Серафима спешит на помощь

Глава 32. Нужно знать семейную историю

Хьюго пришёл в себя и никак не мог понять, что с ним случилось и где он вообще. Вроде бы они были вдвоём с Серафимой… наконец-то по-настоящему вдвоём. И было это хорошо и правильно, и следовало повторить, и очевидно, не раз. Но где Серафима и где, ради всех богов, тёмных и светлых, он сам?

Вокруг темно, и лежит он как будто на каменном полу, где в Морторе такой каменный пол? И света ниоткуда не виднеется? И голова-то почему так болит?

Он попытался дотянуться до головы и хотя бы на ощупь понять, что там. Так, а руки почему связаны?

К счастью, руки были просто связаны, просто верёвкой, без всяких магических наворотов. Значит, попробуем эту верёвку снять. И вспомнить, что вообще было?

Было утро, была Серафима. Потом… было известие, что ожидаются соседи, они и прибыли, и что далее? Какой-то беспорядок во дворе, приставали к дракону Серафимы, а потом…

Потом подошёл Ричард, сказал, что леди Хильтруда, неприятная супруга лорда Свона, почему-то оказалась за стеной и что-то там с ней неладно. И почему не поднялся на площадку над воротами и сам не посмотрел сначала, что там, за стеной? Почему пошёл и не сказался никому? Потому что они с Ричардом вышли, там и вправду кто-то из людей Свона держал эту самую Хильтруду, а она, вроде, вырывалась, Хьюго шагнул к ним… и получил по голове. Он вспомнил боль от удара — да такую, что пресловутые искры из глаз посыпались, и удар-то был сзади, со спины, а почему он не прикрыл спину? Да потому, что там был Ричард, не нужно было ничего прикрывать.

И что же, Ричард тоже пропустил нападение и находится где-то поблизости? Или же… мысль пришла непрошеной и казалась невероятной, но она объясняла всё. Потому что Ричард позвал его за ворота, Ричард говорил про Хильтруду, Ричард был сзади… и вот он, Хьюго, где-то здесь, в каменной, очевидно, темнице, а где тот Ричард?

Но нет, невозможно. Ричард — сын отцовского ближнего человека, они ровесники, они росли вместе и делили всё… только проклятье досталось одному Хьюго. И он не счёл себя вправе делить тяготы с кем-то, убрался в Мортор, точнее, Эдрик его туда утащил, и… и что?

И постарался сделать из него человека, вот что. Терпел его пьяные выходки, заставил сначала затаиться и не подавать признаков жизни, а потом пойти в Туманный лес за девицей… за Серафимой.

Серебристые волосы, зелёные глаза. Гибкая, стройная фигура. Изящные руки, в которых столько силы. Громкий голос, команды слышно во всех уголках замка. И командует-то как ловко, будто училась этому всю жизнь, а говорит — жила совсем иначе, и училась совсем не тому, чему учат девиц. И… где теперь он и где теперь она?

И ведь лорд Свон обещал какие-то новости из столицы! И почему Хьюго не расспросил сразу же, кому она нужна, эта вежливость? А то — посадить за стол, и что там ещё нужно, выслушать всякие глупости, посмотреть, как леди Матильда шарахается от поднятых Эдриком скелетов…

Матильду лорд Свон сватал Хьюго в супруги давно и прочно, она ещё совсем юной была. Но скажите, какое сватовство проклятому магу? Он и не собирался жениться, потому что когда у тебя три старших брата — есть, кому продолжить род. Даже если Томас станет жрецом, как он хочет, останутся Стефан и Эдриан, у Стефана-то дети уже подрастают. Значит, никакого сватовства. И согласиться на требование Эдрика пойти в Туманный лес оказалось непросто. Или — непросто сопротивляться его требованию? Ему столько лет, сколько и вообразить невозможно, и силы у него тоже столько, как ни у кого. И почему он встал за Хьюго, если Хьюго в самом деле взял на душу тяжкий грех и совершил непростительное?

