Глава 1302

Свой закон, способный изменять реальность. Вернее, даже не изменять, а… Хаджар, если честно, не мог подобрать нужных слов. Просто потому, что он не понимал всего того, что происходило. Он видел, как секира, вспыхнувшая чем-то, что нельзя было назвать “светом энергии”, опускается ему на голову.

По инерции, ведомый лишь инстинктами, он подставил под удар призрачный, туманный черный меч.

Закон Черного Меча…

Закон Секиры Страсти Битв…

Все это было для него лишь пустыми словами. Может теперь Хаджар и знал, что такое “закон”, но все еще не понимал.

— Наконец-то! — кричал пьяный от радости сражения Абендин.

Его и без того могучие руки наливались силой. Мышцы разбухали весенними почками. Жилы надувались горными реками. Реальность же… с ней ничего не происходило.

На плато не поднимались горы, не опускались глубокими ущельями. На ткани мироздания не появлялось разрывов. Вихри энергии не били о душу сражающихся.

Казалось, что бьются не два “бога”, а простые смертные, сошедшиеся в смертельном поединке.

Но все это изменилось в тот момент, когда лезвие секиры столкнулось с черным клинком.

Реальность дрогнула.

Хаджар, опять же, не то что не видел происходящего, а скорее — не осознавал. Все выглядело так, как если на телевизоре поймать не работающий канал и долгое время вглядываться в белый шум. Помехи затягивают, завораживают и не отпускает.

В их хаосе смешения оттенков серого, начинаешь видеть все великолепие радуги и даже некий порядок.

Именно это, пожалуй, и происходило вокруг.

Реальность превратилась в белый шум. Ворох помех, вызванных столкновением двух законов. Как если бы она стремилась измениться, подогнуться под волю одного из богов, но её тут же сгибало в другую сторону.

Это нельзя было назвать разрушениями, дрожь земли не походила на землетрясение, вибрация воздуха — на бурю. Вспышки света не выглядели молниями.

Нет, это был чистый и незамутненный хаос, из которого целым мог выйти лишь один… один вариант реальности и один бог.

— Мой закон сильнее! — все кричал Абендин, всем весом наваливающийся на секиру.

Хаджар же, с одной стороны, вроде и присутствовал разумом в самой гуще событий, но с другой… он был где-то в другом месте.

Его разум словно разделился на две части. Одна из них, полностью поглощенная боем, держала меч и выжидала момента, когда можно будет провести контр-атаку. Ничего нового — очередной бой из бесчисленного множества уже прошедших.

Но вторая…

* * *

Хаджар видел перед собой тропу. Она петляла где-то во тьме. И лишь далекие огоньки напоминали о том, что это не непроглядный мрак. Что рядом есть свет. До него нужно только дойти.

И Хаджар шел. С каждым шагом, через тьму и мрак, он чувствовал, как тропа становиться все тоньше. Как она осыпается песчаным замком, не выдержавшим натиска приливного прибоя.

Хаджар побежал. Все быстрее и быстрее. Тьма цеплялась за него липкими жгутами, а свет маленьких огоньков все тускнел и тускнел. Пока, вдруг, тропа не обвалилась под его ногами. Лишь в последний момент он умудрился зацепиться за край некогда крепкого моста.

Именно моста.

Там, где он уже прошел, красовался мраморный мост, который затем переходил в деревянный, но все еще крепкий, а под конец — толи в бумажный, толи в тканевый настил, дрожащий над бескрайним мраком.

Отпусти, — прошептал голос в голове. — Все это ненужно тебе…

Хаджар держал. Не отпускал.

Не нужно богу… оставь мирское… поднимись выше… узри свой закон… стань единым… стань неразделимым… отринь оковы… обрети свободу…

Вися над пропастью, Хаджар смотрел на странный мост. Если не приглядываться, то он выглядел единым сооружением, но чем ближе, тем отчетливее становилось понятно, что это лишь мозаика.

Сложный узор, сложенный из множества его воспоминаний. От самого первого вздоха в том далеком мире, где башни из стекла и стали подпирают небо, до последнего рывка в живой мрак, окутавший потолок темницы Абендина.

Это был его жизненный путь. Тот, что он преодолел. Тот, где не оступился и не свернул. Прошел до самого конца.

Это все людское… — шептал голос. — мирское… отпусти. Бог не может быть окован…

А затем голос стих. Что-то его заглушило.

Что-то подняло Хаджара. Поставило его обратно на путь.

Что-то огромное и непостижимое.

Что-то, сидящее среди трав и холмов, над ручьем, бегущим через долину.

Хаджар заозирался по сторонам. Он уже был здесь однажды.

— Ты снова пришел, юный ветер, — старик, в простых одеждах, играл на лютне. Его густые, седые волосы, струились по ветру, а в ясных глазах отражалось все небо. — И опять чуть не оступился.

— Борей, — узнал Хаджар духа Северного Ветра, одного из тех, кто был даже древнее чем Сидхе. — Но как я…

— Дороги Безымянного Мира хитры и сложны, — перебил Борей. — и даже не сделав по ним шага, ты можешь прийти туда, куда не ожидаешь, но оказаться там, где должен.

— Тот голос…

— Не слушай его, — дух Северных Ветров перебирал струны узловатыми пальцами, высвобождая звуки, которых Хаджар еще никогда не слышал. — чтобы он не говорил тебе, не слушай. Иди лишь своим путем. Только тогда, куда бы он тебя не привел, ты сможешь быть уверен в том, что действительно жил. Только так ты сможешь добраться до места, куда направил свои стопы.

Хаджар замотал головой. Как и всегда, при разговоре с одним из Древних, он не понимал, что ему хотят сказать.

— Это был Яшмовый Император? — спросил Хаджар.

Борей лишь улыбнулся.

— Ты пришел, чтобы увидеть свой закон, — не спрашивал, а утверждал старец. — но еще слишком рано, юный ветер. Звезда родиться лишь тогда, когда должна. И свой закон ты узришь лишь тогда и… если будешь готов… сможешь стать… готов…

Борей говорил почти так же туманно, как и Древо Жизни.

— А ты, падший, — старец вдруг взглянул за спину Хаджару. Тот силился обернуться, но не мог. Что-то удерживало его на месте. Но краем глаза он видел тень в черном плаще и одну единственную седую прядь. — Хотел перехитрить порядок вещей? Даже тебе, о Великое Бедствие, не удалось одолеть законы Неба и Земли. Юный ветер пройдет тот путь, что ему отмерен. Если пройдет… и ты не сможешь ему в этом помочь. Никто не сможет помочь…

Тень исчезла.

Затем исчезла долина холмов и ветров.

Исчез и Борей.

Хаджар держал в руках туманный, черный меч.

Он был воткнут в грудь Абендину.

И Первый Воин, задыхаясь, постепенно терял заемные силы, вновь превращаясь в сухого старика.

Загрузка...