Сердце потерянное в горах (СИ)

Глава 18

Макс

— Что ты делаешь? — сглатывая, спрашиваю я, увидев глубокую рану на ладони Кары.

— Глупость, — она бросает окровавленный нож в раковину, — Черт, как же больно! — прижимает полотенце к порезу, обматывает его несколько раз, — А вообще, пытаюсь спасти ему жизнь, — Кара кивает в сторону отступника.

— Обычно, ты отнимаешь у них такое право, — напоминаю я, — Обязательно было калечить себя?

Она проходит мимо меня и я недовольно отхожу в сторону.

— Мне нужно видеть, что берет врач, — Кара что-то ищет в шкафу, — И придется совершить небольшую кражу, — вытаскивает на свет пальто, — Вряд ли они заподозрят в этом сотрудника департамента.

— Кражу? — повторяю я за ней, — У тебя не огнестрельное ранение и вряд ли, задеты жизненно важные органы, — я спокойно встречаю ее убийственный взгляд, — Как ты собираешься найти нужное?

— Макс, лучше заткнись, — Кара натягивает на себя пальто, и морщится от боли, продевая в рукав раненую руку, — Мне нужно будет объяснения, почему я не среагировала на экстренное сообщение и вот это станет хорошим оправданием, — она показывает на замотанную ладонь.

— И что ты будешь делать потом, когда он очнется? Когда его фотографии будут на всех экранах? — я скрещиваю руки на груди, — Если отступника схватят, он сможет описать нас.

— Не успеет. Как только шумиха вокруг «Ковчега» утихнет, мы незаметно вывезем его из города. У аристократов больше возможностей.

— Мы? — поднимаю бровь.

— Если тебе дорог Джен.

Кара манипулирует моей привязанностью к другу. Я перевожу глаза на лежащего без сознания гибрида. Выглядит он еще хуже. Но он всё еще жив. Всё еще борется. Всё еще висит на нашей шее камнем.

— Думаю, всё идет именно так, как и должно, — Кара тоже смотрит на него, и я не могу прочесть о чем она думает, — И если Джен решил ему помочь, значит что-то в нём увидел.

Я отворачиваюсь.

— Удачи тебе, чтобы ты там не задумала.

Я быстро спускаюсь вниз.

В свете заката вся улица полыхает огнем, отражаясь в окнах пурпурным сиянием. По небу расползаются лиловые облака. Я слежу, как женщина заходит в подъезд, держа за руку двоих малышей и сажусь в беспилотник. Бегло осматриваю весь салон и достаю из бардачка пакет. Быстро запихиваю в него свою кофту. От улик нужно избавляться сразу и я это сделаю, как только найду утилизатор подальше отсюда.

Я включаю автопилот и откидываюсь в кресле. Меня охватывает странное чувство. Я есть среди всех этих людей, спешащих по своим делам, но совершенно не вписываюсь в идеальную картину, будто я запятнал себя, связавшись с гибридом.

Беспилотник сворачивает с главной автострады на тихую улицу сектора Наследия. Я приказываю остановиться около утилизатора, и выбрасываю пакет. Жду, пока он не перемелет все в труху и не сожжет.

Дом таты ярко светится в сумерках, беспилотник въезжает в гараж и заглушает двигатель. В салоне становится тихо. Скривившись, я замечаю несколько капель спекшейся крови у себя на футболке. От нее тоже придется избавиться.

Я беру телефон и набираю Вэй.

— Наконец-то, — после первого же гудка отвечает она, — Стражники ушли.

— Что они хотели?

— Проверяли всех, кто был тогда в клубе, — шепчет Вэй, — Джену наказали написать рапорт.

— Почему ты шепчешь?

Свет в гараже выключается и я сижу в полной темноте. Остается только я и голос на другом конце провода.

— Не знаю, — она смеется, — Вдруг нас подслушивают.

— Никто нас не подслушивает, — встревает в разговор Джен и я непроизвольно улыбаюсь, — Я бы уже знал об этом, не забывай, где я работаю.

— Как будто до этого нам это сильно помогло, — фыркает Вэй и обращается ко мне, — Что вы с ним сделали?

— Перевезли в другое место и теперь Кара занимается его здоровьем.

— Ты оставил ее одну? — вопрос Джена вызывает во мне раздражение.

— Не я притащил отступника в свой дом.

— И что?! — огрызается он, — Это не повод наплевать на её безопасность.

— Кара большая девочка и знает, что делает.

Джен недовольно дышит в трубку.

