Семя зла

Месть волшебника Вазо

Покидая планету Некферус, волшебник Вазо пребывал в крайнем раздражении. Могущественный Дозорный Галактики привык, чтобы ему покорялись, однако невежественные обитатели этого адского местечка, такое впечатление, даже в толк взять не могли, что означает визит галактического мага!

За последнее время никто из его собратьев по ордену не мог проявлять активности в этом регионе, поскольку еще несколько тысячелетий назад интереса к нему вовсе не возникло бы. Волшебник не планировал оставаться там долго, лишь провести один эксперимент, идея которого внезапно посетила его, и никаких чрезвычайных требований не выдвигал. Ему всего-то и нужно было, что около сотни наложниц, подобранных сообразно его вкусам, и соответствующее экспериментальное оборудование, изготовление которого потребовало бы не больше трети промышленного потенциала планеты. Но эти скромные запросы были встречены недоверием и хохотом! До него не сразу дошло, что эти невежды на полном серьезе отказывают. Когда же он сообразил, как повернулось дело, то совершенно вышел из себя и проклял упрямцев.

— Налагаю на эту планету ментальный экран, — возгласил он. — Отныне да не достигнет ее никакая оригинальная идея. Ваши дети, и их дети, и дети их детей, до конца дней своих будут жить в серости, пережевывать одни и те же затасканные мысли, никогда не откроют ничего нового, ибо барьер непроницаем для идей и всех новых ощущений, которые, хоть вам это и неведомо, являются эманациями из внешнего космоса. Так будете вы покараны за отсутствие воображения!

Сказав так, он рассыпался вихрем искр и пропал у них из виду.

Отсюда ясно, что волшебник Вазо уже был достаточно разозлен, когда, отменив эксперимент (в любом случае не слишком важный), решил посетить различные места, куда уже наведывался в прошлом, и забрать оттуда предметы своей собственности, которые оставил, прежде чем отправляться в паломничество.

Выйдя в космос, он окинул взором местные созвездия и наметил цель первого полета: Землю. И устремился туда на скорости сосредоточенной мысли, быстрее света и каузальности. Преходящие оболочки формировались и распадались вокруг него, пока он пронизывал сперва окрестности земного солнца, затем самой этой планеты: тела из света, магнитного поля, радиоактивного излучения, воздуха и пара. Снижаясь в атмосфере и сбрасывая скорость, маг заметил под собой какие-то пирамидальные структуры и припомнил, что они были воздвигнуты при его последнем визите сюда. Порадовавшись, что пирамиды сохранились, он тут же недовольно отметил, что незначительных усилий, необходимых для поддержания в чистоте и порядке первоначальной их облицовки, никто не предпринял. Впрочем, направлялся он не в Египет, ибо интересующее его имущество находилось сейчас не в этой стране. Он материализовался на тротуаре оживленной городской улицы где-то к северо-западу оттуда.

Его тут же оглушил непрерывный диссонирующий рев. Этот звук сопровождался обильными выделениями углеродистых летучих соединений и был вызван, как вскоре стало ясно, постоянно перемещавшимся по центральной части улицы потоком самодвижущихся машин.

Он утешил себя мыслью, что это всяко не хуже вони, источаемой из заднего прохода земного животного под названием лошадь. Помнится, по улицам Мемфиса передвигаться было практически невыносимо.

Улицу обрамляли высокие здания с террасами, фасады многих были из стекла. За прозрачными стеклянными панелями предлагались товары и оказывались услуги. Вон туда можно было, к примеру, зайти отдохнуть, перекусить и выпить. Волшебник Вазо пообещал себе, что примет предложение владельца заведения, но сперва требовалось разыскать нынешнего хранителя интересующих его вещей.

Он обследовал тело, окончательно оформившееся вокруг его естества. По меркам вида, населявшего Землю, он мог считаться красивым самцом крепкого сложения, немного тяжелее среднего веса, в сером деловом костюме. Кожа его была темноватой, а над верхней губой росли густые усы. Необычной для этого города деталью внешности могла считаться феска — головной убор, более характерный для Египта, куда он наведывался в предыдущем случае.

