Таня Белозерцева Сэр, простите, ещё кое-что…

1 ~ Новый родственник

Чемодан никак не желал находиться. Фрэнку уже начинало казаться, что он вообще в Англию прилетел без чемодана, возможно даже, что он его дома на кровати оставил… Но ведь он его доставал из тесного багажника старенького Пежо, да и жена ему все уши прожужжала, что сменная пара носков находится в боковом кармашке, она лично за этим проследила, а также положила ему пачку свежих не очиненных карандашей, а то она не знает его изумительной привычки постоянно терять их…

Но ведь этим дело-то не ограничивается. Вскоре Коломбо довелось встретиться с Уильямом Дюрком, главой Скотланд-Ярда, втравившем Фрэнка в новое и совсем нежелательное дело об убийстве английского бизнесмена, которое ему хочешь не хочешь, а пришлось расследовать. Вместе со случайным английским коллегой, чтоб его… чопорным англичанином со снисходительным взглядом и характерными усами, который мигом вызвал ассоциацию с Эркюлем Пуаро, благо в ту пору он был у всех на устах, пусть и воплотили его образ на сцене театра далеко не сразу. Хорошо хоть вся эта сдержанность и утонченность инспектора Дюрка прекрасно сочлась с поведением самого Коломбо, который обожал задавать окружающим неудобные вопросы и разгуливать без разрешения тут и там. Вопрос лишь в том, сколь долго продержится инспектор Дюрк, пока у него не сдадут нервы и он не начнет язвить? Кто знает, кто знает…

Что же касается расследования, то оно вышло элегантным и утонченным, как и подобает стране, где происходило место действия. Ведь всякий раз, когда смотришь на новое интересное дело, то пытаешься поставить себя на место главного героя, то бишь бандита. Пытаешься сопоставить логическую цепочку и найти ту улику, благодаря которой можно вывести преступников на чистую воду. Обычно это даже получается. Скорей всего, тут сказывается то, что убийца изначально дает о себе знать, но в этой стране его расследование неожиданно зашло в тупик.

Сержант О’Кифф, что встретил Коломбо в аэропорту и с уважением отнесся к работе лейтенанта, сыграл свою роль ближе к концу иностранного визита. Пожилой дворецкий с цепким взглядом и вовсе находка. Находчивый, наблюдательный и дальновидный стервец. Чудо, а не мажордом. Да что там, даже немолодой полисмен, что вальяжно расселся в доме покойного сэра Хевершема, или пожилая леди из аэропорта, и те смогли вызвать улыбку своими словами и ужимками, а это добрый знак. Очень добрый знак. Расположение людей очень важно для него, ведь это как раз чаще всего и помогает ему раскрыть все сложные преступления.

Но не это! Наверное, это то самое злосчастное дело, когда Фрэнку не удалось всё и всем официально разъяснить и доказать, не прибегнув ко лжи или обману. Но его простить можно и даже нужно, иначе преступники продолжали бы разгуливать на свободе, а великолепная репутация лейтенанта, как и лицо американской полиции, были бы запятнаны, да еще и перед кем! Пред самими бриттами! Ну уж нет! И не таких собак он… ну, есть не ел, но… ну, вы поняли, да?

Так что пришлось пойти на ложь, сфальсифицировать и подбросить ту несчастную бусину в качестве улики и скоренько смыться, пока не сообразили — а чего ж она раньше не выкатилась, когда чертов зонтик мильон раз переносили-перевозили с места на место?..

Оглянувшись несколько раз и убедившись, что слежки за ним нет, лейтенант Коломбо поднятой рукой тормознул такси и попросил водителя доставить его на ближайшую станцию пригородной электрички. Сопровождающие и случайные свидетели в том деле, которое он собирался провернуть, ему никак не нужны.

Весь путь до Литтл Уингинга лейтенант просидел, комкая в руках замусоленный клок бумаги, не обращая внимания на косые взгляды прочих пассажиров, которые неодобрительно поджимали губы, глядя на его поношенный бежевый плащ с растянутыми карманами. Всё на этом человеке было старым: и потасканный лоснящийся галстук с пятнами непонятного происхождения, и рубашка с потертым воротником, и ботинки в проплешинах облезлого кожзама… Даже сигара, давно потухшая, торчавшая в углу рта, и та выглядела старой, двухдневной давности. Сойдя на незнакомой для него станции, Коломбо в течение получаса доставал служащего вокзала, дотошно выспрашивая у него каждый подробный поворот до четвертого дома на Тисовой улице.

