Сердце для киборга

Глава 2

Тумц-тумц-тумц — бьет по ушам громкая музыка. Хочется их закрыть или еще лучше встать и уйти. Разнузданная атмосфера до отказа забитого ночного клуба Лейле никогда не нравилась. Здесь она всегда корчила свой изящный, породистый носик, чем неимоверно бесила окружающих ее девушек и возбуждала парней. Те вились вокруг и липли словно пчелы на мед. Девушке никогда даже усилий прикладывать к этому не приходилось. Все всегда само плыло в руки. Скучно до тошноты.

— Потанцуем, малышка! — какой-то весельчак подскакивает к их столику, где она зависает с подругами.

— Нет, спасибо! — резко обрывает она досадные притязания желторотого юнца.

Парень хмыкает и отходит. Даже если он и расстроился, то вида не подал. Впрочем, здесь все такие. До ужаса наглые, дерзкие и самоуверенные. Под многочисленными сальными взглядами к горлу подкатывает тошнота. Что она здесь делает? Ах, да! Пытается избавиться от одного надоедливого дворового пса. Ну, что ж. Ради этого стоит и потерпеть.

— Почему мы не пошли в вип? — спрашивает, даже не замечая, как поправляет подол короткой усыпанной блестками и дорогими стразами юбки.

— Вип-шмип, — передразнивает Ирка. — Надоело! Все время там тусуемся.

— Почему парней наших не позвали? — снова интересуется Лейла.

В обществе одних девчонок ей, как обычно, некомфортно. Она сама не понимает это тревожащее душу чувство, словно кто-то легонько щекочет перышком изнутри, причиняя незначительный, но заметный дискомфорт. Опять же, без Ника ужасно скучно. Даже потанцевать не с кем. Уж точно не с этими уродами, что крутятся в обтягивающих джинсах и коротких майках на танцполе. Что за стиль одежды то такой? Они мужчины или кто?

В голове невольно всплывает образ накаченного мужского торса в свободной футболке, такие же широкие брюки цвета хаки облегают мощные, но не перекаченные бедра и ботинки эти. Где он достал такие ботинки? На каком блошином рынке? Или на помойке откапал? Впрочем, зачем это ему? Наверняка за свою работу получает хорошие гонорары. Вот и за нее получит. Не зря же так старается. Из кожи вон лезет. Сегодня целый день от нее не отлипал. Лишь бы отцу угодить.

Все эти мысли ужасно злят. Но Лейла не может понять почему. А еще почему образ охранника никак не идет из головы? Почему преследует ее даже здесь, в этом душном переполненном разгоряченной толпой зале. Кажется, стоит подумать и даже запах вокруг сменяется со стойкого душмана и приобретает нотки зеленого чая и горькой полыни. Убойное сочетание. Она еще там, в машине, его почувствовала. Охренительный аромат! Ей никогда так голову не сносило.

Девушка прикрывает глаза и делает еще один глубокий вдох. А потом вздрагивает. Рука, опустившаяся на плечо, давит просто неземной тяжестью. Словно кто-то повернул рычаг, и сила притяжения увеличилась раз в десять. Как в том мультике, что она любила смотреть в детстве. Как же он назывался? А, да! Волшебный школьный автобус.

— Пора домой!

Злой зубной скрежет звучащий рядом мало походит на человеческий голос. Как во сне Лейла оборачивается и пару раз моргает, чтобы удостовериться наверняка. Чтобы убедиться — все происходящее ей вовсе не сниться, и мужчина, черной грозовой тучей застывший над ней, действительно тот самый личный охранник, что был сегодня к ней приставлен. Уму непостижимо.

— Как ты нашел? — выдыхает она, тем временем как ее плечо продолжают нахально мять и жамкать, похоже даже этого не замечая.

Большой палец нагло перемещается на шею и нежно прохаживается по затылку, поднимая внутри настоящую бурю. Гормональный бум! Сексуальную революцию! Отдавая вниз живота и в промежность. Где начинают происходить странные, загадочные вещи.

Лейла крепче сжимает ноги и открывает ротик. Но мужчина так глядит на ее распахнутые губы, что те закрываются сами собой. А желание облизнуть языком пересохшую кожу растворяется под темнеющим жадным взглядом.

— Профессиональный секрет! — зло бросает он и одним движением дергает ее вверх.

Так быстро и так неожиданно, что девушка чуть не падает. Но кто же ей позволит. Ловкие руки перехватывают за талию, разворачивают в полете. Огромная лапа на ее тонкой спине ощущается… необычно. Будит в голове странные образы, желания, о которых она раньше даже не подозревала. Нет, конечно, она знала, что такое секс. В теории. Не на практике. За ней так тщательно следили, что даже решись она, никогда бы не смогла сделать ничего подобного. Да она, по правде, никогда и не хотела. Раньше…

Мужчина грубо тащит ее по танцполу, прокладывая себе дорогу, словно ледоход среди льдин. Буквально прорубая путь. Ее ноги на высоких каблуках путаются и не успевают за широким строевым шагом вояки. К тому же просыпается гордость. Ее, Лейлу, вытащили из-за стола под горящими любопытством взглядами подруг словно безродную собачку. Такого удара ее самолюбие не может принять.