Или же… Хьюго ничего непростительного не совершал, а кто-то воспользовался тем, что после припадка безумия он не помнит ровным счётом ничего?

И почему раньше ему не приходила в голову эта простая мысль? Он и вправду не помнит, ничего не помнит. Он мог натворить что угодно, но мог и не творить ничего, но поверить всему, что о нём сказали. А кто сказал — дядя Годрик. Тот самый дядя Годрик, который всю жизнь Хьюго подначивал его — мол, раз ты проклят, то никакого от тебя проку, ты рано или поздно сойдёшь с ума, ты не жилец. Отец запрещал эти речи, запрещал и вести их, и слушать, ну так Годрик и вёл их не перед отцом. И как так сталось, что в два дня после смерти отца сменилась вся стража в Мерсии, не осталось никого из отцовских верных людей, на кого можно было бы положиться, дядю окружали сплошь его люди, которые смотрели на Хьюго так же, как и сам дядя — на отродье тьмы, не заслуживающее жизни.

Как бы узнать, что на самом деле случилось в ту ночь?

Или сейчас уже не важно, важно — где он есть и как отсюда выбраться?

И возможно ли вообще выбраться — или он в таком месте, где только сгнить со временем, и всё?

Ладно, нужно пробовать хоть что-то делать, вот Серафима бы уже несомненно придумала сотню вариантов спасения и ещё один. А он чем хуже? Она, конечно, в том своём другом мире многое видела, но и он здесь — ничуть не меньше!

Для начала — что там с магической силой? А всё хорошо. Интересно, получится ли изничтожить верёвку на руках? Будь она живая, или наоборот, уже не живая, это было бы легко. Но это вещь, а не существо, вещь не разрушишь так просто и не воскресишь, если её разрушил кто-то иной.

Так, а что ещё можно сделать? Например, осветить это место?

Осветить вышло всего лишь со второго раза, связанные руки плохо слушались. Но Хьюго упорный, да и времени у него, похоже, много. Свет показал каменный мешок — серые стены из больших блоков, как во всех замках в этой части страны. На полу немного соломы, и только, даже никакого отхожего ведра ему не выдали. Потолок высокий, под ним есть окошко, маленькое, до него не добраться никак.

И что это за королевские палаты?

Он поднялся — ноги держат, уже хорошо. Голову немного ведёт, ну да и ладно, справится как-нибудь, чай, не девица. Ноги не были связаны, и это тоже хорошо. Или его похитители рассчитывали на то, что он никогда отсюда не выберется, или почему-то считали, что он не представляет угрозы. Разберёмся. Наверное, сюда придут? Вряд ли его сюда бросили, чтобы забыть навсегда?

Так, руки. Будь он огненным магом, сжёг бы верёвку и всё. Его сила для такого не предназначена. Но Эдрик с малолетства им всем говорил, что любой силой можно сделать, что угодно, просто нужно понять, как. Сила — это в любом случае сила, и раз она дана, ею следует пользоваться. Значит…

Если попробовать обратить этот неодушевлённый предмет в прах, например. Никогда так не делал, но вдруг можно?

Он не сразу, но разобрался. Прах осыпался, можно было размять запястья и пальцы. А если к нему сюда придут — сотворить иллюзию, пусть думают, что он по-прежнему связан.

Дальше Хьюго шёл вдоль стен и осматривал камни, надеясь получить хоть какую-то подсказку. Где он находится и чего ему ждать?

Подсказка пришла неожиданно. У самой двери он не сразу, но увидел выцарапанную на камне надпись — «все, кого предал ты, в судный час придут за тобой».

Надписи этой было уже лет так пятьсот, и сделал её младший сын тогдашнего графа Мерсийского, брошенный в темницу по ложному обвинению. Его оболгал старший брат, потому что не хотел делить наследство и отцовскую любовь. Когда открылась правда, узник уже был мёртв, но он вернулся нежитью и забрал с собой обидчика. Сын уведённого поклялся всегда править по справедливости, и всем наследникам графов Мерсийских было велено учить поэму о двух братьях наизусть.

