Сердце потерянное в горах (СИ)

Глава 10

Макс

Я подъезжаю к Северной башне, опаздывая на два часа. Чувствую себя Золушкой, спешащей на бал. Наверное, если бы у нее тогда был мобильник, она бы выключила его к чертовой матери, чтобы фея-крестная не мешала ей веселиться.

Эти мысли вызывают у меня громкий смех.

Я впиваюсь в горлышко, отхлебывая почти половину и выхожу из беспилотника. Вокруг всё кружится. Наркотик сделал за меня выбор. Мне даже не пришлось думать. Как только фиолетовая таблетка попала в кровь, я больше не хочу, как прежде. С каждым шагом, моё тело приобретает небывалую легкость.

На мне щит, через который не проникает никаких эмоций. Невидимый плащ.

Я не думаю о своей сестре. Не думаю о матери. Я вообще ни о чем не думаю. Я это только я.

Снаружи всё тот же Макс. Аристократ. Считающий себя венцом творения, запакованный в смокинг и отданный в подарок дочке сенатора. У меня даже бабочка на шее вместо огромного банта.

Огни над крышей выхватывают огромные тени, снующих один за другим беспилотников. Конечно, совершенные не могут пропустить вечер, где можно блеснуть своими вечерними нарядами и бриллиантами. Показать свои начищенные до блеска задницы перед фотокамерами.

Я улыбаюсь, разглядывая бело-синюю толпу, похожих на стаю касаток, медленно продвигающуюся к парадному входу. Красная ковровая дорожка поблескивает в полумраке, напоминая лужу крови.

— А вот и он! — громко вскрикивает молоденькая корреспондентка с высоко зачесанными наверх темными волосами, — Тот, кого мы ждали весь вечер, — она начинает тыкать в меня микрофоном и мне приходится остановиться.

— Общество требует от вас каких-то комментариев, — она широко улыбается, показывая всем здоровье своих десен, — Мы все ждём, — многозначительно говорит девушка, ожидая услышать какую-нибудь сенсацию.

Что ж, я могу это устроить.

— А может быть обществу пойти на хрен? — я наклоняюсь к ней, почти касаясь губами микрофона.

Я выпрямляюсь и нахально улыбаюсь в камеры. Все удивленно переглядываются между собой, учуяв что-то интересное.

— Ты… — запинается она, наверное, ее заставляет нервничать мой пристальный взгляд, — Ты не боишься, что эти слова скомпрометируют тебя? — находится корреспондентка. Ее можно похвалить за находчивость. Может быть, я когда-нибудь это сделаю.

— Нет, — я заговорщически подмигиваю девушке, словно мы были с ней в одной постели. Ее щеки розовеют и она поправляет свою прическу.

Всегда одно и тоже. Скучно. Очень скучно.

— Ваш отец занимает высокий пост, — бесцеремонно встревает в разговор мужчина, на вид ему чуть за тридцать, но может быть и больше.

Я раздраженно перевожу взгляд на него и убираю руки в карманы, чувствуя россыпь небольших шариков на самом дне.

— Это значит, что после ритуала, вы станете одним из советников? — он напоминает мне о реальности, о которой я не хочу думать.

Я перебираю таблетки, и это простое действие меня успокаивает.

— Это значит, что я просто женюсь, — говорю я и вспышки сотен фотокамер ослепляют меня. Гул спорящих с друг другом папарацци, выясняющих, какой ракурс моего лица лучше, начинают действовать на нервы.

— Сенатор рад принять вас в свою семью?

Вопросы сыплются один за другим.

— Почему доктор Полк не дала никаких комментариев?

— Наверное, ваша мать считает, что устраивать вечеринку в день ее… — вмешивается корреспондентка и я напрягаюсь, — … в день ее гибели, это чересчур? — всё замирает, даже воздух. Я слышу, как он двигается вокруг меня, — Или семь лет это большой срок, чтобы забыть? — она провоцирует меня, теперь передо мной профессионал. Глаза смотрят прямо, без кокетства и флирта.

