Долина Затерянных Душ. Рассвет. Большой дом посреди деревни, где обитает племя Затерянных Душ. Дом этот внушительных размеров: восемьдесят футов в длину, сорок в ширину и тридцать в высоту, глинобитный, с двускатной соломенной крышей. Из дома с трудом выходит жрец Солнца – древний старик, еле держащийся на ногах; на нем длинный хитон из грубого домотканого холста, на ногах сандалии; старое, сморщенное лицо индейца несколько напоминает лица древних конкистадоров. На голове у него забавная золотая шапочка, увенчанная полукругом из полированных золотых лучей. Это, несомненно, должно изображать восходящее солнце.
Старец проковылял через поляну к большому полому бревну, висевшему между двумя столбами, покрытыми изображениями животных и разными знаками. Взглянув на восток, уже алевший от зари, и убедившись, что не опоздал, жрец поднял палку с мягким шариком на конце и ударил по бревну. Как ни слаб был старик и как ни легок его удар, полое бревно загудело и загрохотало, точно далекий гром.
Жрец продолжал размеренно ударять по бревну – и из всех хижин, окружавших Большой дом, уже спешили к нему Затерянные Души. Мужчины и женщины, старые и молодые, с детьми и грудными младенцами на руках, – все явились на зов и обступили жреца Солнца. Трудно было представить себе более архаическое зрелище в двадцатом веке. Это были, несомненно, индейцы, но лица многих носили на себе следы испанского происхождения. Иные казались самыми настоящими испанцами, другие – типичными индейцами. Большинство же представляло собой помесь этих двух рас. Однако еще более странной, чем лица, была их одежда – мало чем примечательная у женщин, одетых в скромные длинные хитоны из домотканого холста, и весьма примечательная у мужчин, чей наряд из той же ткани был комичным подражанием костюмам, какие носили в Испании во времена первого путешествия Колумба. Некрасивые и угрюмые были эти мужчины и женщины, что часто наблюдается у племен, где приняты браки между родственниками, – словно отсутствие притока свежей крови лишает их жизнерадостности. Отпечаток вырождения лежал на всех – на юношах и на девушках, на детях и даже на грудных младенцах – на всех, за исключением двоих: девочки лет десяти, с живым, сообразительным личиком, выделявшимся, точно яркий цветок, среди тупых физиономий Затерянных Душ; и старого жреца Солнца, со столь же незаурядным лицом – хитрым, коварным, умным.
Пока жрец бил по гулкому бревну, все племя выстроилось полукругом, повернувшись лицом на восток. Едва только диск солнца показался над горизонтом, жрец приветствовал его на своеобразном староиспанском языке и трижды поклонился ему до земли, а все остальные пали ниц. Когда же солнце полностью вышло из-за горизонта и засияло на небе, все племя, по знаку жреца, поднялось и запело радостный гимн. Церемония была окончена, и народ уже собирался расходиться, как вдруг жрец заметил струйку дыма на другой стороне долины. Он указал на нее нескольким юношам.
– Этот дым поднимается из Запретного Места Ужаса, куда не разрешено ступать никому из нашего племени. Это, верно, какой-нибудь дьявол, посланный врагами, которые вот уже сколько веков тщетно разыскивают наше убежище. Его нельзя выпускать живым – он выдаст нас. А враги эти могущественны, и они непременно нас уничтожат. Ступайте убейте его, чтобы нас потом не убили!
Около костра, в который всю ночь подбрасывали хворост, спали Леонсия, Френсис и Торрес, – последний в своих новых, сплетенных из травы сандалиях и в шлеме да Васко, низко надвинутом на лоб, чтобы не простудиться от росы. Леонсия проснулась первой; и столь необычайно было представшее ей зрелище, что она решила сначала разглядеть все как следует из-под полуопущенных ресниц. Три человека из странного племени Затерянных Душ стояли, натянув тетивы: они явно собирались выпустить свои стрелы в нее и ее спутников, но вид спящего Торреса так поразил их, что они замерли, в нерешительности переглянулись, опустили луки и покачали головой, как бы говоря, что отказываются его убивать. Потом подползли к Торресу, присели на корточки и стали разглядывать его лицо, а в особенности шлем, который чем-то их заинтересовал.
