Сердце Таэраны

Глава пятая

Ее возвели еще во времена Империи, когда Грейпорт именовался просто Столицей. Высоченная и массивная, стена не давала ни малейшего шанса любому врагу, вздумавшему было бросить вызов имперскому престолу. Таковых, впрочем, и не нашлось: воевала Империя все больше на чужих землях, наводя страху на соседей и без пощады подавляя внутреннюю измену.

Те времена давно прошли. Столица, неприступная для вражеских воинств, без боя сдалась своим же торговцам и менялам — нынешним хозяевам великого города. Да, Грейпорт и впрямь стал великим; он разросся настолько, что выплеснулся за пределы стены, окруженной теперь предместьями, маленькими рынками и стоянками разнородных бродяг.

Но не было в нем прежней суровости и внушительности; той сдержанной солидности, что отличает матерого воина от простого смертного. Не Властью и Силой ныне веяло от бывшей Столицы, но жаждой наживы и наслаждений; звон монет заглушил звон клинков. Стало больше красивых домов, широких улиц и площадей — и в сердце былой цитадели человечества теперь можно было встретить и надменного эльфа, и хмурого гнома, и коренастых туповатых орков, не говоря уж о смуглых гостях из пустыни.

Те, кого раньше почитали здесь за врагов, теперь стали именоваться «торговыми партнерами». Новым хозяевам города было абсолютно безразлично, с кем торговать. Так что нынешнее его имя — Грейпорт, Серый Порт, было выбрано не случайно. Серый цвет символизировал нейтральность, безразличие… а также равную враждебность по отношению и к Свету, и к Тьме, и к их многовековой, и неизменно бесплодной, борьбе. «Нет ни друзей, ни врагов, есть я и мои интересы» был девиз каждого, кто становился под незримые серые знамена.

Грейпорт охотно открывал ворота перед всяким обладателям непустого кошеля — и мгновенно втягивал его в водоворот жизни большого города; в царство суеты и вотчину корысти, на поле странной битвы, где уже больше века все сражаются со всеми и каждый за себя. Проигрывает тот, кого зарежут и ограбят в темном переулке, или он сам разорится, погорев на какой-нибудь авантюре. Победителей же не было и не предвиделось.

Именно такое впечатление произвел Грейпорт на Ирайу и наемника Даррена. Чем ближе продвигались они к центру города, тем выше и богаче становились дома, а улицы — шире, люднее и шумнее. Гостеприимно отворяли двери гостиницы, рестораны и торговые лавки; звенели монеты в конторах менял и молоты в многочисленных кузнях; неспешно прогуливались дворяне, а простые работяги бегали по разнообразным делам.

Бродячие артисты развлекали прохожих жонглированием, хождением на руках, пением или фокусами с выдыханием пламени изо рта. Проповедники в незапятнанно-белых хламидах громкими гневными возгласами обличали людские пороки и происки нелюди. Щербатые колченогие попрошайки, сидели, привалившись к стенам зданий, окликали прохожих жалобными шамкающими голосами; особо же отчаявшиеся даже дергали их за штанины или подолы платьев. В толпе копошились карманники, норовя урвать и свою долю от буквально разлитого в воздухе богатства.

Время от времени, гремя, звеня и трясясь на булыжниках мостовой, по улицам проносились экипажи богатеев; при их появлении толпа рассыпалась, а частички людского потока опасливо жались к стенам.

Ирайа, непривычная ко всей этой вакханалии, смотрела на нее со смесью отвращение и страха. Она еще сильнее куталась в плащ, а капюшоном тщетно старалась полностью закрыть лицо. Немного восторга от увиденного испытывал и Даррен: он знал и другой Грейпорт — в котором имел несчастье родиться и вырасти. Трущобы близ порта, лачуги и хибары, бордели, притоны, а также средоточие грязи и жуткой многослойной вони, которую нигде, наверное, больше не встретить.

Днем трущобы немного затихают, чтобы ночью вновь и вновь ощетиниться дубинками и лезвиями ножей. Выжить в тех местах всеми правдами (но больше неправдами) можно, хотя и очень трудно. Но вот жить… Даррен ничуть не жалел, когда, повзрослев и окрепнув, убрался из города. И не горел желанием надолго задерживаться в нем сейчас. Поэтому наемник спешил: пристроив Ирайу в комнате одной из местных гостиниц, он немедленно отправился к причалу — найти корабль для преодоления остатка пути до Рах-Наваза. Выйти в море Даррен рассчитывал уже сегодня: даже располагая неплохими деньгами, он не хотел оставлять ни одной лишней монетки в сребролюбивых утробах грейпортских заведений.

