Глава 27

Все происходящее вокруг напоминает безумную сцену из кинофильма. Там, где освобождают заложников или что-то вроде того. Раньше Лейла в подобном никогда не участвовала. Да и сейчас все воспринимается не совсем реально. Кажется, что вот-вот появится оператор и прокричит: Стоп! Снято!

Она не помнит, как это произошло. Просто в один момент входную дверь сорвало с петель. Люди в масках и с автоматами заполнили помещение. Которое тут же перестало казаться мрачным и пугающим. Ведь больше она здесь не одна. Ее спасли.

Как во сне она видит прижатого к полу одного из похитителей, девушке, ее бывшей подруге, тоже заламывают руки. Разве что на землю не роняют. Бойцы действуют грубо и безусловно профессионально. Откуда взялся этот отряд?

Но весь обзор очень быстро перекрывается и рядом с ней на колени приземляется массивная фигура. Вглядываясь в хмурое лицо с поджатыми губами, девушка охает, когда клейкая лента на ее рту начинает медленно отлепляться.

— Потерпи немного, — просит мужчина, продолжая пристально и мрачно смотреть на ее губы.

От этого взгляда мурашки начинают бежать сильнее.

— Я бы хотела все объяснить, — произносит, когда кляп наконец покидает пределы ее рта, и можно спокойно говорить, дышать и даже улыбаться.

Улыбаться от чего-то хочется. Даже несмотря на все пережитое. Просто глядя в выцветшие глаза мужчины. Просто рядом с ним.

— Обязательно объяснишь, — хмуро кидает он и, подхватывая Лейлу на руки, направляется к выходу.

Девушка снова охает.

— Ничего не болит? — слегка притормаживает мужчина. — Они… ничего тебе не сделали?

Конечно, она понимает, что кровь, запекшаяся на губах, чужая кровь, очень красноречива. Да и на лице наверняка отметина останется. Не говоря уже о шишке на затылке, которую Дан еще не успел прощупать. Но тем не менее мотает головой и говорит:

— Все хорошо. Пустяки. Со мной все в порядке.

Лихорадочно облизывает губы. Но вкус крови неприятен. Как и вид самого мужика, валяющегося на полу. Скорее бы они ушли отсюда.

— Больше так не делай! — грозит охранник и руки на ее теле сжимаются сильнее. — Потерпи до дома. Там умоешься.

Некоторое время она пытается понять, что именно он имеет в виду. Пока они идут по длинному похожему на заброшенные катакомбы коридору без единого источника света. Правда бойцы, бегающие туда и обратно, подсвечивают темное пространство вспышками света, видимо, исходящими от закрепленных на них фонарях. Но эти вспышки света не дают четкой видимости картины.

Поэтому, когда ее волос сначала касается легкое горячее дыхание, а затем и чужие губы Лейла слегка вздрагивает.

— Прости, — тут же шепчет мужчина и отстраняется. — Тебе сейчас, наверно, неприятно. Этот ублюдок… Он…

Но вместо слов Лейла сама тянется. Натыкается сослепу сперва на жесткую, колючую щетину и лишь потом отыскивает губы. Погружается в легкий, ласкающий поцелуй, совершенно забывая, что ее собственные испачканы чужой кровью. И Дану может быть неприятно.

Но он не отталкивает. Хотя и не настаивает. Позволяет ей делать так, как хочется. При этом еще сильнее прижимает к себе. Вспышка света, очередного пробегающего мимо бойца, заставляет Лейлу отпрянуть.

Время в машине проходит в полной тишине. Ее ни о чем не расспрашивают и даже не делают такого вполне логичного выговора. Что, конечно, с одной стороны, напрягает. Но с другой — дает ей время на подготовку. Еще бы знать, к чему готовиться! Наверное, лучше ко всему и сразу.

— Сначала отвезу тебя домой. Умоешься. Переоденешься. Потом можешь съездить к отцу. Он волнуется.

— Ему все рассказали?

Впервые сначала задуманного Лейле реально становится плохо. Она почему-то считала, что сохранит все в тайне от отца. Похоже это было действительно наивно. Да и взгляд охранника подобное подтверждает.

— Твой отец мой наниматель. Как бы я ни сказал ему о подобном? Ведь это моя работа — обеспечивать твою безопасность.

— Работа?

