Сепаратист

Глава 18

Она нашла его в последний момент, если не сказать опоздала. Он уже уходил — пока еще медленно, но дыхание Танатоса становилось все явственнее. Вот-вот оно превратится в ветер, который унесет ее заступника туда, откуда смертные обычно не возвращаются. Кера перехватила мальчишку в самый последний момент, мягко направила его в Демос Онейро, и для начала выложила ему последние новости. Просто для того, чтобы всколыхнуть его чувства, заставить смертное тело бороться самостоятельно. Этого было мало, она чувствовала, но богиня надеялась уговорить Диего впустить ее в тело. Она надеялась, он прислушается к голосу разума, если Кера пообещает не совершать действий от его имени. Хотя это в любом случае не получится — такой прочной связи, как с Евой, ей не добиться. Тем не менее даже этого должно хватить, чтобы немного усилить собственное стремление к жизни тела. Сейчас оно умирало. Отравленное ядом от гниющего мяса, оно пыталось этот яд сжечь и вместе с ним сжигало себя, чем дальше, тем быстрее.

Кера говорила с мальчишкой, а сама тем временем начала подготовку. Осторожно прикасалась к нитям, связывающим душу с телом, пыталась полнее ощутить то, что чувствует парень. Прекратить пришлось резко — она едва успела остановиться, потому что увидела то, чего видеть никак не могла. Это тело уже было мертво однажды, пусть и совсем не долго, и этот дух уже бывал в загробном мире. Редкий, очень редкий случай, но не сказать, чтобы совсем невозможный. Если бы не одна маленькая деталь. Дух и тело не были родными. Более того, дух успел попутешествовать по иным пространствам значительно дольше, чем тело. Кера присмотрелась внимательнее. Да. Тело было мертво всего несколько секунд, а вот дух… намного дольше. В таких делах точно не определить. Одно можно сказать наверняка — этот дух бродил тропами мертвых значительно дольше, чем прожило это тело прежде, чем они встретились. И еще… Кера втянула воздух полной грудью, будто принюхиваясь. Да, знакомый запах. Безумие, и спокойствие. Такое вот странное сочетание. Охраняющая пути, Черная сука, Госпожа трупов. Хранительница Тартара[18], наконец. Геката. Это именно ее след. Это она привязала душу к телу. Интересно. Безумно интересно и любопытно. Становится понятно, откуда столько странностей у ее защитника, правда, общий счет вопросов только увеличивается. Но сейчас это не важно. Важно то, что соваться туда, где поработала Геката, Кера не может. Пожалуй, ей хватило бы сил разрушить то, что наделала старшая, но вмешаться так, чтобы ничего не испортить… Слишком сложно. Это ведь не ее область, это как раз то, в чем всегда была особенно хороша Подземная.

Кера слишком увлеклась, и спохватилась только когда увидела, что Диего уже почти ускользнул из Демос Онейро. Богиня успела схватить его на самой границе. Попыталась выдернуть обратно, и не смогла. Парень уходил. Отчаяние. Очень, очень редко ей самой доводилось испытывать то, что готовила смертным, и вот, теперь сподобилась. Кера лихорадочно соображала, что делать. Он просто не услышит ее, он уже почти в Стигийских болотах.

С тех пор, как чистый набрал власти, с тех пор, как все ее родственники были низвергнуты в Тартар, Кера еще ни разу не применяла своих сил. Слишком ярким маяком она сверкнет для врага, особенно теперь, когда больше и огней-то нет. И все-таки придется. Альтернатива только дать ему умереть, и прожить еще какое-то время, скрываясь в мире снов, задыхаясь от голода и тоски, и потом все равно оказаться в Тартаре. Кера решилась. Она явила миру свою силу, она напомнила Диего о клятвах, она запретила ему уходить дальше. И это помогло, хотя гораздо слабее, чем обычно случается со смертными. Теперь она понимала, почему. Мальчишка просто не принадлежит этому миру, он чужак, и, как и всякому чужаку, ему плевать на законы места, в котором он оказался. Что с того, что это законы мироздания? Он подчиняется только тем из них, которым привык подчиняться. Видимо там, где он был раньше, жили другие боги.

