Элизабет почти закончила свои заметки и уже собиралась идти в «Оракул», как вдруг словно из-под земли перед ней вырос Тодд, и уже поздно было делать вид, что она его не заметила.
— Привет, Тодд.
— Лиз, — сказал Тодд, и лицо его словно осветилось изнутри. — Здорово, правда?
— Да. Я напишу об этом в «Оракуле».
— Это замечательно! Я всегда был уверен, что из тебя получится отличный репортер.
— Честно?
— Честно.
Вдруг Тодд отвел глаза, как будто вспомнив о чем-то, и умолк.
— Я иду в школу, — с надеждой в голосе проговорила Элизабет.
— Да? Я тоже в школу.
Вот тут-то бы им и помириться, но в этот миг к ним подбежала Джессика:
— Тодд!
— А, это ты, Джес, — сказал он.
— Мне надо с тобой поговорить. Это очень важно, — выпалила она.
— Ну раз важно, давай поговорим, — согласился Тодд.
Элизабет повернулась и пошла к школе, все убыстряя шаги. Тодд окликнул ее, но она не остановилась. Никогда еще дорога до школы не казалась ей такой долгой.
Добравшись наконец до редакции, Лиз села за машинку и сразу начала печатать статью. Работа — лучшее лекарство, только ею можно заглушить боль. «Пиши, — повторяла она себе, — пиши без остановки. Все остальное забудь».
Тодд в растерянности смотрел, как уходит Элизабет. Только что ему представился прекрасный случай все исправить. И он его упустил.
Рядом кто-то что-то говорил. Ах да, это Джессика Уэйкфилд.
— Земля вызывает Тодда Уилкинза, — повторяла она слегка раздраженно. Такой славный и чуть ли не самый красивый парень в Ласковой Долине, но иногда просто терпения с ним не хватает!
— Что ты сказала, Джессика?
Они пошли к школе, и Джессика специально еле передвигала ноги. Ей хотелось подольше побыть с ним наедине.
— Лиз, похоже, опять куда-то спешит, — сказал он.
— Да, — медленно проговорила Джессика. — Она последнее время не в духе.
— Еще бы, — сказал Тодд. — Такие приключения даром не проходят.
— Я как раз об этом и хотела поговорить, — начала Джессика. — Происходит что-то ужасное. Ты слышал, что говорят?
— Но ведь это правда, Джессика! Я бы все отдал, чтобы это было не так.
— Ох, Тодд, — всхлипнула Джессика, подбежала к скамейке и рухнула на нее.
— В чем дело, Джессика? Закрыв лицо руками, Джессика расплакалась. Она громко всхлипывала, плечи ее дрожали.
— Что с тобой, Джес?
Тодд сел рядом, обнял ее и, утешая, прижал к себе.
— Ну-ну, перестань. Все не так уж и плохо.
— Ох, Тодд! Не могу слышать, что вокруг говорят об Элизабет. Я люблю ее больше всех на свете. Я не позволю, чтобы с ней так обращались.
Джессика посмотрела на расстроенное лицо Тодда, в его чудесные карие глаза, и сердце ее затрепетало.
— Тодд, ведь это могло произойти с кем угодно! Это несправедливо! Ведь это могло произойти и со мной!
— Брось, Джессика. Это же не само собой произошло. Она знала, что делает.
Джессика набрала полную грудь воздуха:
— Тодд, я больше не могу. Лиз — моя сестра. Я люблю ее! Тодд, в баре «Келли» была не Элизабет.
— Не Элизабет?
— Нет. Тодд, там была я!
— Что?!
— Да. Я. Зря они все на мою сестру наговаривают. Это несправедливо.
Джессика была совершенно ошарашена тем, что произошло дальше. Тодд Уилкинз некоторое время смотрел ей прямо в глаза, потом, словно сам себе не веря, покачал головой.
— Никогда не слышал ничего подобного. Какое благородство! — выговорил наконец он.
— Что?
— Ты берешь вину сестры на себя? Джессика, а я ведь и не знал, какая ты на самом деле. Ты совершенно особенная.
— Но, Тодд…
Своими сильными руками Тодд прижал ее к себе и держал так целую вечность. Потом он тихонько поцеловал ее. Он даже не слышал, как кричали и свистели ребята, которые были свидетелями этой сцены — среди бела дня, у всех на виду.
Джессика, потрясенная, сидела не шевелясь. Даже в самых буйных фантазиях она не могла себе представить, что честность может быть так вознаграждена.
