Сердце Дракона. Двенадцатый Том. Часть 2

Глава 1087

Глава 1087

— И как это понимать, Танигед?! — слова Регент-матери раскалывали камни и крошили в труху деревья. И это не было игрой слов. Ей становилось все сложнее сдерживать свою ярость, а в силе представительницы Императорского рода сомневаться не приходилось.

— Это вовсе не безымянный наемник, моя правительница, — Танигед выпрямился и отряхнул боевые перчатки от земли. — Это Хаджар Дархан, Северный Ветер. Тот кто разбил армию мертвых Дерека. Генерал Сухашима, развернувший к нам орды орков.

— Хаджар Дархан… — задумчиво, будто что-то вспоминая, протянула величественная женщина. — Безумный Генерал родом из маленькой деревни… Тот, кого ты пощадил в битве у Даанатана.

— Именно так, — кивнул, без всякого страха или сожаления, Танигед.

— Кажется, когда я спросила, почему ты не забрал его жизнь, ты сказал, что в действиях Дерека не было ни славы, ни чести, а Хаджар бился слишком достоинство, чтобы оборвать его существование ради ослепленного местью мальчишки.

— Все верно. Вы повторили мои слова с дословной точностью, моя правительница.

— И как, Танигед Облачный, сын купца и крестьянки. Ты доволен тем, чего ты добился?! Тот, кого ты так рьяно защищал, украл моего сына! Твоего Императора! Разве в этом есть честь?!

— Именно поэтому, — рыжебородый воин склонил голову. — я прошу дать мне возможность исправить допущенную ошибку. Позвольте мне сразиться с этим бесславным ублюдком, и я выбью правду из его глотки.

Императрица посмотрел на Хаджара, затем на Танигеда.

— Безумный Генерал, — повторила она. — я слышала песни о тебе. Говорят твое сердце не знает страха… что ты победил человека чье лицо затмевало солнце. Обрушил город с неба. Уничтожил две секты, прошел через джунгли Карнака, стал побратимом оркам… песни о тебе поют даже в Ласкане. Шепотом… чтобы не слышала ни я, ни мои пташки… Герой для простолюдинов. Символ того, что свобода и судьба каждого находится в его собственных руках.

Хаджар промолчал. Он давно уже перерос те времена, когда они с Неро слушали песни, которые барды и менестрели складывали об их приключениях. Обычно все эти вирши являлись слишком поэтичном преувеличением действительности.

— Сегодня этот символ свободы будет разбит, — сверкнула глазами Регент-мать. — и когда ты, жалкий и полуживой, будешь вздернут над стенами Ласкера, все увидят, у кого в руках находиться истинная власть!

С этими словами Регент-мать, взмахнув подолом белых одеяний, вернулась в тени к пяти другим Великим Героям. И, судя по всему, здесь были далеко не все сильнейшие воины и маги Ласкана. Наверняка остальные уже отправились в погоню за отрядом.

Оставалось надеяться, что Тайная Канцелярия вкупе с Запретным Городом и корпусом Стражей достаточно тщательно спланировали способы маскировки и пути отступления.

— Принимай свою пилюлю, Хаджар, — Танигед ударил кулаком о кулак и на небе, без молний, ударил глухой гром и начали собираться тяжелые облака. За спиной воина развевался сине-серый, рваный плащ, а его латные доспехи Императорского уровня были украшены изображениями драконов, фениксов, грифонов и летающих тигров. — Я не буду марать свое имя тем, что убил обессилевшего воина.

Хаджар посмотрел на своего противника.

Сын купца и крестьянки…

Он был достойней большинства тех, с кем приходилось Хаджару скрещивать свой меч. Может быть, даже достойней самого Хаджара.

Противник, с которым с честью боролся и Орун и Морган, теперь стоял напротив.

— Кому мне принести твой пепел, чтобы они могли развеять его над родными землями? — спросил Хаджар.

— Единственный, чей пепел развеют, будешь ты, Хаджар Дархан.