Девушка резко тормозит каблуками по жесткому кафелю, когда они, миновав танцпол, оказываются в темном, скупо освещенном коридорчике. Но мужчина этого не замечает. И только когда она начинает дергаться, немного сбавляет ход.

— Отпусти меня! — шипит, снова пытаясь вырваться из крепких мужских объятий. — Ты делаешь мне больно! У меня синяки останутся. Ты даже не замечаешь, насколько сильный. Чурбан неотесанный!!!

Мужчина останавливается так резко, что она со всей дури врезается в его спину. Терт носик и поднимает глаза. Отлично! Значит его цепляют оскорбления! Замечательно, у нее их хоть отбавляй!

— Ну, что, чучело, безродное вылупился! Я говорю, руку отпусти! Ты мне своими лапами все кости переломаешь.

Но вместо ожидаемого подчинения ее растерянную и шокированную совершенно неожиданно прижимают к стене.

— Сдурел?! — злится она, внезапно обнаруживая, что дует мужчине прямо в губы, так близко они оказались.

— Ты, блядь, достала!

Непонятно чего в голосе мужчины проскальзывает больше безудержной ярости или ошалелой страсти. То есть он ее сейчас или ударит или поцелует. И это похоже без вариантов.

Ни тот, ни другой расклад девушке совершенно не нравится. Она бы даже сказала, что быть побитой гораздо лучше. В разы лучше. По крайней мере так у нее бы сохранилось достоинство. А вот если он ее сейчас поцелует. То все. Хана ее достоинству. Хана самолюбию. Всему хана… И этого она позволить не может.

— Ты не посмеешь! — зло шипит она в приближающиеся губы.

Тяжелый взгляд мужчины замораживает. А его неотвратимое приближение заставляет сердце стучать как сумасшедшее.

— Только попробуй! Отец уволит тебя!

Жалкие угрозы отлетают от каменного выражения лица как галька от колес автомобиля. Последовавший поцелуй сродни концу света. Потому что она умирает. И вовсе не от отвращения, как того бы хотелось. А от дикого необузданного желания, вспыхнувшего внутри.

Разумом Дан понимает, отлично между прочим, что творит несусветную дичь. Только вот проблема — вся мозговая активность в данный момент перетекла в штаны. Сейчас его спасло бы только одно — сопротивление девчонки. И это вполне ожидаемый исход. Он ей противен и явно не входит даже в топ сто самых обаятельных мужчин на свете. А вот она в том самом топе среди женщин явно лидирует. Маленькая, сладкая карамелька, за секунду сносящая весь его самоконтроль в далекие ебеня.

Поэтому, когда девочка открывает ротик и стонет, а потом еще податливо прогибается в его широченных ладонях, занимающих большую часть ее тоненькой спины, Дана выносит.

— Сладкая, блядь! Конфетка чертова! Откуда такая взялась на мою голову? — рычит он, сильнее вгрызаясь в пухлые, сочные губы.

К женщинам Дан всегда относился ровно. То есть они его ровно не трогали. Как и он их, впрочем. Еще до армии в пору юности и безумного гормонального всплеска он, как и любой мальчишка его лет возбуждался на все что носило юбки, было старше восемнадцати и не обременялось высокими моральными нормами. Но потом как отрезало. Наверное, поэтому сейчас так крышу сносит. Он просто давно не трахался, а для здорового мужского организма это не приемлемо. По крайней мере так твердят все медицинские справочники. Сам Дан потребность в сексе не испытывал. До недавнего времени.

Происходящее сейчас сбивает все ориентиры. Его внутренний компас явно сошел с ума и стрелка крутится как ненормальная, не находя нужного направления. Юг и север перепутались местами и вообще пропали с карты жизни.

Девчонка что-то бормочет ему в губы и упирается своими крошечными кулачками в его грудь, но Дан уже перешел точку невозврата и останавливаться не собирается. Его грубые ладони скользят по мягкой словно бархат коже, ныряют под узенький, мало что скрывающий топик, и замирают на груди. Без лифчика! Она, мать его, без лифчика!

Дан сглатывает, но так как девчонка начинает снова вырываться, продолжает дикий неистовый поцелуй, подчиняя и захватывая. Слабое сопротивление длится недолго и уже через несколько секунд маленький ротик раскрывается, сдаваясь на волю победителя, плавя своим жаром, своей уступчивостью и снося последние искры благоразумия.

Подушечки пальцев осторожно касаются затвердевших сосков, царапают об их края, плавясь от жара, исходящего от нежного тела. Девочка тоже его хочет. Маленькая зловредная куколка весь день показывающая коготки, сейчас без сопротивления принимает его ласки. Открывает ротик, впуская в себя его влажный язык, покусывает в ответ нижнюю губу и скользит тоненькими пальцами по его лицу, предплечьям, выпуклым мышцам груди и ниже…

Дан не выдерживает, прижимается сильнее и трется затвердевшим членом о тонкое бедро. Девочка растерянно выдыхает ему в рот. И это тоже чертовски заводит. Мужчина не может понять, в какой момент из тихого, спокойного, собранного человека он превратился в дикого неандертальца, способного лишь на то, чтобы схватить свою женщину, уволочь ее в пещеру и там поиметь во всех возможных позах. Чистое безумие бурлит в крови.

