Сердце дьявола

— Ты тоже думаешь, что это был несчастный случай?

— Во всяком случае, выглядит вполне правдоподобно, — ответил охранник, продолжая спокойно покуривать. — Хотя я лично не верю в подобные совпадения. Очень уж ко времени они решили макарон покушать.

— А что милиция говорит? Они нашли отпечатки пальцев? — спросил Миша и тут же оговорился: — Чужие, я имею в виду. На кастрюле, например.

— Квартира — притон для жаждущих и страждущих. — Телохранитель поднял голову и посмотрел на окна Мишиной квартиры. — По отпечаткам можно жизнь всех алкашей района изучить. А вот на кастрюле отпечатки только одни. Самой хозяйки. Схема проста до гениальности. Убийца приходит «в гости». Со своей выпивкой, само собой. Судя по количеству пустых бутылок на столе, приняли они изрядно. Сам убийца не пил вовсе или пил очень мало. А хозяевам много и не понадобилось. Утро — вечное похмелье. «Взяли на грудь» рюмочки по три-четыре и уснули. Тогда убийца берет кастрюлю, прижимает ручки к пальцам спящей хозяйки, идет в кухню, наполняет эту самую кастрюлю водой, ставит на плиту, включает газ на всю катушку, бросает макароны и спокойно уходит.

— А если бы вода не «побежала»? Или огонь бы не залило? Телохранитель докурил, затоптал «бычок», вздохнул:

— Придешь домой, попробуй, налей в кастрюлю воды до самого верха, брось в воду макароны и включи плиту. Посмотришь, чем кончится. Стопроцентно гарантированный результат. Если, конечно, нет системы автоотключения подачи газа. Он очень хитрый, этот парень. Очень. И это меня настораживает.

— А что, если хозяйка и ее дружок действительно отравились в результате несчастного случая? — спросил Миша, мрачнея. Он уже понял, к чему ведет охранник.

— Тогда это самое невероятное совпадение из всех, которые я знаю, — ответил тот. — Хорошо бы, конечно. Нам мороки меньше, но… Меня учили в первую очередь рассматривать худший вариант.

— И что же это за худший вариант?

— Ему удастся осуществить угрозу.

— Каким образом?

— Если бы я знал его планы, то не мерз бы тут, а пошел в нужное время в нужное место и надрал бы этому поганцу задницу как следует. Миша вздохнул, тоже посмотрел на плотно зашторенные окна, из-под которых пробивалась слабая полоска света, спросил:

— Может быть, еще пару ребят выписать, а? Как ты считаешь?

— Не стоит. Чем больше народу — тем выше вероятность «засветки». Физически я с ним справлюсь. Но если он придет и обнаружит здесь «почетный караул», то изменит планы. Где его тогда ловить? Повисла пауза, во время которой каждый из мужчин думал о своем. Наконец телохранитель кивнул в сторону подъезда.

— Пойдем?

— Пожалуй, — согласился Миша, хмурясь. Он первым поднялся на низенькое крыльцо, первым вошел в сумеречный, гулкий, как колодец, подъезд, первым подошел к лифту и нажал кнопку вызова. Кабина с лязгом поползла вниз. Где-то наверху резко хлопнула дверь квартиры. Миша вздрогнул.

— Расслабься, — посоветовал стоящий рядом телохранитель. — У нас есть время.

— Ты уверен? Охранник пожал плечами:

— Насколько я понимаю, прежде чем прийти сюда, он должен убить еще четырех человек.

— А если это уловка?

— Мне так не кажется. Короб лифтовой кабины миновал второй этаж. Гудел, надрываясь, мотор. Телохранитель, не глядя на Мишу, сказал негромко:

— Я обдумывал сложившуюся ситуацию, и у меня появились кое-какие соображения…

Саша вернулся часа через три, шлепнул на стол компьютерную распечатку — добрая сотня листов убористого текста. Присел, потер лоб, бормотнул:

— Облом. Волин придвинул распечатку, раскрыл на последней странице. Завершал список номер две тысячи пятьсот семьдесят семь.

— М-да, — в его голосе отчетливо прозвучало разочарование.

— Три сотни, говоришь? — Саша подавленно молчал. — И что, все значащиеся в списке люди — клиенты «нашего» банка?

— В том-то и дело, — ответил Саша. Задору у него явно поубавилось. — Оказывается, банк «Кредитный» обслуживает не только своих клиентов, но еще и клиентов других ведущих банков. Причем, — он указал на распечатку, — в списке только владельцы карточек, по которым зарегистрированы финансовые операции в течение последнего месяца. Полный список был бы раз в пять больше. Если не в десять. Одним словом, пролет, Аркадий Николаевич. Конкретный пролет. Волин пошелестел страницами, взял со стола красный маркер, принялся зачеркивать одну фамилию за другой, комментируя свои действия вслух:

— Так, для начала исключим всех женщин и мужчин, у которых на счете небольшие суммы. Убийца — человек богатый. Алла Ладожская наверняка в этом убедилась. Так-с, так-с, так-с… Пятнадцать тысяч долларов большая сумма?

— Ладожскую не устроила бы.

— Я тоже так думаю. — В течение получаса маркер вычеркивал строки. Некоторые страницы, сплошь покрытые красным, откладывались в сторону, для контраста. — Закончили, — наконец возвестил Волин. — Смотри-ка, не так уж много их и осталось. Процентов семьдесят выбыло. Теперь проведем «возрастной отбор». По показаниям подруги…

— Наташи, — подсказал Саша. Оперативника словно реанимировали. На щеках заиграл здоровый румянец, в глазах вновь зажегся огонек азарта.

— Наташи, — кивнул Волин, — и троих подростков. Наш «подопечный» довольно молод. Остановимся на возрасте… ну, скажем, двадцать пять тире сорок лет. Как говорится, мужчина «в самом расцвете сил». — И снова маркер пошел «гулять» по строчкам. — Посмо-отрим. — Волин перелистал ощутимо «похудевший» список. — Сколько осталось? Человек триста?

— Примерно, — подтвердил Саша, взирая на внушительную стопу «отработанных» страниц.

— Ты не туда смотри, — Волин хлопнул ладонью по стопке и потряс оставшимися листами. — Ты сюда смотри. Те нас уже не интересуют. Убийца вот здесь, — он снова тряхнул списком. — Часть отсеется после того, как Лева привезет сводку из ГАИ. Выбросим владельцев отечественных машин…

— А что, среди богатых есть и такие?

— Встречаются. Затем исключим хозяев иномарок светлых оттенков, лимузинов и малолитражек. Останется, думаю, около двух десятков потенциальных кандидатов в маньяки. — Волин посмотрел на оперативника. — Как тебе расклад?

— Шикарный, — искренне похвалил Саша. — Скорее бы уж Левка вернулся. Да, кстати, я поинтересовался и у управляющего, и у девиц в зале. Все в один голос утверждают, что во вторник Ладожская была на работе. Так что эксперты облажались. Намылили бы вы им шею, Аркадий Николаевич. Они ведь своим заключением нам все дело развалят.

— Я не хочу! — заявила Маринка бескомпромиссно. — Слышите? Не хочу! И не стану этого делать! Ни за какие коврижки! Она расхаживала по комнате, а Миша стоял, привалившись плечом к стене, и курил, уставясь в пол. Он никак не ожидал, что предложение, высказанное телохранителем, вызовет столь бурную реакцию. Охранник стоял в дверях, вид у него был совершенно спокойный.

— Но почему? — спросил Миша. — Тебя повсюду будет сопровождать телохранитель. Никакого риска!

— Расскажи об этом моей домашней хозяйке. «Никакого риска!» От кого я это слышу? — Маринка остановилась и повернулась к мужчинам. — Сколько еще народу должен убить этот психопат, чтобы вы наконец поняли: он опасен! По-настоящему, смертельно опасен!

— Мы прекрасно это понимаем, — подал голос телохранитель.

— И именно поэтому предлагаем вам продолжать ходить на работу.

— Я тоже понимаю и именно поэтому говорю: ни за что! Пока он не будет пойман, я и шагу не сделаю за порог квартиры.

— Позвольте мне закончить, — не повышая голоса, продолжал охранник. — Дело в том, что этот «Боря» хитер, осторожен и очень умен. Вы ни разу не задавались вопросом, зачем он звонит вам? Зачем он приходил в вашу квартиру? Зачем назвал свое имя в беседе с покойной хозяйкой? Зачем он написал цифру на стенке шкафа? Маринка смотрела на него, скрывая за возмущением растерянность. Ей ни разу и в голову не пришло задуматься: если этот тип, «братец Боря», действительно решил ее убить, то зачем вся эта комедия с телефонными звонками, цифрой и прочим бредом?

— Чего он добивается? — продолжал размеренно и тихо вещать телохранитель. — Я вам скажу. Он хочет напугать вас. И напугать так, чтобы вы забились в какой-нибудь темный угол, вроде этой квартиры, и не показывали оттуда носа. И тут само собой возникает следующее «зачем». Зачем ему ваш страх? Он умен и хитер, а значит, ничего не делает зря. «Боря» — не ваш знакомый. Иначе ему ничего не стоило бы разыграть случайную встречу в «большом городе», под этим соусом заманить вас в тихое, безлюдное место и там преспокойно убить. Он не ваш враг «по жизни» — насколько мне известно, до приезда в Москву вы жили в глубинке. Вряд ли у вас имеется такой враг, который ради мести, или что уж им движет, поехал в другой город. «Братец Боря» слишком умен, чтобы допустить подобную ошибку. Во-первых, он сразу же лишается даже самого шаткого алиби, во-вторых, у него здесь нет ни друзей, ни знакомых. Никого, кто мог бы помочь ему. А ведь «Боря» сумел выяснить, где вы живете, узнал имя и фамилию, расписание работы, привычки. Он точно знает, на какие рычаги надо нажать, чтобы причинить вам максимальную боль. «Братец Боря» ждет вашего страха. Почему? Да потому, что у него уже есть план относительно вашей смерти. И базируется он именно на страхе. На вашем страхе. Чтобы поймать этого парня, мы должны перехватить инициативу, взять ситуацию под контроль, заставить «Борю» играть по нашим правилам. А для этого необходимо действовать вопреки его плану. Маринка вяло опустилась в кресло, достала из пачки сигарету и принялась катать ее в пальцах.

— «Боря» хочет вас напугать? — продолжал телохранитель. — Отлично. А вы не боитесь. Ждет, что вы запретесь на семь замков? Превосходно. А вы продолжаете ходить на работу, как будто ничего не произошло. Проще говоря, ваши реакции должны быть неадекватны тем, на которые он рассчитывает. Необходимо, чтобы «Боря» растерялся. Растерянный человек уязвим. Преступник — тем более. Он подумает, что в его расчеты закралась ошибка и что информация о вашей жизни неверна. Дальше у «Бори» будет два выхода: либо действовать наобум, либо собрать о вас дополнительные сведения. Для этого ему придется подойти к вам вплотную, крутиться рядом. Что и будет самой крупной его ошибкой. Стоит «Боре» появиться в поле нашего зрения, — телохранитель щелкнул пальцами, — он готов. Я об этом позабочусь. Маринка потянулась за зажигалкой, взяла ее, щелкнула клапаном и несколько секунд смотрела на подрагивающий желто-голубой язычок огня. Она обдумывала услышанное. В рассуждениях охранника, безусловно, присутствовала логика. Что да, то да. Вообще-то подобные трюки у рыбаков называются ловлей «на живца». И она, Маринка, предлагается в качестве червячка. Приманки. Неприятное это занятие, надо заметить. Очень неприятное. Присутствует в нем гадостное ощущение манипуляторства. Ты — спорная шашка, которую двигают по доске сразу два игрока.

— Я все время буду находиться рядом с вами, — добавил телохранитель, видя сомнение на ее лице. — Хотя, не стану обманывать, небольшой процент риска в нашем плане все-таки есть. С другой стороны, вы же не собираетесь провести всю жизнь за закрытой дверью? И, кстати, боюсь, что у «Бори» уже имеются соображения относительно того, как вас достать. Однако я лично даже представить себе не могу, каким образом он собирается это осуществить.

— В нашем плане? — скривилась Маринка. — Я к этому плану не имею ни малейшего отношения. Абсолютно.

— Я не совсем точно выразился, — согласился телохранитель. Миша отлепился от стены, прошелся по комнате и ткнул пальцем в наглухо затянутое плотными портьерами окно.

— Посмотри на это. Возможно, ему так и не удастся добраться до тебя. Но также возможно и то, что нам не удастся его поймать. Предположим, этот «брат», или кто уж он там, откажется от своего плана. И что будешь делать ты? — Миша распалился. Лицо его пошло красными пятнами. То ли от волнения, то ли от негодования на Маринкину непонятливость. — Сидеть и дрожать от страха? Сколько? Месяц? Год? До того момента, пока он не позвонит и не скажет, что твоя смерть откладывается? — От такого натиска Маринка растерялась еще больше. Миша подошел к креслу, опустился на корточки и заглянул ей в глаза. — Мы должны его поймать, понимаешь? Тогда, и только тогда ты сможешь спокойно спать и ходить по улицам, не оглядываясь через плечо!

— А если «Боря» все-таки перехитрит охрану и убьет меня? — спросила Маринка, но уже без язвительности в голосе. Ей были очень нужны ободряющие слова. Она хотела, чтобы ее убедили в том, что ни один психопат в мире, будь он даже семи пядей во лбу, не сможет добраться до нее. Миша покачал головой:

— Мы ему этого не позволим. Все вместе.

— Если вдруг я почувствую, что дело неладно, мы организуем хорошую бригаду и поставим по человеку на каждом углу вашего дома, на каждом этаже вашего подъезда и в каждой комнате вашей квартиры, — поддержал Мишу телохранитель. — Сделать это не составит труда. Десять минут — и сюда примчится компания крепких симпатичных ребят. Вроде меня, — он улыбнулся. — Но мне кажется, что вы преувеличиваете способности фальшивого братца. — Маринка попыталась что-то ответить, но телохранитель поднял руку, предупреждая колкость. — И это лишний раз доказывает, что вы очень напуганы. Значит, в данный момент «Боря» на верном пути. Его расчет оправдывается. Маринка переводила взгляд с одного мужчины на другого. Наконец, она вздохнула и едва заметно кивнула:

— Хорошо. Давайте делать то, что вы считаете нужным. Только, я вас очень прошу, будьте внимательны. Мне не хочется умирать.