Сердце тяжко ухает в груди. Нет. Она все прекрасно понимала. Он мог бы и не стараться лишний раз делать на этом акцент. Но все же… Все же…

Неужели она действительно наивно верила, что он пришел ее спасти, потому что любит? А что значил тот поцелуй? Опять ничего. Как и все их предыдущие разы. Что вообще между ними происходит?

Так хочется спросить. Но болезненная гордость, как обычно, вылезает на первый план. Она слишком долго считала себя центром вселенной, чтобы вот так быстро измениться. Поэтому будет вновь молчать. Вопреки здравому смыслу. Вопреки боли, раздирающей изнутри. Вопреки собственному благополучию.

— Все в подряд…

— Хорошо. Я поняла, — перебивает она. — Давай, так и поступим. Сейчас домой, а потом к отцу.

— Лейла!..

— Я. Все. Поняла!!!

Выдергивает она свою руки из его теплой ладони.

— Что ты поняла?

Мужчина тоже упрямый и сдавать назад не собирается.

— Я для тебя просто работа! Что же еще непонятного?!

Закусывает губу, но уже слишком поздно. Слова, которые бы она предпочла похоронить на глубине своей израненной души, уже вырвались наружу. И как же тяжко выдержать его взгляд на своем лице. Взгляд, который вопреки всем доводам разума опять пытается убедить ее в обратном.

Но больше она на эту уловку не купится.

— Больше ничего мне не говори, — выдыхает и отворачивается к окну. — Ладно? Я очень устала. Хочу отдохнуть, иначе, просто не выдержу.

Легкий вздох с его стороны и короткое.

— Ладно.

Вот и все. Наверное, на этом и стоит закончить. Это будет правильно. Со сталкером они разобрались. Даже на его нанимателя вышли. Которым, к огромному удивлению, оказалась ее лучшая подруга.

Такое вообще в жизни бывает? Похоже на сюжет третьесортного боевичка. Если бы сама ни пережила не поверила бы.

Но теперь все их приключения подошли к концу. И держать рядом дорогостоящую личную охрану уже не имеет смысла. Надо будет как раз поговорить с отцом на эту тему. Ну, а охранник? Уверена, он быстро найдет себе следующее задание и может даже однажды на самом деле влюбится и…

Думать дальше слишком больно, поэтому Лейла не продолжает.

Молча выходит из машины, когда та тормозит. Проходит в свою комнату. На автомате принимает душ и меняет одежду. Да и вообще чувствует себя настоящим роботом без эмоций. На столе находит свой телефон. С новенькой сим картой. Когда успели то и кто?

Вбивает по памяти самые важные контакты. Все, что помнит. Кроме одного. Который хоть и помнит, но вносить в список номеров не собирается. Если разрывать так окончательно, а не томиться потом непонятными муками: позвонить, не позвонить.

Уже через десять минут снова садится в машину. Волосы слегка влажные. Ну и плевать. Мозг соображает туго и с надрывом. Видимо пережитый стресс сказывается. А обеспокоенные взгляды охранника добавляют лишних терзаний.

Она ведь для него просто работа! Зачем тогда так смотреть? Боится, что гонорар, обещанный по контракту и наверняка очень крупный, не выплатят? Как же это все мелко и грязно! Она была о нем лучшего мнения.

Понимает, что воспаленное и уставшее сознание начинает нести какой-то бред, и останавливается. За окном медленно опускаются сумерки. Лениво и тягуче. Так что хочется остановить это мгновение, машину, выйти на обочину и вдохнуть полной грудью прохладный вечерний воздух.

Может быть, она так и сделает на обратном пути. А сейчас нужно доехать до места. Отметиться перед отцом, чтобы он убедился — все в порядке. Он уже звонил на ее новый номер несколько раз.

Вот ведь надо было говорить больному человеку о подобном?

Сердито косится на охранника. Получает в ответ порцию обеспокоенных, молчаливых взглядов и резко отворачивается. Рядом с этим мужчиной ее выдержка всегда дает слабину. Она, обычно сильная и независимая, превращается в покорное, бесхребетное существо. И пора с этим кончать.

Вот сейчас она поговорит с папой. Объяснит тому, что личная охрана ей больше без надобности. Сумеет убедить, если родитель после всего случившегося, что не исключено, встанет в позу. А потом это же продублирует охраннику.

Уверена он будет даже рад. Наконец-то избавится от надоевшего ярма. Поищет себе что-то новое и более интересное, нежели быть на побегушках у капризной, избалованной девицы.

