Возносились голоса хора, пели раскаты гонгов. Трепетали флаги, сыпались конфетти, лепестки роз мельтешили, словно снежинки; в атмосфере праздника со стартового поля медленно воспарил большой барабанообразный корабль, и стартовые двигатели его замерцали в чистом послеполуденном воздухе. Из окон и с галерей отбывающего судна махали люди, а толпа внизу напутствовала их одобрительными криками по мере того, как изящно закругленные стены с цветочным узором скользили к небу.
Но вот корабль удалился и исчез, направившись к далекой звезде. Лянь Ли, наблюдавший за стартом с ближайшей башни, разделил с толпой донесенное до него через парк радостное возбуждение и почувствовал себя так, словно это его собственное сердце, выпрыгнув из груди, вознеслось к небесам вместе с громадой.
Зрелище окончилось. Лянь Ли ушел с балкона, где стоял, созерцая старт, и стал спускаться по жилым блокам. Ляню Ли было восемнадцать лет, он завершил предварительное обучение и числился студентом второго курса училища звездоплавателей. Его светлая кожа имела едва заметный желтый оттенок, красивые волосы были чуть тронуты рыжинкой, глаза — голубовато-серые, ближе к темным. Войдя в рефекторий, он огляделся. Коллеги, тоже наблюдавшие отбытие корабля с разных этажей башни, понемногу стягивались сюда. Лянь Ли заметил нескольких однокурсников: те забирали из раздаточного автомата бутылочки фруктовой газировки. Он обрадовался, узнав среди них девушку, с которой был знаком два-три года назад: Аньтань, как он слыхал, недавно вернулась из миссии к Альтаиру.
Он и себе взял шипучки и присоединился к ним за столом, выбрав место рядом с Аньтань. Чу Шрам, темнокожий курчавый юноша, спросил:
— Ты видел запуск?
Лянь Ли кивнул. Другой с энтузиазмом продолжил:
— Потрясающее зрелище. Как, впрочем, и всегда, не правда ли? Ты читал свежие доклады? Совершенно чудесные проекты на очереди.
— Да, я знаю. Вчера просматривал.
Аньтань начала рассказ о своем путешествии к Альтаиру. Миссия принесла ценнейшую находку: планету, которая с минимальными усилиями могла быть трансформирована под условия земного типа. Команда корабля даже инициировала первые химические процессы, необходимые для коррекции состава атмосферы. Лянь Ли слушал заинтересованно: сначала его увлекли подробности миссии, а потом и сама Аньтань. Ей двадцать два, прикинул он. У нее в запасе еще четыре года до…
Его колено случайно коснулось ее ноги под столом; он с некоторым неудовольствием осознал тесное соседство пышки. Впрочем, она не подала виду, что замечает прикосновение.
Разговор перешел на другие темы. Окажись по воле некоей магии его свидетелем человек из дореволюционных времен, он бы прежде всего изумился полному отсутствию негативных эмоций у молодежи. Искренность и доброжелательность были так ярко выражены, что показались бы ему аномальными, как если бы все присутствующие в любой миг без видимого повода могли разразиться аплодисментами. Но, кроме этого, наблюдатель наверняка впечатлился бы колоссальной энергией собравшихся, их готовностью встречать любые преграды и оставлять их позади.
Лянь Ли придвинулся еще чуть ближе к Аньтань.
— Скажи, а это правда, что идет работа над обузданием энергии целой звезды?
Ее глаза распахнулись.
— О да! В институте звездной инженерии только об этом и говорят. Предварительно выбрана Альфа Центавра, но она станет лишь пилотным проектом. Подумай, что это может принести нам — неисчерпаемые источники энергии! Средства для терраформирования почти любого мира, создания новых планет, перемещения звезд — да для чего угодно.
Уиллборо, одногруппник Лянь Ли, добродушно рассмеялся.
— Всегда полезно прихватить запасную батарейку, помяните мое слово. Но, если меня спросите, то первоочередным направлением исследований должен быть космический полет.
За столом заулыбались. Уиллборо принадлежал к течению, ставившему во главу угла эти самые космические полеты — почти до одержимости. Они считали полеты в пределах Галактики (или даже Местной группы галактик, а это представлялось делом недалекого будущего) едва достойными упоминания, а что уж говорить о проектах местной значимости — преобразование Земли в подлинный рай, терраформирование Марса и Венеры казались им рутинными. А стремились они отыскать способ космических перемещений, который бы мог унести человека к пределам сферы Хаббла и дальше.