Не меняя позы, Леонсия незаметно толкнула Френсиса ногой в плечо. Он проснулся и тихонько сел, однако это движение привлекло внимание незнакомцев, и они в доказательство своих мирных намерений сложили луки к его ногам и протянули ладони, показывая, что они разоружились.
– Доброе утро, веселые незнакомцы! – крикнул им Френсис по-английски; но они лишь покачали головой.
Слова Френсиса разбудили Торреса.
– Это, должно быть, и есть Затерянные Души, – шепнула Леонсия Френсису.
– Или местные агенты по продаже земельных участков, – с улыбкой шепнул он в ответ. – Как бы то ни было, долина населена. Торрес, кто такие эти ваши друзья? По тому, как они на вас смотрят, можно подумать, что это ваши родственники.
Тем временем Затерянные Души отошли в сторонку и тихими, шипящими голосами стали о чем-то переговариваться.
– Язык у них походе на испанский, только странный какой-то, – заметил Френсис.
– Это просто средневековый испанский язык, вот и все, – подтвердила Леонсия.
– На нем говорили конкистадоры, но теперь никто этот язык уже не помнит, – вставил Торрес. – Вот видите, я был прав. Затерянные Души с тех пор никогда не покидали долину.
– Но замуж выходили и женились, как все, – иначе откуда появились бы эти три чучела? – сострил Френсис.
К этому времени три чучела успели столковаться между собой и стали жестами приглашать незнакомцев следовать за ними в глубь долины.
– Это, видно, добродушные и, в общем, неплохие ребята, хоть у них и унылые рожи, – сказал Френсис, намереваясь идти за ними. – Ох и мрачная же компания, нечего сказать! Они, верно, родились во время затмения луны, или у них перемерли все юные подружки, или приключилось что-нибудь еще более печальное.
– А по-моему, именно такими и должны быть Затерянные Души, – заметила Леонсия.
– Мда, если нам не суждено отсюда выбраться, то наши физиономии будут, пожалуй, куда мрачнее, – сказал Френсис. – Как бы то ни было, пока я очень надеюсь, что они ведут нас завтракать. Конечно, на худой конец можно есть и ягоды, но ведь ими не насытишься.
Покорно следуя за своими проводниками, они через час пришли на поляну, где были жилища племени и Большой дом.
– Это потомки участников экспедиции да Васко, перемешавшиеся с караибами, – авторитетно заявил Торрес, обведя взглядом лица собравшихся. – Достаточно посмотреть на них, чтобы убедиться в этом.
– И они вернулись от христианской религии да Васко к древним языческим обрядам, – добавил Френсис. – Взгляните на алтарь: он каменный, и хотя в воздухе пахнет жареным барашком, это вовсе не завтрак для нас, а жертвоприношение.
– Еще слава богу, что это барашек! – облегченно вздохнула Леонсия. – Ведь в старину поклонение Солнцу требовало человеческих жертв. А здесь у них самый настоящий культ Солнца. Посмотрите вон на того старика в длинном хитоне и золотой шапочке, увенчанной золотыми лучами. Это жрец Солнца. Дядя Альфаро много рассказывал мне об этом культе.
Над алтарем, немного позади, возвышалось огромное металлическое изображение Солнца.
– Золото, чистое золото! – прошептал Френсис. – Без всякой примеси. Взгляните на лучи: они очень большие и из чистого золота. Могу поклясться, что даже ребенок мог бы согнуть их как угодно и завязать узлом.
– Боже милостивый! Да вы только посмотрите туда! – воскликнула Леонсия, указывая глазами на грубо высеченный каменный бюст, стоявший чуть пониже алтаря, по другую его сторону. – Это же лицо Торреса! Лицо той мумии, которую мы видели в пещере майя.
– И там надпись… – Френсис подошел было поближе, чтобы прочесть ее, но тут же вынужден был отступить, повинуясь властному мановению жреца. – Написано: «Да Васко». Заметьте: на статуе такой же шлем, как и на Торресе… Слушайте! Да вы только взгляните на этого жреца! Ведь он похож на Торреса, как родной брат! Я никогда в жизни не представлял себе, что возможно такое сходство!
Жрец, обозлившись, повелительным жестом заставил Френсиса умолкнуть и низко склонился над жарившейся жертвой. Словно знамение свыше, порыв ветра задул в эту минуту пламя под барашком.
