Сердце химеры

22

Ольга не открывала. Мы стучали, звонили, колотили в дверь ногами. Все было бесполезно. И тогда Вишняков высадил дверь плечом… Сделал так ловко, словно только этим и занимался каждый день.

…Ольгу, без признаков жизни, мы нашли в кухне, на полу. Черные брюки, зеленый свитер (не хватало только синего чулка), темные волосы, почему-то мокрые, в луже воды. Судя по всему, ее отравили. Рядом с ней лежал разбитый и буквально раскрошенный телефон и разбитая чашка. Вишняков позвонил в милицию.

– Лев Григорьевич, она же дышит! – вдруг заорал я, обнаружив признаки дыхания своей соседки. – Послушайте, да что же это такое?! Сначала одну соседку застрелили, теперь другую пытались отравить… не слишком ли высока цена за какую-то там квартиру?

– Кстати, у Полины хорошая квартира? – спросил Вишняков, нервно вышагивая по кухне.

– Звоните в «Скорую»! – заорал я.

– Да, да, я звоню… – Он бросился набирать номер «Скорой».

– Да что с вами, Лев Григорьевич?!

– Нам надо остановить Лену, понимаете? Я займусь этой женщиной, а вы постарайтесь ее найти…

– Вообще-то она остановилась у меня… – проговорил я, отлично помня, что отдал ей комплект ключей. – Другими словами, она может находиться в двух шагах от нас, в моей квартире.

– Вот и идите туда и, если она там, постарайтесь ее задержать. Вы слышите меня, Михаэль?

И я бросился к себе домой. Сначала позвонил. Для приличия. Подумал, вдруг открою дверь своим ключом, а она, моя бывшая свояченица, вышла, к примеру, из ванной комнаты в чем мать родила. С нее станется.

И сразу же услышал:

– Михаэль, это ты?

И голос у нее был при этом такой, можно сказать, родной, спокойный, безмятежный, словно я – ее муж, вернувшийся с работы. Вот такой у нее был голос.

– Да, Лена, – постарался и я ответить как ни в чем не бывало. – Это я.

Она распахнула дверь. Конечно, траурных одежд на ней уже не было. Мой купальный халат. Она просто-таки вжилась в него.

– Эх, вы, мужики, тру́сы несчастные, – протянула она с горькой усмешкой. – Даже на поминки побоялся пойти. Ладно, что было – то прошло. Проходи.

Я поразился. Это она-то мне предлагает пройти в мой же собственный дом?!

– Спасибо, что пригласила. А то бы так и остался стоять на лестнице, – всерьез обиделся я, забыв о наставлениях Вишнякова и о том, что Лена, быть может, убийца.

– Ладно, не обижайся, – она подошла ко мне вплотную и ласково потрепала меня по щеке. – Я потому так сказала, чтобы ты понял, что я относительно одета и что ты можешь проходить. Конечно, это твой дом, и я на него не претендую.

– А на квартиру Полины претендуешь? – вырвалось у меня.

– Михаэль, да что с тобой? Я даже не думала об этом! Полина умерла. Такое горе… А ты о чем думаешь?

– О том, что кому-то была очень даже выгодна ее смерть. – Я знал, что делаю все неправильно, что Лена может и меня пристрелить, зарезать или отравить, но я уже не владел собой. – Скажи, ты была здесь в тот день, когда задержали меня по подозрению в убийстве Лоры?

– Михаэль… По-моему, ты не в себе. Пройди, успокойся, хочешь, я сделаю тебе чай с мятой? Я видела, у тебя много мяты.

Да она откровенно издевалась надо мной. И почему только вместо меня не пошел Вишняков, а я бы остался в квартире Ольги. Я же все могу испортить!!!

– Ты не ответила мне на вопрос: ты была в тот день в городе или нет?

