Едва волоча ноги, Элизабет вошла в кухню. Достала из холодильника пакет молока, налила стакан, выпила. В голове, как заклинание, крутилось: «Я рада за Джес… Я рада за Джес… Но сама я так несчастна, что хочу умереть».
Хлопнула входная дверь, и Элизабет услышала голос Джессики:
— Лиззи! Лиззи! О, Лиззи, ты не поверишь!
Джессика влетела в кухню — всем, кому бы посчастливилось увидеть в это мгновение красивую восторженную блондинку шестнадцати лет, сразу вспомнилось бы и Четвертое июля, и рождественское утро, и весенний карнавал.
— Я рассказала ему, Лиз, я все ему рассказала. Рассказала, что это я ходила с Риком Эндовером в бар «Келли», а он все равно пригласил меня на бал!
— Рассказала ему, Джес? Значит, он теперь знает, что это не я?
— Я рассказала ему, и он меня простил. Он, наверно, самый великолепный парень во всех штатах!
Элизабет показалось, что в этот миг в ней что-то умерло. Если Тодд знает, что Джессика была у «Келли», и, несмотря на это, пригласил ее на бал, то никаких сомнений ни в чем больше нет. Никаких. Она пойдет на бал с Уинстоном, повеселится вволю, потом займется своей газетой и забудет Тодда. «Но разве можно так взять и забыть?» — спросила она сама себя.
— Просто замечательно, Джес. Я так за тебя рада. Говорят, Тодд прекрасно танцует.
— У него все прекрасно получается, я уверена! — Счастье так и переполняло Джессику. — Где мама? Мне не терпится ей все рассказать.
— Она придет поздно. Кажется, какая-то важная встреча.
— Опять? — возмутилась Джессика. — Третий день подряд! А я-то всегда думала, что мамы должны бывать иногда дома и готовить детям еду.
Для Элизабет всегда оставалось загадкой, как это Джессика умудряется в мгновение ока упасть с, седьмого неба в пучину отчаяния. На сей раз только потому, что самой придется приготовить себе поесть.
— Джес, мама же предупредила сегодня утром, что задержится, — мягко произнесла Элизабет, стараясь не показать, как ей тяжело, и не раздражаться по пустякам.
— Но это же нечестно! — Джессика металась по кухне. — Она мне все настроение испортила, раз и навсегда.
Элизабет смотрела на сестру и диву давалась: рехнулась она, что ли? Как может испортиться настроение, если знаешь, что пойдешь на бал с Тоддом Уилкинзом?! Будь она на месте Джессики, она бы сейчас на седьмое небо взмыла — срочно понадобились бы права на вождение самолета. Вот Тодд кладет ей руки на плечи, вот они вдвоем танцуют под чудесную медленную музыку… Колени у нее задрожали, и, чтобы не упасть, она ухватилась обеими руками за край стола. И вот вечер закончился — они одни, совсем одни… он ее обнимает… и его губы…
— Лиз! Ты совсем не слушаешь! — набросилась на сестру Джессика.
— Что? — спросила Элизабет, опомнившись.
— Ужас! Родная сестра у меня на глазах превращается в круглую идиотку. Я хочу все-таки знать, когда придет мама. Если она вообще придет. Она теперь фактически совсем не бывает дома. Конечно, если тебе некогда со мной разговаривать, Лиз, так и скажи! — Джессика распалялась все сильнее.
Элизабет повернулась к сестре. Одного взгляда на ее несчастное личико было достаточно.
— Извини, Джессика, — сказала она, потрепав ее по плечу. — У меня сегодня был не слишком-то удачный день. Тебе есть отчего радоваться, и я порадуюсь вместе с тобой. — «В конце концов, — подумала она с горечью, — должен же хоть кто-то в этой семье быть счастлив».
— Лиз, постой! Ты опять как будто куда-то уходишь!
— Я слушаю. Честное слово, слушаю. А зачем тебе знать, когда придет мама?