– Бог Солнца гневается, – мрачно провозгласил жрец; его своеобразный испанский язык, несмотря на всю свою архаичность, был, однако, понятен пришельцам. – Среди нас появились чужеземцы, и они до сих пор живы. Вот почему так разгневан бог Солнца. Говорите, юноши, приведшие чужеземцев к нашему алтарю: разве не повелел я вам убить их? А моими устами всегда говорит бог Солнца.
Один из трех юношей, дрожа всем телом, выступил вперед и, все так же дрожа, пальцем показал сперва на лицо Торреса, а потом на лицо статуи.
– Мы узнали его, – робко заговорил он, – и не посмели убить, ибо мы помним предсказание о том, что наш великий предок должен вернуться к нам. Может быть, этот чужеземец – он? Мы не знаем. И не смеем ни знать, ни судить. Тебе, о жрец, надлежит знать и судить. Это он?
Жрец пристально вгляделся в Торреса и издал какое-то невнятное восклицание. Потом резко повернулся и разжег священный жертвенный огонь от горячих углей, лежавших в котелке у подножия алтаря. Пламя вспыхнуло, заколебалось и снова потухло.
– Бог Солнца гневается, – повторил жрец; а Затерянные Души, услышав это, стали бить себя в грудь, вопить и рыдать. – Богу не угодна наша жертва, и потому священный огонь не желает гореть. Всего теперь можно ждать. Это великие тайны, которые будут открыты только мне одному. Мы не станем приносить в жертву чужеземцев сейчас. Мне нужно время, чтобы узнать волю бога Солнца. – И он жестом распустил племя, прервав на половине церемонию, и велел отвести всех трех пленников в Большой дом.
– Никак не пойму, что он такое замышляет? – шепнул Френсис на ухо Леонсии. – Но, надеюсь, хоть там нас накормят.
– Взгляните, какая прелесть! – сказала Леонсия, указывая глазами на девочку, выразительное личико которой так и светилось умом.
– Торрес уже приметил ее, – также шепотом сказал Френсис. – Я видел, как он подмигнул ей. Он тоже не знает, что замыслил жрец и куда подует ветер, но не упускает случая завести друзей. Надо смотреть за ним в оба: он подлая, вероломная тварь и способен предать нас в любое время, если это поможет ему спасти свою шкуру.
В Большом доме, как только они уселись на грубо сплетенные из травы циновки, им тотчас подали еду – вареное мясо с овощами в каких-то странных глиняных горшочках и чистую питьевую воду, – то и другое в изобилии. Кроме того, перед ними поставили кукурузные лепешки, напоминающие тортильи.
Когда они поели, женщины, подававшие еду, удалились, осталась только девочка, которая привела их и распоряжалась всем в доме. Торрес снова принялся заигрывать с ней, но она вежливо избегала его и, как зачарованная, смотрела только на Леонсию.
– Она, видимо, здесь вроде хозяйки, – пояснил Френсис. – Вот так же в деревнях на Самоа: девушки должны встречать и развлекать всех путешественников и приезжих, какого бы высокого ранга они ни были, и чуть ли не возглавлять все официальные торжества и церемонии. Их выбирает вождь племени за красоту, добродетель и ум. Эта девочка напоминает мне их, только она еще совсем ребенок.
Девочка подошла поближе к Леонсии, и, хотя была явно очарована красотой незнакомки, в ее поведении не было и намека на подобострастие или приниженность.
– Скажи, – заговорила она на своеобразном местном староиспанском диалекте, – этот человек в самом деле капитан да Васко, который вернулся к нам из своего дома на Солнце?
Торрес, самодовольно ухмыльнувшись, поклонился и гордо объявил:
– Да, я из рода да Васко.
– Не из рода да Васко, а сам да Васко! – по-английски подсказала ему Леонсия.
– Это верный козырь, ходите с него! – посоветовал ему Френсис тоже по-английски. – Благодаря ему, может, всем нам удастся выбраться из этой дыры. Я что-то не слишком влюблен в жреца, а он, видно, бог и царь у этих Затерянных Душ.
– Да, я вернулся на землю с Солнца, – сказал Торрес девочке, послушно вступая в роль.
Девочка подарила его долгим пристальным взглядом; чувствовалось, что она обдумывает, взвешивает и оценивает его слова. Потом она почтительно, с полным равнодушием, поклонилась ему, мельком взглянула на Френсиса и так и просияла улыбкой, повернувшись к Леонсии.