— Достаточный, чтобы смириться, — холодно отвечаю я, девушка насмешливо встречает мой убийственный взгляд.

Как же ей удалось меня одурачить?

— Но именно из-за пристрастия к «Пыли», ты был отправлен в реабилитационный центр? — я каменею, никто не знал о том, где я провел целый год. Для всех я путешествовал по Европе. Занимался дайвингом и загорал под куполом Австралии.

На самом деле, я пытался побороть панические атаки и чувство вины.

— Значит это правда? — я сам попался в свою ловушку.

Завтра мое перекошенное лицо будет красоваться на первых страницах. Возможно, меня пригласят на шоу Полонского, освещающего всякого рода дерьмовые ситуации.

— Не понимаю, о чем ты, — я прихожу в себя, мне даже удается говорить спокойно, — Не знаю, откуда вы берете все эти байки, но в них нет и доли правды. А теперь, если позволите, мне нужно отыскать свою невесту.

— Ты снял это? — задыхающимся голосом спрашивает оператора корреспондент, но я уже отхожу от журналистов, пусть готовят свой репортаж, мне всё равно.

Мои начищенные ботинки ступают по дорогому красному ковру не издавая ни единого звука. Незаметно, я кладу на язык еще один фиолетовый шарик, его сладковатый вкус заставляет меня сглатывать.

Мне нужно выпить. Срочно. И если я буду пить много и долго, может быть кошмары не вернутся. Возможно наркотик прогонит их и на этот раз.

Поклонившись, швейцар открывает мне дверь и я прохожу внутрь. От обилия красоты, собранной в одном месте, у меня начинается мигрень. Богато расшитые портьеры на окнах. Антиквариат, засунутый под стекло. Старинные произведения искусства, которыми нельзя пользоваться.

За всеми этими старыми вещами стоит банальный страх.

Страшно, когда не помнят. Страшно, когда начинают забывать. Теперь Стелле так же страшно. Я должен был быть сегодня с ней.

Трясу головой, прогоняя мысли о своей сестре и замечаю Эмму.

Она стоит в вестибюле, прямо возле лифта. Ее золотистые волосы волнами падают на спину. В длинном белоснежном платье с легкой переливающейся в свете хрустальных люстр, вуалью на плечах, Эмма напоминает мне снежную королеву.

Красивая и совершенная. Без изъян.

Мы составим идеальную пару лжецов.

Почувствовав мой взгляд, она поворачивается ко мне. Ее глаза сужаются, как у кошки, заметившей мышь и она стремительно подходит ко мне.

— Почему так долго? — Эмма продолжает очаровательно улыбаться входящим гостям и берет меня под руку, ее длинные пальцы смыкаются на моем рукаве стальной хваткой, — Мне пришлось в одиночестве встречать гостей, ты хоть понимаешь, как это унизительно? — Эмма ведет меня мимо лифта к парадной лестнице.

— Твой Кай был несколько занят.

Она хмурится и на ее лбу пролегает едва заметная складочка, но тут же исчезает.

— Кай?! — переспрашивает Эмма, буравя меня взглядом своих бледно-голубых глаз. — Ты что, пьян?

— Если только от любви, — хмыкаю я.

— Сколько ты выпил?

— Недостаточно.

Эмма шумно выдыхает, но ей хватает мозгов промолчать. Несколько минут мы идем молча.

— Я всё понять не могу, как ты могла согласиться на ритуал? — не выдержав, спрашиваю я.

— Все просто, — Эмма глядит на меня сверху вниз, — Мне до ужаса надоел белый цвет.

— Ты серьезно? — меня качает, будто я на палубе яхты, — Ты ведь дочь сенатора, какая разница, какая на тебе одежда.

— Белый меня бледнит, — в ее ответе звучит вызов, она ждет от меня реакции, но я не доставлю ей такого удовольствия.

— Прекрасно.

Мне срочно нужно выпить.