– Я была в Хвалынске, не здесь. С какого перепугу мне быть здесь? Я же там работаю, у меня там вся жизнь…

– Захотела переехать жить в большой город? Занять квартиру своей сестры Полины? А заодно выйти замуж за известного писателя?

– Михаэль… Я тебя не понимаю… Может, мне когда-то и хотелось перебраться сюда, да только я столько всего вложила в свой хвалынский дом, в ту свою жизнь… Да и мужчина любимый у меня там есть… Я же говорила… – Она раскраснелась, и я подумал, что от стыда. – Но ты мне всегда нравился, Михаэль. Это правда. Я когда вижу тебя, просто теряю над собой контроль. Прошу тебя, успокойся и не говори глупостей. Я понимаю, тебе многое пришлось в последнее время пережить, ты малость не в себе. Но я не хотела смерти Полины.

– Ты знала о существовании той проклятой двери, знала?

– Михаэль, ты мне сам вчера ночью рассказал… Я ничего не знала. – Она смотрела на меня, как на внезапно заболевшего ребенка, жалобно, с сочувствием, разве что по голове не гладила.

– Да нет, дорогая, ты все знала… Скажи, а какие у тебя дома чашки?

– Чашки? Разные, а что? Тебе нужны чашки? Господи, да что же это такое? Человек сошел с ума! Михаэль, ты не будешь возражать, если я вызову тебе «Скорую»?

В дверь позвонили. К моему счастью, это был Вишняков.

– Все в порядке… Ее увезли, – сказал он мне шепотом.

Елена нахально разглядывала Вишнякова.

– Кого еще увезли? И вообще, что здесь такое происходит?

– Соседку Михаэля кто-то попытался отравить, а она, представляете, – нервно гоготнул Вишняков, – осталась жива. И будет давать показания.

– Да что с твоими соседками происходит? И что у вас за дом такой? Сначала одну соседку убили, теперь вторую хотят отравить. Михаэль, вот у тебя материала будет для нового романа! Море!!! Или вы шутите, разыгрываете меня?

– Да уж какой там розыгрыш! Она едва жива. Скажите, Лена, вы были знакомы с соседкой Михаэля?

– Нет, конечно. Как я могу знать всех соседей моих родственников…

– Вы сегодня не заходили туда?

– Нет. Мне, знаете ли, было не до этого. Михаэль, скажи своему другу, что вообще-то мы сегодня были на похоронах, потом на поминках. И вообще, что вам от меня надо? Хотя… постойте… Ольга… Это вы про Ольгу меня спрашиваете? Уф… Испугали меня… Ну, да! Конечно, я ее знаю. Просто, когда вы спросили про соседку, я почему-то представила себе толстую тетку. У меня такие ассоциации. А Ольга… Да, я же к ней заходила сегодня, это правда. Но она была в порядке! Мы с ней чаю попили. Да она сама меня позвала! Очень приятная женщина…

– И когда это было?

– Часа два тому назад. Я как раз пришла с поминок. А там, Михаэль, был, между прочим, прекрасный стол. Все так хорошо приготовили. А какая была селедочка… Так вот, после этой селедочки мне ужасно хотелось пить. Я поднимаюсь, смотрю, и она тоже подходит к своей двери, отпирает, а потом и спрашивает: ну что, схоронили жену Михаэля? Мол, такая молодая, так жалко. И Ларису тоже жалко. Ну и пригласила меня к себе…

Вишняков взглянул на меня как-то уж слишком торжественно: мол, ну, что я говорил?

– Лена, вы хотя бы понимаете, что произошло?

– Не совсем… А что?

– Да то, что после вашего чая Ольга чуть не умерла. Ее отравили. Кто-нибудь еще заходил к ней?

– Нет. Мы с ней вдвоем были. Так душевно поговорили…

– Лена, я вынужден вас задержать… – сказал Вишняков сухо, – сидите здесь и никуда не выходите. Сейчас приедет милиция, они разберутся…

– Михаэль… А ты чего молчишь? Меня собираются арестовать, а ты стоишь и смотришь на меня, как баран на новые ворота! Скажи же что-нибудь?

