Макс
Такие древние машины должны стоять в музее, а не нестись сквозь снег. Колеса буксуют, попадая в сугробы. Рев двигателя заглушает все остальные звуки. Из-за снегопада мы практически двигаемся в полной темноте.
Я перевожу взгляд на Лилит. Маленькая темная фигура в полумраке кабины. В тусклом свете я различаю красноватый отблеск ее решительных огромных глаз, способных поглотить целиком. Она продолжает бороться. Не сдается, не смотря ни на что. У меня пересыхает во рту. Я изо всех сил сопротивляюсь притяжению к ней, но где-то на подсознании, каком-то интуитивном уровне, я знаю, какой будет исход.
Трясущимися онемевшими пальцами отбрасываю мокрую челку назад, задевая запутавшиеся в волосах осколки. Я напряженно всматриваюсь вдаль. В свете фар деревья обретают тусклые очертания. Тень впереди из неясной формы вырастает в нечто гигантское. Я прищуриваюсь. Мозг пытается определить, что это.
Это же…
Каждый волосок на моем теле поднимается.
— Тормози!
Меня выбрасывает вперед и я ударяюсь о приборную панель. Грудь пронзает резкая боль. Машину заносит, и я вцеплюсь в трухлявую обшивку сиденья так, что у меня выгибаются ногти.
Все повторяется в точности, как в прошлый раз.
Рев тормозов, звук разбившегося стекла, и как мы вдвоем вылетаем на дорогу. Хруст осколков под ногами матери и свистящий звук моих собственных легких.
Страх и ужас сковывают мое тело.
Я не сразу понимаю, что грузовик стоит на месте и не двигается. Лилит первая выбирается наружу. Я не в состоянии пошевелиться. Мучительная боль охватывает всё тело. Ужасные образы мелькают в памяти. Мне нужно несколько минут, чтобы прогнать их и взять себя в руки.
Я вылезаю следом.
От ветра закладывает нос. Тяжелые редкие хлопья летят в глаза, оседая на ресницах. Холод с новой силой вгрызается в плоть, будто радуется, что снова может кусать и рвать своих жертв, прокладывая путь к костям. Стоит жуткая тишина. Я моргаю, избавляясь от колючих снежинок и смотрю на Лилит.
Ее лицо абсолютно белоснежное. На скуле образуется темно-фиолетовый синяк. На лбу алеют царапины. Она гораздо сильнее и смелее любого мужчины, которого я знаю, но тем не менее, она долго не протянет. Только не в таком состоянии и не на таком холоде.
Моё беспокойство нарастает. Я обещал себе, что спасу ее во чтобы то не стало. Пусть это не изменит прошлое, но сможет подарить будущее. Я не желаю больше никого подводить и не позволю чувству вины захлестнуть меня.
Впервые я хочу сделать что-то стоящее в своей жизни.
Перстень не зря привёл нас сюда. Я подхожу к скале ближе, гладкая поверхность напоминает мне запекшую кровь, но не это заставляет мой пульс ускорится.
— Лили, иди сюда, — мое сердце стучит в ушах и груди, — Я кое-что нашел…
— Что? — недовольно доносится до меня, но она идет ко мне, и встает рядом, — Нужно найти место для ночлега…
— Видишь трилистник? — показываю на почерневшую панель с едва заметной эмблемой корпорации внутри, — Перстень среагировал на нее.
— И? — Лилит не спешит радоваться, но в глубине ее глаз вспыхивает уже знакомый мне огонек.
— Мой прадед любил подбрасывать мне подсказки в самых неожиданных местах и мне приходилось повозиться, прежде, чем разгадать его головоломку, — вспоминаю я, — Давай кольцо.
Лилит без лишних слов протягивает мне перстень. Странное, нервное чувство внутри меня усиливается. Вздохнув, я прикладываю его к небольшому отверстию и поворачиваю. Сначала ничего не происходит и я начинаю думать, что ошибся. Мрачное волнение сковывает внутренности.
«Личность подтверждена», — раздается механический женский голос из ниоткуда и каменная стена медленно отъезжает в сторону, открывая небольшую кабинку лифта.
Я не двигаюсь. Почти не дышу. В животе урчит тревога. С неба вновь сыпется снег. Сильно и густо. Кажется температура снижается ещё на несколько градусов. Чтобы не ожидало нас внутри, это лучше, чем обморожение и переохлаждение.
— Идем, — тяну Лилит за собой, и она не противится, стена возвращается на место, как только мы оказываемся внутри.
«Защитный зал, через три минуты».
Лифт начинает опускаться вниз.
На мгновение, меня ослепляет свет, ударивший по глазам, когда он останавливается и двери с легким стуком раздвигаются. Привыкнув к яркому освещению, Лилит не может сдержать изумленного восклицания.
— Ничего себе!
Мы оказываемся в шикарной гостиной, богато обставленной изысканной мебелью и хорошо оборудованной зоной кухни. Мое внимание приковывает французское окно с видом на океанскую гладь. Наверняка, голограмма, но старого образца, видно мерцание.
