Андрей вернулся из Караганды с Бицуевым.
Когда они вошли, Климов мазнул ладонью по столу, сдул крошки хлеба. С того момента, как приступили к обезвреживанию банды, он практически не ночевал дома и, естественно, обжился в кабинете.
Пейте кефир и не забывайте про чеснок — и доживете до ста лет. Вот железный лозунг человека, выпавшего из семейной колеи.
У Бицуева был жалкий, подавленный вид. Он медленно провел по лбу рукой, от одного виска к другому, потом еще раз, собирал кожу в складки, и, не поднимая глаз, начал давать показания.
Гладко выбритый, пахнущий хорошим одеколоном, он говорил о нападениях на гаражи так, словно речь шла о мальчишеских набегах на соседские сады. Заботясь о точности выражений, растягивал слова и фразы. Видно было, что про себя он давно решил говорить правду. Его ответы отличались ясностью. Участвовал? Да. Где? Там-то. Единственно, что вызывало заминку, это числа. Дни помнил, а числа нет. Да оно и понятно: он собирался жить, а не давать показания.
Климов нащупал у себя в кармане скрепку, попробовал, как гнется. Со слов Бицуева выходило, что на стрелковый клуб напали Сячин с Файдышем. Сячин выточил кастет, а Файдыш сделал нож. Кинжал с наборной ручкой. Перед нападением оделись нарочно приметно: Сячин натянул на себя тельняшку, а Файдыш — клетчатые брюки. Стибрил в каком-то дворе, висели на веревке. В ту же ночь они пытались раздобыть оружие в университете.
— А кто украл баллоны с закисью азота?
— Я не знаю.
— Из городской больницы?
— Чес-слово… это не при мне.
— А вы где были?
— Там, где меня взяли.
— В командировке, что ли? — усмехнулся Климов и намотал на палец разогнутую в проволоку скрепку.
Бицуев скривился.
— Не по мне все это было. А когда он попытался… ну… — в голосе его послышались негодование и стыд, — в общем, он невесту мою, эту, вы еще тогда записывали ее адрес, чуть не изнасиловал… мы с ним подрались.
— Он — это Рудяк?
— Нет, Файдыш.
Климов нахмурился. Позже, анализируя привычки и характеры Бицуева и его двоюродного братца, он придет к выводу, что они должны были поссориться, поссориться смертельно.
— Невеста нам об этом не сказала.
— Кому охота? — пожал плечами Бицуев. — Замуж собиралась.
Климов смотал с пальца скрепочную проволоку, согнул ее в кольцо, подбросил на ладони.
— Ружье ты стащил?
— Рудяк.
— А пистолет?
— Сячин сказал, что выменял его на ящик водки.
— У кого?
— У чабанов каких-то.
— Вальтер?
— Да.
— Вы из него стреляли?
— Нет. Патронов мало.
— Сколько их у Сячина?
— Штук шесть, а может, семь. Точно не знаю.
— Скажи-ка, Юра, а кассиршу…
Бицуев резко мотнул головой.
— Сяча убил.
Климов отложил в сторонку скрепочное кольцо, включил магнитофон.
— Давай-ка поподробнее.
Бицуев сник. Сидел понурившись, часто облизывал губы, и в этом облизывании было что-то глупо-животное, отталкивающее своим утробным проявлением страха. Во всем облике читался ужас перед камерой и неизбежным наказанием. Потом заговорил, трудно и медленно выталкивая из себя слова.
Основной целью Сячина было нападение на банк, завладение огромной суммой денег. Для этого они все вместе, вооруженные обрезом, пистолетом и дубинкой, разъезжали по городу, изучали маршруты банковских машин, время инкассации, пути обеспечения безопасности при нападении и после ограбления. При поездках пользовались гримом, наклеивали бороды, усы, рядились в яркие одежды. Было намечено шесть мест. Общая схема нападений выглядела так, как это и предполагали Климов с Андреем. К магазину «универсам» приезжали несколько раз. Были готовы.
— Но там же людно? — сказал Климов.
Бицуев кивнул.
— Я тоже это говорил, но Сячин усмехался. Людно, да не очень. И потом, — Бицуев как-то упрямо посмотрел на Климова, — что может человек с авоськой против пистолета и обреза? Ничего. Два спаренных ствола, картечь в патронах… Людей там можно было положить с десяток. Кто же сунется? Старушка с палочкой? Пенсионер с медалькой?