— Значит, сперва по улице Магнолий, прямо до самого конца, потом свернуть направо и идти прямо по Тисовой… Я правильно понял, сэр? О, и ещё! А четвертый дом где — справа или слева? Я имею в виду: куда мне смотреть — направо или налево?

— Если вы зайдете на Тисовую с Магнолий, то четвертый дом будет справа, — слегка замороченно ответил вокзальный служащий.

— О! Стало быть, если я зайду с другой стороны, то нужный мне дом будет слева? — продолжал его троллить приезжий американец.

— Э-э-э… да, сэр. Но если вы въедете в город со стороны Суррея Хилс Ареа оф Аутсандинг Нэтурал Бьюти, то можете проехать по центральной Сонной улице, а оттуда… да, на Тисовую как раз с другой стороны и попадете… — вконец заморочился честный служака.

— О! Спасибо, дорогой, вы мне очень-очень помогли! — приятно улыбаясь, поблагодарил парня Коломбо. И ведь не скажешь по его доброму лицу, что он над кем-то откровенно издевается.

В результате он здесь же на вокзале сел в такси и сообщил таксисту, куда его везти. И уехал, сопровождаемый растерянным взглядом опупевшего вокзального. В его бедной английской голове никак не укладывалось, ради чего этот мужик полчаса его мурыжил, если так и так собирался добираться до того дома на машине? Увы, знаменитую логику лейтенанта Коломбо не способна понять даже американская полиция, чего уж говорить о несчастном служащем с захолустного пригородного вокзальчика.

Петунья удивленно округлила глаза, увидев на пороге гостя из Америки.

— Фрэнк?.. О боже, заходи! — она поспешно открыла дверь, впуская Коломбо.

— Привет, Туни, — тепло поздоровался Фрэнк, входя и аккуратно вытирая ноги о половичок. Снял плащ, отдал Петунье, а когда та его повесила — обнялись, причем Петунья искренне прильнула впалой щекой к щеке двоюродного брата, крепко-крепко прижимаясь к нему. Прошли на кухню. Взволнованная женщина суетливо заметалась, хватая то чайник, то турку для кофе, то сливочник. Коломбо сидел на стуле и какое-то время наблюдал за мельтешением, наконец решил её остановить.

— Слышал о Лили… — глухо проговорил он. — Ужасная трагедия.

Петунья остановилась, брякнула на плиту ковшик для молока и схватила полотенце, прижав его к лицу. Всхлипнула. Фрэнк вздохнул, но утешать гордую Петунью не стал кидаться, знал по опыту, что кузина не любит нежностей от других, поэтому сидел и спокойно ждал, когда она справится с собой.

— И-извини… — наконец собралась Петунья. — Сестрёнка… младшая. Это… это и правда ужасно.

Достав из ящика кухонного стола плотный лист пергамента, она протянула его кузену со словами:

— Это от Дамблдора.

Фрэнк взял, развернул и, далеко вытянув перед собой и откинув голову назад, начал читать, проговаривая некоторые моменты.

— Лили и Джеймс… с прискорбием… пали смертью храбрых от руки безжалостного злодея… Волан-де-Морта. Сам же он развеялся от А-ва-ды в… Куда, простите?.. в лоб младенцу? А… а Авада что такое? И что значит — развеялся? Он что, из тумана был?

Дальнейший бред он вынужденно читал молча, сосредоточенно хмуря густые брови. Потом озадаченно уставился на кузину, молчаливо требуя объяснений. Петунья невольно поежилась под его проницательно-пристальным взглядом, от которого не один преступник сдался и сел в машину без наручников, и обняла себя за плечи. Нервно прозаикалась:

— О-она хотела, ч-чтобы ты стал опекуном мальчика.

Брови Фрэнка улетели высоко на лоб.

— Я?.. — опасным тоном переспросил он.

Петунья судорожно кивнула.

— Ну да, она знает, как я отношусь к таким, как она… знала. И думала, что я буду плохо относиться к племяннику… но… ты же читал?

Фрэнк снова вытянул далеко вперед лист пергамента и сильно сощурил левый глаз.

— Да… «До одиннадцати лет мальчик не должен ничего знать о себе, так будет лучше для него и всеобщего блага», — и глянул на Петунью поверх листа. — Полагаешь, дедок хочет именно того, что пишет? Упихнуть пацана в чулан и кормить корками с обеда? А может, ему ещё и персональный бункер отстроить и запереть его там на тридцать ближайших лет? Что это за эксперименты гаспарохаузеровские?!