– Все это более чем странно, Лена. Но получается, что ты имеешь самое непосредственное отношение ко всем эти преступлениям. Понимаешь, имеется свидетель, который может подтвердить, что ты была в тот вечер вместе с Полиной, когда она была у меня здесь, готовила курицу…

– Какая еще курица? Михаэль, приди в себя, это же я, Лена! И меня здесь не было… У меня есть алиби… Я была дома в день убийства.

– Это все надо проверять…

А потом произошло то, что и следовало ожидать. Был скандал, она обзывала меня последними словами, бросала мне в лицо самые страшные обвинения, говорила, что я бабник, что буквально помешан на женщинах, и это ясно всем, кто хотя бы один раз прочитал одну мою книгу. Потом прошлась и по моему творчеству, сказала, что я – бездарь, графоман и вообще – гнусная личность и что место мое в тюрьме. Вишняков слушал ее, заткнув уши, то есть не слушал вообще.

Когда же приехала милиция, затем следователь, которого пригласил Лев Григорьевич, считая, что дело об отравлении связано непосредственно с убийствами Лоры и Полины, Лена и вовсе разошлась. Мне пришлось даже выйти из квартиры, чтобы не слышать всех тех оскорблений, которые обрушивались на мою голову. Я только не понимал, при чем здесь я.

Ее увезли на допрос. Я позаботился о том, чтобы квартиру Ольги, после того как в ней поработают эксперты, заперли (ключи я взял себе), и мы с Вишняковым поехали в Хвалынск.

Дом свояченицы я нашел быстро. Кирпичный, оштукатуренный, очень симпатичный большой дом с новыми пластиковыми окнами. Садик и огород в полном порядке. Был вечер, сначала мы сидели просто на террасе, делая вид, что поджидаем Елену, потом же, улучив момент, когда на улице никого не было, а дом, к счастью, находился в таком месте, что он не просматривался со стороны, мы с Вишняковым влезли через открытое окно в туалете внутрь…

То, что нас интересовало, Лев Григорьевич обнаружил довольно быстро на кухне при помощи фонаря.

– Смотрите, Михаэль, вот они, чашки с розовыми розочками… Был сервиз, потом чашки стали биться. Словом, ваша Елена сначала привезла свою чашку к Полине, сделала так, чтобы та оставила на ней свои отпечатки пальцев, а потом подкинула Лоре.

Вишняков положил пару чашек в пакет и сунул в карман своей куртки.

– Думаю, теперь самое время опросить соседей, не видел ли кто, не слышал… Заодно и про любовника спросим.

Сначала мы постучались к соседке Вере. Выяснилось, что она в курсе личной жизни Лены и готова рассказать все, что нас интересует. Для начала, правда, повздыхала по поводу смерти Полины, которую она знала еще девчонкой.

И только чуть позже до нее дошло, что следствие подозревает в убийстве Елену.

– Вот те на те… Ничего себе! И что же вы хотите у меня спросить – не убивала ли она свою сестру? Да на кой ей это нужно-то? Думаете, из-за городской квартиры? Да на что она ей, когда у нее вон какие хоромы, вы же видели сами. Она и ремонт справила… Не обошлось, правда, без помощи Николая Петровича. Кто такой? Это бизнесмен. Хороший мужик, видный. С женой развелся, все ей оставил, вот теперь вил гнездо для Леночки.

– Он дарил ей подарки?

– Не без этого, – с непонятным достоинством, словно речь шла о подарках для нее, а не для Елены, сказала соседка, сорокалетняя симпатичная женщина, от которой пахло почему-то молоком. – И колечки разные дарил, и вещи хорошие, и качели. Вы не видели, какие он ей подарил качели? Ну, вроде диванчика. В саду стоят, под навесом. На них так удобно качаться. Бывало, позовет меня Ленка вечером, мы качаемся с ней, качаемся, курим, пиво пьем. Благодать…

– А что еще существенного он подарил ей, не знаете?