Волин разложил перед собой оба списка. Тот, что остался от банковской распечатки, и тот, что принес Лева. Оперативников он отпустил. На сегодня их работа закончена. Вещи, принесенные Левой, отправил на дактилоскопическую экспертизу. Не мешало бы еще проверить их на следы крови и семени, но это потом. Дактилоскописты пообещали напрячься и закончить экспертизу к завтрашнему утру. Если, конечно, не случится чего-нибудь экстраординарного. Волин надеялся, что не случится. Он открыл первую страницу списка. Сотни фамилий. Глаза разбегаются. Как и говорилось утром, для начала он вычеркнул всех владельцев отечественных машин, лимузинов и малолитражек. Затем исключил хозяев светлых иномарок. Работа заняла больше двух часов. Приходилось сличать сразу два списка. В конце концов, в банковской распечатке осталось чуть больше тридцати фамилий. Мужчины в возрасте от двадцати пяти до сорока лет, у каждого иномарка темной расцветки. Среди них один «Шевроле», модели «Каприс». «Пежо» вообще не оказалось. Волин подчеркнул фамилию владельца «Шевроле» двумя жирными красными линиями. Кандидат номер один. Необходимо выяснить, чем этот человек занимался вчера вечером и ночью с понедельника на вторник. В памяти всплыл утренний разговор с Сашей. «Свидетельница сказала, что во вторник утром Алла Ладожская была на работе. Но экспертизой установлено, что ее убили в ночь с понедельника на вторник. Неладно что-то в датском королевстве», — размышлял Волин. Он потянулся к телефону, снял трубку. Вращая диск, второй рукой искал на заваленном бумагами столе медицинское заключение. Отыскал, положил перед собой. Ответили быстро.

— Алло? — услышал Волин в трубке энергичный голос.

— Добрый день, Волин из райпрокуратуры беспокоит. Я могу поговорить с экспертом Колеваевым?

— Минуточку, — в трубке повисла долгая пауза, нарушаемая лишь далекими шагами, невнятными разговорами и прорывающимся сквозь потрескивание помех сочным мужским баском, распекающим неведомого Огаенко за то, что тот не прислал в срок машину с пиломатериалами. Огаенко то ли молчал, то ли его линия «не брала», но второго голоса Волин не слышал. Наконец что-то щелкнуло и в трубке возникло унылое:

— Да. Добрый вечер. Колеваев. Слушаю вас.

— Добрый вечер, — ответил Волин. — Сегодня днем мы получили ваше заключение по поводу убитой девушки.

— Какой девушки? У нас тут этих девушек… Напомните.

— С отрезанной головой. На бедре татуировка. Бабочка.

— А, да. Отправляли такое заключение, было дело. И что? Что-нибудь не в порядке? Не так оформили?

— Да нет, все нормально. И оформили как положено. Но возникла одна проблема.

— Что за проблема?

— В заключении написано, что потерпевшую убили в ночь с понедельника на вторник, а свидетели утверждают, что во вторник убитая еще была на работе.

— Да? Хм… Подождите, я проверю. — Колеваев отсутствовал минут пять, в течение которых Волин узнал очень много интересного и о пиломатериалах, и о заказчике строительства, и обо всех родственниках Огаенко, вплоть до Адама. — Вы еще здесь? — наконец возник басок Колеваева.

— Здесь.

— Так вот, никакой ошибки в заключении нет. Вашу потерпевшую убили между десятью и одиннадцатью в ночь с понедельника на вторник.

— Вы в этом уверены?

— Абсолютно. В гниющем мусоре возникает так называемый парниковый эффект. Трупные явления, включая реакцию зрачков на атропин и пилокарпин, протекают несколько медленнее обычного. В принципе я могу допустить погрешность в час. Самое большее, в полтора. Но никак не в сутки. Смерть наступила приблизительно в половине одиннадцатого вечера в понедельник. Плюс-минус тридцать минут. Можете считать это официальным подтверждением заключения.

— Спасибо.

— Не за что, — довольно сухо ответил эксперт и повесил трубку. Его можно было понять. Обиделся за «своих». Волин задумался. Он привык верить экспертам. Суд тоже привык верить экспертам. Все привыкли верить экспертам. Тогда получается, что по количеству отъявленных лжецов на квадратный метр площади этот банк занимает первое место в городе. Что-то тут не вязалось. Если допустить, что Аллу Ладожскую убили именно в понедельник, а не во вторник, как утверждают свидетели, то кто же был вместо нее на работе? Кто мог так сымитировать человека, что даже близкие друзья не сумели отличить фальшивку? Можно было, конечно, предположить, что Ладожская вовсе не Ладожская, но убитую опознали подруга и зубной врач. При желании можно отправить запрос по месту прежней прописки, поручить участковому предъявить снимки убитой девушки соседям и родителям, но результат — в этом Волин почему-то был свято уверен — окажется прежним. Убита именно Ладожская. Во всем этом было некое иррациональное зерно, которое, как ни крути, объяснению не поддавалось. Разве что присутствием сверхъестественных сил, но Волин в мистику не верил. Зато верил в ленивую народную поговорку: «Утро вечера мудренее». Или, говоря иначе, «если хочешь поработать, ляг поспи и все пройдет». Волин собрал бумаги в стопку, сложил их в несгораемый шкаф, запер на ключ и поехал домой. Трясясь в вагоне метро, он пытался отыскать ответ на вопрос, ставший в его понимании едва ли не сакраментальным: что общего между банковской служащей, двадцати пяти лет, отменно сложенной брюнеткой, с большими жизненными амбициями и семнадцатилетней дворовой девчонкой, учащейся ПТУ, блондинкой, выдающимися внешними данными не обладающей? Ответ напрашивался сам собой. Ничего. Абсолютно ничего общего. Внешне, во всяком случае. А может быть, их объединяет некий общий факт биографии? Что это за факт? Могли они встречаться раньше? Едва ли. Слишком уж велика разница в интеллектуальном уровне и жизненных интересах. И все же их судьбы должны были пересечься в какой-то определенной точке. Работа? Банковский клерк и швея-мотористка. Почти коллеги. Общие знакомые? Подруга Ладожской… как бишь ее?.. Наташа сказала, что Ладожская вообще была малообщительным человеком. Да и вращались убитые девушки в разных кругах. Учеба? Ладожская не москвичка. Наверняка в ее родном городе ПТУ имеется. И не одно. Хоть удавись, а Волин не видел точек пересечения. Смерть — вот единственное, что роднило двух совершенно разных людей. Обе девушки погибли от рук одного и того же человека. На нужной станции Волин поднялся и пошел к двери. Платформа была почти пуста. Поздновато. Одиннадцатый час. Ларьки в переходе уже закрыты. Черт! Про день рождения жены он все-таки забыл. Хотел ведь пораньше поехать домой, цветов купить, шампанского. Растяпа. Ладно, подумал Волин. С шампанским как-нибудь организуемся. На улице-то палатки еще работают. А вот с цветами вышло совсем плохо. Он выбежал на улицу, подставившись предательскому порыву ветра, зажмурился, отвернулся. Быстро зашагал к стоящим чуть в стороне ларькам. Напитки на любой вкус и в любое время суток. В голове у него сработала дурная ассоциация. Убийца тоже, наверное, покупал водку в палатке. Ту самую водку, в которую потом добавил кемитал. Волин на ходу достал из кармана бумажник, раскрыл, пересчитывая наличность. Коробку конфет надо бы еще купить, раз уж с цветами такая промашка вышла. Выудил из бумажника две пятидесятитысячные купюры, шагнул к ларьку и наклонился к закрытому окошку. В это момент у обочины притормозил мощный, как носорог, джип. Из салона выбрался верзила, облаченный в джинсы и кожаную куртку. Из-под расстегнутого воротника отливала тусклой желтизной массивная золотая цепь. Волин искоса посмотрел на верзилу, а тот подошел к ларьку, бормотнул: «Мужик, я возьму быстренько? Тороплюсь очень». Волин кивнул завороженно. Верзила постучал костяшками пальцев по стеклу.

— Значит, так, — сказал серьезно на услужливо-опасливое «здрась» продавца. — Водочки, бутылочки три. Тока «туфту» не суй, да? Давай хорошее че-нибудь. «Кристалл»? Знаю я этот «Кристалл». Сам небось гонишь дома? Нет? Ну смори. Теперь, че это у тебя там? Че за пиво? Ну, давай банок шесть, так? И вот это, «джин с тоником», тоже шесть. Теперь, это че, ветчина? Свежая хоть? Ну пару банок кинь. Теперь… А Волин продолжал смотреть на верзилу. Точнее, на его руку. В руке у того покоился сотовый телефон. Закурлыкал уютно зуммер. Верзила потыкал в клавиши.

— Да. — Между делом он продолжал показывать продавцу на бутылки, банки, коробки. — Скока? В пакеты мне положи. Тыща — не тыща, ты ложи, раз тебе говорят. Одной рукой полез в карман, выгреб горсть купюр. Продавец отсчитал причитающееся, остальное верзила снова засунул в карман, сграбастал пакеты и пошел к машине, не прерывая телефонного разговора. Вот оно, думал Волин. Вот оно и есть, точно. Что же это за делец, который стоит в очередь к телефону-автомату? А если у него контракт на пять миллионов долларов горит, он будет носиться по улицам, разыскивая работающий таксофон? Конечно, нет. Что за чушь? У него должен быть сотовый телефон. Но, если у него есть телефон, тогда зачем он стоял в очереди? Ребята сказали, что Настя Пашина, пэтэушница, познакомилась с убийцей у таксофона. Волин едва не хлопнул себя по лбу. Убийца заранее подбирал жертв, а потом просто инсценировал случайное знакомство! И Аллу Ладожскую он «купил» точно так же. Этот человек, убийца, какое-то время наблюдал за девушками, выяснял, чем они живут, привычки, пристрастия, пытался вникнуть в каждую мелочь. Наблюдал и делал выводы. Потом он пошел в банк и вроде случайно сделал так, что Ладожская заглянула в его счет. С Пашиной ему было гораздо проще. Семнадцатилетняя девчонка просто «поплыла» при виде «крутого» мужика. Ему ведь ничего не стоило сводить ее в дорогой кабак, купить хорошую шмотку. Волин понимал, что версия эта вполне может оказаться и ошибочной. Слишком уж в ней было много натяжек. И аккумулятор мог сесть в телефоне, и в банк убийца мог зайти просто так, по делу, но… Волину очень не хотелось отбрасывать такую ладную, гладкую, логичную историю, потому что история эта собирала известные уже факты в некое подобие системы. Психопатическую систему отбора жертв. По ней выходило, что убийца видел своих жертв раньше. Возможно, даже всех сразу. И бывших, и будущих.

— Алло, — позвал продавец и побарабанил ладонями по прилавку. — Покупать что-нибудь будем? Или можно закрывать? Дует ведь.

— Да, конечно, — Волин никак не мог собраться с мыслями. Мозг усиленно работал в ином направлении. И домой идти не хотелось. Хотелось поехать на работу и начать терроризировать экспертов телефонными звонками, выписывать повестки и постановления, — словом, работать. — Пожалуйста, бутылку шампанского и коробку конфет. Продавец лениво кивнул, вытащил из недр своей коммерческой сокровищницы темно-зеленый «огнетушитель» и большую яркую коробку. Волин расплатился, не особенно вникая в запредельно высокую цену. Зашагал к дому. Еще издали он услышал рикошетящие между домами звуки музыки. Ну да, подумалось ему. Завтра ведь суббота. Выходной. Гуляем. У подъезда Волин остановился, закурил и поглядел на окна. За тонкими занавесками мелькали тени. Конечно, пришли подруги с работы, друзья, многочисленная компания, в которой Волин никого не знает и в которой никто не знает его. Они неинтересны ему, он — им. Кто-нибудь начнет приставать с дурацкими пьяными вопросами, Волин не захочет отвечать, поскольку с пьяными вообще разговаривать не любит, Люська распсихуется, и хлынет лавина упреков. Все вспомнится: от испорченных праздников и обиженных друзей до вечного волинского «хамства», вечного же Люськиного терпения и ночей, проведенных в одиночестве. «У всех мужья как мужья, а у меня… За что мне такое наказание?!» И театрально-трагичная поза а-ля княжна Тараканова. Медленно, словно крадучись, во двор вползла милицейская машина. Белый «жигуленок» с синей полосой остановился у подъезда, в двух шагах от Волина. Из салона выбрался молодой парень, сержант. Звали его Сергей. Встречались несколько раз. То в отделении, то просто на улице.

— Здравь желаю, Аркадий Николаевич, — поздоровался сержант.

— Здравствуй, Сережа.

— Ваши гуляют? — Неловко было сержанту. Ох, неловко. К коллеге приехал, не к алкашу какому-нибудь пьяную драку разнимать.

— Мои, — кивнул Волин. — Вызвали?

— Старушка из дома напротив позвонила. Уснуть из-за музыки не может. Аркадий Николаевич, вы уж скажите там, чтобы сделали немного потише. Первый час все-таки. Волин снова посмотрел на колышущиеся за занавесками тени. Прислушался к хохоту. Представил, как он станет увещевать Люську, а та начнет огрызаться в ответ. И вся эта поддавше-нажравшаяся компания будет наблюдать за ним с плохо скрываемым любопытством, стараясь не упустить ни единой мелочи, чтобы завтра позвонить, выразить соболезнования, ну и заодно уж старательно перемыть Волину все косточки. До единой. «Но каков он у тебя, мать. Монстр, зверюга. Как же тебя угораздило за такого-то… Ну да, там уж ничего не изменишь, конечно. А развестись не пробовали?.. Тоже верно. Пропадет. Хоть и такое, а жалко. Вторую такую дуру где он найдет, чтобы и по дому все, и за ребенком… И я говорю. Вот именно. Вот именно. Ну, тогда держись, мать. Не падай духом». Как будто живет Люська по меньшей мере в концентрационном лагере. Волин — изюминка праздника. Люська будет старательно «играть» на гостей. А он, чувствуя себя полноценным ублюдком, начнет уговаривать ее, стыдясь собственных слов и нагловато-бестактного присутствия всей честной компании. И от его стыда Люська заведется еще сильнее. А там уж… Он плавно облизнул губы и, вдруг повернувшись к сержанту, сказал:

— Значит, так, сержант. Поднимитесь и наведите порядок.

— Как?.. — Тот растерялся, от растерянности сдвинул на затылок серо-голубую шапку, спросил, хлопая смущенно глазами: — А как же…

— Сержант, правил социалистического общежития у нас пока никто не отменял. Работайте. Второй патрульный хмыкнул. Сержант повернулся к нему и нерешительно скомандовал:

— Ну… пойдем, что ль, тогда?

— Погодите-ка, — Волин сунул в руки сержанту бутылку и конфеты. — Передайте хозяйке.

— Так точно, — озабоченно ответил сержант. — Может быть, сказать чего?

— Ничего не надо, — отрезал Волин.

— А вы?