И о чём же это нам говорит?

Первое — Хьюго в Мерсийском замке.

А второе — кто-то плохо учил семейную историю. Потому что если бы учил хорошо, то никогда бы не посадил такого пленника, как Хьюго, именно сюда.

И когда засовы на двери загремели и за ним пришли, он встретил вошедших во всеоружии — не стал с ходу нападать, но набросил на себя иллюзию, которой его долго учил Эдрик, и даже нашёл в себе сколько-то хладнокровия, чтобы спокойно поприветствовать вошедшего.

— Не скажу, что рад видеть тебя, дядя Годрик, но несомненно желаю тебя послушать. Какой нежити ради ты всё это затеял и что с того получил.

— Надо же, не только жив, но ещё и пришёл в себя, и говоришь разумно, очевидно, тебе мало досталось, — Годрик изумлён.

Отчего же? Он думал, что Хьюго совсем одичал и говорить разучился? Если честно, с ним говорить совсем и не хочется. Может быть, пока и не нужно? Так обойдёмся?

Годрик стоял, смотрел и ждал. Точно так же стояли и смотрели его люди — десяток, и не просто так, а умелые бойцы, Хьюго знал некоторых. О нет, он не дурак нарываться, пускай маг среди них только Годрик, но все остальные не вчера родились и знают, с какого конца берутся за меч. Ну и он стоит перед ними один и безоружный, и никого позвать на помощь не выйдет, даже Каэдвалару свистнуть.

Кстати, почему ему кажется, что дракон был там, где на него вероломно напали? И где он сейчас? Но позвать выйдет только на улице, где бы он ни находился. Значит, будем выкручиваться сами.

Вообще где-то там, дома, остались Эдрик, Роберт, Бриан и Серафима. Вдруг они что- то придумали? Придёт ли им в голову, что за всем случившимся стоит дядя Годрик? Вдруг они сообразили, и нужно только дождаться подмоги? Тянуть время, говорить, отвлекать Годрика? Правда, Хьюго не очень-то силён в болтовне, это у них Эдриан и Томас мастера, но вдруг что и выйдет?

— И что замолчал? — заговорил Годрик. — Я ещё не решил, убью тебя сам и скажу, что ты разбил голову во время припадка безумия, или выдам королю, чтоб тебя казнили за отцеубийство?

— А может быть, это тебя нужно казнить за убийство брата? — спросил Хьюго. — Очень уж ладно всё вышло — и посмертного допроса отца не было, и гонцов никуда не посылали, сидели тут и ждали чего-то. Не пойму только, чего. Всё равно же было ясно, что рано или поздно король призовёт графа Мерсийского, и тебе придётся признаться во всём?

— Эй, ты говори, да не заговаривайся! Или решил, что раз безумен, то от тебя стерпят любой бред и любую клевету?

— Значит, и сам тоже перестань бредить и клеветать. Я точно знаю, что никого здесь не убивал. А ты можешь сказать о себе то же самое?

— Ещё бы не сказать, скажу! Но не тебе, щенок, а только лишь королю, и то, если он спросит! Тогда поклянусь, если без этого он не утвердит мой графский титул.

— Графский титул уже почти четыре месяца у Стефана, ничего король не утвердит.

— Я всё это время был лучшим сеньором этим землям! И я уже сказал о том королю, и повторю снова! После того, как тебя повесят, как совершившего позорное преступление!

— Это мы ещё посмотрим, был или нет. Что-то я не верю, что ты знаешь, сколько урожая собрали нынче осенью, какую его часть нужно отложить на посевную, а какую можно съесть, а что — продать.

— Это знает мой управляющий, — усмехнулся Годрик. — Мне нет нужды совать свой нос в каждый мешок зерна.

— А вот и зря, достойный сеньор всё это знает, — покачал головой Хьюго. — Ещё, конечно, достойный сеньор не нарушает клятв, не предаёт того, кому принёс присягу и не убивает того, кого обещал защищать. Надо будет сказать его величеству, чтобы задумался — нужен ли ему такой лорд. Который может в любой момент позабыть о клятве и убить.