И тут соседка напряглась, лицо ее вытянулось, и она посмотрела на меня, как на предателя. Я не понял причину такой перемены ее настроения.

– Послушайте, я вот телефон в траве нашла, на улице… Я не знала, что это ее. Новый, дорогой, я потом точно такой же в магазине видела – он стоит чуть ли не тысячу долларов… Но я же его нашла! Повторяю – на улице, позади Ленкиного сада. Я видела, что Коля подарил ей точно такой же, но разве ж я могла предположить, что это тот самый? Она же не идиотка какая, чтобы такими вещами разбрасываться. Я видела потом, что она ищет, мечется по дому, по саду… Нечего было бросать его, так я подумала сначала. А потом она прибежала ко мне и сказала, что у нее и домашний телефон не работает, что новый куда-то бесследно исчез, а старый она подарила одной пенсионерке, просто так, от щедрости… Вы поймите, я хотела сказать ей, что я нашла вроде бы похожий телефон, но сначала не сказала, а потом какое-то время прошло, мне уже и неудобно было. Вот такая история. Так вы из-за телефона? Она что, в милицию заявление написала?

– Скажите, Вера… Вы не помните, где была Лена вечером 27 сентября?

– Двадцать седьмого, говорите? Не знаю… У меня по вечерам много работы… У нее дом в саду стоит, не видно даже, горит ли лампа в спальне. Я не видела ее.

– А может, она в город уехала и вам об этом сказала?

– Она никогда никому не докладывается. Живет себе, как хочет.

– А где она работает?

– Да Коле и помогает в его делах… Вроде секретарши… Но он не больно-то заставляет ее работать, она все больше дома сидит. Или же они поедут куда… Летом вот в санаторий ездили, потом на турбазу… Нет, я не могу сказать, была она дома или нет.

– А на следующий день?

– Нет, я ее не видела. Может, она дома сидела, спала… или телевизор смотрела.

– А вот огород… Он у нее в полном порядке…

– Так она же нанимает людей. И редко когда выйдет, порвет сорняки. Она любит только за цветами ухаживать, никого не подпускает. Пустила однажды одну тут. Словом, та мотыгой ей все саженцы и перелопатила. Какие-то дорогие растения сломала, думала, что сорняки.

– Значит, Лена выходит иногда из дома в сад?

– Конечно. А если она заснула на качелях – так ее и не добудишься. Здесь же тихо, свежий воздух, спится крепко. Особенно если всю ночь не спать.

– А в это время можно войти в ее дом?

– Какие странные вопросы вы задаете…

– Так у нее же телефон пропал.

– А… Ну да, можно. Я ей сколько раз говорила – запирайся, если куда-нибудь выходишь, в магазин, к примеру. Но город у нас тихий, спокойный, ничего такого не происходит. Правда, недавно слух пустили, как будто бы женщину у нас одну застрелили. Но потом оказалось, что никого не застрелили, слава богу.

Я откровенно скучал. Смотрел на эту женщину и думал, что не хотел бы быть ее мужем, что от тоски на второй же день сбежал куда подальше. Простая, как вязанка дров. Нашла телефон на дороге, знала, кому он принадлежит (не каждый же день такие телефоны на дороге валяются), но не отдала. Решила, что Лене любовник другой купит, новый… Вот только вопрос: кому понадобилось выбрасывать телефон на дорогу? Кто это мог сделать? В нем и информации-то никакой не было…

– Лев Григорьевич, – сказал я Вишнякову уже после того, как мы вышли от соседки. – Ведь тот, кто взял телефон и выбросил его, преследовал некую цель.