Волшебник Вазо двинулся по запруженному людьми тротуару, постоянно требуя уступить ему дорогу. Он не остановился, достигнув перекрестка, но пересек его напрямик с прежней уверенностью, чувствуя вокруг себя снующие машины с двигателями на продуктах нефтепереработки. Он знал, что никто его не собьет.

Ага, вот наконец что-то любопытное. Сгорбленный коротышка в грязной белой накидке торговал с лотка морожеными сладостями в вафельных конусах. Волшебнику Вазо вспомнились ледяные напитки, доступные еще в древнем Египте, и он обрадовался, что искусство изготовления льда с тех пор не было утрачено.

Так или иначе, нужно бы отведать местных деликатесов. Остановясь у лотка, он ткнул пальцем в удалявшегося покупателя и склонил голову. Торговец медленно наполнил новый вафельный конус, избегая глядеть на волшебника Вазо и задумчиво поджимая губы.

— Сорок пенсов, — бросил он, подняв перед собой конус.

После паузы волшебник Вазо полез во внутренний карман пиджака и извлек оттуда кожаный кошель. Внутри обнаружились листики богато украшенной гравюрами бумаги, которые, как он рассудил, выполняли функцию денег. Вытащив одну банкноту, помеченную словами Десять фунтов, он передал ее торговцу и получил взамен конус с мороженым.

Торговец с напускной деловитостью позвякал металлическими дисками у себя на подносе.

— Десять, двадцать, пятьдесят, шестьдесят, — сказал он и бросил монеты в подставленную руку волшебника Вазо. — Свободен.

И пренебрежительно отвернулся. Волшебник Вазо не тронулся с места. Торговец мороженым снова посмотрел на него. Лицо ларечника было холодным и враждебным.

Уже зная, что обнаружит, маг заглянул в разум этого человека.

О да, гнусный пройдоха пытался его обмануть! Ничтоже сумняшеся взял купюру большого номинала и насыпал мелочи на сдачу, отдавая себе отчет в колоссальной разнице между эквивалентами банкноты и сладостей! Почему? Потому что принял волшебника Вазо за иноземца и понадеялся, что тот не знает истинной цены местных денег!

— Ворюга! — загремел волшебник Вазо. — А ну-ка возвращай деньги!

Торговец ощетинился.

— Ты че се удумал, чувак? Катись, чтоб духу твоего тут не было.

Волшебник Вазо с трудом сдержал негодование. Одно слово, и содержимое ларька обратится в мерзостную вонючую массу. Но он ограничился тем, что швырнул под ноги купленный стаканчик с мороженым и, полный омерзения, продолжил путь.

Чуть ниже по улице он снова остановился и заглянул через стеклянную витрину в зал харчевни, явно знававшей лучшие дни. Там сидели за столами без скатертей мужчины и женщины, попивали чай и кофе, читали книги и газеты, болтали друг с другом, проводили время. Человек, который был ему нужен, сидел один в углу, то оглядывая соседей по залу, то возвращаясь к зажатой в руке книге. Волшебник Вазо прочел на обложке название: Летающие тарелки: заговор молчания.

У человека за угловым столиком были прямые темные волосы, длинная тонкая челюсть, выступающий подбородок. Вид он имел непоседливый и энергичный. То и дело нервно затягивался сигаретой, опускал ее и потягивал кофе из стоявшей перед ним чашки.

Как заведено между чародеями, от чтения его мыслей волшебник Вазо воздержался. Он вошел в харчевню и направился к угловому столику.

Человек едва глянул на незнакомца, опустившегося на стул напротив. Волшебник Вазо подался вперед.

— Я нахожусь в присутствии магистра Ордена Тайной Звезды, — возгласил он. — Это я знаю наверняка. Позвольте отрекомендоваться. Я волшебник Вазо, Могущественный Дозорный Галактики. Я прибыл, чтобы возвратить себе оставленные вам на хранение мои слова силы.