— Пойду пройдусь. В самом деле, размышлял он, шагая по тротуару в сторону метро, какая им разница? Нет, конечно, представление будет подпорчено, но не отменится вовсе. Напротив. Такого они еще не видели. Вот и повод для долгих разговоров. Но без него. За спиной резко смолкла музыка, и Волин вдруг улыбнулся. Ему стало непередаваемо легко. Словно свалился с души огромный мешок, плотно набитый песком, не дававший дышать. Он расстегнул пальто, ослабил галстук, вздохнул полной грудью, остановился и посмотрел на звезды. Как их много, и как же они, оказывается, близко. У обочины тормознул милицейский «жигуль». Сержант, высунувшись из окна, спросил:

— Аркадий Николаевич, вы куда теперь-то? Может, подвезти? Волин подошел к машине, оперся о капот, поинтересовался:

— У тебя закурить есть?

— Конечно, — сержант протянул пачку, дал огоньку.

— Как дела?

— А, как в сказке. Что ни день, то сто килограммов сюрпризов. Вчера вот Скворцова у магазина подрезали. Сегодня весь день под вашими окнами проторчали.

— Что, рано гулять начали? — удивился Волин.

— Да нет, какое там. Соседи ваши, Финогеев с Веркой, газом отравились.

— Насмерть, что ли?

— Натурально. Поставили кастрюлю на огонь, а сами закемарили. Ну и… — сержант выразительно махнул рукой. — Полдня, почитай, разбирались. Сыскари с Петровки приехали.

— А им-то что понадобилось?

— Да интересовались, не нашли ли чужие пальчики на кастрюле.

— Не понял? — Волин почувствовал профессиональное любопытство. — Есть подозрение на убийство?

— Да кому они нужны, эти алкаши? Тоже мне, банкиры-подпольщики. Воротилы теневого капитала. Бутылки по утрам сдавали, вот и забогатели, — сержант засмеялся. — Тоже мне, «Преступление и наказание» нашли.

— Но раз наводки на убийство не было, то чего же они пальчики искали? Им заняться нечем? Работы мало?

— Вот и мы спросили. Мол, скажите хоть, из-за чего пыль поднялась? Поможем. Район-то свой, у нас все криминальные личности на заметке. А они отвечают, мол, поступила оперативная информация, что Финогеев с Веркой продавали наркотики. И, мол, по этой причине их могли «замочить». Наши, понятное дело, в смех. Никогда Верка наркотиками не занималась. Даже рядом не стояла. А занялась бы, так мы б раньше клиентов узнали и меры соответствующие приняли. Тоже мне, наркокартель нашли. Попросили бы по-людски, мы бы их по всем злачным местечкам района с закрытыми глазами провели. Так и сказали. А они знай себе скалятся да говорят: не ваше, мол, дело. Вы, мол, пальчики «катаете»? Вот и «катайте» себе на здоровье. И в дела начальства поменьше вникайте. И ведь не уехали, гады, пока все насчет пальцев не узнали.

— Ну и что? Нашлись пальчики? — спросил Волин, бросая окурок под ноги.

— Какое там, — сержант даже отвернулся, показывая, насколько он возмущен действиями настырных сыскарей. — Никаких отпечатков. Только…

— Что «только»?

— Что-то же они искали? Правда, нам об этом все равно не расскажут, — сержант махнул рукой.

— Ну да, — кивнул Волин, размышляя. Была все-таки наводка, была. Только не наркота. Это они, конечно, «грузят». Волин поскреб пальцем щеку, спросил: — А кто позвонил насчет несчастного случая?

— Они и позвонили, — ответил сержант. — Говорят: приехали, а из-под дверей газом прет — хоть святых выноси.

— Вон как? — Волин усмехнулся. — Интересные парни. Смотри, как складно все получилось. Прискакали они раньше вас и как раз наткнулись на два свежих трупа? Интересно. Фамилии, звания записали?

— Проверили уже, — ответил сержант. — С Петровки они, точно.

— Дай-ка я тоже запишу, проверю по своей линии. Попробую выяснить, что они тут искали.

— Да зачем вам лишняя головная боль, Аркадий Николаевич? — Сержант потянулся за рацией.

— Давай, давай. Мне интересно. Я вообще любопытный. От рождения.

— Ну разве что. Сержант пощелкал тумблерами, вызывая «Базу». Волин наблюдал за ним, размышляя насчет пришлых сыскарей. Нет, не то чтобы он горел желанием взваливать на себя чужую работу, но ему и в самом деле стало интересно. Кто приезжал, зачем. Все-таки его район, его дом… И отчета за эту работу с него никто не требует. И в квартальную сводку она тоже не войдет. А вдруг что-нибудь интересное наклюнется? Заодно и местным отделенческим парням поможет.

— Аркадий Николаевич, — сержант протянул Волину лист, на котором неровным почерком были записаны фамилии. — Если что-нибудь любопытное там выплывет, вы уж нашим звякните. По-соседски, так сказать.

— Обязательно, — пообещал Волин.

— Вот и хорошо. Так вас подвезти?

— Спасибо, я пройдусь, пожалуй.

— Ну как знаете, Аркадий Николаевич. Тогда мы поехали?

— Счастливо, — кивнул Волин. «Жигуленок» резко ушел вперед, на перекрестке развернулся и помчался в противоположную сторону. Проезжая мимо, мигнул фарами. Волин в ответ махнул рукой и широко зашагал к метро.

К утру слегка приморозило. На лужах образовались тончайшие, прозрачные ледяные корочки. Сразу захотелось жить, а не топиться в дурной осенней сырости. Тоскливо зябли во дворах собаки. Ежились, позевывая, их хозяева. Сонные родители вели в школу сонных детей. Волин посмотрел в окно. Колючий, цвета ранней вишни рассвет ножом вонзился в сероватое небо, располосовав его надвое. К солнечной погоде. В течение вот уже пятнадцати минут Волин излагал оперативникам возникшую вчера версию. Саша, сидя за столом, клевал носом и старательно таращил глаза кролика-альбиноса, делая вид, что вовсе и не досыпает по ходу дела, а слушает и очень даже внимательно. Вот только… Ой, заболел, что ли? Глаза прямо сами закрываются… Надо бы спички вставить, да нету их, спичек-то. Зажигалка только. А она большая, не влезет, да и одна всего. Второй глаз, значит, все равно закрываться будет. Лева, как всегда неестественно бодрый и свежий, делал пометки в дешевом блокнотике.

— Вот такая версия, — Волин продолжал наблюдать за тем, как сине-рыжий поддавший дворник весело метет двор. — Она, может быть, и ошибочна, но более стройной пока нет.

— В случайный выбор вы, стало быть, не верите, — сдерживая могучий зевок, пробормотал Саша.

— Нет, — Волин повернулся к нему.

— Правильно. Я тоже, — закивал оперативник, отгоняя сон. — Для случайности этот выродок действует слишком уж целенаправленно.

— Насколько я понял, — Лева говорил спокойно и размеренно, — вы полагаете, что раньше, возможно, в недавнем прошлом, убийца видел обеих девушек.

— Да, — подтвердил Волин.

— Где могли оказаться вместе две настолько разные девушки?

— Возможно, театр или концерт, — предложил Саша. — Тусовка какая-нибудь.

— Сомневаюсь, чтобы Пашина посещала тусовки, дорогие магазины и театры, — возразил Лева. — Скорее уж ночные дискотеки. И то крайне редко. У нее своя компания. Дворовая. Дешевые шашлычные, поддельная водка, «травка» в подъезде. Музыку послушать. Ладожская даже близко не подошла бы к тем заведениям, где бывала Пашина. Головой ручаюсь.

— Вот это и есть ваша задача на сегодня, ребята, — сказал Волин. — Необходимо восстановить все более-менее важные события из жизни Ладожской и Пашиной за… ну хотя бы за полгода и хотя бы в общих чертах. Детализировать будем потом. То, что заинтересует.

— А если ничего не заинтересует? — Саша все-таки не удержался, зевнул, смутился: — Извините, Аркадий Николаевич.

— Ничего. А если ничего не заинтересует, тогда будем копать еще глубже. Год, два. Три, если надо.

— Ух, — Саша в деланном отчаянии схватился за голову. — Андрей Николаевич, устроите по блату перевод в прокуратуру? Все равно до конца службы теперь здесь работать. Иначе меня начальство поедом съест. С потрохами.

— Саша, — Волин нахмурился. — Не я тебе эту работу выбирал. Не я составляю законы и правила. Придется работать до конца службы — будешь работать до конца службы.

— Да я пошутил, Аркадий Николаевич.

— Сейчас утро, Саша. А утром я не особенно расположен к шуткам.

— Понял, понял.

— А раз понял — за работу! Саша поднялся, размял плечи. Лева закрыл блокнотик, сунул в карман рубашки. Он о чем-то думал и выглядел рассеянным. Саша, натягивая пальто и небрежно набрасывая на шею шелковое белое кашне, поинтересовался:

— О чем задумался, Левушка? Тот посмотрел на коллегу так, словно только что очнулся ото сна:

— Что?

— О чем задумался, спрашиваю?

— Об убитых девушках, — ответил Лева медленно. — Кажется, я знаю, где они могли встречаться.

— И где же? Лева покачал головой:

— Сперва я должен убедиться в том, что мои догадки правильны. Ты, Саш, у нас парень впечатлительный, легко увлекающийся… Извини уж.

— Да ладно. Чего там, — засмеялся Саша. — Действительно, бывает, заносит меня.

— Вот-вот. Не хочу сбивать тебя с рабочего настроя. Они скрылись за дверью. Волин видел, как оперативники появились на пороге прокуратуры, спустились по крутым ступеням и направились к выходу со двора. Несколько секунд он наблюдал за ними. Видел, как дворник учтиво поклонился оперативникам, приподняв за козырек кепку. Лева кивнул в ответ. Саша предпочел пропустить приветствие «почетного метлоносца». Волин прошел к столу, потянулся к телефону. В данный момент ему нужно сделать два звонка. Первый — в газету, получить подтверждение тому, что заметка об убитой Алле Ладожской вышла в сегодняшнем номере, как и оговаривалось. Это заняло три минуты. Выпускающий редактор заверил его, что все в порядке, они ничего не забыли, статья вышла. Волин может убедиться в этом лично, если купит свежий номер и просмотрит восьмую полосу. В колонке «Городская хроника». Кстати, хорошая фотография получилась. Художник немного поработал над снимком, подретушировал, пофокусничал. Получилось просто заглядение. Волин поблагодарил редактора. Сказал, что со своей стороны они готовы оказать газете всестороннюю ответную помощь. Если возникнет нужда, пусть не стесняются, звонят. Редактор тут же сообщил, что позвонят, конечно, не постесняются, тем более что проблемы у них возникают регулярно, а свежая информация иной раз ценится дороже золота. На том и порешили. Второй звонок Волин сделал своему знакомому, Грише Соеву. Когда-то они вместе учились, потом судьба развела. Волин оказался в прокуратуре, Соев ушел на Петровку. Где и работал до сих пор. Благополучно, надо заметить, работал. Имел благодарности от начальства и даже был представлен к внеочередному. Они дружили семьями, ездили друг к другу в гости. Поначалу часто, потом все реже и реже. Быт заедал. Однако в том, что касается товарищеской — служебной — взаимопомощи, отказа не было. Волин помогал Соеву, Соев — Волину. Не слишком часто, но случалось.

— Привет, Аркадий, — обрадовался Соев. — Сколько лет, сколько зим.

— Не больше, чем я тебя, Гриша, — ответил в тон Волин. — Как дела?

— Нормально. Как обычно. А ты как? Все на следственной ниве подвизаешься? Или нашел работенку поспокойнее и поденежнее?

— Где ж такую найдешь, — Волин засмеялся. — За такой работенкой, как ты выразился, очередь на пять лет вперед стоит. Если, конечно, не туфта.

— Смотря какая работа. Бывает и туфта, — согласился Соев. — Ты по делу или просто так?

— Что в нашей жизни бывает просто так? — усмехнулся Волин.

— Резонно, — заметил Соев. — Что за дело-то? Важно-срочное небось?

— Да не то чтобы очень, но…

— Короче, ясно. Излагай давай, пока у меня время свободное есть.

— У нас в районе вчера произошел несчастный случай.

— В районе? А поконкретнее можно?

— В моем доме, в соседнем подъезде. Примчались ваши парни.

— На фига?

— Вот об этом я и хотел узнать. Понимаешь, местные ребята забеспокоились. Думают, в их огороде происходит что-то важное, а они ни ухом, как говорится, ни рылом.

— А это точно были наши? Твои ребята часом ничего не напутали? — озадачился Соев. — Наши на такую мелочевку не выезжают. У нас и поважнее работы навалом.

— Да я знаю. Поэтому и удивился.

— Ладно, постараемся прояснить ситуацию. Адресок продиктуй, — Волин продиктовал адрес соседей-алкоголиков. — И фамилии наших сотрудников, выезжавших на место. Записали, надеюсь?

— А как же, — Волин перечислил фамилии.

— Все, зафиксировал. Ты вот что, Аркадий, — серьезно сказал Соев, — позвони-ка мне вечерком. Скажем, часиков в девять. Думаю, к этому времени смогу удовлетворить твое любопытство. В девять нормально будет?

— Нормально. Спасибо.

— Брось ты. Было бы за что. Вы лучше бы с Люськой в гости заглянули как-нибудь. А то вас дозваться, как призывника в военкомат. Волин вздохнул, потянулся за сигаретами.

— Понимаешь… С этим трудности.

— Поссорились, что ли?

— Есть маленько, — Волин предпочел скрыть истинные масштабы катастрофы.

— Ничего, это временное. У нас тоже иногда случается. Помиритесь.

— Наверное. Ладно, тогда я в девять звякну.