– Я не знала, что бог создает таких красивых женщин, как ты, – сказала девочка своим нежным голоском и пошла к выходу. Уже у двери она остановилась и добавила: – Та, Что Грезит, – тоже красивая, но она на тебя совсем не похожа.
Не успела девочка выйти, как появился жрец Солнца, его сопровождали несколько юношей, – по-видимому, для того, чтобы убрать посуду и остатки пищи. Двое или трое из них нагнулись за посудой, а остальные по сигналу жреца набросились на чужеземцев, крепко связали им руки за спиной и повели к алтарю бога Солнца, где собралось все племя. Здесь взорам пленников предстал тигель на треножнике, под которым был разведен яркий огонь, а рядом – три только что врытых в землю столба, к которым их и поспешили привязать, в то время как множество усердных рук набросало вокруг столько хворосту, что кучи его доходили им до самых колен.
– Да встряхнитесь вы, наконец, и держитесь высокомерно, как настоящий испанец! – поучал и одновременно оскорблял Торреса Френсис, – Ведь вы же да Васко! Сотни лет назад вы были на земле, в этой самой долине, вместе с предками вот этих выродков.
– Вы должны умереть, – сказал жрец Солнца, обращаясь к ним, и Затерянные Души дружно закивали. – Вот уже четыреста лет, как мы живем в этой долине, и мы всегда убивали всех, кто заходил к нам. Вас мы не убили, и вспомните, как разгневался бог Солнца: огонь на нашем алтаре потух. – Тут Затерянные Души завыли, застонали и опять начали бить себя кулаками в грудь. – Поэтому, чтобы умилостивить бога Солнца, вы умрете сейчас.
– Поостерегитесь! – крикнул Торрес, которому Френсис и Леонсия подсказывали шепотом, что говорить дальше. – Я да Васко. Я спустился к вам с Солнца. – Руки у него были связаны, и он головой кивнул на каменный бюст. – Я вот этот самый да Васко. Я привел сюда ваших предков четыреста лет назад и повелел вам оставаться здесь до моего возвращения.
Жрец Солнца заколебался.
– Ну, жрец, говори! Отвечай же божественному да Васко! – резко выкрикнул Френсис.
– Откуда я знаю, что он божественный? – быстро возразил жрец. – Ведь я сам похож: на него, но разве я – божественный? Разве я да Васко? Или он – да Васко? А быть может, да Васко все еще на Солнце? Про себя я точно знаю, что меня родила женщина, – это было три раза по двадцать и еще восемнадцать лет тому назад, – и что я не да Васко.
– Разве так отвечают великому да Васко! – с угрозой в голосе сказал Френсис и униженно поклонился Торресу, а сам тем временем сквозь зубы зашипел по-английски: – Да будьте же высокомернее, чтоб вас черти съели! Высокомернее!
Жрец помедлил и обратился к Торресу:
– Я верный жрец Солнца. И я не могу легко и просто изменить свои верования. Если ты божественный да Васко, то ответь мне на один вопрос.
Торрес кивнул с неподражаемым высокомерием.
– Ты любишь золото?
– Люблю ли я золото? – усмехнулся Торрес. – Я великий капитан солнца, а Солнце ведь само золото. Золото? Да оно для меня – все равно что грязь под ногами или вот этот камень, из которого состоят ваши могучие горы.
– Браво! – одобрительно шепнула Леонсия.
– Тогда, о божественный да Васко, – смиренно сказал жрец Солнца, не сумев, однако, скрыть торжества в голосе, – ты достоин подвергнуться древнему, издавна принятому у нас испытанию. Если, отведав золотого напитка, ты по-прежнему сможешь сказать, что ты да Васко, – я и все мы падем ниц перед тобой и будем поклоняться тебе. К нам в долину не раз проникали чужеземцы. И всегда их томила жажда золота. Мы удовлетворяли их жажду, но после этого они избавлялись от нее навсегда – ибо были мертвы.
Он говорил, а Затерянные Души внимательно смотрели на него; и не менее внимательно, но только уже с опаской, смотрели на него чужеземцы. Жрец сунул руку в большой кожаный мешок и стал вытаскивать оттуда пригоршнями золотые самородки, которые он бросал затем в раскаленный тигель на треножнике. Френсис, Леонсия и Торрес стояли так близко, что им хорошо было видно, как плавится золото, превращаясь в жидкость, вернее – в то самое питье, которым жрец грозился напоить Торреса.