Арнольд Мэддерс аж чмокнул, присосавшись к сигарете, и непонимающе воззрился на темнолицего напористого человека отдаленно восточного облика с гипнотическим взглядом, при эксцентричном головном уборе. Он прокашлялся, помотал головой и отмахнулся от волшебника Вазо. Несколько обескураженный, волшебник Вазо вздернул подбородок и тихим доверительным голосом воспроизвел дрожащие слоги:

— Абарадазазазаз.

Он дождался, пока затихнут вибрации, и хмыкнул:

— Вот видите? Мне ведомо тайное слово вашего ордена. Разве не я открыл его вам? Теперь удалимся, пожалуйста, в уединенное место. Там вы призовете своих адептов, владетелей слов силы, и они возвратят их мне.

Мэддерс не поднимал глаз от книги.

— Не понимаю, о чем вы говорите, — без всякого выражения отозвался он. — Я ничего у вас не забирал.

Кто этот придурок? удивился про себя Мэддерс. Его всегда нервировали незнакомцы, которые являлись к нему для разговора о Тайной Звезде: он как мог старался блюсти элитарность и узость круга посвященных, приличествующие эзотерическому обществу. Но в наши дни шило в мешке трудно утаить, и оккультные материи не исключение. Наверняка Дэвис снова проболтался.

Но слово инициации… Откуда этот чудик его прознал? Вероятно, в Британском музее выведал, как и сам Мэддерс.

Волшебник Вазо заговорил настойчивее, хотя все еще и пытался сохранить тональность вежливой беседы.

— Я только что вернулся из путешествия на край пространства. Теперь мне нужны мои слова силы, чтобы начать осуществление множества задач, которые даже во время нашей беседы приходят мне на ум.

Мэддерс поднял глаза от книги и саркастически ухмыльнулся, испустив дым уголком рта.

— О да, конец пространства, как же! Нашли его, да?

Волшебник Вазо моргнул.

— Конечно, не нашел. У пространства нет конца. В том и смысл паломничества.

Мэддерс фыркнул. Волшебника Вазо такая реакция озадачила и даже встревожила. Пикировка между магами — дело обычное, но этот человек вел себя так, словно они одного ранга! Как если бы он сам прошел подготовку в Галактическом Дозоре!

Тем не менее волшебник Вазо старался хранить спокойствие.

— Пойдемте, — пригласил он дружелюбно, — нам нужно лучше узнать друг друга. Не сомневаюсь, ваши достижения весьма значительны. Не мог же ваш орден сидеть сложа руки последние пять тысяч лет. И разве не нашел я адептов даже в тогдашнем Египте — людей, способных постичь учение о словах? Даже без ваших… — он обвел жестом улицу снаружи, подыскивая подходящее определение, — ваших нефтяных машин эти люди сумели воздвигнуть пятигранники с прямоугольными основаниями.

— Пятигранники?

— Модели планетарного бытия. Пирамиды, как вы их называете. О, как они были прекрасны! Облицованы белым камнем, а сверху покрыты блистающим золотом. В летнее солнцестояние они отражали свет солнца со всей пустыни и, подобно огромным четырехлучевым звездам, сияли посредине ее! Чудесное было зрелище! Как жаль, что ваш орден, по всей видимости, не заботился об их реставрации.

Мэддерс ничего не ответил. Настороженность волшебника Вазо росла. Он мысленно возвратился в эпоху, когда оставил свое имущество на попечение предков этого человека.

Слова силы тяжким грузом ложатся на сознание, даже если о них просто помнишь. Они создают препоны способу передвижения, известному как мгновенное мыслестранствие. Поэтому волшебник Вазо был вынужден облегчиться перед героическим путешествием к несуществующему пределу пространства: выскоблить свою память, чтобы обрести предельно возможную мыслескорость. От стандартного своего репертуара он избавиться не мог ни при каких обстоятельствах, но другие слова, специализированные, могучие последовательности вибраций, были крайне тяжелы, и их пришлось доверить многим хранителям на многих планетах.

