Сепаратист

Глава 14

Староста поселка тоже остался в живых. У него убили одну из двух дочек, и изнасиловали жену. Вторая дочь успела убежать. Теперь староста смотрел на связанных командиров таким взглядом, что становилось очевидно: оставлять их наедине нельзя. Он, вообще-то по другому вопросу зашел, но в присутствии квирита Юста пленные стали значительно сговорчивее. Странно — ни Кера, ни я их не напугали, а вот этот еще недавно презираемый ими колон вызывал ужас. Особенно после того, как Кера, тщательно прицелившись, воткнула капитану в печать пару иголок. Уж не знаю, что именно она этим добилась, но наглость у всех троих пленных резко поуменьшилась. Впрочем, главное нам сообщили сразу, как только пришли в себя, в надежде что мы испугаемся, сдадимся, и будем покорно ждать наказания. Наказывать нас будут оставшиеся две центурии той манипулы, к которой принадлежат те прекрасные парни, которые остались в этой безымянной деревеньке, а для того, чтобы им не было страшно их поддержит артиллерийская батарея в составе трех полевых орудий и двух картечниц. Дальнейший опрос только добавил деталей, и ни одной вдохновляющей среди них не было. Когда вопросов больше не осталось, мы с Рубио вышли, оставив старосту наедине с пленными — он очень просил, а мы не нашли причин отказывать.

— Что думаешь? — спросил старик, когда мы остались вдвоем.

— Уходить надо. И местных уводить, всех. Чем быстрее, тем лучше. Их слишком много, задавят.

Старик посмотрел на меня тяжелым взглядом, и сокрушенно покачал головой.

— Ты ведь понимаешь, что мы не уйдем с таким балластом?

— А что ты предлагаешь? — разозлился я. — Уйти без них? Соберем своих, скажем спасибо ребята, было весело, но пора и честь знать? Дальше справляйтесь сами?

— Да, ты все правильно понял, — старик был необычно серьезен, и от этого было только более тошно. — Я уже говорил тебе, только ты не запомнил. Тяжелые решения, от которых блевать хочется. Иногда без них не обойтись. Простой выбор. Стать мертвым героем, или остаться живой крысой, у которой еще есть шанс больно укусить врага. Ты можешь поступить так, как велит тебе совесть. Остаться чистым, и сдохнуть со спокойной душой. Или взять на себя этот груз. Решать тебе.

— Нет! Нет, старик, только не сейчас! Мы справимся, гекатонхейры тебя забери! — я схватил Мануэля за плечи, вгляделся в его лицо. — Заберем лошадей. Самые медленные поедут в локомобилях, у нас еще тот, домины Петры, ты не забыл? И лошади. Я видел там в сарае лошадей. Мы сможем устраивать им засады по дороге, они будут бояться за нами идти, понимаешь?

— Да, ты все хорошо придумал, — печально улыбнулся старик. — Вот только куда ты их поведешь? И куда ты поведешь тех, которых мы встретим дальше? На этой дороге поселки через каждые десять миль. Всех соберем? А потом? Приведешь их Бургос?

— На другие поселки им плевать, — отмахнулся я. Будем предупреждать, чтобы прятались и уходили. Это ведь из-за нас. Их всех убьют потому, что мы сопротивлялись. — Я устал от смертей, старик. Сегодня был длинный день. Он начался с того, что я уничтожил целый город — Доменико ведь уже рассказал?

— Делай, как знаешь, — махнул рукой Рубио. — Я только надеюсь, что у тебя еще будет шанс исправить свои ошибки.

Больше к этому вопросу мы со стариком не возвращались — времени катастрофически не хватало, не до разговоров. Дела росли как снежный ком, а действовать нужно было быстро. Допрос пленных показал, что фора у нас примерно сутки. Вроде бы много, но только не тогда, когда нужно снять с места и увести две сотни человек. За эти сутки нам нужно оказаться как можно дальше от деревни — это понимаю я, понимает Рубио, и, слава богам, отлично осознает староста. А вот большинство остальных беженцев почему-то упрямо пытаются убедить всех окружающих в том, что обойдется. Что бежать никуда не нужно, достаточно схорониться в лесу. Причем ладно бы они это друг другу говорили — нет, почему-то каждому требуется донести свои невероятно важные и гениальные соображения до тех, кто все решает. А именно до меня, Рубио, или, на худой конец, старосты. Первого такого ходока я действительно слушал, пытался говорить какие-то аргументы, но уже начиная со второго даже не трудился. Объяснял, что мне совершенно плевать, и если кто хочет остаться — пусть остается, остальным легче. Как ни странно, остаться никто не пожелал.