— Давай. Соев повесил трубку. Волин сдвинул в сторону бумаги. О семейных делах думать не хотелось. Помиритесь. Как будто это так просто. Дело ведь вовсе не в банальной ссоре, а в образе жизни, в отношениях вообще. Волин тряхнул головой, отгоняя неприятные мысли, словно наваждение. Займемся убитыми девушками…

Маринка проснулась и, не открывая глаз, провела рукой по одеялу. Мишки уже не было. Девушка вздохнула и открыла глаза. Банковская работа. Вечная болезнь всех без исключения деловых людей — дефицит личной жизни и хроническая нехватка времени. Маринка отбросила одеяло, села, свесив ноги с кровати. В комнате царил полумрак. Мишка не стал отдергивать шторы. Правильно. Так безопаснее. Маринка встала, пошла в ванную. Совершив утренний туалет, решила сварить кофе. В кухне на столе — кипа газет. Мишка выписывал их пачками, прочитывать, как правило, не успевал, и в результате тонна «желтой прессы», собранная за месяц, щедро отправлялась в мусорное ведро. Исключение составляли только специализированные издания: «Коммерсант», «Деньги», «Известия» с вкладышем «Финансы». Включив кофеварку, Маринка подсела к столу, взяла «Комсомолку», раскрыла на первой странице. Проглядывая по диагонали статьи, ловила себя на мысли, что совершенно не вникает в содержание. Думала она о сегодняшнем вечере. Работа, «трудовая вахта». Запищала кофеварка, подавая сигнал: «Хозяйка! Киплю, хозя-айка!!!» Маринка налила кофе в большую кружку, сделала бутерброд с сыром, взяла следующую газету. На первой странице журналисты, купленные одними политиками, били другим политикам физиономии. Видимо, стыдясь собственной купленности, они делали это добросовестно, с искренней ненавистью и азартом. Вторая страница — интервью с известной певицей. Неплохая певица, но читать не хотелось. Не потому, что Маринка не любила ее, а потому, что наверняка начнется все та же «лапша». Такие мы бедные, несчастные, так нам плохо. Вот на Западе… А у нас… Третья страница. Никогда не сбывающиеся гороскопы и прогнозы погоды, телепрограмма. Время проставляется для проформы. Включил телевизор — ощущение такое, словно застрял во вчерашнем дне. Передачи другие, и фильмы совсем не те. Далее юмор, от которого становится грустно и стыдно. Четвертая страница. «Икорная официальщина». «Наш корреспондент отработал сутки официантом в ресторане интуристовской гостиницы». Да. Это интересно. Особенно тем официантам, которые благодаря присутствию корреспондента лишились обязательного «приварка» к жалованью и «чаевым». А что это у нас граф Суворов ничего не ест? Поешь тут у вас, пожалуй… Хроника происшествий. Бумажный вариант прозекторской. Маринка собралась было уже отложить газету, но взгляд ее зацепился за фотографию в самом низу статьи. Аккуратную, небольшую, обведенную жирной траурной рамкой.

— Черт! — прошептала Маринка. Строчки поплыли перед глазами. «Труп неизвестной девушки с признаками насильственной смерти. На вид: 25–27 лет… Просьба гражданам, видевшим… позвонить по телефону… Конфиденциальность звонков…» Маринка почувствовала, как по спине у нее побежали мурашки. На фотографии четко выделялась полоса разреза, тянущаяся поперек шеи убитой девушки. Вот и доказательство. Отрежу голову! Надо позвонить в милицию или… куда там? Что это за номер телефона? Судя по первым цифрам — центр. О господи, что же ей делать? Маринка метнулась в комнату, где на тумбочке, в изголовье кровати, лежал передатчик. Схватила, надавила на клавишу «вызова» так, что побелел ноготь. Через секунду услышала голос:

— Что случилось?

— Доброе утро, — поздоровалась Маринка и осеклась, подумала: «Чего же в нем такого доброго». — Я… Вы не могли бы подняться? У меня есть новости.

— Сейчас поднимусь. Маринка с облегчением перевела дух. От одной мысли, что эта страшная проблема переляжет на плечи кого-то другого, ей стало гораздо легче. Не готова она была к психологическому противостоянию с сумасшедшим. Боря в более выигрышном положении. Его ход всегда первый и всегда неожиданный. Все равно, что играть с шулером крапленой колодой. Занятие не только пустое, но еще и опасное. Она отнесла газету в комнату, разложила на журнальном столике. В эту секунду прокурлыкал дверной звонок. Маринка вышла в прихожую, включила телеглазок. На площадке стоял давешний знакомый. Маринка повернула ключ в замке, открыла дверь.

— Входите.

— Доброе утро, — поздоровался телохранитель. — По вашему лицу видно, что новости не из лучших.

— Так и есть. «Не из лучших» еще слабо сказано. Из худших.

— Рассказывайте, — телохранитель прошел в комнату. Маринка заперлась на все замки, вошла следом за охранником, указала на газету.

— Вот. Это и есть новость.

— Здесь много новостей, — заметил телохранитель, взял газету со столика: — «Икорная официальщина». «Наш корреспондент отработал сутки официантом в ресторане интуристовской гостиницы…» — хмыкнул, с интересом взглянул на Маринку: — Что же тут плохого, хотел бы я знать? Вы что, обедали в этой гостинице?

— Черт! — возмущенно воскликнула она. — Вы издеваетесь? При чем тут гостиница? Фотография в колонке криминальной хроники!

— Злость — не самая плохая из эмоций, — улыбнулся телохранитель. — Вот вы и ожили. А фотографию я заметил, как только вошел. Кто эта девушка? Ваша подруга?

— Она работала у нас в фирме. Мы познакомились на тестировании.

— На каком тестировании?

— Ну, при приеме на работу устраивается что-то вроде теста. Кандидат садится за телефон, а девчонки изображают «клиентов». «Колют», стараются вывести из себя, загнать в тупик, имитируют нестандартные ситуации в разговоре. Я тестировала эту девушку. Ее, кстати, зовут Алла.

— Так. Пойдем по порядку. Вы ее тестировали, это я понял, — кивнул телохранитель. — В какой фирме?

— В службе «Секс по телефону». Ну, это мы его так называем. Официально — «Служба 777».

— Эта девушка работала в службе «Секс по телефону»?

— Да. В ночной смене. По совместительству. Днем она подрабатывала где-то еще. Я не знаю точно.

— Ясно, — телохранитель казался озабоченным. — Интересно. Вы думаете, это имеет отношение к вашему случаю?

— Я уверена в этом.

— Почему?

— Видите ли. Этот психопат, Боря, дважды звонил мне на работу.

— Звонил вам? — брови охранника поползли вверх.

— Да. Я рассказывала об этом Мише. Он разве вам не говорил?

— Нет, не говорил. И что же? Этот психопат позвонил вам и?..

— И сказал, что первую убитую девушку звали Аллой и что он отрезал ей голову. Эту девушку, — Маринка показала на фотографию, — зовут Алла. И у нее, как вы можете убедиться, отрезана голова.

— Вы полагаете, Боря имел в виду именно эту Аллу?

— Конечно. Посмотрите на дату. Тело нашли три дня назад. И Боря первый раз позвонил мне тоже три дня назад. Для совпадения слишком невероятно.

— Пожалуй. Ну что же. Одно мне ясно: Боря — человек последовательный. — Телохранитель подумал, поинтересовался: — А он случайно не говорил, как собирается убить вас?

— Так же, как и остальных. Отрежет голову.

— Вон что. Ну, будем надеяться, что он именно так и попытается поступить.

— В каком смысле?

— В самом что ни на есть прямом. Чтобы отрезать голову, убийце необходимо подойти к жертве вплотную, достать нож. Опять же, он не сможет сделать этого при народе. Значит, ему понадобится заманить вас в безлюдное место. Маринка обхватила плечи руками, словно надеялась таким образом защититься от преследующего ее психопата.

— Может быть, позвонить в милицию? — спросила она.

— Не сейчас, — покачал головой охранник. — Возможно, мы это сделаем, но несколько позже.

— Когда?

— Вечером или завтра утром. Или завтра вечером. Или послезавтра. Когда поймем расклад. — Охранник достал сигарету, размял в пальцах, закурил. — Ваше знание — козырь. Мелкий, правда, но все лучше, чем никакого. И использовать его нужно сообразно моменту. Теперь мы знаем, что помимо нас Борю ищет еще и милиция. Я попрошу знакомых ребят выяснить, что известно следственной группе. Возможно, мы получим интересную информацию. А вот когда расстановка фигур окончательно прояснится, решим, как лучше использовать ваше знание.

— Но почему не позвонить сейчас? — Маринка вновь посмотрела на фотографию убитой девушки. — Милиция нам поможет.

— Если не навредит, — возразил телохранитель. — Никогда нельзя сказать заранее, какая муха их может укусить. Возможно, они решат сами сопровождать вас, рассчитывая таким образом поймать Борю. Он, разумеется, это заметит и придумает новый план. В качестве охраны наша доблестная милиция никуда не годится. Поверьте мне. Большая часть сотрудников не умеет толком обращаться с оружием. О рукопашном бое я уж и не заикаюсь. Этот парень им не по зубам. Он — крепкий орешек. Его за рупь двадцать не купишь.

— Откуда вы знаете?

— Чувствую, — телохранитель усмехнулся. — Я всегда чувствую. И, кстати, ведь ваша контора должна фиксировать номера звонящих абонентов, не так ли? Счет за услуги куда-то посылается, правда?

— Не знаю, — откровенно призналась Маринка. — Должны, по идее. Если номер неизвестен, абонента не соединят.

— Выясните, пожалуйста, когда, где и кем фиксируется номер.

— Я постараюсь.

— Постарайтесь, — телохранитель затушил сигарету. — Возможно, от этого будет зависеть ваша жизнь.

— Мне нужно больше людей. — Волин упрямо посмотрел на «Главного».

— Больше… — рассеянно повторил тот, перебирая папки, сложенные стопкой на столе. — Больше… Больше — это сколько? Сколько народу тебе нужно? Три человека? Пять?

— Десять, и это как минимум.

— Сколько? — «Главный» наконец обратил внимание на Волина, снял очки. В глазах его проклюнулось некое подобие интереса. Словно смотрел он на неведомую птицу. При том, что не любил пернатых. — Эк, куда ты хватил, Аркадий Николаевич. А тебе не кажется, что это уже чересчур, а? Ты знаешь, сколько у меня дел в производстве? А я вынужден носиться с тобой, понимаешь, как с писаной торбой. То тебе патрули подавай, то десять человек в группу выдели. — «Главный» закусил дужку очков, изумленно покачал седомудрой головой. — Кстати, сколько за тобой дел числится, Аркадий Николаевич?

— Семь, — ответил Волин, глядя на начальника исподлобья. — В конце концов, я же не танковую дивизию у вас требую.

— Еще не хватало, — оценил неприхотливость подчиненного «Главный». — А где я возьму десять человек? Об этом ты не подумал? У нас, между прочим, с работой завал. Тут каждый сотрудник, понимаешь, на вес золота, а тебе десять подавай. Нехорошо, Аркадий Николаевич. Нехорошо. Скромнее надо быть. Соразмерять надо… э-э-э… свои запросы, понимаешь, с моими возможностями. — «Главный» снова водрузил очки на нос. — Значит, так. Ты, вместо того чтобы людьми разбрасываться, займись-ка старыми делами.

— Послушайте, речь ведь идет о людях, — попытался было нажать Волин, но под твердым взглядом начальника осекся.

— А в других шести делах о ком? Или ты, может, думаешь, что родственники потерпевших уже и не люди?

— Люди, конечно, — согласился Волин. — Кто ж спорит? Но им не грозит смерть. А в случае, о котором сейчас идет речь, каждый день чреват новым убийством. Если срочно не предпринять самые жесткие меры, то количество таких родственников у нас будет возрастать в арифметической прогрессии каждые три дня.

— Слушай, Аркадий Николаевич. — «Главный» снова содрал с носа очки. — Твое дело уже одной ногой в горпрокуратуре стоит. Оставь его и займись лучше чем-нибудь полезным.

— А я и занимаюсь, — уперся тот. — Полезным. Или, по-вашему, ловить убийцу-маньяка — дело бесполезное?

— Волин, — понизил голос «Главный», — ты меня достал. Я тебе точно говорю. Он пожевал серыми губами, прикидывая, каковы шансы того, что прыткий подчиненный «стукнет» руководству о его, «Главного», нежелании заниматься делом о психопате-убийце. Малы были шансы, но и того достаточно. Это ведь только дураки думают, что в их ведомстве, как, собственно, и во всей стране, за последние десять лет что-то кардинально изменилось. Нет, все осталось по-прежнему. «Застой» не только не исчез, но стал еще «застойнее». А в «застое» главное что? В «застое» главное — уважать мнение руководства, не высовываться и не давать начальству повода для гнева. Волину чего бояться? Уйдет отсюда, устроится еще где-нибудь. Следователи сейчас в цене. Хоть в коммерческих структурах, хоть в государственных. А ему, «Главному», куда податься, случись чего? Ведь до пенсии всего год остался с небольшим.

— Ладно, — наконец буркнул он. — Так уж и быть. Дам тебе людей. Но на десять человек можешь не рассчитывать. Пять. И учти, я делаю это вовсе не из симпатии к тебе, а потому, что наша задача — следить за соблюдением правопорядка в стране. «Бросьте, — подумал Волин. — Вы не на митинге». Но не сказал этого вслух. Пять человек — хорошо. Зная «Главного», он на пятерых и рассчитывал. Своего добился, а большего и не надо. Ссориться Волин не собирался.

— Спасибо.

— Это все? Тогда иди. Я дам команду, чтобы сотрудники подключились. Они к тебе зайдут к… Сейчас сколько? — «Главный» посмотрел на часы. — Половина одиннадцатого. Значит, к одиннадцати и зайдут, — он строго посмотрел на подчиненного. — И учти, Волин, через месяц, кровь из носу, ты мне должен сдать два раскрытых дела. Все, свободен. Волин вышел из кабинета, улыбнулся. Нет, что бы там ни говорила пресса, а в неповоротливой чиновничьей глыбе есть свои плюсы.

— Аркаша? — высунувшись в коридор, позвал дежурный. — Тут тебе какая-то дама звонила.

— Какая дама?

— Не представилась. Скорее всего это была Люська, но… Волин допускал и редкий сюрприз. Случайная свидетельница первого убийства. Хорошо бы.

— А что сказала?

— Сказала, что позже перезвонит.

— Хорошо. Спасибо.

— Да ради бога, — дежурный вновь исчез за стойкой. Волин же пошел в свой кабинет. Предстояло разбить список кандидатов в маньяки на пять частей, по районам, чтобы люди не мотались через всю Москву понапрасну, не теряли зря времени. Проверить алиби трех десятков — уйма времени. А время — это единственное, что сейчас в дефиците.

Боря положил в сумку свой личный «джентльменский набор». Нож, дождевик, резиновые перчатки. Володя стоял посреди комнаты и молча наблюдал за действиями сожителя. Вид у него был несчастный. Он всегда страдал, когда Боря уходил «на работу». Придурок слабохарактерный. Идиот малахольный.

— Что? — поинтересовался Боря с язвительным смешком. — Опять совесть мучает? Выпей аспирин.

— Послушай… Послушай… — на лице Володи отразилось смятение. — Ты не можешь больше так поступать.

— Почему это? — оскалился тот. — Очень даже могу. Еще как. Хочешь поспорить?

— Не хочу, — ответил Володя. — Только сумасшедший спорит на человеческую жизнь. Или чудовище.

— Я знаю, — Боря улыбнулся еще шире. Он поднял сумку, повесил ее на плечо. — Надеюсь, ты будешь послушным мальчиком.