В Египте он учредил Орден Тайной Звезды, вверив ему на попечение некоторые свои слова — с естественным условием не активировать их (впрочем, у местных бы и так не хватило для этого силы духа). В качестве награды он обучил адептов ордена некоторым магическим ритуалам и менее значительным словам, приносящим полезные практические результаты. Без сомнения, ныне Орден Тайной Звезды продолжает, в числе прочих групп влияния, тайно контролировать развитие земной цивилизации.

Но тут волшебника Вазо посетила пугающая мысль. Он уже понял, что мир сей изобилен ворами и злодеями. Могло ли статься так, что Орден Тайной Звезды пренебрег условиями договора? Сохранил тайные слова для себя, надеясь однажды научиться использовать их? Мага одолевал соблазн заглянуть в чужой разум, проверить, справедливо ли это подозрение… но волшебник Вазо воздержался от столь неподобающего по-ступка. В любом случае, извлекать их принудительно смысла нет. Слова силы передаются по обоюдному согласию сторон, иначе эффективность их будет утрачена.

Он провел пальцами по усам и гневно зыркнул на собеседника.

— Очевидно, нам придется поговорить без обиняков. Если вы не прекратите юлить и не вернете мою собственность, вас постигнет кара. Я наложу на вас заклятие, чтобы скорее склонить к сотрудничеству.

Мэддерс вежливо улыбнулся и запихал в карман свою книжку в мягкой обложке. Угроза его несколько позабавила, но сам разговор утомил. Он начал подниматься.

Волшебник Вазо подался к нему, точно для какого-то доверительного откровения.

— Я напущу на вас Хатхор, богиню любви.

— Любви? — рассмеялся Мэддерс. — Вперед, дружище. Нам всем по жизни ее не хватает.

— Некогда она звалась Кесмет и была исполинской львицей, посланной пожрать человечество[1]. В новом облике она стала еще ужасней.

Мэддерс встал.

— Эх, старичина, учил бы ты магию как следует, то и знал бы, что весь этот треп про слова силы — ни о чем. Ты не по тем книжкам учился.

— Вы можете найти меня завтра на этом же месте, — отрезал волшебник Вазо. Проводив Мэддерса взглядом, он подал сердитый знак официантке и заказал чашку чаю.

Когда в ранний послеполуденный час следующего дня Арнольд Мэддерс снова появился в кафе, волшебник Вазо сидел за тем же столиком в той же позе, будто и не пошевелился с момента его ухода. Перед ним стояла чашка кофе по-турецки; время от времени он брал ее с подставки, чтобы пригубить напиток. Подняв глаза при появлении землянина, маг взъерошил усы указательным пальцем.

Мэддерс бухнулся на стул напротив него и опустил голову.

— Избавьте меня от этого, — промямлил он. — Больше не могу.

— Сразу же, как только исполните свой долг передо мною.

Мэддерс не поднимал глаз и старательно избегал глядеть на кого бы то ни было в кафе. Лишь этим утром, выбравшись из своей тесной квартиры купить овощей, он постиг, как с ним обошлись.

Он понимал теперь, что доселе был слеп, никого и ничего не видел, существовал в мире предельного эгоизма. Другие люди существовали, но лишь как проекции его личных потребностей, тени на поверхности сознания.

А почему он был слеп? Потому что никогда не любил!

И никто не любил, если не считать вспышек, после которых боль еще долго терзает сердца. Поистине, это великое благословение. Нет на свете ничего страшнее любви!

Спускаясь с третьего этажа на улицу с пластиковым пакетом для покупок в руках, он случайно обратил внимание на мальчишку лет десяти. Заостренный нос, измученное лицо, потрепанная серая одежда, узкие глаза, туповатый безразличный взгляд: мальчишке этому (Мэддерс изучал физиогномику) явно суждено было много несчастий и неприятностей. Крайне маловероятно, чтобы Мэддерс воспылал к нему любовью!