Возбуждение, вызванное появлением Керы, быстро улеглось. Апатия вновь начала накрывать меня теплым, душным одеялом. Не знаю, сколько прошло времени, но я вдруг обнаружил, что собеседница удаляется от меня. Само пространство сна, лагерь с вышками и столбы света подернулись туманной дымкой, краски потускнели, а звуки стали глохнуть. Даже боль и жар начали отступать, мне становилось легче и спокойнее. Где-то в глубине души я знал, что умираю. Как ни старался вызвать в себе хоть какие-то чувства, душу захватывало спокойствие… даже, скорее, покой. Я понимал, что нельзя этого допускать, но побороть очарование смерти, оказавшееся столь соблазнительным, не было никаких сил.

Апатия слегка отступила, когда в руку вцепились ледяные, удивительно сильные пальцы Керы.

— НЕ СМЕЙ УХОДИТЬ! — Голос богини был совсем непохож на человеческий. Невероятным образом в нем сочетались звучание трубы, призывающей на штурм, шепот лекаря, сообщающего родным страшную весть, рев волн, несущих корабль на рифы, треск пожара, вкрадчивые нотки палача, хруст ребер под камнепадом, лязг сошедшего с рельс поезда и еще тысячи звуков, интонаций и нот, предвещающих беду. Я не был напуган, но изумлен, и это удивление позволило задержаться.

— ТЫ ОБЕЩАЛ! — продолжала тем временем Кера. — Ты клялся мне, клялся Еве, давал слово отомстить Чистому, ты обязался хранить наши жизни. НЕ СМЕЙ НАРУШАТЬ СВОЕ СЛОВО!

Кера была права. Я действительно обещал им, в ответ на их клятвы. Обещал им, а еще родителям и старику. Так неужели я позволю себе расслабиться и сдохнуть, как какой-нибудь червь? Туман вокруг уже полностью скрыл очертания сна. Богиню я тоже не видел, только чувствовал ее ледяное прикосновение. Я не знал, где я, и что мне делать, смертный покой стремительно отвоевывал оставленные было позиции.

— Что мне делать?! — крикнул я. — Я ничего не вижу, и почти не слышу тебя.

— ИДИ! — велела Кера.

Она говорила что-то еще, но я не слышал. Впрочем, было достаточно и того. Я огляделся вокруг, и сделал первый шаг. Я не видел направления, и здорово сомневался, что его выбор имеет какое-то значение. Каждый шаг давался неимоверным трудом, я будто продирался сквозь патоку. Вначале мне даже казалось, что я чувствую, как мои ноги вязнут в трясине, но это ощущение быстро прошло, и любые телесные ощущения кроме неимоверной усталости исчезли. Усталость и лед пальцев Керы. Впрочем, нет, было что-то еще. Маленький, но довольно яркий огонек — он появился не сразу, я уже довольно долго шагал в пустоте. Апатия была наготове, подстерегала. В какой-то момент я снова допустил мысль об отдыхе. Поредевший было туман снова начал сгущаться и темнеть. Именно тогда этот огонек и появился. Его прикосновение, в отличие от Керы, было обжигающим. Не сильно — так, будто в жаркий день идешь босиком по песку. Во мне даже проснулся на секунду интерес — что это за сущность. Я чувствовал что-то знакомое. Нет, это не было отражением кого-то из моих друзей, однако что-то родное в этом огоньке чувствовалось. Он очень помог мне — не уверен, что без него смог бы снова заставить себя идти после того, как приостановился.