— Мы ведь не превратимся в гибридов, правда? — выдает Вэй через секунду.

— Если за ночь у нас не поседеют волосы, и кожа не станет прозрачной.

— Не смешно, Москвин.

— А я и не смеюсь.

Но мы втроем хохочем до слёз.

— Не составишь мне сегодня компанию? — спрашивает Вэй.

Джен фыркает и реальность возвращается. Меня охватывает привычное чувство потери. На память приходят дни, проведенные вместе с друзьями, когда Стелла была с нами: барбекю на заднем дворе, футбольные матчи и все школьные игры. Везде были мы четверо.

— Давай в другой раз, — мой голос звучит резче, чем я бы того хотел.

— Будешь с ней?

Глубоко вздыхаю, смотрю в темноту и отвечаю:

— Да.

— О-о-о, лучше я пойду, — протягивает Джен.

В телефоне повисает тяжелая тишина.

Я выбираюсь из беспилотника и направляюсь в сад. Тата обожает заниматься цветами и привозит из поездок черенки разных сортов. Кусты переплетаются между собой и тяжелые бутоны роз образуют разноцветные букеты, распространяя тонкий аромат.

— Она лучше меня? — спрашивает Вэй после долгой паузы.

— Нет, — искренне отвечаю я, и поднимаюсь по ступеням крыльца.

— Врешь, — без прежней злости говорит она.

Нет смысла убеждать ее в обратном. Джен прав, я держу ее около себя, потому что мне так удобно. Я облокачиваюсь о перила и достаю из кармана брюк тонкую пачку сигарет. Щелкаю зажигалкой и выпускаю в воздух сизый дым.

— Мне страшно, Макс, — Вэй вздыхает, — Отступник выглядит не таким, как описывает регламент.

— Такие мысли подрывают верность корпорации, — скривившись, отвечаю я. Тишина. И я продолжаю, — Он ранен, в этом всё дело, — но даже я не верю в это, что-то во всём этом было не так.

Почему до сих пор не выпустили ни одного репортажа?

Чего они ждут?

— Москвин? — зовет меня Вэй, — Ты еще здесь?

— Да, — я выбрасываю окурок в пепельницу, — Позвонишь мне, как что-то узнаешь, — я отталкиваюсь от перил и нажимаю отбой.

Открыв дверь, я оказываюсь в полумраке кухни. В глубине дома играет классическая музыка.

Тата включает свет и я морщусь от боли в глазах.

— Я думала, ты вообще в дом не зайдешь.

— Ты не любишь запах сигарет.

— Как твоя голова? — она подходит ко мне, держа в руке бокал вина.

— Отлично.

На ее лице кружочки свежих огурцов, я снимаю один и засовываю в рот. Тата шутливо бьет меня по руке и я отскакиваю в сторону.

— Ты куда-то собралась? — подхожу к холодильнику и достаю тарелку с остывшей пастой Карбонара, — А как же наш ужин? — я опускаюсь на стул и, загребая вилкой огромную порцию, заталкиваю ее в рот.

— На свидание, — отвечает она и присоединяется ко мне, — И ты был приглашен на обед, так что без обид.

Я знаю, что она лжет.

Так же, как и я.

Мы оба прекрасно знаем, что сегодня за вечер.

— Само собой, — я делаю глоток вина из ее бокала, — И с кем на этот раз? — наблюдаю, как она отодвигает от себя ветчину и тут же накалываю ее на вилку.

— Со своим старым знакомым, — тата напряженно смотрит на небольшие пятнышки крови на моей футболке, но ни о чем не спрашивает.

Прожевав ставшим резиновым кусочек мяса, я отодвигаю тарелку в сторону и поднимаюсь на ноги.

— Очень старым? — продолжаю я нашу игру, но уже без прежнего энтузиазма, прохожу в гостиную и убавляю громкость.

— До неприличия, — тата смеется.

Я слышу, как хлопает дверца холодильника.

— Мне начинать волноваться? — кричу я ей.

— Думаю, он тебе понравится.

И тут я замечаю свой свадебный костюм. Он аккуратно лежит на диване. Я не хочу касаться его, но не в состоянии остановить свою руку. На ощупь ткань холодная и мягкая, как сброшенная кем-то кожа.

Очень символично, если подумать.

В этот день аристократы меняют темно-синий цвет на бежево-коричневый смокинг с золотистой вышивкой трилистника.

— Приезжал Клаус, — говорит тата, заходя в гостиную, я резко одергиваю руку, и встречаюсь с ней взглядом, — Он привез костюм…

Мне нужно выпить. Хотя нет. Пожалуй стоит оставить это на потом, когда станет еще хуже.