Вечер был наполнен суетой, от которой уже по-настоящему тошнило. Идея старика все бросить и свалить начала понемногу казаться не такой уж плохой. Все эти тупые, медлительные идиоты, которым требовалось помочь, подогнать, направить, и сказать, что делать и куда идти напоминали скорее группу учеников коррекционного детского сада, которых зачем-то привели в стриптиз-бар, чем взрослых разумных людей. Ничего удивительного, что через пару часов я ничего толком не видел и был зол, как цербер. Именно поэтому когда я услышал требовательный женский голос, вместо того, чтобы вслушаться в вопрос, я рявкнул:

— Со всеми проблемами к старосте! И передайте всем, что следующего, кто подойдет ко мне с идиотскими вопросами я пристрелю невзирая на возраст и пол!

— Простите, доминус Диего, я просто хотела попросить у вас настойки лауданума. Рука разболелась просто зверски, а мне нужно еще помочь женщинам с детьми! Лиза одна не справляется.

Только теперь я сфокусировал взгляд настолько, чтобы разглядеть домину Петру. Девушка была бледна, ее лоб покрывали крупные капли пота. Опухоль на руке и не думала спадать. Теперь узнать в этой изможденной замарашке прежнюю холеную красавицу было невозможно. И все-таки, несмотря на бедственное положение и боль, домина Петра старалась держать лицо, а глаза светились насмешкой и любопытством. Невольно подумалось, что вот она — порода. Этим и отличается настоящий эквит: в какую бы сложную ситуацию не попал, не теряет присутствия духа и достоинства. На мгновение даже стыдно стало за собственную ругань, но эта мысль прошла краем.

— Простите, домина Петра, не узнал вас.

— Вы, Диего, как всегда, образец галантности, — фыркнула девушка. — Могли бы и промолчать, я сама знаю, что превратилась в настоящее чучело! Вы тоже выглядите далеко от идеала. Уверена, в нынешнем виде в столице вас даже в ночлежку для бездомных бы не пустили!

— Хорошо, что мы не в столице, — отмахнулся я. — Вот что, Петра. Вы совершенно правы. Дайте мне пять минут, чтобы умыться, и мы займемся вашей рукой. Доктора я, как видите, не нашел, так что придется попытаться самим. Ремус! — я оглянулся, в поисках мальчишки. — Найди мне лампу, а лучше несколько.

— Вчера вы утверждали, что не собираетесь даже пытаться, — напомнила девушка.

— Однако мне известно, что если процесс будет развиваться так, как сейчас, вы рискуете потерять руку. Если не хуже. Не знаю, когда у нас появится еще свободное время, так что придется попытаться сейчас. Тянуть время дальше слишком рискованно.

— Знаете, Диего, мне вот хотелось бы слышать от вас больше уверенности. И куда делся доктор? Васкона — довольно большой город, мне трудно представить, что они обходятся без лекаря! — кажется, до собеседницы, наконец, дошла вся сложность ситуации, и она начала нервничать. Моя ошибка — нужно было попытаться ее успокоить, а я вот так честно и прямо… не подумал, в общем. Чтобы взять паузу на подумать, полез в грузовик за лауданумом. Домина Петра, впрочем, не растеряла свое выдающееся упрямство, поэтому молчания не приняла.

— Что вы молчите, Диего? Надеюсь, ничего страшного не произошло?

Пришлось рассказывать. Буквально несколько фраз, без особых подробностей — только пока не отмерил дозу обезболивающего.

— Трудно поверить, что такой ужас вообще может происходить в нашем мире! — пораженно выдохнула девушка, выслушав рассказ. — Об этом необходимо рассказать людям! Иначе мы скатимся на уровень кровавых карфагенцев, которые кормили своими первенцами кровожадного Баала[15]!