Пришлось отбросить любые мечты об отдыхе. «Зачем тебе отдых, дурак?» — говорил я себе. — «Тебе нужно разрушить целую религию, вместе со всеми ее последователями, слугами и монахами, а еще ее богом, как вишенка на торте. Тебе некогда отдыхать, потому что ты мелкий, неумелый, и до ужаса слабый». Я запрещал себе мысли об отдыхе. Я запрещал себе чувство вины. Да, это именно благодаря мне умерли ребята. Я стал причиной смерти Рубио. Они все умерли из-за моей слабости, из-за моего слюнтяйства, из-за желания быть хорошим и помочь всем нуждающимся. Черта с два я это забуду, но и жалеть себя не стану. Это моя вина, это мой груз, и когда-нибудь я за это отвечу. Но если я сдохну сейчас, на мои плечи ляжет еще и смерть Керы и Евы. А ведь они мне доверились гораздо сильнее, чем парни. Да что там, у них, в отличие от парней и выбора не было.

Я шел так долго, что сам не заметил, как вывалился из сна. Просто в какой-то момент на меня вновь навалилось ощущение жара, дергающая боль в ноге, дикая жажда. Лицо заливал липкий пот, глаза не открывались, а окружающие звуки откликались вспышками головной боли.

— Он того и гляди подохнет, — говорил кто-то над моей головой. — Об него можно греться, как об печку!

— И что? — отвечал другой. — До Сарагосы еще три дня.

— Откуда мне знать! Я не лекарь, я не знаю, что с ним делать!

— Делай, что хочешь, но если эта падаль подохнет, и окажется тем Диего, за которого обещали тысячу сестерциев, я тебя живьем зарою, ясно?

Разговор закончился, послышались удаляющиеся шаги. Я вновь начал проваливаться в беспамятство, но диким усилием заставил себя сосредоточиться.

— Эй! — прохрипел я. — Воды!

— Canismatrem, он еще и говорит! — послышался удивленный голос. Через несколько секунд мне в губы ткнулся металлический край ковша, за который я жадно уцепился зубами, и принялся проталкивать в глотку ледяную воду.

— Слушай, по-хорошему тебя прошу, продержись еще три дня. Три дня всего, мужик. Иначе бугор меня на ленты порвет!

— Штаны с меня сними, — потребовал я.

— Ты чего удумал?! — в голосе собеседника появилась настороженность.

— Слышь, делай, что говорю, а то точно сдохну. Рану надо осмотреть.

Мне все же удалось разлепить глаза, и тут же пришлось снова их зажмурить. «Помощник» действительно взялся за мои портки, причем почему-то не додумался сначала срезать присохшую повязку.

— Стой, — прошипел я, когда его энтузиазм немного поутих. — Облей повязку водой и срежь ее. Осторожно и медленно. Потом штаны. Понял?

— А, да. Сейчас.

Очень хотелось спросить, не идиот ли мой собеседник, но не было сил, а потом и вовсе стало не до того. После обливания повязка толком не отмокла, так что боль во время ее удаления была просто адская.

Пуля попала в заднюю часть бедра. На ладонь выше, и пришлось бы называть это место задницей, но все равно, чтобы увидеть входное отверстие, пришлось вывернуть шею, что в моем состоянии было ой как непросто. Я чуть сознание не потерял. И увиденное тоже не понравилось. Рана была очень грязная, от нее несло гниющим мясом.

— Лей на нее воду, пока кровь не смоется, — потребовал я.

Легионер, исполняющий обязанности моей няньки заворчал, но сделал, что от него просили. Осторожно пощупал края, — руки мне давно уже развязали, — чуть не взвыл от боли. Кожа вокруг натянулась, как на барабане. Тугая, красная, горячая… Нет, так не пойдет.

— В общем так, легионер, — прохрипел я. — Если не поможешь, я сдохну уже завтра. Скорее всего. Не знаю, началась ли уже гангрена, но, если и нет, вот-вот начнется. А, впрочем, я и без нее сдохну.

— Да чем я помогу тебе? Я что, лекарь? И чего это ты помирать не хочешь? Не от антонова огня[19], так от пули.