— Добро пожаловать домой, хозяин, — произносит всё тот же женский голос и Лилит дергается, метнув на меня растерянный взгляд, — Температура внутри 21 градус, уровень влажности в допустимых пределах и… — она делает небольшую паузу, и я недоуменно хмурюсь, — Вино охлаждается, как вы и просили.
— Ты уже бывал здесь? — Лилит встает так, чтобы между нами оказался стол, — Только не ври мне, — предупреждает она, и хватает стеклянную вазу, держит ее прямо перед собой.
— Нет, — отвечаю я, пристально глядя ей в глаза, — Я удивлен так же, как и ты.
— Твоим планом было привести меня сюда? — ее слова ранят, как осколки стекла.
— Зачем? — мой голос ломается от едва сдерживаемого гнева.
— Почему тогда она называет тебя «хозяином»?!
Я опускаю взгляд на ее побелевшие от напряжения пальцы, сжимающие вазу и ярость испаряется.
— Наверное, потому что, мой прадед уже был здесь, — провожу рукой по волосам, будто пытаюсь упорядочить свои мысли, но не хрена не выходит, — Лили, я не причиню тебе вреда.
Она смотрит на меня, как на аристократа. Чувствую знакомый тошнотворный толчок в животе. Кислый комок обжигает горло. Помедлив, она всё-таки ставит вазу на место, но следит за каждым моим движением.
— Я думал ты мне доверяешь, — я отворачиваюсь от нее, и смотрю на свои ладони, покрытые красно-бурыми разводами чужой крови. По спине пробегает неприятный холодок, и я чувствую легкое головокружение.
— Прости, — поколебавшись, выдает Лилит.
Неловкость между нами возрастает, но я слишком зол или обижен, чтобы говорить с ней.
— Я могу отсюда позвонить? — обращаюсь к голосу и сажусь в кресло, вытянув перед собой ноги. С моих ботинок капает грязь, и оставляет некрасивые следы на отполированном до блеска деревянном паркете.
Лилит осторожно снимает свою обувь и ставит на полку рядом с другими. Неуверенно осматривается. Ищет пути отступления, будто я превращусь монстра. В чудовище… В отца. Я сжимаю руку в кулак так сильно, что ногти оставляют кровавые полумесяцы на коже.
— Да, конечно, — приветливо произносит женский голос, и я выпрямляюсь, — Назовите код, пожалуйста.
— Код? — хмурюсь я, — Что еще за код?
— Назовите код, пожалуйста, — повторяет она и ждет ещё несколько секунд, — В услуге отказано, прошу меня извинить. Могу ли я еще что-нибудь для вас сделать, хозяин?
Мои плечи разочарованно опускаются вниз.
— Можно меня так не называть, — поморщившись, прошу я.
— Я не понимаю, перефразируйте ваш ответ, пожалуйста, хозяин.
Я встречаюсь с Лилит глазами и это подобно удару в грудь. На секунду кислород перестает поступать в горящие огнем легкие.
Она мне не верит.
— Забей, — хрипло говорю я и поднимаюсь на ноги.
Мы быстро обходим помещение. Кроме просторной гостиной и кухни, здесь две ванные комнаты и уютная спальня с большой кроватью. Все вещи остались на своих местах, словно хозяин вышел отсюда несколько минут назад. Не смотря на все усилия, я не могу понять, что это за место, и для каких целей оно здесь.
— Это бункер, — с вызовом говорит Лилит, намереваясь обрушить на меня град упреков и обвинений.
— Похоже на то, — я устало тру лицо, — Давай приведем себя в порядок и потом всё обсудим.
— Хорошо, — спустя целую вечность отвечает она.
Из-за стольких бессонных ночей мы выглядим ужасно. Каждая клеточка моего тела болит и дрожит от усталости. В голове стоит туман. Мокрая одежда пропиталась потом, кровью и грязью. Я чувствую, как воняю.
— Наверняка, здесь есть какие-нибудь чистые вещи.
Я оказался прав. В спальне целая гардеробная из новой разноцветной одежды. Здесь не оказалось однотипных вещей, похожих одна на другую. Не было и разделяющих бело-синих цветов, будто их сознательно избегали.
— Выбирай любую.
Я слежу, как Лилит скрывается за дверью, и сам направляюсь в ванную комнату. Все тело ломит, и от яркого света болят глаза. Я быстро стягиваю с себя грязную одежду и забираюсь в душ.
Шок отступает и меня начинает трясти.
— Сделать погорячее, хозяин? — спрашивает женский голос, — Температура вашего тела понизилась до критической отметки.
От этого обращения, я скриплю зубами.
— Спасибо, — кипяток обрушивается на меня и почти обжигает ободранную до крови кожу, но я не жалуюсь. Ванная наполняется паром, и становится тяжело дышать. Я смываю с себя кровь, и многодневную грязь.