Хаджар посмотрел в глаза Танигеду.

Пожалуй, впервые за всю жизнь он испытывал странное чувство. То самое, о котором так часто пишут поэты и слагают песни менестрели.

Когда Хаджар смотрел на Танигеда, он не видел врага. Он не хотел обнажать против него меча. Но, возможно, именно поэтому собирался сражаться так, словно это был последний бой в его жизни и ничего, кроме этого боя, никогда для него не существовало, не существует и не будет существовать.

С этими мыслями он сжал в кулаке пилюлю “Горячего Сердца” и позволил ей энергии влиться внутрь своего тела.

Юноша, закутанный в порванный, заплатанный плащ, обутый в дырявые сандалии, опирающийся на саморезный посох, стремительно менялся на глазах.

В его пепельных волосах появлялась седина. На лице, которое словно вылепил и вырезал одаренный демонами скульптор, появлялись глубокие морщины. Его волосы опускались все ниже и ниже пока не коснулись нижней части спины.

В разноцветных глазах, голубом и карем, отобразилась мудрость сотен эпох, которые волшебник скитался в странствиях по безымянному миру.

Он стоял во тьме переулка и смотрел на небо. Там гремел гром и появлялись из ниоткуда тяжелые, темно-серые тучи. Будто собиралась буря или ливень, но ни того ни другого не последовало.

А затем гром заглушил безумный рев. Как если бы нечто безумное в своей звериной жажде битвы раскололо небо и землю и потянулось клыками и когтями еще дальше. Туда, где находилось Седьмое Небо с его божественными жителями.

Волшебник не видел, но где-то там, в Саду Сатиров, за спиной молодого мужчины, сжимавшего черно-синий клинок, похожий на клык дракона, распахнулась пасть Хозяина Небес, и его аура превратилась в ринувшегося в атаку, безумного дракона.

— Это ты называла судьбой? — прошептал Волшебник. — Что мне суждено умереть от руки того, кому же я сам помог появиться на свет?

Но в ответ лишь тишина.

Богиня судьбы молчала. Они почти никогда не говорила. Даже старушка Гвелл, её единственная жрица, ни разу не слышала её голоса.

Как вообще могла говорить Книга, которую волшебник так и не смог выкрасть?

— Южные ветра обдувают вечные ручьи принося с собой холодные зимы, — прошептал резко постаревший, некогда прекрасный юноша. — Несчастный влюбленный, на этот раз ты одержал победу. Но не думай, что с моей смертью что-то изменится. Ты никогда не достигнешь своей цели. И так, в цепях, вечно будешь гнить в могиле безвременья и тени, оставленные сторожить тебя, погибнут, однажды, вместе с тобой.

Ворон, сидевший на ветке чахлого дерева, протяжно закаркал. Так, будто чувствовал, что где-то рядом скоро прольется кровь и начнется пир мертвой плоти.

Волшебник посмотрел на птицу холодно и отстраненно.

— И северный ветер, которому ты закрыл глаза и повел за собой, однажды прозреет. И принесет вечную зиму, которая скуёт тебя замком столь прочным, что тьма безвременья покажется тебе бескрайней прерией.

Тишина и лишь гром и ярость обезумевшего дракона.

А затем голос. Тихий, свистящий. Незаметный. Почти неслышимый.

Как видение.

Как сон.

Как отражение на глади неспокойной воды.

— Ты проиграл, полукровка, — прозучало в этом голосе и на мгновение из тьмы появился силуэт мертвеца, которого пожирала крыса и цепи свисали с его покрытых струпьями рук. — а моя цель ближе с каждым днем… старый друг. И вскоре я вновь вдохну аромат её волос.

— Ты проиграешь, — волшебник развернулся и ударил посохом о землю. — как и всегда. Как и тысячи раз прежде. Ты никогда её не увидишь.

После чего он исчез и переулок вновь погрузился в тишину.

Только воронье карканье и лязг цепей, похожих на смех, зависли где-то на границе между громом и ревом дракона.