— Я хочу рассказать ей, какой был сегодня волшебный день. И еще я хочу ее уговорить купить мне потрясающее — ох, Лиззи, ты бы посмотрела! — ну просто потрясающее платье, которое я видела в универмаге. — Лицо Джессики снова стало ясным, как летнее утро.
— Ну расскажи, какое оно, — предложила Элизабет и вздохнула. — Рассказывай и накрывай на стол. А я пока поищу в холодильнике, что бы сунуть в микроволновую печь.
— Ну, оно голубое. Такое, знаешь, с отливом…
— Не забывай про стол, Джес.
Джессика с минуту сверлила взглядом спину сестры, но поняла, что придется накрывать на стол, если она хочет заполучить слушателя.
— Я уже сказала, что оно голубое и с отливом? Элизабет кивнула.
— Низ отделан руликом, а сверху — ты только послушай, Лиз, — тонюсенькие лямочки и вырез такой глубокий, что Тодд обалдеет.
— По-моему, сногсшибательно, Джес. И, как мужчина, смею заверить, мне уже сейчас жаль этого беднягу.
Обе девушки удивленно оглянулись. В дверях стоял Стивен.
— Стив! — воскликнули обе сестры в один голос.
— Умираю с голоду. На третьего хватит? — спросил он, указав на пакет, который Элизабет достала из морозилки и собиралась открыть.
— Ну конечно, — ответила она. — Нас и будет всего трое. Но я думала… хотела спросить: ты разве никуда сегодня не идешь?
— Нет, — отрезал он.
Сестры обменялись обеспокоенными взглядами.
— Наверное, даже хорошо, что мамы с папой нет дома, — мрачно проговорил он. — Я вовсе не горю желанием опять подвергнуться допросу с пристрастием, как в прошлый раз.
— Они вовсе не хотят допекать тебя, Стив, просто они волнуются…
— О господи, и ты, Лиз, туда же. Ну почему в том доме все вечно лезут в чужие дела?
— Нет, такую семейку только поискать! — взорвалась Джессика. — Зудят, зудят, зудят! — И она затопала ногами. Брат и сестра вытаращили на нее глаза. Она вихрем пронеслась по кухне и внезапно остановилась перед Элизабет, ткнув в нее пальцем.
— Ты ведешь себя, — крикнула она, — как кандидат в психушку! Только и делаешь, что куксишься. А ты, — она вдруг обернулась к Стивену, — ну просто мрачнее тучи. А тут еще пришлось сносить унижения перед всей школой, потому что у моего отца, видите ли, роман с этой… с этой женщиной!
Стивен вскинул голову и уставился на Джессику.
— О чем это ты?
— О, Стив, вся школа говорит, весь город! Папа почти все вечера проводит с Марианной Уэст, а мама ведет себя так, словно ее это не касается. Не успеют и оглянуться, как начнется бракоразводный процесс! И что тогда будет с нами?
— Перестань, Джес, — вмешалась Элизабет. — Если Брюс Пэтмен порет чушь, это вовсе не значит, что все так и есть.
— Что все так и есть? — спросил Стивен. — Не могла бы одна из вас просветить меня насчет того, что у вас тут творится?
— Ну, папа действительно часто проводит вечера с мисс Уэст, — сказала Элизабет, стараясь подбирать слова. — Он говорит, что помогает ей вести одно дело.
— Да, он это говорит, — вставила Джессика.
— А вы что, ему не верите?
— Не верим. Нет! — выпалила Джессика. Элизабет задумалась:
— Я бы хотела верить ему, Стив, но у нас тут все как-то странно последнее время. И я… я просто не знаю.
— А мама что, беспокоится? Расстраивается? — спросил он.
— Нет! И в этом-то все дело! — продолжала возмущаться Джессика. — Как можно быть настолько слепой? Папа — привлекательный мужчина, по крайней мере для своего возраста. И Марианна — ничего себе, смотря, конечно, на чей вкус. Естественно, у них роман. А что еще нам остается думать?