В это время, пользуясь своим особым положением в племени, к старику смело подошла девочка и сказала так, чтобы всем было слышно:
– Это же да Васко! Капитан да Васко, божественный капитан да Васко, который давно-давно привел сюда наших предков!
Жрец сердито взглянул на нее, как бы повелевая ей молчать, но девочка повторила свои слова, убедительными жестами показывая то на каменный бюст, то на Торреса, то снова на бюст. И жрец, почувствовав, что победа ускользает от него, мысленно проклял пагубную любовь, которая связала его с матерью этой девочки и сделала его ее отцом.
– Да замолчи ты! – сурово приказал он. – В этом ты ничего не понимаешь. Если он капитан да Васко, то, как существо божественное, выпьет золотой напиток и останется невредим.
Он вылил расплавленное золото в грубый глиняный ковш, нагретый в котелке с углями у подножия алтаря. По его знаку несколько юношей сложили на землю свои копья и направились к Леонсии с явным намерением насильно разжать ей зубы.
– Стой, жрец! – громовым голосом закричал Френсис. – Она же не божественна, как да Васко! Сначала испробуй твое золотое питье на да Васко.
Услышав эти слова, Торрес метнул на Френсиса взгляд, исполненный нескрываемой ярости.
– Держитесь со всем высокомерием и надменностью, – поучал его Френсис. – Отказывайтесь пить. Покажите им надпись внутри вашего шлема.
– Я не буду пить! – в панике крикнул Торрес, когда жрец повернулся к нему.
– Нет, будешь! И докажешь этим, что ты действительно да Васко, божественный капитан, спустившийся с Солнца. Тогда мы падем ниц и будем поклоняться тебе.
Торрес умоляюще взглянул на Френсиса, что не преминули заметить узенькие глазки жреца.
– Похоже, что вам придется выпить это, – сухо сказал Френсис. – Что делать! Осушите ковш ради дамы и умрите – как герой.
Неожиданно резким движением Торрес высвободил руку из оплетавших ее пут, сорвал с головы шлем и протянул жрецу так, чтобы тот мог прочесть надпись внутри.
– Смотри, что тут написано! – крикнул он.
Жрец был так поражен, увидев надпись «да Васко», что ковш выпал из его рук. Жидкое золото, разлившись по земле, воспламенило валявшийся вокруг хворост, а один из копьеносцев, которому несколько капель металла попало на ногу, взвыл от боли и поскакал прочь на здоровой ноге. Однако к жрецу Солнца быстро вернулось самообладание: схватив котелок с углями, он хотел было поджечь хворост, наваленный вокруг трех жертв. Но тут снова вмешалась девочка:
– Бог Солнца не хотел, чтобы великий капитан выпил из твоего ковша, – сказала она. – Бог Солнца заставил твою руку дрогнуть и расплескать питье.
По толпе Затерянных Душ пронесся ропот: тут, мол, все далеко не так просто! И жрец вынужден был отказаться от своего намерения. Однако он твердо решил уничтожить трех пришельцев, а потому, призвав на помощь всю свою изворотливость, сказал собравшимся:
– Будем ждать знамения свыше. Принесите масла. Пусть сам бог Солнца подаст нам знак. Принесите свечу.
Вылив банку масла на хворост, чтобы он быстрее воспламенился, старик укрепил среди него огарок свечи и сказал:
– Будем ждать знамения свыше столько времени, сколько будет гореть эта свеча. Правильно ли это, о народ мой?
И все Затерянные Души шепотом ответили:
– Правильно! Торрес умоляюще посмотрел на Френсиса, но тот сказал:
– Старый негодяй здорово постарался укоротить свечу. Она в лучшем случае прогорит пять минут, а может, мы уже через три минуты запылаем.
– Что же нам делать? – вне себя от ужаса спросил Торрес, тогда как Леонсия храбро посмотрела в глаза Френсису с печальной, полной любви улыбкой.
– Молитесь, чтобы пошел дождь, – ответил Френсис. – Хотя небо ясно, как стеклышко. А когда придет время, умирайте, как мужчина. Да не визжите слишком уж громко.
И взгляд его обратился к Леонсии и выразил обуревавшие его чувства: безграничную любовь к ней. Хотя их и отделяло друг от друга расстояние между столбами, к которым они были привязаны, они чувствовали, как между ними установилась особая, дотоле неведомая им близость, и их взоры были тем звеном, которое объединяло и связывало их.