Выхожу из душа, обернув полотенце вокруг бедер.
— Когда я был здесь последний раз? — я беру в руки станок. Рассматриваю его со всех сторон. Первый раз вижу такие неудобные лезвия.
— Несколько дней назад.
Я режусь и на коже выступает кровь.
— Это невозможно, — споласкиваю бритву.
— Но это так, хозяин.
Мой прадед решил уйти на покой, когда мне исполнилось десять. Теперь он лежит в криокапсуле и никак не может посещать бункер.
— Какой сейчас год?
— 11 ноября 2182 год, — отвечает голос.
— Ясно, — запускаю пальцы в свои влажные волосы.
Значит, прошло уже больше четырех недель, как «Икарус» рухнул в горах.
— «Защитный зал» оборудован какой-нибудь системой связи?
— Разумеется, — фыркает голос, — Убежище оснащено всеми необходимыми коммуникациями, для связи с внешним миром используют манипулятор.
— И где он? — спокойно интересуюсь я, натягиваю брюки и клетчатую рубашку.
— Вам прекрасно известно, где он, хозяин, — я готов ее придушить.
— Забыл.
— В техническом отделе, — не без самодовольства отвечает она, — И вы можете обращаться ко мне по имени, хозяин.
— Его я тоже не помню, — выхожу из ванной и направляюсь в сторону кухни. У меня пересохло во рту. Голова просто раскалывается.
— Риса.
— Хорошо, Риса, что ты можешь рассказать об этом месте? — я открываю холодильник и нахожу бутылку красного вина. Хочу выпить что-нибудь покрепче. Но наливаю себе воды и залпом выпиваю.
— Убежище.
— От чего?
— Информация засекречена, — отвечает она, — Назовите код доступа, хозяин, — опять повторяет Риса, и я едва не срываюсь на крик.
В полном молчании, я обшариваю кухню и нахожу пачку сигарет. Облокачиваюсь о стену, и закуриваю. Делаю жадную затяжку, позволяя никотину проникнуть в легкие. У меня сохранилось не так много воспоминаний о прадеде. Он любил загадки, много говорил о временах до "Изменения", и всякий раз его глаза становились влажными, будто он мог помнить прошлое…
Что если он вместе с татой посещать бункер, чтобы другие не узнали о его "слабости". О том, что они нарушают закон.
Несколько томительных минут, я беспокойно хожу из угла в угол. Все эти загадки тайны сводят меня с ума. Не хочу верить, что в этом замешан мой прадед. Все компании отца финансировались сторонними инвесторами и он никогда не упоминал его имя.
Отмахиваюсь от мыслей, способных разбить мой мир окончательно, и погружаюсь в привычную апатию. Выкуриваю еще несколько сигарет. Ставлю на стол два бокала, рядом с пачкой крекеров, и бросаю обеспокоенный взгляд в сторону закрытой двери.
Лилит все-таки удалось проникнуть в меня.
— Она все еще принимает ванную, — подает голос Риса, будто ей удается прочитать мои мысли.
— С ней все в порядке?
— Насколько я могу судить, да.
В мои планы не входили чувства, но тревога засела в груди. В очередной раз провожу рукой по лицу, избавляясь от усталости и слышу тихие шаги за спиной. Оборачиваюсь и не могу произнести ни слова. Лилит выглядит другой. Яркий цвет свитера еще больше подчеркивает ее бледность, и красивое лицо становится почти прозрачным.
Но…
Она прекрасна.
— А я уже хотел вызывать подмогу, но Риса меня остановила, — что я, мать твою, несу, мне хочется отвесить самому себе подзатыльник.
За это время я будто разучился разговаривать с девушками.
Или только с ней.
— Риса? — переспрашивает Лилит, приподняв серебристую бровь, и проходит на кухню.
— Она сама так представилась.
— Ты же в курсе, что курить вредно? — Лилит выразительно показывает взглядом на пачку сигарет в моих руках, и напоминает мне о «Ковчеге».
О том, что я не хочу помнить и знать.
О разборке… Органах…
Проклятье.
Беру банку форели и ставлю на стол рядом с открытой бутылкой вина и крекерами. При свете дня неловкость между нами усиливается. Я чувствую страх. Панику.
И еще…
Перед ней я уязвим.
Никто не видел меня настоящего, но мне кажется, Лилит видит. Ее глаза с оттенком фиолетового следят за мной. Похороненные внутри чувства заставляют меня психовать. Потому что рядом с ней я думаю о Джене, Вэй, Эмме. Вспоминаю Стеллу и Клауса. И мне больно.
Дерьмо.
Всё это время я пытался убедить ее довериться мне, но то, что я собираюсь ей сказать, разрушит хрупкое перемирие между нами. На языке ощущается знакомый вкус пепла. Вкус поражения. Что-то внутри застывает, сковывает льдом и грозит расколоться на миллионы острых кусочков.
Еще никогда в жизни я так не боялся.