— Джессика, ты просто прелесть, — сказал Тодд.
— А ты, Тодд, самый отличный парень из всех моих знакомых.
— Вот что, я приглашаю тебя на бал «Фи Эпсилон»!
— Что?
— Если, конечно, хочешь пойти со мной.
— Хочу? Ох, Тодд! — И она снова бросилась ему на шею. — Я только об этом и мечтаю.
Первое, что услышала Элизабет, выйдя из редакции «Оракула», был рассказ о любовной сцене между Тоддом и Джессикой на скамейке прямо посреди школьной лужайки.
— Ого-го! — Остановил ее Уинстон Эгберт на крыльце школы. — У нас тут недавно температура подскочила градусов на пятьдесят.
— А что случилось, Уинстон?
— Красивая болельщица и привлекательный капитан баскетбольной команды миловались-целовались у всех на глазах. Ну, ртуть не выдержала и закипела!
— Подумать только! — сказала Элизабет, и сердце у нее заныло.
— Я думал, Тодду ты нравишься, а оказывается, Джессика. Надо же!
— А что тут удивительного? Уж кто-кто, Уинстон, а ты… Ты ведь с пятого класса в Джессику влюблен. И тебе-то прекрасно известно, какая она потрясающая девушка.
— Конечно, известно. Но и ты не хуже.
— Да ну тебя.
— Ас кем ты идешь на бал?
— Вопрос серьезный, Уинстон. Они спустились с крыльца. И к ним на своем черном «порше» подкатил Брюс Пэтмен.
— Так, так, так, — взглянул он на Элизабет. — Да это никак покорительница «Келли». Лиз застыла на месте.
— Слушай; а я никогда не думал, что ты такая шустрая. И знаешь что, я решил — ты мне подходишь. Приглашаю тебя на бал.
— На бал?
— Вот именно. Терпеть не могу тихонь. Мы с тобой покажемся на балу, а потом закатимся куда-нибудь и повеселимся на всю катушку.
Элизабет долго сдерживалась, и наконец ее терпение лопнуло. Вся боль, обида, страдание от пересудов, шепотков и намеков в один миг выплеснулись наружу.
— Брюс Пэтмен, — сказала она, — уж лучше я всю свою жизнь просижу безвылазно дома, чем пойду куда-нибудь с тобой. А на бал, между прочим, меня уже пригласили.
— Да? И кто же?
— Я!
Элизабет резко обернулась. Позади стоял Уинстон Эгберт. Кажется, он и сам испугался того, что сказал.
— Ты? — Брюс Пэтмен засмеялся. — Ты? Да над тобой вся школа потешается!
— Хм, надо мной, может, и потешается, а от тебя плачет!
Брюс Пэтмен стал открывать дверцу. Лицо его потемнело и не предвещало ничего хорошего.
— Ты, придурок, я тебя сейчас сложу пополам и суну в урну.
Элизабет встала между ними:
— Не утруждай себя, Брюс. Это правда. Я иду на бал с Уинстоном.
Она взяла Уинстона под руку, и они пошли, оставив Брюса Пэтмена сидеть в машине с открытым от изумления ртом.
— Послушай, мне очень неловко, — сказал Уинстон, когда они немного отошли и Брюс уже не мог их слышать. — Но я так разозлился! Если ты не хочешь, я не буду настаивать…
— Минуточку! Как тебя прикажешь понимать, Уин? Ты что, уже бросаешь меня?
— Что-что?
— Ты меня пригласил или нет?
— Ну, я… это… Лиз, а что мне еще оставалось делать?!
— Заедешь за мной в половине восьмого, идет? Уинстон Эгберт уставился на красивую, умную, веселую Элизабет Уэйкфилд, и у него голова пошла кругом.
— Заеду! — ответил он ошарашенно, потом повернулся и бросился бежать как сумасшедший, размахивая руками и вопя как полоумный.
Впервые за много дней Элизабет засмеялась от всего сердца. На балу с Уинстоном будет весело, это уж точно. Когда он рядом, невозможно удержаться от смеха. И Элизабет пошла домой.
Настроение у нее поднялось, она бодро вышагивала, даже принялась что-то насвистывать. И только когда свернула на свою тихую улицу, шаги ее стали неуверенными, ей подумалось, может, и насвистывает она не от счастья, а по какой-то другой причине. Может, так она не слышит собственных грустных мыслей?