Спустя некоторое время разговор увял. Собравшиеся начали расходиться, но Лянь Ли задержался возле Аньтань, собираясь с мыслями. Он не знал, что сказать.
Она повернулась к нему.
— Лянь Ли, ты хотел бы присоединиться к проекту звездной инженерии после того, как закончишь свои дела здесь?
— Вероятно, да, Аньтань. Но я еще задержусь на некоторое время в Солнечной системе. Меня увлекли подводные изыскания. Я уже работал в одной из субатлантических шахт, теперь хочу поучаствовать в океаническом проекте на Марсе.
— Вторая экспедиция к Альтаиру предусматривает некоторые работы под поверхностью местных океанов. Почему бы тебе туда не завербоваться?
— А ты тоже там будешь?
— О да, я полечу. Я кое-какие снимки сделала. Не хочешь посмотреть?
— С удовольствием.
— Пойдем, они у меня в квартире.
Он последовал за девушкой по коридорам училища и засмотрелся, как под простеньким платьем колышутся ее бедра. Горячее возбуждение окатило и смутило его. Он старался подавить это чувство, но без толку: оно накатывало снова и снова, как прилив.
Голограммы Аньтань были чудесны. Он смотрел с орбиты новой планеты, купающейся в сиянии Альтаира, будто собственными глазами. Он созерцал диковинные пейзажи, величественные горы, мутные океаны и огромные пещеры.
— Кислорода в воздухе пока нет, — сообщила она. — Нам очень повезло: в море есть жизнь, но лишь анаэробная, а на суше никого. Туда можно перенести всю земную биосферу.
Лянь Ли понял ее. Как правило, на планетах земного типа уже наличествовали свои биосферы, которые требовалось удалить в случае терраформирования. И хотя разумной жизни пока не было найдено нигде, перспектива гибели целой биоты создавала деликатную проблему.
Поднявшись с кушетки, она повернулась к нему спиной и стала убирать голо в ящик. Лянь Ли тоже поднялся. Когда девушка наклонилась за какой-то мелочевкой, его глазам предстал ее затылок. Волосы были убраны под наголовную повязку античного стиля, так что лишь несколько светлых прядок выбились из-под ткани. Ляня Ли захлестнуло желание податься к ней, прижать губы к теплым сладостным изгибам, положить руки на бедра…
Пристыженный и недовольный, он подавил это желание. У него и так были с этим проблемы.
Она распрямилась и, ослепительно улыбнувшись, повернулась к нему.
— Что ж, возможно, мы поработаем на Альтаире III вместе.
— Я подумаю, — ответил он, стараясь не выдать своего смущения.
Он быстро свернул разговор, попрощался и ушел к себе, в другую квартиру того же дома. Он остановился у окна комнаты и выглянул наружу. Отсюда открывался отличный вид на город: дома, разбросанные среди парков и рощ. По желанию вид этот можно было заменить любым другим из тысячи вариантов, отобранных со всего мира. Однако Лянь Ли предпочитал реальную и актуальную картинку.
Его квартира, как и все в жилой секции училища, обеспечивала потребности молодого одинокого человека. Места здесь было столько, сколько предписывалось исследованиями психологов: достаточно, чтобы почувствовать себя как дома и расслабиться, но не так много, чтобы возникали трудности с поддержанием порядка. Он мог бы обставить ее на любой вкус, но оставил неизменной с первого дня. Как правило, он не чувствовал потребности менять расположение вещей в своем жилище.
Вдоль одной стены тянулась книжная полка. Лянь Ли снял с нее томик, сел за стол и начал читать.
На той же полке стояла другая книга, экземпляр которой имелся в каждом доме этого города. Если бы Лянь Ли открыл ее на определенной странице, то прочел бы:
История революции — история многочисленных проб и ошибок. Ранние революции носили почти исключительно экономический характер, и даже столь ограниченные цели достигались посредством нескольких болезненных итераций — нескольких революций, — прежде чем каждому оказались доступны неограниченные экономические возможности, как в роли производителя, так и в роли потребителя, а препятствия на пути накопления богатства были устранены.