Но именно так и случилось. Мэддерс полюбил мальчика. Полюбил с первого взгляда, словно внутри чиркнули спичкой, и возгорелось пламенное чувство к уникальному, пускай и ущербному, человеческому созданию. Он замер как вкопанный. Мысли разбежались: догнать мальчишку, каким-то образом познакомиться с ним, помочь, провести по жизни в обход трагических ситуаций, которые, как было совершенно ясно, ожидали того.

Но мальчишка свернул за угол, и не успел Мэддерс и шагу сделать, как новое откровение потрясло его.

Как счастливо человечество, лишенное такой любви! Разве не любовь — самая могущественная и, следовательно, самая разрушительая из людских эмоций? Разве не агонии подобно то, что испытываешь, когда тебя пожирает любовь, влечение, тяга к другому человеку, желание испытать, словно свои собственные, его беды и разочарования, соприкоснуться с бессилием, тайно окружающим любую человеческую жизнь?

Мэддерса покарали, и отныне он был обязан любить всякого встречного, беззаветно и несдержанно. Спустя считанные секунды после встречи с мальчишкой любовь снова возгорелась в нем; на сей раз ее объектом стала девушка, не слишком привлекательная, в блузке не по фигуре. А потом — сгорбленная сморщенная старуха, что брела домой из магазина с нищенскими покупками в ветхой сумке, погруженная в грезы наяву. Следующим он увидел безликого юношу в мешковатых брюках, который споткнулся, ступая на тротуар…

Мэддерс полюбил их всех и даже сейчас не мог избавиться от любви к ним! Любовь к одному человеку сама по себе достаточно изнурительна. Но испытывать такие чувства с одинаковой интенсивностью ко всем встречным! Сердце его не перестанет разрываться, будет загораться снова и снова, по сто раз на дню, пока любовь нагромождается на любовь!

О нет! Человеку подобного не вынести!

Часа хватило, чтобы Мэддерс полностью выбился из сил и осознал, что до конца суток, вполне вероятно, принужден будет покончить жизнь самоубийством. Ибо это чувство ничем не напоминало обобщенную любовь к человечеству, в которую он когда-то верил — воображал даже, что такая ему присуща. Теперь он постиг, что в действительности эта эмоция представляла собой сладкий сентиментальный самообман. Нет, в такой любви, как сейчас, ничего обобщенного не было. Эта любовь не умела считать дальше единицы и никаких абстракций не знала. Она носила исключительно интимный характер, касалась лишь живущих и была специфична для каждой личности, никогда не повторялась, изматывая любящего осознанием, что другие ему дороже, чем он сам себе.

— Кто ты? — приглушенным дрожащим голосом потребовал ответа Мэддерс. — Кто тебя такому научил?

— Я обучался в Галактическом Дозоре, — ответил волшебник Вазо тоном констатации самоочевидного факта. — И это я был наставником Ордена Тайной Звезды.

— Чего ты от меня хочешь?

— Мне нужны мои слова силы. Больше ничего.

Мэддерс помотал головой.

— Нет у меня слов силы, как ты их называешь. Я даже не подозревал, что такие штуки существуют.

Волшебник Вазо впал в смятение.

— Я ведь обращаюсь к магистру Ордена Тайной Звезды, не так ли?

— Да… То есть нет, я хотел сказать. Я дал ордену это название, перенял некоторые ритуалы, и всё… всё, что я сумел разыскать. Рукопись в Британском музее, там это было. — Мэддерс застонал. — Ты разве не видишь, что перепутал меня с кем-то?

Услышав это, волшебник Вазо отважился на предосудительный поступок, который, судя по словам самого Мэддерса, предосудительным вовсе не был. Горя желанием узнать правду, он проник в разум Мэддерса.