— Ага, — кивнула Петунья. — Мне этого совсем не хочется. У меня есть мой собственный родной сыночек Дадли, и я не хочу, чтобы ювенальщики однажды вдруг нагрянули к нам и увидели моего племянника под лестницей. Чулан у нас только там.

— То есть я правильно понял, ты, как и Лили, хочешь, чтобы я взял под опеку твоего племянника? — настороженно уточнил Коломбо. И вдруг задумался: — А мне он кто? Я твой кузен со стороны сестры вашей с Лили матери. Гарри мне кто в таком случае?

— Племянник… — вздохнула Петунья. — Двоюродный.

— Уволь! — поднял он руки кверху. — У меня и родных племянников куча! Куда мне ещё двоюродных?!

— Может, ты на него сначала посмотришь? — осторожно предложила Петунья.

— А где он? — заозирался Коломбо.

— Наверху с Дадликом, — сообщила Петунья. — Пошли, покажу.

Мальчики сладко спали в своих кроватках, оба милые и пухлощекие, как и все детки в их возрасте, раскинув конечности и капризно надув губки. Правда, Дадли был куда щекастее и полнее, чем Гарри, у которого надо лбом топорщился пушистый хохолок черных волосиков, а на лбу, чуть пониже, над правым глазом… Фрэнк нагнулся над спящим малышом, чтобы получше рассмотреть зигзагообразный росчерк, похожий на молнию.

— Слушай… — зашипел он. — Это же порез!..

— Знаю… — зашипела Петунья в ответ. — Нас с Верноном из-за него чуть не арестовали.

Поймав вопросительный взгляд кузена, Петунья мотнула головой в сторону двери. Беззвучно охнув, Фрэнк прижал палец к губам и, разведя руки, на цыпочках покинул детскую. Спустились и вошли обратно на кухню, где Петунья рассказала, как их с Верноном в полиции подозревали во всех смертных грехах, ведь у подкидыша никаких документов не оказалось, и они насилу смогли доказать, что мальчик — их племянник, и что они его не били и не резали, упаси господи!..

В общем, лейтенанту из Америки понадобилось энное количество времени, чтобы оформить новые бумаги на малыша. Потому что он решил не просто взять опеку над Гарри, но и усыновить по закону, чтобы увезти его как своего родного ребёнка. И хоть Коломбо обычно шугался и чурался всяких новомодных штучек вроде компуктеров с интеренетами, сейчас он дико радовался, что существует такая крайне удобная штукенция, как телефакс. Ведь с его помощью удалось получить подпись жены из-за океана! Подумать только! Посылаешь ей копию документа через вот этот беленький ящичек, который с легким шорохом заглотил бумажку, а на том конце света его жена получает её же, расписывается и — оп-па! — листочек возвращается уже с подписью жены. Чудеса, да и только! А как это работает??? А если Коломбо это спрашивает, то всё, туши свет, спрячься и не дыши — достанет по полной…

Вы тоже спрашиваете — а с чего Коломбо вдруг принял решение усыновить мальчика? Сейчас расскажем…

Когда немного позже, где-то через час, мальчики проснулись, и Петунья занялась ими, добряк Фрэнк наивно предложил кузине свою помощь. Петунья помощь приняла — попросила целиком заняться Гарри: сменить подгузник, вымыть попку, переодеть в чистые штанишки и накормить кашкой.

Ну… Фрэнку это, собственно, не впервой. Всё заданное он сноровисто выполнил. И попку под краном вымыл, и ползунки натянул, и кашку ловко в рот впихнул, ласково агукая и тетешкая… Главное, Гарри размяк в умелых и надежных руках, малютка-волшебник сразу определил лейтенанту самую главную роль — отца. Румяные щечки и большущие влажные глазенки только подстегнули новоиспеченного родственника признать себя папашей. И даже испорченные брюки не расторгли их неожиданного союза.

— Ох… Гарри, дорогой мой, что ты наделал? Ты же меня описал… А у меня — вот кошмар-то! — до сих пор чемодан в розыске. И как мне теперь быть, а, Гарри? Ты посмотри, что это за пятно такое безобразное… Ай-яй-яй…

Гарри только невинно моргал, задрав головенку и внимательно слушая мягкий укоряющий голос доброго дяди. И смотрел на палец, которым тот ласково грозил. И на очередное «ай-яй-яй» поймал его ладонь и… прижал к своей щечке. Всё. Пропал Коломбо с потрохами, осознав тоску осиротевшего малыша.