Когда проблема имущественного неравенства потеряла актуальность, стало ясно, что у людских страданий имеются и другие причины, помимо экономических. Хотя болезни и физическую немощь удалось полностью искоренить, идеальное состояние общества все же не было достигнуто. Сохранялось недовольство, происходящее от эмоциональной фрустрации, разочарования и общего чувства нереализованности.
Поэтому революционисты обратили внимание на источники эмоциональных расстройств. Основным среди них виделось естественное человеческое желание построить счастливые личные взаимоотношения, а наибольшее недовольство вызывала сексуальная составляющая этих отношений. Революционисты испытывали глубокое отвращение к подлинным терзаниям, порождаемым несдержанностью в любви и, в более общем случае, нереализованностью желаний, особенно при учете, что эти страдания были характерны не для всех членов общества.
Окончательная революция, таким образом, носила психологический характер. Ее целью было искоренить эмоциональные страдания, особенно в сфере личных взаимоотношений.
Она преуспела.
Успех революции зиждился, в частности, на важных открытиях, сделанных в ходе предшествующих революций. Первое из них состояло в том, что человеческие психотипы высокоспецифичны в своих комбинациях, а взаимное влечение человеческих существ также обладает высокой специфичностью. Оказалось, что, хотя человек может испытывать разную степень привязанности к неограниченному числу встреченных им в жизни других людей, лишь немногие представители противоположного пола пробудят в нем подлинную любовь, настоящую страсть и полную преданность. В дореволюционных обществах гражданам иногда удавалось сочетаться с представителями желательной для себя группы, хотя это ни в коей мере не являлось правилом. Чтобы любовь не стала безответной, необходимо возникновение у другого партнера такого же сильного чувства, а такое двойное совпадение выражается крайне малой вероятностной характеристикой. Подобное тем не менее происходило спонтанно, и в таких отношениях участники могли считать себя редкими счастливцами.
В процессе революционных преобразований общества, однако, психотипирование было развито до степени, позволяющей соединять идеальных любовников посредством осознанного акта социального взаимодействия. Когда эта практика устоялась, было совершено другое открытие: дети, рожденные в таких союзах, одарены большими талантами и куда лучше сбалансированы ментально, чем дети, рожденные в обычном браке дореволюционного типа. Лишь отчасти это явление объясняется воспитанием в исключительно счастливой семье. Главной причиной тому служит трансферентный феномен: чувства, испытываемые родителями при зачатии, определяют природу индивида. Трансференция в дореволюционные времена не была признана наукой, так как считалось, что результат оплодотворения не зависит от эмоционального взаимодействия родителей или от качества полового акта.
Ныне считается надежно установленным, что индивид, зачатый в атмосфере идеальной любви, рождается с гармоничной ментальностью, не зависящей от условий воспитания. Такой индивид ведет в дальнейшем значительно более продуманную половую жизнь. Постепенно стало ясно, что навязчивое, неразборчивое и турбулентное сексуальное поведение, характерное для дореволюционных времен, не является естественным состоянием человечества, а, напротив, перверсией половой функции, возникшей в нежелательных социальных условиях. Эти импульсы не только заставляли человека чувствовать себя несчастным, но и серьезно воздействовали на развитие творческого потенциала, создавая постоянные ментальные помехи.
Пока эту болезнь не искоренили, граждане, желавшие избавиться от умственного беспокойства, прибегали к ингибиторам сексуальной активности. Эта мера оказалась особенно эффективна для лиц, задействованных в проектах, где требовалась постоянная умственная концентрация, и часто ее применяли сознательно в возрасте между двадцатью и двадцатью пятью годами, когда ум наиболее пластичен и продуктивен. Результатом стало значительное увеличение числа гениальных индивидов. Сейчас в этом нет необходимости. Современный гражданин не мыслит сексуальной активности, отличной от идеальной взаимной любви. Любая другая разновидность сексуальной активности возмутит и отвратит его, представляясь грубой и неприемлемой. В двадцатишестилетнем возрасте граждан сводят с идеально соответствующими им партнерами, и так безальтернативно развивается глубокая любовная привязанность, дарующая полное удовлетворение и почти всегда длящаяся до конца жизни.