— Да кто будет тебя слушать, можно подумать, у тебя будет возможность говорить перед королём, кто-то её тебе даст! Тебе было велено явиться в столицу, а ты не явишься. И ни один из твоих братьев не спасёт тебя, если ты всё же решишь явиться с опозданием. Мне даже нравится такая мысль — отпустить тебя… например, послезавтра. Тогда даже твой костяной дракон не успеет донести тебя в срок.

— Порталом дойду, — пожал плечами Хьюго. — И дракон донесёт, куда нужно и когда нужно.

Правда, он тут же подумал, что знать не знает, к какому сроку ему велено явиться. Не о том ли хотел поговорить лорд Свон? А дрянные его девчонки не дали?

— Кто ж тебе его откроет, если ты окажешься вне закона? Тебя скорее убьют, чтобы получить награду за твою голову!

— Тогда бы уже убили. Но ты отчего-то оставил меня в живых, я даже и не подозреваю, зачем тебе это понадобилось. Торговаться с братьями за титул? Но об этом решит король. Зачем же ещё? Или ты решил списать на моё якобы беспамятство ещё какие-то свои грешки? А не слишком ли много ты хочешь?

— Да что мы тут его слушаем-то! Взять и угомонить, ясно? — Годрик кивнул своим молодцам, те обошли его и двинулись к Хьюго…

И Хьюго понял, что придётся дать некоторый отпор.

Он дождался, пока четверо — больше не поместилось — обойдут Годрика и двинутся к нему, и парой движений поставил перед собой защитный барьер — от стены и до стены. Двое не поняли и вляпались, и повалились, и завопили — это всё равно, что попасть под удар нежити. Двое других притормозили.

— И что же ты прячешься за чужие спины, дядюшка Годрик? Хочешь быть графом Мерсийским? Этот титул никогда не давался трусу. Знаешь, что будет? Тебе привратная башня на голову обрушится. При достойных доверия свидетелях, чтоб было видно — никто тебя и пальцем не тронул.

— Отчего это я трус? Да ничего подобного, — Годрик отпихнул оставшихся вояк и шагнул вперёд. — Ну держись, поганое отродье тьмы, — и приготовился что-то сколдовать.

Но Хьюго не собирался давать ему такой возможности.

— Стой, где стоишь, вот, хорошо. А я встану напротив. И именем погибшего когда-то на этом месте Роберта Мерсийского вызываю тебя на бой не на жизнь, а на смерть. И ты, подлый предатель своего брата и своего рода, не сможешь отказать мне, тебе не позволят эти стены, эти камни и эта земля.

У него не было кинжала, но была булавка. Проколоть палец, выдавить каплю крови на плиту пола — дело одного мгновения. И Годрик не понял, отчего засветилось плиты пола — та, на которой стоял Хьюго, и на которой стоял он сам. Вот вправду, нечего прогуливать уроки семейной истории!

— А… кто… почему… — забормотал он, озираясь, но его люди только изумлённо смотрели, и всё.

На полу вокруг обутых в сапоги ног Годрика начали собираться языки тёмного пламени. Сейчас или он примет вызов, или это пламя его пожрёт. Во всяком случае, так рассказывал когда-то Эдрик маленьким Томасу и Хьюго.

— Ложь это всё, ложь, я никого не предавал и не убивал!

Тьма поднялась выше — до колен, до пояса, да плеч. Она шевелилась и плескалась, и в ней проступали человеческие фигуры. Неужели и впрямь память предков пришла на помощь?

— Хорошо, будь по-твоему! Поединок! Оружием и магической силой! На рассвете! — завопил Годрик.

Тьма разом плеснулась ему почти что до макушки и опала. Услышали и засвидетельствовали.

И в этот же момент загрохотали чьи-то сапоги по лестнице.

— Милорд, милорд, идите скорее, на замок напали! Вторглись через огромный портал! Их там больше, чем нас, и во главе — ваш племянник! Не этот, другой!