— Лучше честная пуля, чем сгнить и гноем изойти. И тебе не все равно? Я слышал, если сдохну, тебе от этого тоже ничего хорошего.

— Так чего сделать-то?

— Нож есть острый? А еще щипцы какие. Не те, которыми бабы белье стирают, понятно. Спирту еще, и опия или лауданума. Делай, что хочешь, но найди.

Легионер молча пожал плечами, и куда-то убежал, а я остался заниматься очень важным делом — не давал сознанию снова уплыть. Было трудно, но я справился, тем более отсутствовал солдат не так уж долго. Вернувшись, он поставил передо мной сумку, в которой оказался и хирургический инструмент, и лауданум, и приличный набор всевозможных порошков и мазей, вид которых мне ничего не говорил. Впрочем, нет, одну все же узнал, по резкому запаху. Карболка. Столь своевременное появление такого редкого богатства не укладывалось в голове, и я, опасаясь, что мне это видится, уточнил:

— Откуда это?

— Трофей. Повстречали одного в Туделе. Все орал, что не повстанец, именами старыми бросался. Асклепия поминал и Гиппократа.

Дальнейших объяснений не потребовалось, да мне и не интересно. Тому врачу уже не поможешь, а вот мне его сумка, может, жизнь спасет.

Что делает пуля после попадания в человеческое тело? Любой знает, что кусок металла далеко не всегда идет по прямой через мышцы и ткани. Гораздо чаще она начинает «гулять», порой останавливаясь в самых неожиданных местах. Можно ли ее достать? Можно, конечно, но пока даже в просвещенной Римской республике врач предпочтет просто ампутировать конечность выше раны. Так хотя бы шансы выжить есть. Один к четырем, примерно, но гораздо выше, чем если поковыряться в ране, ничего не найти, задеть по дороге какую-нибудь артерию или занести дополнительной грязи, и потом это зашить. Впрочем, нет, с шансами я погорячился. У меня же есть карболка и опий, а значит они все же чуть повыше. В любом случае, отпилить себе ногу я не смогу, так что простой путь отпадает.

Я не слишком надеялся именно достать пулю. Сделать это самому, из неудобного положения, в помраченном состоянии сознания… Надеяться было глупо, так что я решил просто вскрыть рану и почистить ее насколько смогу. И теперь, раз уж у меня появилась эта мазь, еще смазать карболкой. Слышал, она здорово спасает в таких случаях.

Лауданума выпил немного. Мне нужно было притупить боль, а не окончательно вырубиться.

— Слушай, солдат. — Пробормотал я. — Не дай мне заснуть или потерять сознание. По крайней мере, пока я с этим не закончу. Увидишь, что я замер — потри уши, по щекам побей. Если совсем не реагирую — иглу под ноготь загонишь, ясно?

Легионер посмотрел на меня как на идиота, но кивнул. Что ж, пора. Полить рану спиртом, прислушаться к ощущениям. Жжет, но не нестерпимо. Опий подействовал. Можно начинать.

Мне не удалось запомнить операцию подробно. Было больно. Было много гноя, каких-то ниток, отвратительного запаха. Флакон с лауданумом опустел где-то наполовину — я прикладывался к нему еще несколько раз. В какой-то момент я обнаружил, что меланхолично ковыряюсь в ране пинцетом, засунув его до половины, и, самое интересное, явно что-то ухватил. Только не совсем понятно — пуля это или, может, осколок кости? Соображать уже толком не получалось, но я все-таки вытащил ухваченный кусок, уронил его. В самом деле, похоже кусочек свинца. Удачно.

Я еще успел обильно обмазать рану и вокруг карболкой, но закончить самому мне не удалось. Я заснул или все-таки потерял сознание, так и не выпустив из рук пузырек с мазью. Перевязывали меня легионеры, но я этого не почувствовал.

