Сердце потерянное в горах (СИ)

Глава 52

Макс

Самоконтроль моя сильная сторона, но когда я вижу потрясенное лицо Лилит, удушающее чувство вины с новой силой наваливается на меня. Невозможно найти причину оправдаться. То, что мы творили с измененными — чистое зло, не имеющее смысла и кто-то должен это прекратить. Разрушить империю отца, построенную на крови и смерти. И этим кем-то должен стать я, даже если мне придется прожить остаток своих дней в гордом одиночестве, преследуемый призраками убитых.

— Внутри тебя… — Лилит замолкает.

Грудь сдавливает. Я не в силах произнести вслух, что внутри меня органы измененных. В этот момент я ненавижу отца так сильно, что готов убить его собственными руками.

— Да.

— Какие именно? — Лилит смотрит на тлеющую сигарету в моих пальцах и на ее лбу отчаянно пульсирует венка.

Неужели она думает…

Я тушу окурок.

— Почти все, — отвечаю я, запихивая вглубь всё, с чем не могу справиться — неуверенность, страх, тревогу и вину. Я знаю, как держать болезненные чувства в самой темной комнате, где не нужно вспоминать о них.

— Почему? — голос Лилит звучит хрипло и надломлено.

Мои плечи и шея твердеют. Язык становится неповоротливым. Потолок раскачивался в такт моему быстрому сердцебиению и тошнота подкатывает к самому горлу. Я чувствую себя больным. Живот сводит судорогой. Грудь пылает. Прошло семь лет, но я до сих пор не в состоянии говорить о сестре.

Горе преследовало меня и настигало в самый неподходящий момент. На трибуне. В архиве. В клубе. Куда бы я не пошел, повсюду было ее лицо. Всё возвращалось в одно мгновение — Стелла с широкой улыбкой, напевающая клятву своим чистым голосом и то, как она вынуждала меня смеяться, когда копировала Клауса…

Страдания переполняли меня настолько, что хотелось умереть и больше никогда ничего не чувствовать. И сейчас сердце разрывается на части, будто я снова оказываюсь на земле. Слышу последние хриплые вдохи сестры, вижу, как жизнь утекает из ее глаз, ощущаю беспомощность остановить всё это, перемотать время, не позволить сесть рядом.

Я сгибаюсь пополам, упираясь локтями в бёдра, прячу лицо в ладонях.

— В пятнадцать лет я попал в аварию, — глухо говорю я, каждое слово стоит неимоверных усилий, — Мне не нужно было выключать автопилот, но я был под «Пылью». Звонок телефона заставил меня отвлечься от дороги всего на секунду. Беспилотник вылетел из своей полосы и нас закрутило. Стена приближалась чересчур быстро, а потом стало так тихо… Так тихо… — я пытаюсь подавить надвигающее на меня черное отчаяние, цепляюсь за ненависть к себе, продолжаю говорить, — «Саркофаг» поддерживал в нас жизнь. Тогда мама только занималась разработкой синтетических органов и мое спасение стало прорывом. Так они говорили. Но мозг моей сестры был сильно поврежден, она… — не могу, просто не могу сказать "умерла".

Маленькая ладошка ложится на мое плечо и я вздрагиваю, поднимая голову. Лилит незаметно подошла ко мне, и ее тихая поддержка обжигает меня сильнее, чем ледяной ветер снаружи. Глаза наполняются влагой. Всю правду. Скажи ей всю правду. Выпрямившись, я начинаю расстёгивать рубашку. Лили следит за мной застывшим взглядом.

— Родители приняли решение никому не говорить, что я причастен к аварии. Отец слишком много вложил в меня, как в проект, чтобы поведать всем, что его сын — убийца. Репутация превыше всего всегда и во всем.

— Это… — чёрные зрачки Лилит кажутся огромными.

— Я настоял, чтобы шрамы остались, как напоминание о том, что я натворил. Сердце, почки, печень и легкие. Жизненно важные органы, необходимые для выживания. Они заменили их все.

Вся грудь сплошной лиловый синяк. Живот в ссадинах. Кожа в районе рёбер пожелтела, но едва заметные узкие линии были точно в тех местах, где проходил скальпель хирурга. Лилит несколько секунд смотрит на мои шрамы, а потом касается их кончиками пальцев. Её прикосновения едва уловимы, как трепетание крыльев мотылька, но я ощущаю каждое движение, будто удар током.