Обсуждение особенностей религиозных обрядов уничтоженного давным-давно города меня сейчас не особенно интересовало, так что я отправился к колодцу. Помыться решил тщательно — в самом деле, что-то я себя запустил. Кровавая корочка с лица частично осыпалась, но, думаю, выглядел я как несвежий покойник, только что выбравшийся из могилы. Даже странно, что люди не шарахались!

— Боги, Диего! — воскликнула домина Петра, когда я скинул рубаху. — Да на вас живого места нет! И что у вас со спиной? — Петра бесцеремонно потыкала пальцем рубец. — Такое впечатление, что вас пытались в собственном соку запечь!

Нет, положительно, эта дамочка помнит о хороших манерах только когда ей это выгодно! Между прочим, я тут полуголый перед ней, а это возмутительное нарушение всех приличий! Я рассчитывал, что такого она терпеть не станет, и оставит меня наедине с собой хотя бы на несколько минут — предстоящая операция откровенно пугала. Напрасно надеялся, как выясняется. Или это лауданум уже подействовал?

— Почти угадали, — буркнул я. — Только не запечь, а испепелить. Не видели разве, как работают чистые монахи?

— Да уж, теперь понятно, почему вы их так не любите, — протянула девушка.

— Я их, как вы выражаетесь «не люблю» за то, что они убили мою семью. И еще тысячи других язычников. Просто так, потому что жертвы дают силы их богу и им самим. А это, — я неловким движением указал себе за спину, — так, мелкие неприятности. К тому же тех, кто это сделал, я уже убил.

Петра смотрела на меня большими, полными ужаса глазами.

— Вы что, хотите сказать, что язычников не выселили, а убили?!

— Боги, домина Петра! Мне казалось во всей империи нет ни одного человека, кто бы верил в эту байку! Выселили! Они несколько дней методично очищали на своих проклятых жертвенных прожекторах толпы людей. Во славу этого проклятого бога, который только и делает, что пожирает каждого, кто попадает им в руки. Хватит об этом, я готов, да и обезболивающее на вас уже подействовало. Пойдемте к машине.

К нашему возвращению, все было уже готово. Ремус расстарался, кроме освещения организовал еще что-то вроде операционной: кроме собственно освещения вытащил из какого-то дома стол, застелил его скатертью. Домину Петру эти приготовления, по-моему, лишили последних остатков храбрости.

— Диего, вы точно уверены в том, что это необходимо? — жалобно спросила девушка. — Вы же сами говорили, что не учились на лекаря?

— Не учился, — признал я очевидное. — Но кое-какой опыт все же имеется. Однажды подобная неприятность случилась с моим отцом, и, поскольку мы были неблагонадежными, мне пришлось ассистировать матери. Так что основы я знаю.

Я размотал бинты, удерживающие шину. Отек так никуда и не делся, к тому же мне показалось, что кожа вокруг перелома начала краснеть. Искривление было хоть и не большим, но заметно невооруженным взглядом.

— Сами видите, все не очень хорошо, — кивнул я головой на пострадавшее место. — Покой мы вам обеспечить не можем, а значит любые движения травмируют внутренние ткани. Этак можно дождаться заражения крови. А даже если и обойдется, скоро кость начнет срастаться. Образуется какой-нибудь ложный сустав, или что-нибудь в этом духе — нам это нужно?

— Убедили, — кивнула Петра. — Что ж, тогда не будем оттягивать. Начинайте, полагаюсь на вас.

Уже было примерившись, отдернул руки. Нашел небольшую деревяшку, обмотал ее чистым бинтом.

— Зажмите зубами, Петра. Лауданум действует, но когда мы начнем, боль вернется.

Петра с несчастным видом прикусила деревяшку. Больше оттягивать не получится. Вертевшийся рядом Ремус оказался очень кстати — я попросил его придержать пациентку за плечи. Заставил ее вытянуть руку, взял за запястье и потянул — сильно, но не резко. Петра мучительно застонала, а результата нет. Я только сильнее продолжал тянуть. Боги, как долго это будет продолжаться? Я точно делаю все правильно? Ощущение такое, что я ей сейчас совсем руку выдерну! Резкий щелчок прозвучал музыкой — я сразу отпустил.

— Ну вот и все, кость встала на место, — ободряюще улыбнулся я.

Выплюнув палочку, девушка выдала фразу, которой мог бы позавидовать любой извозчик. Не ожидал таких познаний от благородной домины.