Я начинаю перепрыгивать через две ступени и Эмма вынуждена отпустить мою руку. Я стараясь поскорее добраться до джина со льдом. Если я и думал, что это ее замедлит, то зря. Ее гибкое тело двигается уверенно даже на высоких шпильках. Она поднимает подол своей длинной юбки, открывая соблазнительные чулки на тонких лодыжках.

— Не вздумай подходить к бару, — приказным тоном Эмма напоминает мне моего отца, — С тебя и так достаточно.

И тут я не выдерживаю, останавливаюсь, и прижимаю ее к стене. От неожиданности, Эмма охает. Я убираю ее руки за голову и смотрю прямо в глаза. Через витражные окна внутрь проходит электрический уличный свет, разрисовывая стену позади меня, отсветы падают на ее лицо.

— Ты мне пока еще не жена, — я нежно касаюсь пальцами ее шеи, где отчаянно бьется венка, напоминая трепыхание испуганной птицы, — Ты не знаешь, каким я могу быть, — я обвожу языком контур ее губ и глаза Эммы становятся больше, зрачки расширяются, закрывая собой голубую радужку, — Я могу быть жестоким, — перемещаюсь к ее уху, скрытому густой завесой золотистых волос, — Не хочу, чтобы ты узнала, насколько, — шепчу я, сжимая зубами ее мочку, и по телу Эммы проходит дрожь, — Но могу это устроить, — снова касаюсь ее виска, уха и возвращаюсь к губам. — Ты поняла меня? — она сглатывает и я борюсь с желанием почувствовать женское тело рядом с собой прямо сейчас и больше ни о чем не думать, — А теперь мне надо выпить, — я отстраняюсь от нее, намеренно не замечая, как Эмма вздрагивает.

— Будь добр, до первого танца, хотя бы продержись, — дрожащими руками, она поправляет складки на своем платье и поднимается на несколько пролетов вверх, чтобы быть выше меня, — Не хочу выглядеть посмешищем, — Эмма устремляет на меня прямой взгляд.

— Я постараюсь, но не могу ничего обещать, — делаю вид, что мне действительно жаль, — Надо было внимательнее читать мое досье, прежде чем выбирать меня в мужья, — не сдержавшись, едко добавляю я.

Эмма сжимает губы, ее тщательно накрашенное лицо искажает злость.

— И да, не забудь купить кимоно, оно тебе понадобится в самое ближайшее время, — я внимательно наблюдаю за ее реакцией и то, что я вижу, меня веселит.

— Ты совсем спятил?

— Может быть, — в качестве вишенки на торте станет наша ссылка в Японию.

— Пойдем, нас все уже заждались, — Эмма терпеливо ждет, пока я не поднимусь к ней и не подам руки.

Мы входим в зал, за сервированными столами начинают усаживаться гости. На роскошных скатертях блестит столовое серебро и фарфор. На сцене тихо играет пианист. Что-то заунывное, как на похоронах. Но единственное, что меня волнует сейчас, это огромный витражный стеклянный купол у меня над головой.

Я снова слышу этот хруст, похожий на звук трескающего льда. От тревоги у меня потеет кожа на затылке и волосы прилипают к шее.

— Я отойду.

Эмма удивленно смотрит на мои пальцы, я неосознанно тру ладони о брюки, заглушая зуд. Мне нужно чем-то занять свои руки. Я ищу глазами бар, но вижу только официантов с бокалами шампанского. Я хочу что-то покрепче. Окидываю взглядом зал и замечаю возле высокого латунного торшера, тату и отца. Они о чем-то спорят и это странно.

Обычно, отец не тратит времени на эмоции.

— Хочешь напиться? — обращается ко мне знакомый женский голос, я оборачиваюсь, сердясь, что меня отвлекли, — Лично меня этот фарс забавляет, — синие глаза с интересом рассматривают мой праздничный костюм.

— Я бы тоже посмеялся, если бы это не касалось меня лично, — я с завистью гляжу на стакан в ее руке.