Теперь и сама Лейла понимает, как все выглядит со стороны. Вспоминает, как ненавидела и шпыняла его первое время. Вытирала об него ноги. И кидала обидными прозвищами. Какой мужчина простит подобное? И уж точно не такой самодостаточной и независимый как он.

Разговор с отцом проходит на повышенных тонах. Хотя Лейла предпочла бы по-другому. Но сейчас она и сама очень устала. А на отце вообще лица нет. Так сильно он переживал. Наверное, потом ей будет безумно стыдно. Но сейчас просто необходимо любыми способами добиться своего.

Откладывать на завтра она опасается. Опасается собственного малодушие. Опасается передумать. Она должна добиться увольнения охранника сегодня. Чтобы там ни говорил отец. Она снова поступит так, как делала всегда. Взбалмошно и безрассудно.

— Как хочешь, дочка. Делай по-своему, — наконец устало сдается отец. — Но я все равно не разделяю твоей спешки. Между прочим, Дан сегодня, возможно, спас твою жизнь. Ты должна ему быть хотя бы благодарна, а не выкидывать как ненужную вещь. Твое отношение к людям мне не нравится и когда-нибудь мы еще поговорим об этом. Похоже, где-то я допустил ошибку. Но, думаю, воспитывать тебя уже поздно.

— Отец, я благодарна ему.

Голос не звучит сильно искренним, но претворяться у Лейлы уже нет сил. Хочется скорее добраться до дома, залезть в кровать и порыдать. На душе скребутся кошки.

— Лейла, пожалуйста, больше не выкидывай подобного, — просит на прощание мужчина. — Я чуть не посидел.

— Пап, ты уже, — слегка улыбается девушка.

Хочется развеять напряженный разговор легкой шуткой.

— И это все твоя вина, между прочим.

— Отец. Ты не прав. Там еще мама постаралась. Помнишь, ты рассказывал.

Они переглядываются, а потом улыбаются одновременно.

— Милая, ты ведь знаешь — единственное, что у меня осталось — это ты. И если с тобой что-нибудь случится, я не переживу.

— У меня так же, папа.

— Ну, нет! — возмущается он и даже слегка привстает на кровати, чем вызывает на лице очередную гримасу боли. — Ты выйдешь замуж. Заведёшь детей. Семью.

— Я не собираюсь замуж!

— Ну, милая, не говори так. Вот встретишь хорошего, достойного мужчину. Полюбишь его и…

— Я никого и никогда не полюблю!

Именно в этот момент входная дверь открывается и на пороге появляется охранник. Бесцветные глаза встречаются с черными. Их немой диалог не остается незамеченным и для мужчины, находящегося здесь же, в палате. Но даже если тот что-то и заподозрил. То выговаривать это сейчас не собирается.

— Ладно, дочка, иди, — заключает он. — Мы все сегодня слишком устали и должны как следует отдохнуть. Но обещай приехать завтра.

— Обещаю, папа!

— И поцелуй старика на прощание.

— Ты никакой не старик! — смеется она и делает шаг к больничной койке.

Наклоняется и чмокает мужчину в щеку. Тот приобнимает ее за плечи, слегка похлопывает по спине ладонями и, притягивая, шепчет на ухо:

— И все же подумай еще раз. Не принимай скоропалительных решений, о которых потом придется жалеть.

— Я постараюсь, папа.

Они прощаются, и Лейла выходит из палаты. Недобрый взгляд охранника будоражит. Нужно набраться решимости и обо всем ему сказать. Сказать, что он уволен и в его услугах больше не нуждаются. Что деньги за успешно выполненное задание будут в кратчайший срок переведены ему на счет и его дальнейшее нахождение в их доме больше не требуется.

Несколько раз прокручивает в уме эту речь в машине. Чтобы в нужный момент не ошибиться и не застопориться на самом главном. Не поддаться волнению. Которое просто бьет через край. Она справится! У нее все получится!

С таким настроем проходит к собственным дверям, разворачивается и открывает рот. Но в следующее мгновение ее толкают внутрь, дверь комнаты захлопывается. Щелкает замок.

— Что ты делае…

А на нее обрушиваются с неистовым поцелуем. Он больше не нежный, не заботливый. Он отражает всю сущность целующего. Весь его дикий, необузданный темперамент с примесью животной страсти. Которая сейчас со злостью и остервенением выливается на нее сплошным потоком. Как будто он хочет ее сожрать. Или наказать.

Весь задуманный план летит в тартарары.

Загрузка...