— Я не могу больше, — печально признался Володя. — Мне страшно.

— Когда тебе не было страшно? Ты всегда боишься. Всегда. Ведешь себя, как слюнтяй. На тебя тошно смотреть.

— Ты не должен этого делать, — повторил Володя. — Просто ты не понимаешь…

— Нет, это ты не понимаешь, — Боря почувствовал, как в груди вскипает бешенство. Это было плохо. Он не имел права выходить из себя. — Ты ничего не понимаешь. Тебе не пришлось вытерпеть и сотой доли того, что вытерпел я по вине этой твари. — Он поставил сумку на пол, подошел к собеседнику, заглянул тому в глаза. Володя не выдержал взгляда, отвернулся. — И теперь ты обязан мне помогать. Обязан!

— Я и так помогаю тебе, — промямлил Володя.

— Я вижу. Стоишь тут, распускаешь нюни, как трехлетний сопляк. Не мешай мне. Я делаю то, что делаю. Володя посмотрел на собеседника. Боря с вызовом уставился на него. Он был сильнее и знал это. Никогда еще, ни разу, Володя не мог выдержать ответного взгляда. Характером не вышел. Так случилось и на этот раз. Боря поздравил себя с очередной маленькой победой.

— И никогда больше не заикайся об этом, — медленно и веско проговорил он. — Твое дело молчать и помогать. Помогать и молчать. Этим и занимайся, если не хочешь нажить крупные неприятности.

— Ты хочешь сказать, что… можешь убить меня?

— Вот именно, — солгал Боря. Он-то знал, что никогда не сможет убить Володю. Не потому, что жаль, а просто они слишком сильно привыкли друг к другу. Привязанность, переросшая в нечто большее. Володя стал неотъемлемой частью Бориной жизни. Что-то вроде любимой игрушки, талисмана, вещи, к которой привыкаешь настолько, что не решаешься выбросить, даже когда в ней отпала необходимость. Володя хранил в себе воспоминания. Для Бори он олицетворял собой освобождение. Разрушенный кокон одиночества. В нем было все. Родительская забота. Братская любовь. Безграничная дружба. Даже то, что Володя постоянно ныл, не могло отвратить от него Борю. Напротив. Именно за счет этого нытья Боря самоутверждался. Ощущал себя ПО-НАСТОЯЩЕМУ сильным человеком. Убитые шлюхи в счет не шли. Овцы. Грязь под ногами. Давя таракана, силу не почувствуешь. Только отвращение. Когда же Володя исчезал, Боря маялся, хотя никогда не говорил об этом. Володя был ему необходим.

— Вот именно, — повторил он. — Легко. Помни об этом и старайся не злить меня понапрасну. Просто будь хорошим, послушным мальчиком.

— Я постараюсь, — вздохнул Володя. — Честно, постараюсь.

— Молодец. — Боря прошел к двери, поднял сумку, забросил на плечо. — Надумаешь выйти на улицу, не забудь запереть за собой дверь.

— Хорошо. Конечно, он пойдет на улицу, думал Боря, направляясь в кухню. Володя часто встречал его у подъезда. Но только не сегодня. Сегодня все будет иначе.

— И не торчи больше у дома. Своей страдающей рожей ты привлекаешь слишком много внимания.

— Хорошо. Как скажешь.

— Уже сказал, — отрубил Боря. Он выглянул в окно. Осмотрел проулок, очередь у овощного ларька. Машины перед подъездом. Интересно, подумал Боря. Если бы вчерашний лейтенантик узнал, кто прошел мимо него, как бы он запрыгал? Небось ругал бы себя последними словами. Был шанс прыгнуть в старлеи, а то и в капитаны. Прозевал ты свой шанс, летёха. Боря прошел в прихожую, приоткрыл дверь, послушал глубокую подъездную тишину и выскользнул на площадку. Через несколько минут он уже выходил на улицу. Сегодня придется обойтись без машины. Не стоило слишком часто «мелькать». Иномарки все-таки приметней отечественных авто, а неосмотрительность порождает подозрительность.

Саша вошел в главный операционный зал банка «Кредитный» и остановился, озираясь, отыскивая взглядом Наташу. Девушка сидела за конторкой, на месте Аллы Ладожской. Перед окошком выстроилась небольшая очередь. Саша расплылся в улыбке. Нравилась ему Наташа. За спиной оперативника выросла могучая фигура охранника:

— Добрый день, я могу вам чем-то помочь? Саша повернулся. На лицо охранника набежала тень озабоченности. Несомненно, он еще не успел забыть вчерашнюю встречу.

— Можешь, голубчик, можешь. Управляющий на месте? Мне надо бы с ним пообщаться. Приватно. Охранник озаботился еще больше:

— Здесь управляющий. Пойдемте. Они прошли через зал. По пути Саша поймал заинтересованный взгляд Наташи и приосанился. Для солидности. Кабинет управляющего располагался в дальнем углу зала. Хороший был кабинет, не очень большой, но со вкусом обставленный. Когда охранник открыл дверь, управляющий как раз разговаривал по телефону. Увидев входящего Сашу, он несколько переменился в лице, бормотнул: «Перезвоню позже» — и, повесив трубку, повернулся к посетителю. Спросил с ледяным официозом в голосе:

— Слушаю вас?

— Да вы меня, похоже, не признали, — «изумился» Саша. Он нисколько не смутился холодным приемом. — Вот уж не думал, что у управляющих крупными банками такая короткая память. Я приходил вчера к вам по делу. Неужто запамятовали?

— Я все помню, — отрубил управляющий. Очевидно, за вчерашний день он успел переговорить с руководством и, по совету, не иначе, держался крайне независимо и даже с некоторым снисхождением. — Что вам угодно? У меня мало времени.

— Мне угодно снять показания с вашей сотрудницы.

— С которой конкретно?

— С Наташи Раменской.

— Вот оно что, — управляющий отрицательно покачал головой.

— Даже не думайте. У нас тут не государственная богадельня. Раменская сейчас особенно загружена работой. В связи с отсутствием Ладожской.

— Но ее наверняка можно кем-то подменить? — Саша плюхнулся в кресло, улыбнулся и подмигнул управляющему. — Незаменимых людей в этой стране нет. Кто сказал?

— Мне все равно, кто это сказал, — отрезал тот. — В данный момент меня волнует только нормальное функционирование вверенного мне учреждения. Так что придется вам вызывать Раменскую после работы.

— Вы ошибаетесь, — еще шире улыбнулся Саша. — У меня с собой повестки. В одну я сейчас впишу фамилию Раменской. Во вторую — вашу.

— На каком основании? — насторожился управляющий.

— На том, что вы пытаетесь воспрепятствовать проведению следственных мероприятий. А ведь речь идет об убийстве. Даже об убийствах. Нам будет любопытно узнать, каковы причины такого горячего желания затормозить ход следствия. — Саша раскрыл сумку-«визитку», вытащил несколько чистых бланков. — Я выпишу… Который сейчас час? Десять минут двенадцатого? Хватит вам полчаса на то, чтобы добраться до прокуратуры? Отлично. А поскольку у меня имеется подозрение, что косвенной причиной убийства могли быть финансовые махинации во «вверенном вам учреждении»… Таким образом, я временно, до решения суда, арестовываю банковские счета, прекращаю любые финансовые операции и вызываю бригаду экспертов из ОЭП и налоговой полиции. Пусть проверяют, чем вы тут занимаетесь. Уверяю, не позже завтрашнего утра вы поймете, что незаменимых людей все-таки нет. И вас это касается в первую очередь.

— Я буду жаловаться!

— Как вам будет угодно. Ваше законное право.

— Это произвол, — пробормотал управляющий.

— Разумеется. Еще какой, — согласился Саша и расплылся совсем уж неприлично. — Ну так что? Насчет Раменской?

— Черт с вами, — зло ответил управляющий. — Надолго вы ее забираете?

— Кто знает, — философски заметил Саша. — Расследование убийства — штука серьезная.

— Ну да. Я так и думал.

— Спасибо за сотрудничество. — Оперативник поднялся из кресла, шагнул к двери, но на пороге обернулся: — Кстати, хочу сразу предупредить. Если вдруг выяснится, что Раменская уволена в связи с нашим сегодняшним разговором, у вас лично будут крупные неприятности. Это я обещаю официально. Можете мне поверить.

— Я верю, — управляющий помрачнел еще больше. — Слушайте, идите, а? Забирайте свою Раменскую и не мешайте работать.

— Уже ушел, — ответил Саша и вышел, наказав по пути охраннику: — Враг не дремлет. Бди. Он прошел в операционный зал, остановился у Наташиного окошка, обратился к очереди:

— Товарищи, я очень сожалею, но вам придется подождать несколько минут, пока не подойдет другая сотрудница. — И, повернувшись к Наташе, добавил: — Вас вызывает управляющий. И верхнюю одежду захватите. Наташа несколько секунд смотрела на него, затем молча поднялась, взяла из стенного шкафа плащ и сумочку. Саша с удовольствием наблюдал за ее точеной фигуркой, лениво отбрыкиваясь от возмущенных клиентов:

— Спокойно, товарищи, спокойно. Всего несколько минут. Приношу вам свои личные извинения за причиненные неудобства. Производственные вопросы. Товарищ, ну я же извинился. Что еще вы от меня хотите? Чтобы я сделал себе харакири? Наташа вышла из-за конторки, остановилась в ожидании. А к окошку уже спешила другая сотрудница.

— Ну? Видите? — взывал Саша, направляясь к выходу. — Все уже улажено. Сейчас вас обслужат. Ничего страшного не случилось.

— Слушайте, вам что, заняться больше нечем? — спросила Наташа, когда они с оперативником вышли на улицу.

— Почему это нечем? Очень даже есть чем, — совершенно не обиделся тот.

— По вашей милости меня могут уволить.

— Не уволят. Я об этом позаботился, — беспечно отмахнулся Саша. Наташа вздохнула:

— У вас, в органах, все сотрудники такие?

— В смысле? Какие это «такие»? Обаятельные? Симпатичные? Мужественные? Выражайтесь конкретнее.

— Наглые, настырные, развязные.

— А-а-а. Нет. Только я один. Остальные скромные, — оскалился Саша.

— Что вам от меня нужно на этот раз? — Наташа посмотрела в сторону банка. — Говорите быстрее, и я пойду. Рабочий день в самом разгаре, а у нас не государственная богадельня.

— Где-то я уже это слышал, — пробормотал Саша. — Знакомые такие интонации.

— В чем дело сегодня? — девушка не была расположена к светской беседе.

— Оговорюсь сразу. Десятью минутами вы не отделаетесь.

— Я так и думала, — Наташа поджала губы. — Слушайте, товарищ из органов, оставьте меня в покое. Так понятнее?

— Ну зачем же грубить? Вам это не идет.

— Что поделать, если вы другого языка не понимаете.

— Наташа, я, между прочим, тоже тут не у тетки на блинах прохлаждаюсь, а выполняю свою работу. Мне поручено снять с вас показания. Официально. И приобщить их к делу. Так что, хочется вам этого или нет, а поговорить со мной придется.

— Официально? — задумчиво повторила девушка.

— Вот именно.

— В таком случае, пришлите мне повестку. С датой, со временем и указанием кабинета. Без повестки ни на какие ваши вопросы я отвечать не намерена. Наташа резко развернулась и зашагала к банку.

— О-одну минуточку, — окликнул ее Саша, суматошно вытаскивая из «визитки» бланк. — Сейчас, сейчас.

— Что такое? — Наташа остановилась, посмотрела на него.

— Черт, ручка замерзла. У вас есть ручка? — Девушка, все еще недоумевая, протянула оперативнику ручку. — Спа-асибо. Который сейчас час-то у нас? Ага. Ну вот, — Саша протянул повестку, — официальная повестка. С датой, со временем. Правда, номер кабинета отсутствует, поскольку у меня в прокуратуре своего кабинета нет. Пока. Но, может быть, появится. А в остальном — официальный документ. Между прочим, откажетесь идти, пришлю за вами наряд. Честно, честно. И нечего тут мне улыбаться, я при исполнении.

— Я вам улыбаюсь? — опешила от такого нахальства девушка. — Да вы с ума сошли.

— Улыбаетесь, улыбаетесь. Я заметил.

— У вас неоправданно завышенное самомнение.

— Да нет, просто я наблюдательный. Наташа взяла повестку, покрутила в руках, поинтересовалась:

— Ну и что мне теперь делать? Ехать в прокуратуру?

— Зачем? Считайте, что прокуратура приехала к вам. — Саша огляделся. — Есть тут какая-нибудь кофейня поблизости? Кофейку хочется горяченького.

— За углом, — кивнула девушка и тут же осведомилась не без язвительности: — Вы прямо в кофейне собираетесь показания снимать?

— А что вас не устраивает? — состроил удивленную гримасу Саша. — Хорошее, спокойное место. Опять же, напитки подают. Не то что у нас в прокуратуре. Так как, пойдем?

— Ну пойдемте, — согласилась со вздохом Наташа. — Только кофе за ваш счет.

— Договорились, — согласился радостно Саша и согнул руку крендельком.

Волин разбил список подозреваемых на пять частей. В каждой — по шесть-семь фамилий. Пятерым сотрудникам, выделенным «Главным» в помощь следственной группе, предстояло установить и проверить алиби этих людей. Правда, на скорый результат рассчитывать не приходилось. Работы минимум на неделю. Хотя кто-то будет «отваливаться» в процессе, значит, и круг подозреваемых медленно, но верно станет сжиматься. Лева позвонил ближе к трем часам дня.

— Аркадий Николаевич, — голос оперативника дрожал от возбуждения. — Я проверил Пашину. В их ПТУ нет отделений, на которых могла бы учиться Ладожская. Никаких бухгалтерских и прочих курсов. Но… Две приличные зацепки. Первая: около полугода назад Пашина пыталась устроиться на работу.

— И что? — Волин пока не видел повода для особой радости.

— В службу «777». Вы знаете, что это такое?

— Понятия не имею.

— Сексуальные услуги по телефону.

— Пашина? В «Секс по телефону»? — Волин не поверил своим ушам. — Да ей семнадцать лет всего. Какой может быть, на фиг, «секс по телефону»? Это же уголовщина чистейшей воды.

— А по существующему законодательству устраиваться на работу разрешено с пятнадцати. А на некоторые виды работ даже с четырнадцати.

— Ну, я надеюсь, сексуальные услуги в эти виды не входят?

— Нет, конечно, — не принял юмора Лева. Он напал на след, и жажда возмездия приняла масштаб стихийного бедствия. — Но Пашина при приеме заявила, что ей восемнадцать, это раз. Второе: служба не оказывает физических сексуальных услуг, стало быть, не попадает под действие уголовного кодекса. Третье: на работу ее все-таки не приняли.