Вот так и вышло, что лейтенант начал подготовку всех нужных бумаг, созвонился со Штатами и своей супругой, объяснил-расписал всеми красками создавшееся положение вещей, выслушал её охи-охи и улыбнулся, когда милая женушка страстно потребовала, чтобы он сей же час усыновил бедного малютку и привез домой!

Эта затянувшаяся бумажная канитель-волокита, однако, принесла неожиданный плюс — нашелся бродячий чемодан. А с ним и смена белья с носками, и зимняя одежда: садился-то Коломбо на самолет в Калифорнии. И сошел в зимней Англии одетый легонько, по-летнему, в свои обычные пиджак-брюки-рубашку и плащ. Не его вина, что чемодан сбежал, затерявшись среди багажа низшего класса, потрепанный и перетянутый веревочками, и имел самый что ни на есть бомжачий вид. Простите, чей? Лейтенанта? Вот это убожество???

Да, это мое убожество, и я — лейтенант, как это ни странно. Где расписаться-то?

Перед окончательным отъездом пришлось решить ещё одну проблему — умаслить соглядатая старика Дамблдора. Зайдя в гости, Коломбо включил свое обаяние на полную катушку и заморочил бабку Фигг бесконечными расспросами типа:

— Так мистер Лапка — это Мистер или мистер? А Дамблдор лично вас проведывает или заочно посылает приказы-просьбы? А за мальчиком когда придут? Ах, не сейчас, а только через десять лет? Это хорошо… А мистер Лапка — это кот или кошка? А почему Лапка, если он мистер? А кто за Гарри придет? И зачем? М-м-м, дорогая, какой вкусный кекс, не поделитесь рецептом? Моя жена так любит знакомиться с новыми блюдами, уверен, она будет просто в восторге!

И добился того, что бабулька Фигг согласилась врать Дамблдору в течение всех десяти лет. А что вы хотите, это ж Коломбо…

А с Петуньей они договорились о том, что Гарри будет приезжать к ним в Англию перед отъездом в Хогвартс. Потому что магический контракт со школой оказалось невозможно расторгнуть. Гарри могли усыновить хоть десять семей, на мир магии печать в документе никак не повлияет. Его хоть королева усынови, в книге учета Хогвартса он по-прежнему будет значиться Гарри Поттером. А значит, мальчика придется возить в шотландскую школу каждый год. Ну, не так уж сложно для американцев, проживающих в Нью-Йорке и самолетами ежедневно катающихся в офис, расположенный в Сан-Франциско. Дважды в сутки через всю Америку от побережья Атлантики к побережью Тихого океана и наоборот — ерунда, ей-богу. У них самолеты в буквальном смысле выполняют функцию рейсовых автобусов. Они ещё так и называются — аэробусы.

Что ж, всё было готово к отъезду, Гарри полностью укомплектован и экипирован: на нем зимний теплый комбинезончик на меху и симпатичная синяя шапочка с забавным помпончиком, который смешно подпрыгивает от малейшего движения малыша. Зеленоглазый карапуз, сияя любопытными глазенками, сидел в кресличке-переноске, специальном таком, с ручкой за спинкой, сидел и вертел головкой по сторонам, удивленно разглядывая столько многого вокруг интересного: толпы людей с багажом, бесконечным потоком бегущих в одну сторону, и поток не иссякает, беспрерывно тянется и тянется; толстые колонны аэровокзала, панорамные окна, за которыми виднеются длинные, узкие серебряные сигары крылатых машин.

Гарри всего годик и три месяца, но он, кажется, понимает, что они сейчас полетят на той крылатой машинке с чудным названием — самолет. Ему становится немножко страшно, и он морщится, кривит рожицу и начинает тихонечко похныкивать. Но чу!.. Сильные руки невысокого доброго дяди поднимают его из креслица и бережно прижимают к груди, к дешевому драповому пальто:

— Ты что это такое задумал, Гарри? Ну-ка не вздумай рыдать, малыш, ты ж тако-о-ой хорошенький, тако-о-ой у-у-умничка, не надо плакать, Гарри, пожалуйста. Ты мой дорогой!

Теплые губы ласково прижимаются к пухлой щечке, такое же теплое дыхание обвевает детское личико, и Гарри успокаивается. Всё хорошо, ведь папа рядом. И в этом самолетике они полетят домой.

Загрузка...