– Да я уж понял. Домашний не работал, мобильный исчез. Лена не могла ни звонить сама, ни получать звонки. Но она могла позвонить и от соседки. А вот ей позвонить никто не мог. Значит, этот неизвестный не хотел, чтобы до нее кто-то дозвонился и что-то ей сообщил! Значит, она что-то не должна была узнать. Так, что ли? – Вишняков выглядел уставшим. – Ладно, Михаэль. Поедем домой. Главное – улики я раздобыл. Еще мы узнали, что 27 сентября Елену здесь никто не видел. Скажите, вот Елена, к примеру, собирается отравить Ольгу. Подсыпает ей что-то в чашку с чаем. Ольга выпивает. Елена оставляет ее там, умирающую, и спокойно уходит, оставляя после себя и чашку и отпечатки пальцев… Зачем ей это? К тому же она довольно-таки спокойно говорит нам об этом.

– Ну и что? Может, это ее тактика. Прикидывается овечкой…

– Но ведь она даже не дождалась, чтобы Ольга умерла. Понимаете, что получается? Она хочет избавиться от свидетеля, который может подтвердить факт ее присутствия в городе, даже в вашем доме, Михаэль, и не дожидается ее смерти. Разве она не понимает таких простых вещей, что, когда Ольга придет в себя, она расскажет, с кем пила чай… Та же самая история произошло и с Лорой, которую она смертельно ранила… Но ведь Лора тоже могла бы остаться живой. Единственная жертва была убита сразу – это Полина. А я вам что говорил? Полина – и есть конечная цель Елены.

Мы вернулись в город, Вишняков отвез чашки на экспертизу, после чего я пригласил его в ресторан поужинать. Мы заказали форель, водку. Лев Григорьевич отказался от сладкого, я же выбрал сырный торт с черносливом.

Ели и пили мы молча. Я думал о том, что хорошо бы вернуться к нормальной жизни, где есть красивые и живые женщины, вкусная еда, мягкая постель. Я мечтал обо всем том, что так любил и был лишен этого из-за какой-то алчной психопатки, убившей два с половиной человека (отравленную Ольгу я почему-то считал за половину). Вероятно, когда она разговаривала со мной по телефону, Лена ее подслушала, напросилась на чай и отравила. Надо же, какая опасная женщина – и пистолет-то при ней был, теперь вот яд. Удивительно, как это она не зарезала меня вчера, когда я отказал ей в любви, в близости? Вот и впускай после этого в дом женщину. Даже бывшую свояченицу.

Вишняков позвонил следователю и с набитым ртом начал задавать вопросы:

– И что она? Молчит? Скандалит? Требует адвоката? Все верно. Я бы на ее месте вел себя точно так же. А что там с потерпевшей? Откачали? Ну, и слава богу. Подождем результатов экспертизы. Но я уверен, что чашка – из этого же сервиза.

Мне предстояло возвращаться к себе домой, но кто бы знал, как не хотелось мне снова видеть эти стены, которые напоминали мне теперь не только о Лоре и Полине, но и о Лене. И что ей не жилось спокойно в большом хвалынском доме вместе со своим богатым любовником?

– Странно все это, странно… – несколько раз повторил я, уминая форель и поглядывая на принесенный десерт.

– Что странно?

– Да все!

– Убийства – вообще все странные. А убийцы – еще страннее. Я до сих пор не могу себе объяснить, каким же должен быть человек, чтобы позволить себе лишить другого жизни. Это самое страшное из преступлений, существующих на земле… А здесь – два убийства и еще одна попытка убийства. Да уж, вот удивится ее любовник, когда узнает, на ком собирался жениться.

После ужина мы тепло распрощались, я снова задал вопрос Вишнякову о гонораре, на что он снова мягко ответил мне, что пока не готовы результаты экспертизы и что его уверенности в том, что убийца – Елена, еще недостаточно. Привел в пример его заблуждение относительно Полины…

– Вы еще скажите, что всех трех, вернее, двух убила Глафира… Подружка Лоры…

– А что, у нее был мотив?