— Я вас не шокировала? — поинтересовалась девушка, чуть успокоившись. — Выбор был либо разрыдаться, либо выругаться. Я посчитала, что рыдать мне не пристало.

— Вы молодец, — ответил я. — Давайте все замотаем обратно. Потерпите еще чуть-чуть?

Гипс у меня был, так что лангет получился вполне удовлетворительный, на мой дилетантский взгляд.

Вроде бы совсем немного времени заняла операция, а оказалось, что к отправлению наш караван беженцев уже готов. Ждали только нас. Первая хорошая новость за весь день, потому что можно было забраться в телегу и улечься спать. Точнее, усесться — места там и без нас с доминой Петрой не хватало. Но для нас нашлось, конечно, потеснились селяне. Меня они почему-то побаивались, а девушку уважали, это было заметно. День назад ничего такого не проявлялось, значит, пока мы воевали, она успела как-то это уважение завоевать. Даже интересно стало, чем — это было моей последней мыслью перед тем, как провалиться в сон. Ни теснота, ни тряска не помешали.

Проснулся сам, чему здорово удивился, когда смог соображать. Почему-то засыпая ждал, что выспаться мне не дадут, непременно что-нибудь произойдет. Нужно будет куда-то бежать, с кем-то воевать, решать какие-то неотложные проблемы, или заниматься еще какой-нибудь невероятно важной деятельностью. И вот, несмотря на ожидания, мне таки дали основательно выспаться — даже не смог сразу разогнуться, застыв в неудобной позе.

Караван наш стоял, женщины готовили пищу, мужчины отдыхали, разместившись вокруг телег и костров. Локомобиль наш отсутствовал. Я не успел испугаться — заметил машину далеко впереди, причем она ехала навстречу. Добравшись до стоянки, Доменико чуть ли не вывалился из кабины, и радостно заковылял мне навстречу. Поглядев на меня покрасневшими от усталости глазами, кузен широко зевнул, и только после этого соизволил поприветствовать:

— Счастлив, что ты наконец-то проснулся, дружище. Даже столь прекрасное общество, — он изобразил поклон и указал на пассажирок — Керу и Петру, — не может заменить сон. Прошу прощения, дамы, но, раз уж второй водитель готов меня заменить, я вас оставлю на несколько часов. Вчерашний день выдался хлопотным, да и ночью поспать не удалось.

— Как скажешь. Только расскажи, куда вы ездили, и почему сейчас стоим. Я только проснулся.

— Дамы расскажут, — махнул рукой брат. — А я уже не могу, глаза слипаются. Ты бы только перевязался сначала, у тебя вся спина опять в крови.

Оставив брата устраиваться, занялся умыванием и обработкой ран, одновременно выслушивая от девушек, как у нас дела. Оказывается, пока я отдыхал, Рубио и Доменико решили уехать вперед так далеко, как получится и высадить где-нибудь тех, кому досталось место в локомобиле, после чего вернуться к основной группе и забрать еще партию беженцев. Так будет действительно быстрее. За остаток ночи и утро они уехали миль на семьдесят, проехав за это время еще два поселка. В обоих останавливались, предупреждали о грозящей опасности и рекомендовали на время спрятаться — это все, чем мы могли им помочь. Во второй деревне и оставили детей, после чего вернулись назад. К предупреждению жители отнеслись серьезно: оказывается, слухи о карателях уже дошли до этих мест, причем принесли их парни из Бургоса. С одной стороны, это обнадеживало. Получается, значительная часть повстанцев уже знает о нападениях и принимает меры. Кроме того, они тоже пытаются по мере сил защищать население не только своего города, но и жителей округи. Плохо только, что взялись за повстанцев серьезно; говорили о нападениях по всему югу условно контролируемой повстанцами территории.

— Те пеоны боялись, уходить, но оставаться боялись больше, — закончила рассказ Кера. — Об Освободителях они слышали многое.

— Они такие ужасы рассказывали! — вставила домина Петра. — Нужно непременно донести до людей, что здесь творится. И о том, что вы рассказали мне вчера, Диего. Люди должны знать.

— Как вы себе это представляете? — хмыкнул я. — Рассказывать всем встречным, или объявлять на площадях? Боюсь, до общественности подобным образом истину не донести, да и не так у нас много возможностей заниматься таким просветительством.