— Значит тебе нужна настоящая выпивка, а не эта слоновья моча, — сморщившись, она смотрит на бокалы с шампанским, — Пойдем, — женщина приглашает меня следовать за ней, мы проходим мимо горшков с цветами и бронзовых скульптур. — В прошлый раз я так и не представилась, — мы огибаем мраморную колонну и оказываемся перед баром. Удачное место, чтобы напиться и не пропустить представление. Весь зал как на ладони, — Кара, — она протягивает мне руку, — Я возглавляю отдел безопасности в департаменте.

— Макс, — я пожимаю ее гладкую сухую ладонь, и мы присаживаемся за стол, — Мне двойной виски, — обращаюсь к бармену.

— Большинство в этом зале тебе завидуют, — Кара взглядом показывает на Эмму.

Я осушаю свой стакан и прошу повторить.

— Так чем вы у себя в отделе занимаетесь? — лучше говорить об этом, чем о моей предстоящей помолвке.

Я рассматриваю Кару. Большие синие глаза блестят, как у королевы. Тонкий аристократичный нос и высокие скулы. Выглядит лет на тридцать пять, но может быть и больше. Темно-синее платье с шелковым платком на длинной шее облегает натренированное гибкое тело.

Я машинально поправляю съехавшую набок бабочку.

— Мы выискиваем отступников и ликвидируем угрозу, — Кара пожимает плечами, — Но с каждым годом ситуация только ухудшается, — она на секунду замолкает, — Надеюсь, «Ковчег» позволит нам передохнуть, — её слова заставляют меня закашляться.

— А Джен? — сиплю я, — Что делает он? — на мгновение, её лицо каменеет и спина сгибается, словно под грузом проблем.

— Работает в информационно-техническом отделе, — отвечает Кара, наблюдая, как бармен без лишних слов наполняет её пустой стакан, — В последнее время с ним что-то происходит.

— Ты с ним спишь? — если бы я столько не выпил, то никогда бы не задал этот вопрос. Но алкоголь пульсирует даже в кончиках моих пальцев и разливается теплом по позвоночнику.

Зрачки Кары расширяются, а потом она тихо смеется.

— Неважно, какая у вас разница в возрасте, однажды, ты просто понимаешь, что без него жизнь пуста.

— Или просто пришло время сменить партнера, — я делаю еще один жадный глоток.

Кара отрицательно качает головой, но не делает попытки возразить словесно.

— Тащи сюда свою задницу, — низким, рычащим голосом обращается ко мне Клаус, кажется, он материализуется из воздуха, как привидение, — Весь мир не вертится вокруг тебя, мать твою.

Столько ругательств подряд он произносит впервые.

— Наверное, ты забыл, но я виновник сегодняшнего торжества, — усмехаюсь я.

Клаус больно цепляется в мое плечо и стаскивает меня со стула.

— Ты уже достаточно натворил, — его бледные губы превращаются в сплошную тонкую линию.

Я понимаю, что он в курсе о моем разговоре с журналистами.

— Не закапывай себя глубже.

Кара прячет улыбку за бокалом.

Я виртуозно умею лгать и притворяться. Мне не составляет труда играть роль счастливого жениха. Никто ни о чем не догадывается, когда я встаю рядом с Эммой. Когда встречаюсь с пустыми глазами отца. Когда улыбаюсь. Когда принимаю тосты и поздравления. Когда танцую первый танец.

Многие секреты могут уничтожить всё, что ты любишь. Брехня. На самом деле убивает знание и ничего больше.

Уловив момент, я направляюсь к выходу, почти бегу и моя грудная клетка ходит ходуном от прерывистого дыхания. Мне нужно меньше курить. Швейцар провожает меня удивленным взглядом, но я уже выскакиваю на улицу. Серые тучи, нависшие над куполом, грозят пролиться легким освежающим дождем. Я отхожу подальше от гостиницы и достаю сигарету.

Нервная дрожь ледяными щупальцами пробирает до костей. Дрожащими пальцами я подношу зажигалку ко рту и с раздражением кручу стальное колесико. Мне почти удается добыть бледный огонек, как в меня со всей силы врезается девушка, выбивая зажигалку из моих рук.