— Твоя мама… доктор Полк?

Я со свистом втягиваю в себя воздух. Безумная надежда, почти мольба, что мама не замешана в грязных делах отца разбивается в прах. Последний элемент головоломки встает на место. Теперь понятно, почему он вызвал ее на место аварии. Я до сих пор помню ее искаженное мукой лицо, дикие отчаянные глаза. В первое время после операции, мама была рядом со мной вместе с командой врачей. Они фиксировали мое состояние, словно я подопытный кролик, а потом она исчезла из моей жизни.

Я нахожу в себе силы кивнуть, не доверяя своему голосу.

— Она помогла мне, — говорит Лилит, убирая руку, — Но не смотря на это, я с удовольствие отправила бы их всех в Ад, если бы у меня была такая власть, — она стоит так близко, что я физически ощущаю исходящую от нее ненависть.

Ее слова вонзают нож под рёбра. Глубже. Сильнее. Как бы я хотел верить, что есть сила, способная покарать зло. Бог поддерживает в ней веру и не позволяет сдаться, не смотря на все ужасы. Возможно он действительно существует. Но у меня ничего нет. Никого не осталось. Не на кого опереться. Кажется, каждое нервное окончание в моем теле оголяется.

Я совершил слишком много ошибок, ошибок, которые стоили многим жизни. Я должен был прислушаться к Джену, лучше вникать в дела корпорации, должен был быть умнее, лучше и сильнее отца. Но сейчас сожаление не имеют значения. Сожаления ничего не значат. Я не в состоянии вернуть Лилит сестру. Вернуть ей любимых. Вернуть украденную у них жизнь. Слезы щиплют глаза.

— Мне жаль, — от сдерживаемых рыданий, мой голос звучит грубо, — Мне правда жаль, — не выдержав, я прижимаюсь лбом к животу Лилит, ее мышцы напрягаются, и я жду, что она уйдет, но спустя несколько напряженный секунд Лилит начинает гладить меня по волосам, с такой нежностью, что из моего горла вырывается всхлип.

Я вдруг снова ощущаю себя ребенком, потерянным и одиноким. Гораздо проще делать вид, будто никто и ничто не может причинить тебе боль, когда как на самом деле, внутри тебя одни разбитые осколки. Я держусь из последних сил, но твою мать, я и вправду плачу.

— Я поклялась, что если встречу тебя, то заставлю заплатить за все наши страдания, — тихо говорит Лилит, и моя грудь сжимается, — Но ты… Ты похож на человека, у которого есть сердце, ты заставляешь меня верить, что в вас тоже есть доброта.

Пульс гулко отдается в ушах. Кожу покалывает. Я поднимаю голову и миры перестают существовать. Все, что я знал и во что верил, оказалось неправдой. И осталась только она. Лилит. Это сильней меня. Это как гравитация, нас тянет навстречу друг к другу, и я перестаю сопротивляться.

— Ma chérie[1], - обхватывая ее за талию, притягиваю к себе.

Она не отталкивает меня, вместо этого, Лилит тянется ко мне, касается рукой моей влажной щеки и я целую тонкое запястье, ощущая пульсирующий жар, исходящий от ее тела. Мои губы скользят вверх к плечу, покрывают поцелуями ее длинную шею, от маленькой очаровательной мочки уха до выпирающих ключиц, под которыми у нее татуировка парящих птиц.

Всё это время я чувствую ее всю — каждое движение, смену выражения красивого лица.

Лилит отвечает мне с той же страстью, зарываясь руками в мои волосы. Наш поцелуй становится глубже, она покусывает мою нижнюю губу и её язык щекочет моё нёбо, заставляя меня стонать. Я понимаю, что совершаю огромную ошибку, но не могу заставить себя прекратить. Что-то давно застывшее и забытое просыпается внутри меня. Я снова чувствую яростное желание защищать. Может быть, всё из-за этого места, которое кажется оторванным от двух миров, как необитаемый остров, где оказались только мы — единственные выжившие.

Я помогаю ей снять свитер. Она такая маленькая. Такая хрупкая, как стекло и я боюсь причинить ей боль, пробую отстраниться, но Лилит тянет меня к себе.

— Не останавливайся, прошу тебя, не останавливайся…

Пальцами, языком, прикосновением серебристых волос она разжигает огонь, готовый сжечь меня дотла.

[1] Моя дорогая