— Почему?

— Потому что семнадцать лет. Конкурс-то она прошла.

— У них там и конкурс еще?

— А как же. Платят-то очень приличные деньги. Побольше, чем вам, раза в три-четыре.

— За это самое дело по телефону?

— Ну да.

— Я, наверное, очень старый, — Волин сделал пометку в ежедневнике. — Ладно. То, что ты мне тут рассказал, это, конечно, замечательно. Ну а дальше-то что?

— Аркадий Николаевич, помните, я сказал, что знаю, где могли встречаться Ладожская и Пашина?

— Помню, Лева, помню. Но Ладожская, к твоему сведению, работала не жрицей любви в службе сексуальных услуг, а клерком в банке.

— Да. Это я помню. Но мне бросилось в глаза, что Ладожская очень уж дорого одета. «Версаче», «Рабанн». Настоящие фирменные шмотки, даже не коллекционные, знаете сколько стоят? Не по клерковским доходам. Любовников, судя по словам свидетельницы, она не держала. Откуда тогда деньги? Вот я и решил, а не подрабатывали ли обе девушки в качестве «ночных бабочек»? Кстати, напарницы у проституток — тоже проститутки, а вовсе не клерки и не пэтэушницы. И «соседство» двух потерпевших было бы вполне оправданно. Я расспросил ребят во дворе, но они в один голос уверили меня, что Пашина никогда проституцией не занималась. Тогда я подумал, что общим местом встречи мог быть банк, но оказалось, что Пашина и близко к банкам не подходила. Работа уборщицы ее не устраивала, а в остальном ей там было нечего делать. А когда выяснилось про «777», меня как током ударило: а что, если Ладожская работала в этой службе, прежде чем устроиться в банк? Или пыталась получить работу?

— Как-то мне в это не очень верится, Лева, — с искренним сомнением сказал Волин. — Не похожа Ладожская на проститутку, пусть и телефонную.

— Проституция и секс по телефону — разные вещи, Аркадий Николаевич. «777» ближе к театру, чем к панели. В любом случае, единственной точкой пересечения между Пашиной и Ладожской могла быть только работа. В остальном же эти девушки не имеют ничего общего. Абсолютно.

— Погоди, погоди, Лева, — Волин потер лоб. — Не гони лошадей. Во-первых, еще не известно, работала ли Ладожская в «777». Во-вторых, даже если убийца увидел Пашину и Ладожскую именно там, он не мог не понимать, что рано или поздно нам станет известно и об этой службе, и о том, что девушки туда обращались. По-твоему, он настолько глуп, что сам сует голову в петлю?

— В том-то и дело, что Пашина не работала в «777»! — воскликнул Лева. — И о попытке поступить на работу подруга Пашиной вспомнила совершенно случайно. Очевидно, убийца рассчитывал на то, что мы растеряемся! Две девушки, олицетворяющие полную противоположность друг другу! Я ведь до «работы» тоже не сразу додумался. Сначала-то решил, что он их случайно подбирает. Где-нибудь на улице. Волин потер лоб.

— Ты вот что, Лева. Поезжай-ка в эту самую службу, проверь их бухгалтерию. Поинтересуйся фамилиями и адресами сотрудников. В первую очередь нас интересуют мужчины. И обязательно запиши должности. Заодно насчет Ладожской выясни.

— Хорошо, Аркадий Николаевич. Когда Лева хватал удачу за хвост, он готов был бежать хоть на край света. Волин благодарил бога за то, что в органах еще остались энтузиасты. Не много, но есть.

— Постой, Лева. А что со второй зацепкой?

— Со второй? Аркадий Николаевич, не думаю, что стоит уделять этому слишком много внимания.

— Лева, выкладывай. Лева помолчал секунду и выложил:

— Год назад родители возили Пашину в институт стоматологии исправлять прикус.

— Та-ак, — Волин почувствовал, что голова у него идет кругом.

— Но, Аркадий Николаевич, это «пожарная» версия.

— Я понимаю, что «пожарная». «Хотя… Понимаю ли?» — подумал он. Версия с институтом казалась ему более подходящей, чем «Секс по телефону». Во всей этой истории с «777» была куча натяжек. А вот с институтом подобных натяжек не просматривалось. Во всяком случае, навскидку.

— Так как, Аркадий Николаевич? С «777»? Мне ехать туда? Или…

— Поезжай, — ответил Волин, роясь в бумагах. — Поезжай. А в институт я Сашу отправлю.

— Хорошо. В трубке запищали короткие гудки. Волин выудил список владельцев машин из-под кипы бумаг. Как звали того врача? Ну, того… стоматолога, спеца по пародонтозу. Черт, эклер подкрался незаметно. Стареем, брат, стареем. Владимир… Или не Владимир? Фамилия — Баев, а звать… То ли Владимир Андреевич, то ли Владислав Антонович. Волин вел пальцем по строкам, отыскивая нужную фамилию. Агеев… Астахов… Базин… Вот! Баев Владимир Андреевич!!! Темно-синий «Форд», выпуск 1983 года. Развалюшка, конечно, но при надлежащем уходе… А счет? Есть ли у него счет и кредитная карта? Волин придвинул второй список. Баев Владимир Андреевич. Семьдесят пять тысяч долларов! Ого! Богато нынче стоматологи живут. А пессимисты говорят, мол, нищает народ. В счета банковские загляните! Семьдесят пять тысяч! С ума сойти. Ему, Волину, столько за всю жизнь не заработать. Надо послать Сашу, пусть проверит алиби врача! Как следует проверит, пробойно. Взгляд на часы. Ничего себе! Начало пятого. Волин чертыхнулся в уме на излишнее обаяние Саши. Конечно, иногда оно позволяло Смирнитскому выуживать прямо-таки феноменальные показания, но времени на это уходило — пропасть. Другой бы давно уже позвонил, Саша же, наверное, болтает со своей свидетельницей. А Волина пекло уже. Пекло. Не то что перекусить спокойненько — усидеть на одном месте не мог. Вскочил, прошелся по крохотному кабинету из конца в конец. Взмолился мысленно, глядя на телефон: «Зазвони!» Телефон безмолвствовал, словно пушкинская толпа. «Да зазвони же ты, черт тебя дери!» Видать, бог в это время спал, поскольку «кнопочное чудо двадцатого века», производства японской фирмы «Панасоник», закурлыкало вдруг горлово, на манер японских же журавлей. Волин кошачьим прыжком оказался у стола, рванул трубку, гаркнул:

— Саша? Саша, это ты? Ничего не слышно, Саша! Перезвони! Волин отчаянно задул в трубку, словно надеясь этим своим дуновением «пробить» отечественные телефонные линии. Надул. Трубка помолчала секунду, а затем выдавила голосом Люськи:

— Волин, что происходит? Волинское внушение сработало на всю катушку, только слегка не в том направлении. Вот уж кого он хотел сейчас слышать меньше всего, так это жену. И потому угас сразу, как огонь без кислорода.

— В смысле?

— Почему ты не пришел домой? — спросила жена и тут же сама ответила: — Волин, у тебя что… появилась другая женщина, да? Ты скажи, Волин, я все пойму. Появилась. Как будто женщины из воздуха материализуются. Тоже мне, святой дух. Появилась. И ведь категорично как. Она все поймет. Нет, другую женщину-то Люська поймет, в этом Волин не сомневался. А вот как насчет остального?

— С чего это ты взяла?

— А… тогда почему ты не пришел, Волин? Она думала, что у них до сих пор все в порядке. В плане семейных отношений. Какие, в задницу, отношения? Ничего нет. Развалины. Руины. Пепелище. Семья называется. Домик погорельца. Волин представил себе, как они сидят на кухне: Катька с Люськой, Люська с валокордином и телефонной трубкой. Вздохнул. Не любил он «душевных» разговоров. Терпеть не мог.

— Слушай, давай не будем, а? — не без труда произнес Волин. — Катька дома сейчас?

— Да. Она даже в школу не пошла. Мы всю ночь глаз не сомкнули, думали, случилось чего. Думали, ты под машину попал. Или убили тебя где-нибудь. Вообще-то это называется: надеялись на благоприятный исход.

— Рядом сидит?

— Кто?

— Да Катька же. Рядом?

— Да. Здесь. Ну, ясно. Пока Катька дома, разговора и вовсе не выйдет. Выйдет: «Ах, какой плохой у нас папа. У-тю-тю-тю-тю».

— Давай потом поговорим.

— Волин, ты что, нас бросил? Извечно корректный женский вопрос. Почему «нас», а не «меня»? Как же любят они ткнуть под дых. И побольнее. «Нас». Да таким тоном, чтобы понял, сволочь: бросил одну, с младенцем новорожденным на руках! Теперь с голоду помрем! Загнемся. Все из-за тебя, зараза. Пусть проймет его, до печенок, до колик в кишках. Удавись, гад, фашист проклятущий. И от кого же мы это слышим? Катьке семнадцать. Как убитой Пашиной, услужливо подсказала память. Люська молодая, здоровая. Специальность в руках — дизайнер. Зарабатывает раз в десять больше Волина. Ей же легче. Лишний рот с воза упал. Счастливая жизнь начнется, без мужа-тирана. Одно плохо: о чем с подругами теперь говорить?

— Люсь, я тебя очень прошу. Не будем, ладно? Потом поговорим. С глазу на глаз.

— Нет, ты ответь, Волин. Бросил? Давай. Я выдержу. Лучше горькая правда, чем все остальное. Ох, мужики, не дай вам бог в такой момент резануть эту самую горькую правду-матку. Вовек потом не утретесь. Хотя… Если никогда не слышали боевого клича воинствующих монахов, можете попробовать. Волин пробовать не стал.

— Позже поговорим. Я на работе и жду важного звонка. Все, пока. Волин бросил трубку — что, естественно, будет расценено как слабость и трусость — и не без облегчения перевел дух. Опустился в кресло, словно высосали из него все силы. Закурил, отметив, что пальцы все-таки слегка подрагивают. Телефон затрезвонил снова. Настырно, с вызовом. Волин снял трубку.

— Аркадий Николаевич Волин? — возник в пустоте незнакомый мужской голос.

— Слушаю.

— Аркадий Николаевич, вас беспокоят из следственного управления Московского уголовного розыска.

— Слушаю вас, — в груди у Волина что-то оборвалось. Вот и все, подумал он. Ребята из горпрокуратуры оказались куда более поворотливыми, чем ожидалось. Наверняка этот парень из сводной группы. Откуда ж еще?

— Моя фамилия Пилюгин. Капитан Пилюгин.

— Как, простите? Я не расслышал. Волин почувствовал, как по спине у него, от шеи к пояснице, прокатилась капля пота. Он принялся разгребать бумаги на столе. Где этот чертов список? Здесь ведь только что был… Где?! Твою… Вот он.

— Пи-лю-гин, — произнес по слогам незнакомец. Волин тем временем отыскал нужную строчку. «СУ МВД. Капитан Пилюгин, Виктор Павлович». Эту фамилию продиктовал ему сержант Сережа. Капитан Пилюгин Вэ Пэ вчера одним из первых прибыл на место убийства соседки Веры и ее пропитанного алкоголем сожителя. Вот так так? Подобные совпадения из области невероятного.

— Аркадий Николаевич, вы меня слушаете?

— Да-да, — ответил Волин, суматошно пытаясь решить в уме, что могло понадобиться от него этому «левому» сыскарю. Только пусть не уверяет, будто позвонил потрепаться о погоде. — Внимательно слушаю.

— Аркадий Николаевич, я вас, собственно, беспокою по делу.

— Конечно. А как же иначе?

— Аркадий Николаевич, насколько нам стало известно, именно вы ведете дело об убийстве Аллы Викентиевны Ладожской.

— Совершенно верно, — Волин навострил уши.

— Надеюсь, вы понимаете, что теперь, после второго убийства, дело будет передано в сводную следственную группу, подконтрольную горпрокуратуре и МВД.

— Разумеется.

— Предполагается, что я и еще несколько сотрудников нашего отдела войдут в данную группу. Нам бы не хотелось терять времени попусту. Сами понимаете, пока приказ будет официально подписан, пока он перекочует из ведомства в ведомство, пройдет немало времени, а убийца, конечно, не станет дремать. Полагаю также, что и вам выгодно скорее передать дело нам. Как говорится, с плеч долой, из сердца вон, — Пилюгин деланно засмеялся. — Так вот. Я хотел бы подъехать, ознакомиться с материалами. Пока, как говорится, в неофициальном порядке, но с прицелом на ближайшее будущее. Со своей стороны могу обещать вам всестороннюю помощь на данном этапе расследования. Надеюсь, вы не станете возражать?

— Нет, конечно, — ответил Волин, внезапно почувствовав глубинное бескрайнее спокойствие. — Но только после того, как вы ответите на один вопрос.

— Если он не входит в тайну следствия, — Пилюгин снова засмеялся.

— Откуда вам известно, что убитую девушку звали Алла Викентиевна Ладожская?

— Ну… — Пилюгин засмеялся еще искусственней, чем прежде. Он вообще был похож на оживший манекен. — Аркадий Николаевич, я не ожидал, что вы станете задавать подобные вопросы.

— А я стал, — Волин подобрался, словно перед дракой.

— Аркадий Николаевич, это некорректно.

— Вы будете отвечать или можно повесить трубку?

— Ну, если вы настаиваете…

— Настаиваю.

— Аркадий Николаевич, надеюсь, вы понимаете, у каждого свои источники информации. Иногда это неприятно осознавать, но… Наш начальник созвонился с вашим начальником. Дальше можно не объяснять?

— Да нет, Виктор Павлович, объяснять придется. Мой, как вы выразились, начальник не знал имени-фамилии убитой. Их вообще никто не знал, кроме меня и двоих сотрудников, работающих в группе. Данные Аллы Викентиевны Ладожской пока даже не приобщены к делу. Попробуйте-ка еще раз ткнуть пальцем в небо. Может быть, что-нибудь и получится. Пилюгин было хмыкнул, но осекся, сообразив внезапно, что собеседник назвал его по имени-отчеству, которых он не называл.

— Я вижу, мы с вами не нашли общего языка, — сухо сказал Пилюгин. — Очень жаль.

— А мне, представьте, ни капельки. Было бы куда хуже, если бы я нашел с вами общий язык.

— Ну что же, всего доброго, — по степени сухости голос Пилюгина можно было сравнить с каракумским песком. Да и то, сравнение оказалось бы не в пользу последнего.

