Вечером Климов присутствовал на допросе Рудяка.
Вел его Тимонин.
В этом следователе, с которым Климову не раз приходилось работать бок о бок, угадывалась та нервная сила, что заставляет подниматься навстречу даже чиновников в просторных кабинетах. И сейчас его желто-зеленые глаза рыси вприщур смотрели на Рудяка. Прокуратуру, как и уголовный розыск, интересовало местопребывание Сячина.
Рудяк уже не скрывал никаких подробностей, точно указывал, где, когда и с кем совершено то или иное преступление, и лишь убийство кассирши упорно сваливал на Файдыша. Выгораживал брата.
Холодный свет люминесцентных ламп делал его лицо мертвенно бледным, синюшно оттенял подглазья. Ноги в кремовых носках и кремовых кроссовках выглядели как пластмассовые протезы.
— Кто такая Сердюкова, приславшая на имя Сячина открытку «до востребования»?
— Томка, что ли?
Тимонин промолчал.
— Курортница одна. Серега снял па пляже.
— Кто она? Откуда? Где работает?
— В открытке адрес не указан?
— Я вас спрашиваю.
— Курортница и все. Я с ней не спал.
— А Сячин?
— Было дело.
— Так, — протянул Тимонин и отодвинул от себя подальше пачку сигарет. Чувствовалось, что он хочет закурить, но в комнате и так было сине от дыма.
— Но что-нибудь о ней вы знаете? Ее приметы, цвет волос…
— Нет, ничего.
В глазах Рудяка просквозила робкая, бессильная надежда: если и эта ложь не выгорит, тогда ему хана. Раза три- четыре в его голосе прорывались нотки горького раскаяния, но в основном он держался на злобе.
— Вы не пытались отговорить Сергея от убийства?
Тимонин сменил тему, и Рудяк, чьи скулы стали восковыми, безвольно-тягостно вздохнул:
— Пытался, сколько раз.
Усиливая нажим, Климов уличил его в противоречии:
— Сейчас вы косвенно дали понять, что Лякину убил ваш брат, Сергей, к чему усугублять свою вину? А то получается, что это вы стреляли в кассе. По крайней мере, Бицуев с Файдышем считают, что убили вы.
— У, падлы гадские! — рассвирепел Рудяк. — Серега Файдышу при мне отдал «косую»!
— Тысячу рублей?
— Да, тысячу! Что, мало?
Климов не стал спорить, и Тимонин поблагодарил его взглядом: вовремя помог, хорошая раскрутка.
— Мало, — жестко сказал он. — За тысячу сейчас никто себя марать не станет! Признавайтесь, кто убил? Вы или Сячин?
Рудяк дал «трещину».
Пристыженно и виновато, сбивчиво, взахлеб, вымаливая для себя прощение, он рассказал о том, как Сячин убивал кассиршу.
— Он с вальтером теперь не расстается. Мы все боялись, что и нас он уберет. Он говорил, что в «уголовке» у него полно дружков.
— И вас бы мог убрать?
Кажется, наступил момент полной самообнаженности. Узкое лицо Рудяка исказилось, и он разрыдался. Размазывая слезы по щекам, стал говорить о том, что в августе его чуть не убил Сергей. Заподозрил в возможной измене. Привез на своей «Ладе» в лес, заставил полностью раздеться и, подтолкнув к какой-то грязной яме, угрожая пистолетом, потребовал молчать «до гробовой доски», чтоб ни случилось. Узнав, что между Файдышем и Бицуевым произошла драка, во время которой Бицуев орал, что выдаст банду «с потрохами», Сячин сказал, что «порешит Бича». Вместе с Файдышем, вооруженные пистолетом и обрезом, они до ночи поджидали того у здания милиции, сидя в машине. Если бы он вышел «из ментовки», они бы его застрелили. Но Бич пропал куда-то, наверное, испугался, заявлять не стал, и они успокоились.
— И вас осталось трое?
— Да.
Рудяк отвечал нервно, срывисто, и все-таки тон его теперь был иным, чем вначале. Немного помолчав, уняв волнение, он выпил воды, предложенной ему Тимониным, и ответил на последние вопросы.
— Организатор банды Сячин?
— Да.
— Куда он мог уехать?
— К Томке.
— Где она живет?
— В Подвойске.
— Кем работает?
— Швеей.
Остальное их уже не волновало. Рудяк и не заметил, как сказал о самом главном.