— Убедил, — согласился с ним Климов.
Бицуев продолжал. После всевозможных прикидок, Сячин выбрал пятачок у ресторана «Чайка». Накануне Файдыш выкрутил пробки уличного освещения, но план осуществить не удалось: в момент приезда инкассаторов около ресторана остановился автобус, из которого стали выходить спортсмены, затем подъехали две «Волги».
«А это уже мы работали», — с удовлетворением отметил Климов и намекнул, что ничего случайно не бывает. Особенно, у нас.
Показания сына Грабаря свидетельствовали о том, что ограбление готовилось с предельной тщательностью, исключающей возможность провала. При малейшем сомнении операция откладывалась. Дальнейшие наблюдения привели Сячина к мысли, что на инкассаторов лучше напасть в конце маршрута, у кинотеатра «Космос». Один из охранников возвращался с очень крупной суммой денег. Судя по мешку, который он тащил с явным усилием, денег было под завязку. Тысяч триста. Но тут маршруты инкассаторов стали меняться, охрана усилилась. Чтобы не сидеть без дела, Сячин убил свою знакомую, работавшую в курортторге.
— Кассиршу?
— Да.
Подошли к самому главному. Климов посмотрел, пишет ли магнитофон, и, убедившись, что тот работает исправно, задал протокольный вопрос:
— Скажите, Бицуев, кто совершил убийство кассира Ляхиной?
— Сячин.
— Как это все происходило?
— Он сказал, что неожиданно, — облизнул губы Бицуев. — Мы знали, денег в кассе мало, не хотелось рисковать, а он решился. И пригласил с собою Файдыша.
— А почему не Рудяка?
— Он ее сделал в свое время женщиной.
— Рудяк?
— Нет, Файдыш.
— Она ему симпатизировала?
-Да.
— Ну-ну, — видя, что Бицуев замолчал, поторопил его Климов.. — Я слушаю.
Бицуев потер лоб.
— Меня там не было. Это они рассказывали.
— Я понимаю.
— Вот. Дверь оказалась запертой. Ну, Сяча постучал, там есть окошко… Постучал и ждет. Она спросила, кто? Файдыш ответил. Она услышала и подошла к окошку. Увидела, открыла… Думала, он что-то скажет ей… А Сяча… руку с пистолетом внутрь просунул и выстрелил в нее. Сказал, что попал ей в «моргальник», в смысле, в глаз, — поправился Бицуев, и его язык опять прошелся по губам. — Потом зашел и забрал «бабки». Деньги, значит.
Признание в кровавом преступлении звучало просто: приехали, зашли, убил. Потом все деньги поделили.
— Сколько Сячин взял себе?
— Десять кусков.
— А почему так много?
— Сказал, что передаст знакомому в угрозыске, и тот замнет убийство. Мол, все так делают, кто хочет жить.
— И вы поверили?
Климов почувствовал, как крылья его носа затвердели, кожа у глаз натянулась, веко задергалось.
— А что? — демонстративно удивился Бицуев. — Так не бывает? Конечно, поверили. Без связей ничего сейчас не сделаешь и не добьешься. Все это знают.
— Ну, ладно, — не стал дискутировать Климов и потер нижнее веко. — А кто фотографировал? Меня, других сотрудников милиции? Зачем?
— Чтоб знать в лицо, — с поспешностью сказал Бицуев. — Рудяк снимал.
— А ты?
— И я, — он опустил глаза. — Сяча приказывал. Потом устраивал экзамен: показывал на улице и спрашивал, кто это? Надо было отвечать.
— Послание мне Файдыш написал?
— Рудяк.
— Его затея?
— Сячи. Он нас и одеваться заставлял невзрачно, чтоб стрижечка была и все такое. Никаких примет.
— А у него у самого отличия имеются?
Бицуев помолчал, потом ответил.
— Недавно подбородок раскроил, попал в аварию. Теперь ходит со шрамом.
Климов выключил магнитофон, взял ручку.
— Слева, справа?
— Слева.
— Так и запишем: на подбородке слева косой шрам.
В общей сложности допрос продлился пять часов, сравнительно немного, но место, где скрывался главарь банды, оставалось неизвестным.