— И вам, дорогой мой. И вам. Эти «сыскари» интересовали Волина все больше и больше. Он уже не сомневался, что троица каким-то образом привязана к данному делу. Ни с того ни с сего подобное любопытство не просыпается. Вопрос номер один: кто они? Вопрос номер два: откуда им известна фамилия Ладожской? Кто поставляет им информацию? В Саше и Леве Волин был уверен, как в себе. Лева вообще не горел желанием сдавать дело. Он жаждал вцепиться психопату в горло собственными руками. На этапе «зависа» «петровцы» не получили бы от него ни единой крупицы информации. Потом — да, выложил бы все, что знает и о чем догадывается. Но не сейчас. Смирнитский, конечно, не особенно рад «ишачить на дядю», но, раз уж приходится, делать это будет добросовестно. На все сто. Так что тут сыскарям тоже обломилось бы. Откуда же тогда у них сведения? Свидетель? Свидетель позвонил бы Волину. Номера телефонов-то в газете прокуратурские. Что же остается? А остается некто, знавший Ладожскую, почему-то не желающий «светиться» перед официальными властями. Звонок Пилюгина официальным уж точно никак нельзя назвать. Даже с большой натяжкой. Чем дальше, тем интереснее и интереснее. Вопрос номер три: как связано вчерашнее убийство двух алкоголиков спально-районного масштаба с маньяком-убийцей? И связано ли вообще? На кой ляд ему понадобилось убивать Веру и ее сожителя? Какую опасность могли представлять для него алкаши? Допустим, Вера его знала. Откуда? Крутой мужик, выпивающий на «блатхате» вместе с пропитыми синюшными ханыгами? В понимании Волина это как-то плохо увязывалось со сложившимся уже образом убийцы. Не стал бы этот парень пить с кем ни попадя. Не тот калибр. Почему же убил? Хотя, может быть, это и не он вовсе. Но тогда зачем приезжали сыскари? Спутали «почерк»? Какой там «почерк»? Несчастный случай, чистейшей воды. Бытовое отравление. При чем тут маньяк? У Волина голова пошла кругом от всей этой канители. Никак не желали «увязываться» многочисленные «хвосты». Ладно, подумал он. Подождем. Послушаем, что выяснит Соев.

Бухгалтерия службы «777» располагалась в небольшой комнатке. Четыре стола, стоящих почти вплотную друг к другу, стеллажи, заваленные папками, на корешках которых значилось: «Договоры», «Счета», «Баланс» и еще два десятка бирок, малопонятных простому смертному. Стопки справочников, касающихся законодательства и налогообложения. За столами чинно восседали три дамы, на лицах которых давно осела «бумажная пыль», и круглолицый очкарик лет двадцати пяти. Парень явно скучал, грыз ручку, смотрел в окно. Дамы самозабвенно гоняли чаи. Очевидно, Леве посчастливилось попасть в обеденный перерыв. Директор «777», румяный, пышущий здоровьем и оптимизмом толстяк, Сергей Сергеевич Каляев, обвел кабинет рукой.

— Вот. Это и есть наша бухгалтерия. Сказал так, словно хвастал: «А это наши угодья. Пшеничка нынче уродилася — загляденье».

— Я понял, — спокойно ответил Лева и добавил, обращаясь ко всем присутствующим: — Здравствуйте. Дамы механически повернули головы на звук. Напоминали они древних черепах, которым между шейными позвонками насыпали канифоль. Неживые какие-то были дамы. Странные. Парень прекратил глодать ручку, сонно посмотрел на Леву, кивнул:

— Добрый день. Следом за ним кивнули и дамы. Дружно, в унисон. Странно, но нафталин из причесок не посыпался и позвонки не заскрипели.

— Товарищ, можно сказать, из органов, — вещал в это время Каляев. — Ему необходимо что-то уточнить. Для дела. Попрошу оказать всяческую помощь. И улыбнулся персонально Леве, словно бы спрашивая: «Хорошо? Больше ничего не нужно? Стоит вам мигнуть — и сразу все будет».

— Только не «можно сказать», а из органов, — поправил Лева. На лицах бухгалтерских барышень зацвели квелые улыбки. Атрофия лицевых мышц — побочный эффект долгой канцелярской работы. Отучаются люди полноценно улыбаться. Ничего с этим не поделаешь. «Ручкогрыз» тоже уставился на визитера. Без симпатии, впрочем. Просто как на средство скоротать безумно нудный рабочий день.

— Значит, вы тут работайте. Девушки вам помогут, — урчал по-кошачьи Каляев. — А если что, сразу ко мне. «Без обиняков, запросто, — добавил про себя Лева. — Так и скажите: мол, к Иван Алексанычу Хлестакову-с». Директор колобком проскочил в приоткрытую дверь. И от бабушки, значит, ушел, и от дедушки, как ни странно, тоже ушел. «Девушки» мгновенно приняли охотничью стойку, уставились преданно на «ах, какого жениха». А Лева, оглядевшись, спросил:

— Простите, где я могу присесть?

Лишние минуты ожидания копились, словно металлолом, истлевая ржавчиной раздражения. Боря злился, поглядывал на часы. Очередная жертва опаздывала уже на десять минут. Маленькая женская слабость, порождающая большие проблемы. План Бори, рассчитанный до минут, давал сбой. Подобное случалось и раньше, и каждый раз он испытывал жгучее желание беспочвенного убийства. Его абсолютно не волновало, что, в конечном итоге, жертва опаздывала на собственную смерть. Разве это имело значение? Ему хотелось достать из сумки нож и, вымещая душную злобу, перерезать горло первой же встречной девице. Ведь по сути все они олицетворяли одну и ту же женщину. Прошлое, которого Боря боялся до умопомрачения. Пятнадцать минут. А если она вообще не придет? Тогда все повалится в тартарары. Боря тихо выругался. В площадной ругани прозвучал такой пыл, такая безграничная ненависть, что случайно оказавшаяся рядом пожилая дама рубенсовской комплекции испуганно шарахнулась в сторону и посмотрела на Борю. В глазах ее застыл сплав презрения и испуга.

— Молодой человек…

— Пошла вон, — отреагировал он, чувствуя, как ярость раскаленным шипом вонзается в мозг. Женщина быстро пошла прочь, бормоча что-то себе под нос, а Боря мысленно поблагодарил судьбу. Еще секунда — и он окончательно потерял бы над собой контроль. А уж тогда… Жертва — кругленькая, веселая, светящаяся изнутри девушка в тонких изящных очках — появилась в дверях метро «Новослободская», заметила его и помахала рукой. Он тоже увидел ее, старательно выдавил ответную улыбку.

— Заждался?

— Ничего.

— Ты сегодня без машины, — заметила девушка, беря его под руку. «Очень проницательно», — едко подумал Боря.

— Сломалась. В сервис отогнал. К понедельнику сделают. Она отстранилась, с любопытством посмотрела на спутника.

— Ты расстроен? Это из-за того, что я опоздала, да? У нас троллейбусы плохо ходят. Говорят, авария какая-то на линии.

— Ерунда, — рассеянно отмахнулся он. — Ты сегодня работаешь?

— Нет. У меня отгул. Я специально взяла. — Девушка приподнялась на цыпочки и чмокнула его в щеку. — Ну не дуйся. Женщины должны немного опаздывать.

— Я знаю, — ответил Боря. Они пошли по Селезневской, в сторону сада ЦДРА.

— Куда ты меня ведешь? — поинтересовалась девушка.

— Увидишь. Сюрприз.

— Что-то случилось? — Жертва почувствовала неладное. Это происходило практически каждый раз. Они физически ощущали близость смерти. Совсем как лошади, бараны или собаки. В понимании Бори, это лишний раз доказывало их близость к животным.

— Ничего не случилось. Все в порядке, — ответил он, невольно оглянувшись через плечо. — Все в полном порядке.

— Что-то все-таки случилось, — уверенно заявила девушка.

— Все нормально. Боря вновь ощутил, как обжигающая волна раздражения поднимается из живота, подобно изжоге. Однако он умудрился выжать из собственных губ еще одну улыбку. Квелую, блеклую, как долька засохшего апельсина, но все-таки улыбку. Девушку она встревожила еще больше.

— И все же? Куда мы идем?

— Я хочу тебе кое-что показать.

— А ты не можешь показать здесь?

— Нет. Здесь не могу, — ответил Боря. Они пересекли Суворовскую площадь и, оставив слева звездно-пятиконечный театр, а справа гостиницу, углубились в рыже-коричневый, с серыми проплешинами сад. Золотая листва упрямо липла к мокрому асфальту. По дорожкам прогуливались родители с детьми. В честь субботнего дня народу было довольно много. Но этот момент Боря продумал заранее. Одной рукой он расстегнул «молнию» на сумке, второй указал на деревья:

— Смотри, какая красотища. Девушка удивленно огляделась.

— Ты привел меня сюда, чтобы показать парк?

— Странно, правда?

— Не очень, конечно, — она взглянула на него. — Только…

— Что?

— Ты совершенно не похож на романтика. «И даже больше, чем ты думаешь», — добавил Боря про себя и улыбнулся.

— Здорово, верно?

— Красиво, — согласилась она и еще раз посмотрела вокруг. — Странно, что мы пришли именно сюда.

— Почему? Стоя за спиной жертвы, Боря стянул кожаные перчатки, достал из сумки тонкие резиновые, коротким выверенным движением надел их и нацепил кожаные поверх.

— Мы ездили в этот сад на выпускной вечер. Встречали рассвет, — девушка улыбнулась. — Как будто вчера все было. Мальчишки пили вино прямо из бутылок и курили, — она засмеялась. — Такие важные все были. Школу закончили. Взрослыми стали. Боря украдкой оглянулся. Никто не наблюдает? Родители заняты детьми. Толстяк на лавочке, метрах в пятидесяти, читает газету, ничего не замечая вокруг. Двое парней в широких куртках и свободных штанах неспешно прогуливаются по дорожке. Якобы увлечены беседой, но пиво не пьют, не смеются, то и дело посматривают по сторонам. Милиция, что ли? Боря прищурился. Короткие стрижки, бычьи шеи, спортивные фигуры, даже под объемистыми куртками заметно. Точно, милиция. Он усмехнулся. Интересно. Только пусть не говорят ему, что Петровка здесь всем составом послеобеденный променад совершает. Ничего подобного. Чекистят, сволочи. Прыткий следователь попался, головастый. Не обманул Бориных надежд. По следу прет, как бульдозер. Упорно и мощно. Быстро, однако, сориентировался, надо отдать ему должное. Быстро. Впрочем, может быть, эти двое здесь совсем по другому делу. Мало ли нынче в большом городе преступлений совершается. Завались.

— …Никого не видела, — продолжала тем временем девушка. — Разлетелись все. Быт заел. А какие планы были грандиозные. Каждый год собираемся… Один раз собрались. Да и то не все. Осталась компания — человек пять. Вот так.

— Пойдем-ка, — потянул ее за собой Боря.

— Куда? Она размякла от собственных воспоминаний, как зачерствевшая горбушка на пару.

— Пройдемся. Погуляем.

— А-а-а, пойдем. Они побрели по дорожке в сторону Музея Вооруженных сил. Чем дальше, тем реже становился парк. Сквозь стволы деревьев уже проглядывали бронекорпуса стоящей перед музеем боевой техники. Время от времени Боря посматривал через плечо. Двое бугаев топтались на дорожке, глядя им вслед. Значит, все-таки по его душу, решил он. Ориентировочка, наверное, есть. Странно, что сразу не подошли. Нет, не то чтобы Боря сильно уж боялся проверки. С документами у него все было в порядке. Просто до определенного момента ему не хотелось бы входить в непосредственный контакт с правоохранительными органами. Когда что-то идет вразрез с первоначально намеченным планом, неизбежно возникают сомнения, а сомнения — первый шаг к пропасти. Бугаи отвернулись и зашагали в противоположную сторону. Боря улыбнулся удовлетворенно, затем всмотрелся в блеклый фон парковых деревьев:

— Ух ты… — пробормотал он изумленно.

— Что? — Девушка вглядывалась в черные росчерки голых стволов.

— Смотри-ка. Не дожидаясь очередного вопроса, Боря пошел по рыже-коричневому ковру мокрой листвы в глубину парка. Подальше от пешеходных дорожек, а значит, и от самих пешеходов.

— Что? Девушка оглянулась на мам-пап, а затем нерешительно пошла за кавалером. Выглядела она, как Фома, ступивший следом за Спасителем на зыбкую водную гладь. Боря продолжал уверенно идти вперед. Он даже ни разу не обернулся, поскольку был уверен: жертва, как привязанная, последует за ним. Этим нехитрым приемом Боря пользовался регулярно. Любопытство сгубило кошку. Разве им этого не объясняли? А чем они отличаются от кошек? Пожалуй, только большим любопытством. Девушка послушно шла за Борей, еще не догадываясь, что там, впереди, среди деревьев, точит свою и без того острую косу жуткая старуха в бесформенном черном балахоне.

Саше понадобилось не слишком много времени, чтобы понять: на самом деле о личной жизни Аллы Викентиевны Ладожской Наташе известно очень и очень немногое. Очевидно, Ладожская умела держать на расстоянии не только мужчин, но и подруг. При иллюзии полноценного общения Наташа практически ничего не могла рассказать о внутреннем мире Ладожской. Чем она занималась, оставаясь одна? Каков был круг ее интересов? С кем общалась помимо банковских служащих? Саша не очень верил, что человек способен жить абсолютно оторванно от мира. Особенно когда речь шла о молодой, красивой девушке. Вывод: существовала вторая сторона жизни Аллы Ладожской, о которой она не рассказывала никому. Даже близким приятельницам. На вопросы Наташа отвечала либо слишком размыто, либо вообще отделывалась общими фразами. Саша был склонен связывать это с практицизмом убитой. Чем меньше о тебе знают, тем меньше смогут рассказать, а значит, тем проще создавать придуманный тобой образ. Как работала? Хорошо работала. Можно даже сказать, отлично. Нравилось? Наташе кажется, что нет, хотя поручиться за это, разумеется, нельзя. Алла никогда не жаловалась. Сидела себе, помалкивала. Хотя время от времени складывалось ощущение, что ей безумно скучно. Зато у начальства она всегда была на хорошем счету.

— Так то у начальства, — сказал Саша, подумал и добавил: — Деликатный вопрос: вы не замечали за Аллой каких-нибудь странностей? Может быть, не всегда, а только в последнее время.

— Например? — Наташа покачала в чашке кофейную гущу.

— Еще кофе? — спохватился оперативник.

— Нет, спасибо. Достаточно. — Подтекст читался вполне явственно: «Ваш кофе скоро начнет у меня из ушей выплескиваться».

— Так как насчет странностей? — настаивал Саша.

— Ничего такого, что выходило бы за рамки общепринятых норм.

— В каком смысле? В наше время понятие «общепринятые нормы» становится все более туманным.