— И давно он наведывается к тебе в гости? — зло спрашиваю я, скопившее раздражение бурлит внутри, как вода в закипающем чайнике.

— Смени тон, — просит меня тата.

Я провожу рукой по лицу. Вновь ощущаю себя десятилетним пацаном, которого отсчитали за неподобающее поведение и теперь мне стыдно.

— Я в душ, — хватаю костюм и почти бегу в свою комнату.

Я часто оставался у таты, пока не получил доступ к трастовому фонду и не купил себе отдельную квартиру подальше от делового сектора. Комната почти не изменилась с того времени. На двери так же висят мои бойцовские перчатки. У окна стоит письменный стол, в углу односпальная кровать. На полу всё тот же мягкий ковер, на котором мы с сестрой делали уроки.

Время безжалостно отбирает у меня воспоминания о ней. Может быть, та репортерша была права и я начал забывать. Глаза начинает щипать от слез и я трясу головой, словно хочу прогнать их.

И у меня получается. Всегда получалось.

Стянув с себя футболку, я бросаю ее в корзину для грязного белья и прохожу в ванную. Я включаю душ и встаю под горячий дождь. Всё в своей жизни я измеряю болью. По шкале от одной до десяти. Я так привык к этому, что даже научился управлять.

Но сейчас я начинаю терять контроль.

Судорожно сглатываю и бью кулаком в стену. Брызги разлетаются во все стороны. Бью ещё раз. И еще. Пока боль в руке не вытесняет всё остальное. Я выбираюсь из ванной, в голове сплошной хаос. Меня захлестывает волна скорби, я стараюсь не утонуть в ней, не пойти на дно.

Вытираю кровь с разбитых костяшек, и подхожу к зеркалу. Начинаю изучать смотрящего оттуда парня. Я больше похож на загнанного зверя, чем на счастливого жениха, который вот-вот станет любящим мужем.

Чтобы сделал на моем месте человек? Разумный человек? Парень в зеркале отводит глаза и я беру с кровати золотистый галстук и просовываю шелковую ткань под ворот рубашки.

— Зачем ты это делаешь? — голос таты заставляет меня обернуться, она выглядит моложе в облегающем бархатном платье и небрежно наброшенной на плечи меховой накидкой.

— Что именно? Завязываю галстук? — я опять отворачиваюсь к своему отражению. Парень загнанно смотрит на меня с той стороны зеркала. Я стараюсь не встречаться с ним взглядом, и пытаюсь завязать чертов узел.

— Ты знаешь о чем я, — тата прислоняется к дверному косяку, она не спешит заходить в комнату, а просто наблюдает за мной, грудь сдавливает от учащенного дыхания, — Но я не смогу помочь, если ты будешь молчать, — я замираю, безвольно опуская руки.

Я знаю, что она хочет услышать. Этот разговор должен был закончиться еще в машине. Всё это могло давно закончиться, если бы я не был таким трусом.

— Ты была права, — вдруг говорю я, слова сами выходят из меня, проскальзывая между губами вместе с моим дыханием, — Сестра хотела бы умереть.

— Макс… — тата переступает порог и приближается ко мне, я слышу шуршание ее платья. Потом тишина и опять эти нерешительные шаги в мою сторону.

Я должен сказать это, пока не передумал. Должен за нас обоих.

— Я хотел бы того же для себя, — продолжаю я, мое лицо исчезает и на его месте появляется другое. Она улыбается мне своей широкой улыбкой, убирая за уши длинные каштановые волосы. — Я должен был всё исправить, но…

— Макс, прошу тебя, хватит, — тата останавливает меня и я замолкаю, лицо сестры исчезает, — Ты ни в чем не виноват, — она заставляет меня повернуться к ней, мой пульс ускоряется в два раза, — Никто не виноват, — тата кладет свою теплую ладонь мне на щеку, поглаживая большим пальцем мой подбородок, — ТЫ не виноват, — она осторожно заключает меня в объятия и я чувствую запах ее духов. Мое сердце наливается свинцом и я крепко обнимаю ее в ответ. В душе натягивается струна, одно движение и она лопнет.

— Не говори больше ничего, — я утыкаясь носом в ее шею и чувствую, как тата кивает в ответ, — Пусть пока всё останется, как есть, — она сжимает объятия сильнее, — Как в детстве.

Я просто буду рядом с сестрой, буду рядом, когда прибор перестанет дышать за нее.