— Ну, для начала можно было бы папе поверить, — сердито заявил Стивен. Он ходил по кухне из угла в угол. — Папа нас никогда не обманывал. Если он говорит, что помогает ей вести дело, значит, так оно и есть.
— Ах, как это похоже на мужчин! — вспылила Джессика. — Вы всегда защищаете друг друга. Ты точно такой же, как папа. Вот уж правду говорят, яблочко от яблоньки… И у обоих плохой вкус, когда дело касается женщин.
Напряжение в комнате возросло до такой степени, что казалось, сейчас произойдет взрыв. Джессика и Стивен сидели, сердито уставившись друг на друга.
— У тебя есть ровно пять секунд, чтобы объяснить свои слова, Джессика, — сказал Стивен тихим ровным голосом. Было ясно, что он еле сдерживается.
Джессика ляпнула эти слова, не подумав, как часто с ней случалось, и теперь она сама испугалась последствий. Никогда еще Стивен не был так разозлен. Надо что-то придумать, и побыстрее.
— Стив, я хотела сказать… Я хотела сказать, что я вовсе не хотела сказать… Ну, как ты можешь смотреть на меня, будто ты меня ненавидишь? У меня сегодня такой счастливый день, а ты все портишь! — Джессика уткнулась носом в стол и начала беспомощно всхлипывать.
— Ах ты, маленькая эгоистка! Ты вечно думаешь только о себе! — Стивен по-прежнему не отводил от Джессики глаз.
Элизабет вскочила, встала между ними.
— Стив, пожалуйста, не надо. Ты не понимаешь, — принялась она умолять.
— А тебе не надоело без конца ее защищать? — набросился на нее Стивен.
— Ты не понимаешь, какой у нас был трудный день. Ты бы слышал, что они говорили про папу. — Элизабет была в отчаянии. Надо как-то объяснить ему. — Стив, мы все знаем. Все знаем про тебя и… и про нее.
Стивен опешил, долго смотрел на Лиз, потом спросил:
— Знаете про меня и про нее? Что, черт возьми, это значит?
Элизабет перевела дух и принялась объяснять:
— Стив, мы все знаем. Мы не вынюхивали, так само получилось, честное слово!
— Прости меня, Стив, — вмешалась Джессика. — Я не хотела тебя обидеть. Но ты и Бетси Мартин — это немыслимо! Она… Она из такой семьи!
— Бетси Мартин? С чего вы взяли? Я люблю Патрицию Мартин!
— Патрицию? Сестру Бетси? — удивленно переспросила Элизабет.
— Ну да, Патрицию.
Стивен произнес ее имя, и у него в воображении возник ее образ. Милая Патриция, ее прелестные медно-золотистые волосы, мягкий характер — она одна во всем мире нужна ему.
— Но это же прекрасно, Стив! — воскликнула Элизабет. — Патриция — прекрасная девушка, прекрасная! Я так рада за тебя!
— Но она тоже из этой семейки! — напомнила Джессика.
— Не волнуйся, Джес. Ничего особенного между уважаемым семейством Уэйкфилдов и Мартинами не произойдет. И все потому, что я сам все испортил. Сам взял и испортил.
И Стивен поведал им свою грустную историю. Пока они встречались с Патрицией у нее дома, все было чудесно. Но время шло, и постепенно Патриция пришла к мысли, что Стивен не хочет, чтобы их видели вместе, стесняется ее родственников. И потому никуда с ней не ходит.
— Ты сноб, Стивен Уэйкфилд, — сказала она.
— И она права, — говорил Стивен близнецам. — Вот почему я и потерял Патрицию — навсегда!
Элизабет смотрела на брата с состраданием. Ей вспомнилась старая пословица: пришла беда — отворяй ворота. И она стала считать:
«Я потеряла Тодда — раз. Стив потерял Патрицию — два. Если мама потеряет папу — будет три». Пока только Джессике удалось избежать печальной участи, подумала она без особой радости.