Современный член коммунального общества пользуется всеми благами жизни, происходящими от врожденных качеств и социальных влияний. Установлен идеальный общественный порядок. Современный человек естественным образом испытывает любовь и сочувствие к остальным — детям, коллегам и всем, с кем ему приходится взаимодействовать. Он не распространяет среди близких и друзей никакого недовольства. Вследствие этого произошла не имеющая аналогов в истории вспышка креативного потенциала, которая, как мы уверены, будет длиться бесконечно; никаких пределов достижимого не предвидится.
Связанная с этим черта идеального общества — стирание различий между целями индивида и социума, порождавших общественное недовольство в минувшие эпохи. Индивид проводит лишь малое разграничение между целями группы и своими собственными; для него они идентичны, и он волен выражать свои творческие устремления без всяких внутренних преград.
Лянь Ли обнаружил, что не в состоянии сконцентрироваться на тексте, который лежит перед ним — справочнике по условиям атлантического дна. Бесконтрольные мысли и чувства проплывали у него в сознании, словно рыбы в мутном пруду; формировались неожиданные ассоциации.
Усталый и встревоженный, он перестал с ними бороться и некоторое время просто смотрел, как догорает закат за широким окном комнаты. Потом висящий на стене телефон коротко, вежливо звякнул.
Он повернулся на кресле и коснулся серебристой панели. Ему улыбнулось дружелюбное молодое лицо голубоглазого, аккуратно причесанного мужчины. Абонент представился сотрудником окружного коммунального комитета пятого округа. Настоятельно необходимо, чтобы представители комитета как можно скорее посетили Ляня Ли. Когда ближайшее удобное Ляню Ли время?
— Мне удобно принять их сейчас, — ответил Лянь Ли и, подумав, заставил себя добавить: — Это как-то связано с событиями прошлой недели?
— Отчасти.
Лянь Ли почувствовал, как заколотилось сердце в груди, но постарался не выдать этого в голосе.
— Отлично. Я жду вас.
Он отключил экран и крутанулся обратно к окну. Он, признаться, почему-то рассчитывал, что Вон Муонг не доложит о его поведении, хотя и понимал, что это неизбежно: она обязана так поступить. В конце концов, это обязанность каждого гражданина.
Он не шевелился до тех пор, пока, двадцатью минутами позже, не позвонили в дверь. Он встал и приветствовал гостей: юношу и двух девушек, своих сверстников. Лицо на экране принадлежало, как он теперь узнал, Кристиану, председателю ОКК пятого округа двадцать пятой подгруппы, под чьей юрисдикцией находилось училище звездоплавателей. Председатель Кристиан вежливо представил своих спутниц: Цин Ровену и Пам Элкенд.
Лянь Ли едва запомнил их имена. Он предложил прибывшим сесть, но сделали это лишь девушки, отойдя в дальний угол комнаты.
— Лянь Ли, мы здесь, чтобы обсудить следующие факты, — сердечным тоном начал председатель Кристиан, когда Лянь Ли снова опустился в крутящееся кресло. — Неделей ранее ты посетил квартиру Вон Муонг. Там ты коснулся руками ее тела: сначала колена, затем груди. После этого ты поцеловал ее в губы. Она сообщает, что поцелуй этот не носил характеристик дружеского или братского. Ты предпринял попытку сблизиться с нею еще более недостойным образом, предложив ей инициировать генитальное совокупление, в ответ на что она явно выразила свое недовольство. Прежде всего уточню, соответствует ли все это действительности?
— Да, — хмуро ответил Лянь Ли.
Председатель Кристиан кивнул и с не меньшей сердечностью продолжил:
— Заслушав донесение Вон Муонг, ОКК счел необходимым изучить твою биографию. Во-первых, очевидно, что ты проявляешь интенсивное сексуальное желание. Несколько девушек, которых мы опросили, описали происшествия, при которых твое поведение показалось им, с их же слов, странным и фамильярным. Они упомянули, что у тебя имеется привычка искать телесного контакта, иногда через притворно дружеские объятия, иногда, как они подозревают, через умышленно подстроенные обстоятельства. В каждом случае, однако, твои действия и их отчеты не носили явно выраженного характера.
— В таком случае им, вероятно, не следует доверять безраздельно, — неуверенно отозвался Лянь Ли.