Увлеченный процессом боли он никакой не чувствует. Лишь солоноватый металлический привкус во рту. Который знает на зубок и ни с чем никогда не спутает. Отвратительный вкус крови, его крови сейчас ощущается по-другому. Сейчас все ощущается по-другому. Однако это немного отрезвляет. Он ослабляет хватку и девчонка, наконец вырвавшаяся из его рук, шипит зло и решительно:

— Еще раз так сделаешь и без своего достоинства останешься! Понял, шавка?!

— Тоже откусишь! — усмехается Дан, глядя в полные ярости глаза.

— Оторву! — верещит маленькая злюка.

Мужчина шумно сглатывает. Черные, ошалевшие от страсти так же, как и он сам, глаза девушки выдают все ее желания, а вот голос явно им противоречит. Пигалица ему досталась с характером. Так просто не подступишь. С другой стороны, надо ли ему это? Он здесь просто для ее охраны. А то что сорвался и не выдержал, так это мужской организм виноват. Не нужно было так долго игнорировать его потребности, тогда бы ничего и не случилось. И девчонка здесь совершенное ни при чем. Просто так, под руку попала.

— Я все понял, — произносит Дан, отодвигаясь. — Больше подобное не повториться.

— Извиниться не хочешь?!

Раскрасневшаяся всклокоченная малышка являет собой презабавное зрелище. Возникает непривычное желание, позлить ее еще сильнее.

— Не хочу.

Реакция вполне ожидаема. Маленькие аккуратные щечки вспыхивают с новой силой.

— Мерзавец!!!

Ее оскорбления совершенно не трогают. И даже веселят. Внутри возникает непривычное чувство внутренней гармонии. Неужели тому причиной маленькое избалованное чудовище рядом с ним?

Хочется перевоспитать красавицу или по крайней мере задеть своим равнодушием. А еще до ужаса, до зуда в руках хочется обнять колючее белокурое создание, прижать к своей груди и задохнуться исходящим ароматом свежих цветущих роз. Если это парфюм, то его разработчики явно душу дьяволу продали, дабы добиться подобных результатов.

Но он лишь сильнее сжимает кулаки практически причиняя себе боль, что сделать в принципе не так просто. Киборг, он на то и киборг — бесчувственная, бездушная машина для убийств. Когда-то это было его работой. Убивать. Там, в прошлом, которое с недавних пор кажется безумно далеким и не причиняющим былой боли. Когда же это произошло? Не в тот ли момент, как он заглянул в огромные темные глаза и провалился в них полностью?

— Поехали домой, — собственный голос неожиданно кажется очень грубым и пугающим.

С чего бы это. Впрочем, воинственная амазонка похоже не боится. Смотрит на него маленьким диким зверьком, готовым в любой момент впиться в горло своему обидчику и растерзать без жалости и упреков. Но он не обращает на это никакого внимания. Даже бросься она на него, вряд ли бы принял меры защиты. И оттолкнуть бы не смог. С каких это пор он стал таким бесхребетным?!

Девчонка еще некоторое время пилит его взглядом, потом вздыхает и молча направляется к выходу. Дан сдерживает усмешку. Не время сейчас для провокаций. Вдруг и правда пожалуется на него своему отцу. Не то что он боится. Такие чувства как страх давно и безвозвратно атрофировались. Просто терять приглянувшуюся работу не хочется. А думать, будто дело вовсе не в этом мужчина не намерен. У него здесь шкурный интерес. И ничто этого не изменит!

На выходе продирает знакомое чувство тревоги. Он жмется к девушке вплотную, игнорируя ее недовольство и раздражённое пыхтение. Объект, конечно, попался строптивый. Но трудности Дана никогда не пугали. Скорее наоборот. Подстегивали. Ну или же просто оставляли равнодушным. Дело свое он всегда делал независимо от обстоятельств. Поэтому и был так востребован.

Близость с девушкой запускает новую волну возбуждения и вот это уже никуда не годится. Это уже опасно. И совершенно непрофессионально.

От очередного предупреждения пробивает озноб. Угроза, пока невидимая, но уже вполне осязаемая для Дана витает в воздухе, оседает едва уловимым шлейфом на кончиках обостренных донельзя рецепторов. Мужчина готов поклясться, что почти физически ощущает чужую бессильную ярость. Едва заметно сканирует пространство. Но вокруг, ожидаемо, никого. Сталкер, он на то и сталкер, чтобы все время оставаться в тени. До самого последнего момента, когда рожу свою мерзкую решит высунуть. Если, конечно, осмелится.

Обычно эти крысы тихушные трусливы до безумия. Но порой то самое безумие переходит границы и выплескивается наружу. В такие моменты самое главное, чтобы не зацепило объект. И уж Дан об этом тщательно позаботиться. Ни один белокурый волосок не упадет с маленькой головки той, которая с недавних пор стала центром и объектом всего его внимания. Впрочем, это просто его работа! Ничего более.