Забытья не было, или я его не заметил. Открыв глаза, увидел перед собой Керу, знакомый пейзаж.

— Ты все еще здесь. Ева не заскучает одна?

— Еве очень страшно, — серьезно ответила богиня. — Она одна, связана, а вокруг много злых мужчин.

— Стой… Ты оставила ее в плену?

— Ты бы умер, если бы я не держала тебя. Ева знает, что ты убьешь их всех, если выживешь. Это поможет ей терпеть.

— Возвращайся к ней. Я не хочу, чтобы еще и она из-за меня…

У меня в голове не укладывалось. Ева пережила это в лагере, и вот опять… А ведь я обещал!

— Почему ты меня не остановила? Неужели не видела, что я зарвался?

— Ты был уверен. Ты был настолько уверен… Мне самой начало казаться, что ты неуязвим. Скажи, на что ты надеялся? Ты ведь знал, что за тобой охотится целая армия. За нами. Почему ты вел себя так, будто это не незначительная мелочь?

Упреки были справедливы.

— На что надеялся? — переспросил я. — Да ни на что. На удачу. Думал, изобрету колючую проволоку, тачанки с пулеметами, оптический телеграф — и мы непременно всех победим.

Кера посмотрела на меня изумленно, а потом расхохоталась.

— Я все время забываю, что тебе совсем немного лет!

— Хватит об этом. Возвращайся к Еве. Я справлюсь. Я вроде бы вытащил пулю и прочистил рану. И, по-моему, даже не задел никаких сосудов, так что если не сдох до сих пор, то теперь и не сдохну. Возвращайся к Еве, и найди способ сбежать от них.

— Хорошо, — кивнула Кера. — Твое тело правда больше не сжигает себя. Только скажи мне еще одно. Зачем ты вообще решил спасать всех этих незнакомых тебе людей? Ведь наша цель — месть, а не спасение. Я не обвиняю тебя, — богиня даже руки подняла. — С этим ты справишься сам. Мне просто любопытно.

Я задумался. В самом деле, откуда во мне это стремление защищать всех, кого ни встретим? Нет, понятно, что людей жалко. Картины, остающиеся после визита в селение легионеров ужасают, и наполняют душу желанием уничтожить эту мразь. Но почему я-то записался в спасители?

— Я не уверен, что скажу тебе правду, потому что сам не знаю точно, — осторожно начал я. — Даже себе не могу это объяснить. Наверное, сошлось несколько причин. Жалость… Тебе не понять, но мне было жаль этих людей, над которыми издеваются и убивают ни за что. И потом, я как-то привык считать, что первейшей задачей армии является защита мирного населения. Раз уж мы объявили себя республиканской армией, значит, нашей главной задачей является защита граждан новообразованной республики.

Если раньше на лице богини было просто изумление, то теперь это было невыразимое удивление.

— Скажи мне, Диего, ты откуда появился? За все века я впервые слышу такое объяснение назначения армии. Армия нужна для того, чтобы захватывать новые земли и народы, для того, чтобы защищать страну от врагов, внешних, и еще она нужна для того, чтобы хранить власть от посягательства народа. То, что ты сказал — побочная задача, и никогда никто из римских патрициев не утверждал обратного.

Отвечать не пришлось. Кера вдруг как-то сжалась, побледнела.

— Мне действительно пора уходить, — сказала богиня. — Для того, чтобы не дать тебе уйти в Аид, мне пришлось приоткрыть свою сущность, и чистый это увидел. Нужно срочно возвращаться к Еве, находиться в истинном облике мне сейчас опасно. Даже здесь, в Демос Онейро.