И оказалось, что тот, в общем, не лукавит. Мэддерс не имел никакого касательства к организации, основанной волшебником Вазо. Он лишь управлял пустой шелухой, оставшейся от ордена, руководствуясь материалами из какого-то пыльного архива. От самого ордена не уцелело ничего. Орден расточился в веках, и драгоценные слова силы волшебника Вазо развеялись по ветру вместе с прахом последних адептов!

Сам же Мэддерс, как выяснилось, волшебником вовсе не был! При всех его познаниях в магии он мало чем отличался от юноши-посудомойщика с кухни этого заведения. Знания его были отрывочны, он нахватался того-сего из идиотских книжонок, полных самообмана фальшивок, карточных игр, детских каракуль с претензией на магические сигилы, наконец, говоря словами текущего репертуара, из бредовых писаний маразматиков-евреев.

Что же до слов силы, то вложить в любое слово он мог не больше энергии, чем требовалось, чтобы позвать сновавшую в отдалении официантку принести чашку чаю, а то и меньше!!!

Слова потеряны!

Даже для такой ничтожной и бестолковой планеты это было верхом некомпетентности. Волшебник Вазо взвился на ноги. Все тело мага затряслось, лицо налилось пурпуром.

— ЧТО??? Это что же получается, довериться нельзя НИКОМУ??!! Я приложил все мыслимые усилия, чтобы сберечь свою собственность, и чего добился? Возвращаюсь сюда, а меня сразу пытаются обмишулить, надо мной издеваются, презирают, игнорируют все мои требования, и в итоге выясняется, что драгоценное мое имущество потеряно безвозвратно, выброшено, как старые тряпки! ДА ЧТО Ж СО ВСЕМ ЭТИМ ДЕЛАТЬ??!!!

Он опрокинул стол. Арнольд Мэддерс в ужасе грянулся на пол, наблюдая, как волшебник Вазо в приступе ярости разносит ресторанчик. Мэддерса посетило мимолетное воспоминание: образ разъяренного Христа, изгоняющего менял из храма. Волшебник Вазо бушевал, переворачивая столик за столиком, расшвыривал в стороны посетителей и стулья, словно мякину на молотьбе, и не переставал при этом извергать возмущенные жалобы.

Не успел он достичь двери, как в баре появилась и заступила ему дорогу высокая фигура в темно-синем. Волшебник Вазо попытался отшвырнуть и эту преграду, но полицейский умело пресек его поползновения и заломил чародею руку за спину.

— Вам придется покинуть это место, сэр.

— Покинуть? — завизжал волшебник Вазо, вырываясь из хватки полицейского. — С удовольствием! Именно это я и собираюсь сделать: покинуть его!

Столь возмутительное обращение требовало кары в несколько раз более суровой, чем на Некферусе. Он покинул Землю, но, прежде чем направиться в далекие иные миры, отвлекся создать на этой мерзкой планете, которую надеялся никогда не посетить снова, мировой океан, покрывающий всё, кроме вершин самых высоких гор. По всей Земле человечество неожиданно очутилось под водой. На улицах и фермах, в комнатах и зданиях, в кораблях, летательных аппаратах и даже субмаринах четыре тысячи миллионов человек спотыкались и падали, удивленно булькали и задыхались, лишенные глотка воздуха. Те, кто находился в домах, неуклюже подплывали или шлепали к дверям и окнам, но на улицах тоже не находили ничего, кроме воды. Перемена произошла так внезапно, что давление нового океана поначалу было равномерным сверху донизу, сокрушительной тяжести не чувствовалось нигде, и это вводило некоторых в заблуждение, словно от свежего воздуха их отделяют считанные футы; напрасно они устремлялись вверх, ибо до поверхности было слишком, слишком далеко.

У большинства, впрочем, не хватило присутствия духа ни для чего. Первыми умирали дети, извиваясь и крича, на глазах у агонизирующих родителей, которым было суждено прожить лишь на пару десятков секунд дольше. Спустя несколько минут все было кончено. Отныне лишь морские твари будут плавать среди руин цивилизации, не ведая о приключившейся катастрофе, и подбирать кости млекопитающих со дна новейшей галактической панталассы.