Первой увидела знамение девочка, во все глаза глядевшая на небо. Торрес, следивший только за огарком, который уже почти догорел, услышав возглас девочки, посмотрел вверх. И в ту же минуту он услышал – как услышали все – ровное гудение, словно в небе летело гигантское насекомое.
– Аэроплан, – пробормотал Френсис. – Торрес, скажите им, что это и есть знамение божье.
Но этого и не потребовалось. Над головой у них, на высоте не более ста футов, кружил, спускаясь, первый аэроплан, который когда-либо видели Затерянные Души, а с него, точно благословение свыше, доносились знакомые слова:
Мы – спина к спине – у мачты,
Против тысячи вдвоем!
Описав полный круг, аэроплан поднялся футов на тысячу ввысь, от него отделился какой-то предмет, футов триста камнем пролетел вниз, а потом развернулся прямо над головами собравшихся огромным парашютом, под которым, точно паук на паутине, раскачивалась какая-то фигура. И когда парашют был уже совсем близко от земли, снова послышалась песня:
Мы – спина к спине – у мачты,
Против тысячи вдвоем!
Тут события стали нагромождаться друг на друга с поразительной быстротой. Огарок свечи распался на кусочки, и горящий фитиль упал в лужицу жидкого сала; лужица вспыхнула, а вместе с нею вспыхнул и пропитанный маслом хворост. Но Генри, приземлившийся в самой гуще Затерянных Душ, накрыв парашютом, точно одеялом, добрую половину собравшихся, в два прыжка очутился подле своих друзей и принялся ногой расшвыривать горящий хворост. Только на миг отвлекся он от этого занятия, когда жрец Солнца сделал попытку помешать ему. Хорошо рассчитанный удар в скулу уложил престарелого служителя бога на спину, а пока он приходил в чувство и с трудом поднимался на ноги. Генри уже успел разрезать веревки, связывавшие Леонсию, Френсиса и Торреса. Он протянул было руки, чтобы обнять Леонсию, но та оттолкнула его, воскликнув:
– Живо! Объяснять некогда! Падайте на колени перед Торресом и делайте вид, что вы его раб… и не говорите по-английски.
Генри ничего не понимал, но Леонсия подкрепила свои слова красноречивым взглядом, а тут еще он увидел, что и Френсис распростерся у ног их общего врага.
– Ну и ну! – пробормотал Генри, присоединяясь к Френсису. – Вот так штука. Это, пожалуй, будет похуже крысиного яда.
Леонсия последовала их примеру, а вслед за нею и все Затерянные Души распростерлись перед капитаном да Васко: ведь к нему на их глазах прилетел небесный вестник с Солнца! Все лежали на земле, кроме жреца: потрясенный случившимся, он еще раздумывал, следует ли ему тоже признать божественность чужеземца, но в эту минуту коварный черт из мелодрамы, обитавший в душе Торреса, попутал его переусердствовать в исполнении своей роли.
С высокомерием, о котором все время твердил ему Френсис, Торрес поднял правую ногу и поставил ее на шею Генри, больно придавив ему при этом ухо.
Генри буквально взвился в воздух.
– Да как вы смеете, Торрес! – завопил он, швыряя Торреса на землю, как незадолго перед этим швырнул на землю жреца.
– Ну, теперь все пропало, – безнадежно вздохнул Френсис, – Крышка всей нашей божественной комедии!
И действительно, жрец Солнца уже смекнул, в чем дело, и радостно махал руками, подзывая своих копьеносцев. Но Генри приставил пистолет-автомат к животу старого жреца, и тот вдруг вспомнил легенды о смертоносных снарядах, начиненных таинственным веществом, именуемым «порох», примирительно улыбнулся и жестом приказал копьеносцам отступить.
– Это свыше моего понимания и разумения, – заявил он, обращаясь к своему племени и то и дело поглядывая на дуло пистолета Генри. – Я вынужден прибегнуть к последнему средству: пошлем гонца, чтобы он разбудил Ту, Что Грезит. Пусть он ей скажет, что чужеземцы, прибывшие с неба, а может, даже и с Солнца, спустились к нам в долину и что только мудрость ее грез способна прояснить для нас то, чего даже я не могу понять.