Ева боялась. Дрожала от ужаса и отчаяния, страдала от боли, которая проявила себя во всей красе, стоило только Кере уйти. Любое движение приводило к тому, что тонкая проволока сильнее врезалась в тело. Кожа снова была покрыта кровью, только теперь это была ее кровь. Мучительно было даже дышать. Ева боялась, что ее разум не выдержит, и она снова погрузится в мутное ничто, потеряет себя, перестанет мыслить и чувствовать. Ева твердо знала — во второй раз она не сможет вернуться. Впрочем, теперь стало немного легче. Теперь у нее была цель: запомнить каждого из них, запомнить, освободиться и сделать так, чтобы они пожалели. Те, кто сломал ее — они далеко, до них трудно добраться. Вряд ли это произойдет быстро. С этими легионерами намного проще. Каждый из них по отдельности и все они вместе слабы. Их не защищает мерзкое божество, не дает им сил. Ненависть, как и всегда, помогала справиться со страхом, загнать его вглубь и на время забыть. Ева еще вздрагивала, когда на нее обращали внимание, но не отводила глаз.

Кера ушла ночью, а наутро Еву отвязали от очередного столба, возле которого ей пришлось провести ночь, и забросили на лошадь. Руки и ноги дополнительно связали под брюхом. От одежды остались одни лохмотья, так что она сама понимала, насколько бесстыдное зрелище представляет. Не удивительно, что среди бандитов нашлись ценители.

— Слушай, старший, ну можно нам по разику? Ты посмотри какая девка! Как довезем, уже возможности не будет. Чего тебе, жалко, что ли?

— Драгош, я что-то не пойму, у тебя резко мнение появилось, что ты его высказываешь?

— Не, ну чего ты, командир? Я ж ничего такого. С нее не убудет же…

— Ну-ну, продолжай, что ж ты замолчал?

— Да чего продолжать? Я уж сказал. Который день с ней уже возимся! У меня бабы уж две декады не было! Хоть на стенку лезь! И у других так же, правильно, парни?

— Тебе бог руки дал? Ну так и поиграйся руками. Или вон, друг другу помогите.

— Да чего ты ее жалеешь, Адро? Ты на нее сам, что глаз положил?

— Драгош, у тебя и в самом деле все мозги в штаны стекли, я смотрю. Тебе повезло, что ты оставался на дороге, и не видел, как эта сучка голыми руками человека надвое рвала. Да будь моя воля, я бы к ней связанной на милю не подошел! Мне еще жизнь дорога. А уж совать в эту тварь член… Да я лучше кобру поимею, чем эту гадину.

Ева нашла в себе силы, чтобы поднять голову и посмотреть на спорщиков. Виток проволоки, перехватывающий ее между губ, и не дающий толком говорить, от этого только сильнее впился в уголки рта. По подбородку потекла кровь, но девушка не обратила внимания. Она видела сомнение в глазах Драгоша. Ева поняла — как только Адро отойдет, утратит бдительность, Драгош решится. Не один, наверняка позовет еще кого-нибудь. Будь Кера здесь, рядом с ней, Она наверняка сделала бы так, чтобы этот мерзкий червь даже взглянуть на нее боялся. Хотя… Неужели она настолько никчемна, что не справится даже с такой мелочью?

Ева улыбнулась, еще сильнее разрывая уголки губ. Кровь, смешанная со слюной, струйкой брызнула на землю, на лошадиные бока.

— Хочешь развлечься, малыш? — прошипела Ева. Слова из-за проволоки звучали невнятно, но вполне различимо. — Иди же сюда. Тебе понравится моя ласка.

Драгош отшатнулся, а Ева вдруг расхохоталась.

— Что же ты испугался, милый? Я ведь так хороша собой! Может, мы даже поженимся потом!

Ей действительно было до безумия смешно. И вот это ничтожество она боялась, пыталась ненавидеть? Да он же чуть не обмочился от одной ее улыбки! Ева продолжала хохотать даже после того, как Адро отвесил ей пощечину, а Драгошу ударом кулака выбил пару зубов. Боль ее уже давно не пугает, что ей какая-то пощечина! Она чувствовала себя победительницей. Она даже без Керы смогла до дрожи напугать этих убогих легионеров. Сама!