Заговорила темноволосая Цин Ровена в лавандовой тунике:
— Но разве не в этом дело, Лянь Ли? Разве станешь ты отрицать, что тебя часто преследуют эротические фантазии о встреченных женщинах?
Голос Ляня Ли упал до бормотания.
— Нет, я не стану этого отрицать, — промямлил он. Заглянул глубоко в темно-каштановые, почти черные глаза Цин Ровены, на миг потерял себя в них, и когда девушка неуверенно заёрзала на своем месте, с трудом отвел взгляд.
— Значит, вы про меня знаете. Наверно, стоило мне раньше самому об этом доложить, но как-то так вышло, что… — Он передернул плечами. — Что дальше? Меня подвергнут медикаментозной терапии?
Присутствующие в первый раз за время беседы смутились. Председатель Кристиан заговорил очень серьезно и даже как-то робко:
— Мы принесли тебе печальные вести, Лянь Ли. Это залог поддержания стабильности коммунального общества.
— Да, но… — Лянь Ли начал терять самообладание. — Вы вообще о чем?
— Предпринято подробное расследование. Требовалось выяснить, какие именно обстоятельства твоей жизни привели к подобному отклонению. Мы исключили все варианты, кроме условий твоего рождения, и допросили твою мать. Сначала она запиралась, но в конце концов вынуждена была разгласить тайну, которую хранила все это время. Факт, относящийся к твоему зачатию.
Голос председателя Кристиана снова стал теплым и сочувствующим. Лянь Ли слушал в недоумении.
— Лянь Ли, я вынужден сообщить тебе об одном прискорбном обстоятельстве. Ты не рожден от идеальной любви. Похоже, что ты обязан своим существованием короткой тайной связи, вызванной явлением, ранее известным как гормональное извержение. Иными словами, ты стал продуктом чисто физического, спонтанного совокупления, описываемого твоей матерью как настойчивая и неодолимая потребность. Твоя мать, Лянь Ли, прежде никому не открывала этой тайны. Ни местному ОКК, ни своему супругу, которого ты ошибочно считал своим естественным отцом, хотя выяснить, действительно ли этот последний пребывал в неведении, уже не удастся, поскольку он погиб несколько лет назад при неудачном погружении, когда впервые были открыты атлантические шахты.
Лянь Ли кивал с отсутствующим видом. Председатель Кристиан продолжал:
— Нет нужды напоминать тебе, что чувства, испытываемые партнерами при совокуплении, напрямую воздействуют на психику плода. Ты был зачат в атмосфере атавистической страсти. Увы, это и есть несомненная причина твоих отклонений.
Повисло молчание. Ему предоставили некоторое время на осмысление самого важного, неожиданного и неприятного факта его биографии. Наконец он медленно покачал головой, будто в изумлении.
— Вы хотите сказать, что я — ходячий реликт.
— Да, в том смысле, что причина твоего беспокойства врожденная. Едва ли следует пояснять, что она передастся по наследству твоим потомкам.
— Тогда… что же можно сделать? — без всякого выражения спросил Лянь Ли.
Председатель Кристиан склонил голову и улыбнулся. Лицо его хранило прежнюю веселость.
— Полвека назад тебе бы выписали таблетки для подавления таких импульсов. Но сейчас это не принято. Время искусственных мер прошло, наш лучший страж — наша честность. Мы не можем позволить старым порокам проявиться снова, ибо бесконтрольная сексуальность дискредитирует революционные цели. Она умаляет личный потенциал и приводит к несчастьям.
— Да, понимаю, — сказал Лянь Ли. Ответ его озадачил. — И чего же вы от меня ждете?
Опять заговорила Цин Ровена:
— Единственная мера, какую мы можем рекомендовать, это твоя, Лянь Ли, изоляция от коммунального общества. Позволь мне объяснить. Твой случай не единственный, время от времени подобное уже происходило. Существует остров, на котором такие, как ты, вольны жить своей жизнью. Конечно, придется прибегнуть к стерилизации, поскольку цель — сосредоточить рецессивные черты в этом генетическом тупике и искоренить их.
Лянь Ли поразмыслил.
— Этот остров — место изгнания для таких, как я?
Цин Ровена кивнула.
— А каково его население?
— Полагаю, немногим менее тысячи.
— А моя мать?..
— Она уже там.
На сей раз молчание продолжалось еще дольше, пока снова его не нарушил председатель Кристиан.