— Алла не употребляла наркотиков, практически не пила, разве что рюмку по особым случаям, проституцией не подрабатывала. Вы эти странности имели в виду? Или что-нибудь другое? — Саша вздохнул. Наташа оценила его вздох, усмехнулась. — Да нет, попыток суицида за ней тоже не замечалось. Саша снова вздохнул, еще тяжелее, чем прежде. Наркотики и проституция интересовали его в первую очередь. Проституция как реальная «подкладка» фальшивого существования — дальше в своих фантазиях Саша не пошел, — наркотики как повод к принятию барбитуратов. Точнее, кемитала.

— Ну, ясно, — разочарованно пробормотал он. — Просто ангел, а не девушка. Говорящая кукла. Ладно. — Саша поднялся. — Мне нужно позвонить.

— Допрос окончен? — Наташа взяла сумочку, запахнула пальто. — Я могу идти?

— Почему допрос? — обиделся оперативник. — Не допрос, а снятие свидетельских показаний.

— Называйте как угодно, — мило улыбнулась девушка. — Суть от этого вряд ли изменится.

— Не уходите, — безапелляционно скомандовал Саша.

— Почему?

— Я вас провожу.

— Спасибо, думаю, сама доберусь. Здесь не так уж далеко.

— И все-таки. Наташа пожала плечами:

— Как хотите. Она вновь опустилась на стул, а оперативник направился к стойке. Телефон обнаружился у бармена, чему Саша очень обрадовался. Не сильно-то грело его шарахаться по всем районным закоулкам в поисках исправного таксофона. Бармен поставил аппарат на стойку и деликатно отошел в сторону. Оперативник набрал номер прокуратуры. К этому моменту Волин уже совсем отчаялся дождаться звонка, и посему разговор носил исключительно конструктивный характер с легким уклоном в генеалогию. В основном по материнской линии. Закончив плодотворную беседу, Саша вернулся к столику, присел и озадаченно поскреб в затылке.

— Что-нибудь случилось? — вежливо поинтересовалась Наташа.

— А? — оперативник вник в смысл вопроса, с деланной беспечностью махнул рукой. — Пустяки. Ерунда. «Цэу» от начальства поступило. — Он расплатился с официанткой за кофе, принялся сосредоточенно застегивать пальто, спросил между делом: — Кстати, вы знаете, что Ладожская посещала институт стоматологии?

— Знаю, — кивнула девушка и после короткой паузы добавила: — Мы вместе туда ходили.

— Как? — Саша приоткрыл от изумления рот. — Как вместе?

— Ну, вместе, понимаете? — Наташа улыбнулась натянуто. — Как вам объяснить, чтобы попроще. Вместе, это когда не один, а с кем-нибудь. За компанию, например. Вдвоем, одним словом.

— Слушайте, прекратите строить из меня дурака, — возмутился оперативник. — Что вы, в самом-то деле! Мы, между прочим, о вашей подруге сейчас разговариваем. Убитой, кстати.

— Не может быть! — удивленно воскликнула Наташа, но тон ее тут же сменился на серьезный и злой. — Я, к вашему сведению, давно уже это поняла. И, кстати, не я строю из вас дурака, а вы сами. Ведете себя, как… гусар в доме терпимости. Саша несколько секунд смотрел на нее, затем хмыкнул:

— Ладно. Извиняюсь. Значит, вы посещали институт стоматологии вместе с Ладожской, так?

— Именно.

— В один день?

— Да. В этом смысле Алла была жуткой трусихой. Зубных врачей боялась до обмороков. Все время кого-нибудь уговаривала с ней сходить. В первый раз я поехала, но потом ей пришлось кататься самой.

— Часто?

— Что?

— Ездила часто?

— Не помню точно. Несколько раз. Может быть, два или три.

— И все к одному врачу, верно?

— Вы удивительно проницательны.

— В общем, так. Сейчас вы не пойдете ни на какую работу, а отправитесь домой, запретесь и не будете никому открывать. Никому. С вашим начальством я все утрясу.

— Совсем никому не открывать? Наташа говорила с прежними, слегка насмешливыми интонациями, но в глазах у нее внезапно проявилась тревога.

— Совсем. Только мне и никому больше.

— А, значит, вам я могу открыть. Ну, слава Богу. А то бы, наверное, умерла с голоду.

— Наташа, — очень четко, раздельно произнес оперативник. — Я хочу, чтобы вы уяснили, как «Отче наш». Возможно, вам грозит большая опасность. Девушка несколько секунд смотрела на него, словно решая в уме, насколько серьезны слова собеседника. Наконец кивнула, ответила уже без тени иронии:

— Хорошо. Я не стану открывать дверь.

— Кто бы ни пришел и что бы ни говорил.

— Хорошо.

— Отлично. Значит, сейчас я отвезу вас домой, а ближе к вечеру заеду узнать, как дела. Или позвоню. Все зависит от результатов.

— Хорошо.

— Ну и чудненько, — сказал Саша неоправданно живо, переводя дух. — Кстати, мне нужен номер вашего домашнего телефона.

— Зачем?

— Мало ли что может произойти. Возможно, мне понадобится срочно связаться с вами.

— Хорошо, — Наташа продиктовала номер, спросила: — Это действительно настолько серьезно?

— Возможно, даже серьезнее, чем мне кажется, — ответил Саша.

Волин помял подбородок и огляделся. В стороне от остальной группы скучающе жались двое патрульных. Здоровенные лбы, каждый из которых, наверное, мог свалить быка одним ударом, стояли, словно нашкодившие мальчишки. Рядом с суровым видом возвышался капитан с Петровки, поглядывал многообещающе на своих подопечных. Росточком небольшой, но неимоверно широкий в плечах, он был похож на бульдога. Место происшествия давно оцепил отделенческий наряд. Над телом колдовали эксперты. Молодцеватого вида участковый снимал показания с единственного свидетеля — седоголового, практически беззубого старичка затрапезного вида: грязные брюки, грязные резиновые сапоги, плащ с надорванным воротником. Старик опирался на железную палку, между ног у него стояла сумка, битком набитая пустыми бутылками. Волин подошел ближе. Старик заметил «большого начальника» и специально заговорил погромче, чтобы тот слышал:

— …Вот и подумал, может, они пивка решили выпить? Культурно, стал быть, отдохнуть на природе. Вроде пикника. Только мы людям мешать никогда не станем. Мы ж не то что шаромыги какие. Понятие, стал быть, имеем. Над душой-то стоять да в рот человеку заглядывать, это ж разве дело? Не-ет, у нас все культурно, взаимно, как говорится, вежливо, по-людски. Так и решили, стал быть, пока пройтиться, посмотреть, может, кто где еще отдыхает. — Старик почему-то старательно говорил о себе в третьем лице и во множественном числе, чем, конечно, слегка раздражал. — Вернулись-то полчасика спустя, ан тут вон какое дело, — он повернулся и указал на торчащие из голых кустов женские ноги. Участковый посмотрел на Волина, ожидая вопроса, но тот только кивнул: «Продолжайте». Лейтенант сразу приосанился, посерьезнел, напустил значительности, спросил веско:

— То есть вы видели убийцу. Я правильно понимаю?

— Не-е-ет, этого нехристя мы не видели. — Старик прищурился и покачал темным узловатым пальцем перед самым носом лейтенанта. — Кавалера ейного видели, точно. А кто уж убивец, так это, стал быть, вам виднее. Коли вы милиция. Власть, стал быть.

— Как выглядел этот кавалер?

— Как выглядел? — Старик задумался, задрал вверх щетинистый подбородок, посмотрел голубыми подслеповатыми глазами в небо. — Так ведь он спиной стоял, мы, стал быть, лица-то не рассмотрели.

— Фигуру рассмотрели? Как одет, рассмотрели? Рост рассмотрели? — сатанел потихоньку участковый.

— А как же? Это мы в лучшем виде, — выкатывал дымчатые глаза «державный» старик. — Значит… Росточком он примерно с вас будет, — вежливый кивок в сторону Волина. — В руке, стал быть, сумка такая. Курточка темная, брюки… эти… Дажинц.

— Джинсы, — поправил лейтенант, быстро записывая.

— Может, и так, — согласился со степенной важностью свидетель, вдруг разом осознав собственную бесценность. — На ногах белые такие кеды.

— Кеды? — удивленно переспросил участковый. — Может, кроссовки?

— Верно говоришь, батюшка. Разве ж тут все упомнишь, када такое вот, — снова полуоборот к трупу, — повидать доведется-то. Кому хошь память отшибет.

— Телосложение не заметили?

— Сложение-то? Нормальное. Вон как у вас, — снова взгляд на Волина. — Не хроменький. Чего не было, того не было.

— Волосы какие? Светлые? Темные? Короткие? Длинные?

— Волосы-то?

— Волосы, волосы, — вздохнул лейтенант.

— Так… Их и вовсе не было. Вон ведь какое дело.

— Волос не было?

— Волос, батюшка.

— Он что, лысый? — не понял участковый.

— Может, и так.

— Что значит «может, и так»?!! Раз волос нет, значит, лысый!

— Может, и так, — легко согласился старик. — А только под кепкой мы не приметили.

— На нем кепка, что ли, была надета?

— Так, батюшка. Кепка.

— Твою мать, — процедил сквозь зубы лейтенант. — Точно кепка, а не шапка, скажем?

— Не шапка. Кепку-то мы верно приметили, — обиделся старик.

— Какая кепка? «Аэродром»? Как у грузин? Или типа «пирожка»? Вроде пилотки?

— Нет, такая… с большим козырьком.

— Бейсболка, что ли? Как в кино иностранном?

— Это мы не знаем, батюшка. В кино-то поди уж лет десять не были, а то и поболе. Участковый посмотрел на Волина, развел руками, словно говоря: «Видите, с каким контингентом приходится работать». Волин кивнул. Он уже услышал все, что хотел услышать. Несомненно, это был его подопечный, психопат-убийца. И ведь главное, словно в насмешку, совершил убийство в людном месте и средь бела дня. Народу в парке — как в летнюю жару на пляже. Полным-полно потенциальных свидетелей. Но его это не остановило. Волин прошел мимо парней из оцепления, приблизился к трупу, посмотрел на мертвую девушку. Как и в предыдущем случае, никакого сходства с первыми двумя жертвами. Шатенка, волосы короткие, стрижка «каре», полненькая, хотя и не толстая. Фигуру никак не назовешь идеальной. Рядом, в густой темной луже, лежат очки. Тонкая золотая оправа. Судебно-медицинский эксперт, сидящий на корточках рядом с трупом, повернул голову, посмотрел снизу вверх.

— Ну как? — спросил у него Волин. — Можете сказать что-нибудь определенное?

— Определенное? — Медик поднялся, стянул тонкие резиновые перчатки. — Практически ничего. Разве что… Похоже, он пользуется импортным кухонным ножом для разделки мяса. Такие… знаете, с зазубренным лезвием.

— Почему вы так думаете?

— Характерные повреждения кожного покрова и форма ран. Мне совсем недавно пришлось иметь дело с ножевым ранением. Точно такой же порез. Очень необычный. Пришлось полюбопытствовать. Сомневаюсь, что вам доставит большое удовольствие, но все же посмотрите. — Волин послушно наклонился и вгляделся в черную рану. — Видите? — Честно говоря, ничего Волин не видел. Зато почувствовал тяжелый запах смерти. Свернувшейся крови и разложения. — Ну, видите? — допытывался эксперт.

— Как вам сказать…

— Видите, у задней стенки шеи белое пятнышко? Вот оно. — Медик, не касаясь тела, указал на нужный участок. — Теперь видите?

— Теперь вижу, — честно сказал Волин и с непередаваемым облегчением выпрямился. — И что это?

— Расчленяя труп, убийца полоснул не между позвонками, а по хрящу. Но срез удивительно ровный. Без заусенцев и зазубрин. О чем это говорит?

— И о чем же это говорит? Сейчас Волину было совсем не до загадок. Он усиленно решал другой вопрос: как удержать в желудке три пирожка, съеденных вместо обеда и запитых стаканом кофе.

— О том, что он рассек хрящ одним ударом. Очень острое лезвие, весьма приличная физическая сила и, безусловно, определенный навык.

— Много времени у него ушло на то, чтобы отрезать жертве голову?

— Совсем немного. Не больше тридцати секунд. Волин оглянулся в сторону пешеходных дорожек. С той точки, где лежал труп, их практически не было видно, заслоняли деревья. Психопат выбрал наилучшее место из всех возможных. Лучшее, в смысле малолюдное. Безопасное. Малолюдное место внутри многолюдного места. Где здесь логика? Почему он пришел сюда? Рискуя быть замеченным и пойманным. Психиатр был прав. Для этого сумасшедшего крайне важно место. Настолько важно, что он пошел на безумный риск. Настолько важно, что он плюнул на собственную безопасность. Это не то место, которое указал в своей ориентировке Волин. Оно близко, но не то. Убийца выбирает место преступления, исходя из иной логики. Никакого «хода конем» нет. И совпадение чисто случайно. Тут что-то совсем другое. Что-то, что связывает все три точки: пустынный двор, детский сад и парк. Обстоятельства всех трех убийств складывались в некий непонятный пока «узор». И, чтобы его понять, требовался более глубокий и тщательный анализ. Волин кивнул:

— Когда вы сможете подготовить заключение?

— Постараюсь к завтрашнему утру. Хотя не могу обещать вам этого на сто процентов.

— Речь идет о серийном убийце, — напомнил Волин.

— Я помню, — медик нахмурился. — Но у меня есть определенные обязательства и по отношению к другим потерпевшим. Их дела тоже расследуются, а убийцы ходят на свободе.

— Тем не менее постарайтесь сделать все возможное.

— Разумеется, — отрезал эксперт и отвернулся. Волин не стал ничего объяснять ему. Конечно, медик не был жестокосердным чинушей или идиотом. Идиотов в их службе не держат, что же касается жестокосердия… Жесткий тон еще не подразумевает безразличия к чужой смерти. Хотя количество трупов и накладывает своеобразный отпечаток на поведение человека. Но в данном случае холодность и жесткость — способ психологической защиты. Волин это понимал. Он направился к стоящим в стороне патрульным. Остановился в двух шагах и, глядя себе под ноги, спросил:

— Каков ваш маршрут патрулирования?

— Мы должны были контролировать парк на отрезке улица Дурова — улица Советской Армии, — четко доложил один из патрульных. Капитан уничтожающе «стрельнул» в него взглядом. — Но мы патрулировали, как и оговаривалось на инструктаже, наиболее людные места.

— Вы обратили внимание на эту девушку и ее кавалера?

— Так точно, — кивнул второй. — Но они выглядели вполне мирно. Не ругались, ничего не нарушали. Просто прогуливались. Девушка не проявляла беспокойства.