил: — Так оставишь меня на ночь, чтобы соседям было о чем поговорить?

Смотря куда-то вдаль поверх его головы, Бланш покачала головой:

— Знаешь, я все думаю, что же было в руке у мальчика. По-моему, это была птица. Да, точно, какая-то бедная птица, которую он спас.

— Не понимаю. Ты что, Бланш, действительно видела этого парня?

— Так же, как тебя сейчас.

— Тогда, думаю, он держал ружье. По словам того старика сторожа, он был заядлым охотником.

Бланш в упор посмотрела на него.

— Почему ты раньше мне этого не сказал?

— Ну, Бланш, я же не могу все запомнить. Ты вообще представляешь себе, как разговаривают эти люди? Стоит им только начать, их уже невозможно остановить. Слушай, у меня прекрасная идея, как быстро выпутаться из этой ситуации, это будет удобно и тебе и мне. Мальчик уже стал мужчиной, и вряд ли он сменил фамилию. Если я не смогу найти его завтра в Брайтоне, то мы поместим объявление в одной из газет, к примеру в «Ньюз оф зе уорлд». Напишем приблизительно так: «Эдварда Шубриджа, сына Рональда и Марты Шубридж, о котором в последний раз слышали в Брайтоне тогда-то, просят связаться с подателем объявления по такому-то адресу, где он сможет получить весьма полезную для себя информацию». Ну как?

— Ни за что, — твердо ответила Бланш.

— Почему?

— Пошевели мозгами, Джордж. Ну, во-первых, мисс Рейнберд может увидеть это объявление. Если голова у нее работает — а я уверена, так оно и есть, — то она уже давно сообразила, что ребенка сплавили Шубриджам.

— Ну, она не из тех, кто читает «Ньюз оф зе уорлд», эту воскресную смесь секса и спорта.

— Кто-нибудь из ее знакомых может увидеть и в разговоре как бы между прочим заметить: «Шубридж? Не так ли звали шофера, работавшего у Шолто?» Представляешь? И, кроме того, она хочет, чтобы Эдвард ничего не знал о наших поисках. Дорогой, ведь может оказаться и так, что он будет самым неподходящим кандидатом в мире на наследство Рейнбердов. И в этом случае, я абсолютно уверена, мисс Рейнберд просто откажется от этого дела. Знаешь, в теперешней ситуации ей нужен просто хороший предлог. Ты не поверишь, но я по-человечески очень привязалась к этой, старухе. И дело даже не в храме Астродель. Я не хочу портить ей жизнь. Если Эдвард Шубридж окажется каким-нибудь никчемным проходимцем, тогда я скажу ей, что его уже нет в живых, и она проведет остаток дней в полном душевном покое.

Джордж ухмыльнулся.

— Ловко, ничего не скажешь. В любом случае ты в выигрыше. Почему бы тебе не расследовать случай посерьезнее, Бланш? Ты бы смогла отгрохать себе Тадж-Махал.

— Джордж Ламли, я спускаю тебе эти шуточки, делая скидку на четыре бутылки портера и все другие напитки, которые ты, несомненно, употребил перед тем, как прийти ко мне, — сухо заметила Бланш. — Тебе пора домой. Завтра поедешь в Брайтон. И если вдруг тебе удастся найти Эдварда Шубриджа, держись от него подальше, пока я не скажу, как действовать.

Джордж пожал плечами:

— Хорошо, старушка, ты командуешь парадом.

Из десяти персон, состоявших в то или иное время членами гольф-клубов «Тивертон» и «Кроуборо-Бикон», двое мужчин и две женщины умерли. Таким образом, оставалось четверо мужчин и две женщины. Одна женщина последние два года находилась в Родезии вместе с мужем, а другая, старая дева пятидесяти четырех лет, жила в Кроуборо (прочитав сообщение о ней, Буш тут же исключил ее из списка подозреваемых). Из четырех мужчин один — семидесятипятилетний священник англиканской церкви в Тивертоне, другой — член фондовой биржи, сорока лет, жил в Кроуборо с женой и четырьмя несовершеннолетними детьми (Буш приказал своим сотрудникам поработать над ним еще, но в глубине души знал: ничего путного из этого не выйдет). Третий работал мастером на танкере фирмы «Эссо» и в те дни находился в океане, где-то между Лондоном и Бахрейном. Во время двух предыдущих похищений он также был в плавании. Четвертому было под сорок, он имел небольшой доход, жил в собственном доме в Уилтшире, где держал много диковинных птиц, в основном золотистых восточных фазанов и длиннохвостых попугаев. Его звали Джордж Ламли.