— Лянь Ли, часть тебя противится такому решению. Но подумай! Идеальное общество уже создано, остается лишь поддерживать его! Цивилизация движется на полной скорости, ей нельзя чинить препятствий. В конце концов, кто из нас настолько извращен, чтобы не пожертвовать собой ради революции? Потому и проводится такая политика. Это полностью коммунальное решение.
Впервые заговорила Пам Элкенд. Ее туника была идентична одеянию Цин Ровены, но бледно-оранжевая, в тон волос.
— Лянь Ли, среди людей, чьи желания соответствуют твоим, тебе станет легче. В нормативном социуме тебя будет преследовать одна лишь фрустрация.
— Да, ведь лекарства, доступные ранее, теперь не в чести, — сухо ответил Лянь Ли. Он не стал развивать эту мысль. — Но вам нет нужды утешать меня. Все ясно.
Он поднялся. Председатель Кристиан сделал шаг вперед и положил руку на его плечо.
— Мы так и думали, что встретим у тебя понимание, Лянь Ли, хотя знали, как неприятна тебе покажется эта новость. Представляя себя на твоем месте, мы согласились, что и сами приняли бы такое решение.
Побледнев, Лянь Ли кивнул. Девушки поднялись; туники облекали их привлекательные тела, но красоты не подчеркивали.
— Когда?.. — выговорил Лянь Ли.
— Когда тебе будет удобно, — тихо произнес председатель Кристиан. — Мы предложили бы завтрашний или послезавтрашний день. Просто явись в приемную пятого ОКК, и тебе предоставят транспорт.
Снова оставшись в одиночестве, Лянь Ли пустыми глазами уставился в окно. Ум его омертвел и не реагировал на волевые усилия, но вместе с тем уподобился экрану, на который помимо воли молодого человека проецировались образы прошлого.
Когда он находился у Вон Муонг, физическое возбуждение и интенсивное стремление к ней стали непреодолимы. Физический контакт с ней, как и с остальными, ранее приносил ему удовольствие, но, как и с остальными, он не мог быть уверен, является ли отсутствие реакции сигналом, что он волен продолжить ухаживания, или указывает на простое равнодушие к его ласкам. Впервые он осмелился зайти так далеко, но, как выяснилось, ее первоначальная сдержанность была продиктована обычной озадаченностью.
Действительно ли такие сладостные и всепронизающие чувства могут быть поводом к изгнанию? Лянь Ли не мог понять, как так получилось, что он доселе избегал любых внутренних дискуссий о своих порочных влечениях, едва осмеливаясь признаваться сам себе в их реальности.
Он с трудом взял себя в руки и попытался оценить новое положение. Окажись по воле некоей магии свидетелем происходящего наблюдатель из дореволюционных времен, он бы с удивлением отметил веселое настроение молодых людей, только что покинувших квартиру Лянь Ли, хоть и приходили они по достойному сожаления поводу. Он бы озадачился, вероятно, и тем, что Лянь Ли не испытывает ни стыда, ни растерянности. В конце концов пришелец, вероятно, заключил бы, что, как только центр гравитации человеческой психологии находит новое положение в гармонии коллектива, все эгоцентричные эмоции становятся избыточными.
Лянь Ли не сомневался в правомочности коммунального решения. Спустилась ночь. Он видел, как возносятся над городом огни: мерцающие светлячки транспортных средств, уходивших на другие континенты и миры. Слева слабое сияние источал стартовый стол космодрома. Там готовили к запуску новый барабанообразный корабль, спустя считанные часы после старта предыдущего.
На острове, население которого не превышает нескольких сотен, Лянь Ли едва ли мог рассчитывать найти идеальную любовь, достойную великих завоеваний революции. Ему предстояло потерять одно из основных прав по рождению. Но об этом Лянь Ли едва задумывался. Коммунальное общество повсюду пребывало в движении, прогресс не останавливался ни на миг. Лянь Ли подумал о радостных голосах хора, о громко возносящейся музыке, о трепете знамен, об огромных барабанообразных звездолетах, устремляющихся в небо. Он задумался обо всем этом, о всем, что делается и будет делаться, о том, чего он теперь будет полностью лишен, и у него чуть сердце не разорвалось, а слезы струями брызнули из глаз.