— Но есть же газеты! — возмутилась девушка.

— Которые будут немедленно закрыты, как только выйдет статья. А тиражи изъяты. Впрочем, не думаю, что найдется столь бесшабашный редактор, готовый допустить такое в номер. К тому же в наших краях, если вы не заметили, газеты сейчас не выходят.

— В таком случае это нужно немедленно исправить, — упрямо мотнула головой домина Петра. — Мне кажется, Диего, вы ужасно недооцениваете мощь печатного слова! Если люди узнают о зверствах карателей, о происшедшем в Васконе, да еще с цитатами из магистратских записей по поводу жертвоприношений, отношение к бунтовщикам станет значительно мягче. Очень многие задумаются, нужен ли нам бог, требующий таких жертв!

— А вы недооцениваете любовь людей к комфорту, — хмыкнул я. — Пока чистые братья дают людям дешевый флогистон, на котором, между прочим, работают и наши с вами локомобили никто и внимания не обратит на какие-то жертвы среди каких-то непонятных бунтовщиков. Предпочтут не поверить даже самым убедительным доказательствам, лишь бы не лишаться столь удобной игрушки. — Видя, как Петра поджимает губы, слушая мои рассуждения я начал опасаться, что спор может затянуться — мои слова ее явно не убедили.

Кера как раз закончила обрабатывать мои раны. Бесцеремонно перебив набравшую в грудь воздуха для возражений Петру, богиня напомнила:

— Ты обещал вытащить пулю. Раньше было некогда, и я не напоминала, но мне не нравится, когда кусок металла в ране. Она не может начать заживать, приходится тратить силы.

Мне стало мучительно стыдно. Забыл. Напрочь забыл о том, что подруга довольно серьезно ранена! Даже то, что Кера никак не показывала, что рана ее беспокоит, меня не оправдывает.

— Прости, — выдавил я. — Я ухитрился об этом забыть. Сейчас же займемся.

— Я знаю, что было некогда, — пожала плечами богиня. — Я не обижаюсь.

Метнулся за сумкой с лечебными принадлежностями. Хирургические инструменты удалось раздобыть еще в Памплоне — жаль, к ним не прилагалась инструкция по использованию. Будь ранен обычный человек, я бы, наверное, не решился что-то делать, но Кера другое дело. Она действительно испытывала всего лишь неудобство от наличия постороннего предмета в ране, к тому же достаточно точно знала, где именно находится кусок свинца. А самое главное, она еще и кровотечение остановила сама себе, так что крови было совсем немного. Руководствуясь ее указаниями, мне кое-как удалось подцепить гадость каким-то крючком, и с помощью пинцета вытолкнуть ее наружу.

Домина Петра смотрела на операцию круглыми от ужаса глазами, переводя взгляд с меня на пациентку и обратно — видимо не могла решить, кого боятся больше. Коновала, который без обезболивающего кромсают руку прекрасной девушке, или эту самую девушку, спокойным голосом, не меняясь в лице, раздающую указания «доктору». Надо отдать ей должное, во время операции она сохраняла молчание, однако стоило мне закончить перевязку, тут же набросилась на меня с обвинениями:

— Диего, вы что, сошли с ума? Как вы можете вот так! Мало того, что забыли о ране домины Евы! Вы могли хотя бы дать ей лауданума! Я чуть не рехнулась, представляя, как ей сейчас больно! Такое отношение к даме — это просто за гранью добра и зла. Если бы мы с доминусом Доменико знали!

— Я люблю боль, — посмотрела на нее богиня. — Просто было неприятно, что пуля цепляется за кость. И Диего тоже только сейчас перевязал свою спину. За что ты его обвиняешь?

— К слову, давайте теперь и вашу руку осмотрим, — сказал я. Домина Петра, услышав предложение, даже отскочила. Кажется, после недавнего зрелища ее доверие ко мне как к доктору окончательно пошатнулось. Пришлось объяснять, что у Евы есть определенные способности, благодаря которым пулевое ранение для нее значительно менее опасно, и что с самой Петрой не буду поступать столь бесцеремонно. Результаты вчерашней операции меня слегка успокоили. Не такой уж я дилетант — отек начал спадать, да и краснота с руки ушла.