По пути в порт наемник встретился со странным человеком. Странным в нем был вовсе не облик — нет: короткая стрижка и суровое лицо выдавали в незнакомце служилого человека, одежда военного покроя только подтверждала это предположение. Грузное же телосложение вкупе с возрастом свидетельствовали лишь о том, что военные навыки этого человека просто не были давно востребованы.

Нет: странным было то, что Даррен видел этого человека первый раз… однако не мог сказать о последнем того же самого. Едва наемник случайно встретился с незнакомцем взглядом, как тот сперва удивился, затем насторожился, и наконец уставился на Даррена так, будто у того внезапно на голове выросли рога, а за спиной крылья. Ну или, в крайнем случае, как будто встретил старого знакомого — и отнюдь не самого приятного.

Разумеется, от наемника не могло укрыться такое странное внимание незнакомца.

— Что-то не так? — вопрошал он довольно грубо, и одновременно кладя руку на эфес меча.

— Нет. Ни в коем случае, — произнес незнакомец спокойным и твердым тоном, ничуть не смутившись и не испугавшись, — просто я перепутал вас с одним человеком. Моим другом… который умер прошлой весной.

От чуткого уха Даррена не укрылась небольшая заминка в голосе собеседника — на последней фразе. Что заставляло усомниться в правдивости ответа. Вот только «лезть в бутылку» в этом городе, ставшем для него чужим, наемник не собирался. Не желал он тратить время и, тем более, рисковать вверенным заданием. В конце концов, он не отпрыск благородных кровей, что способен даже в случайном взгляде увидеть оскорбление для своей чести и ринуться защищать ее с оружием в руках. Поэтому, небрежно бросив «сочувствую», Даррен повернулся к странному незнакомцу спиной и продолжил путь.

Его довольную ухмылку наемник уже не видел; мыслей же и вовсе не мог прочитать при всем желании.

Не теряла времени и Ирайа. Оказавшись наедине в комнате гостиницы, девушка почти сразу принялась рисовать на полу, готовя очередное чародейство. В этот раз она не замыслила ничего вредоносного или опасного для окружающих, а решила просто-напросто дать весточку домой. Связаться с главой клана — тем более что Морандор наверняка будет рад узнать, что с его посланницей все в порядке.

Источником силы для этого ритуала послужила кошка, прикормленная при гостинице, а также ворона, имевшая несчастье сесть на окно и буквально влипшая в невидимые сети чар Замедления. Кровь этих двух бестолковых существ Ирайа полагала достаточной хоть для краткого, но разговора.

Ответных усилий со стороны второго собеседника не требовалось. Никаких одновременных ритуалов — ибо они теряли смысла без предварительной договоренности. Нет: собеседник, которого настигли чары Падших, просто погружался в сон… точнее, даже, в дрему, сохраняя ясность рассудка и, хоть ослабленное, но восприятие окружающего мира.

Сотворив чары, таким же рукотворным грезам предалась и Ирайа — увидев себя в черной, как грозовые тучи, мгле. То была чистая, почти незамутненная Тьма; именно Она давала своим приверженцам возможность найти друг друга, невзирая на расстояния. И как ни странно, но собеседники видели друг друга во Тьме весьма отчетливо.

— Да здравствуют Лаин! — поприветствовала Ирайа предводителя клана, — да восстанет Сангранол! Приветствую тебя, о, Мудрейший!

— Я тоже рад видеть тебя, девочка, — ответил Морандор, перед этим также не забыв о принятом среди Падших приветствии, — прошло столько дней — а ты до сих пор жива-здорова.

— И приближаюсь к цели, Мудрейший, — не без гордости заявила девушка, — мой проводник избрал верный путь: мы прошли через земли рхаванов почти без хлопот.

Уточнять это «почти» Ирайа не стала. Ни к чему было предводителю клана знать о разбойниках или о взбудораженных проповедниками крестьянах. Время было дорого… и, к тому же, девушка не привыкла жаловаться, обсуждать с кем-то свои неприятности. Что же касается поползновений Серого Ордена, то им не было придано должного значения — ведь покамест единственное нападение рхаванов в серых плащах случилось в самом начале пути и больше не повторялось.

Ирайа не знала, что ищейки Ордена уже отследили их с Дарреном путь от городских ворот до гостиницы, и что как раз во время совершения ритуала эту самую гостиницу окружают воины в серых плащах. На крышах и чердаках соседних домов располагались арбалетчики, а мечники с двух сторон подбирались к парадному и заднему входу.

Ирайа не знала — и потому продолжала разговор.

— Скажу без лести: ты, Ирайа — самая достойная из дочерей нашего клана, — промолвил Морандор, — горжусь твоим успехом… как своим.

— Рано гордиться, Мудрейший, — ответила девушка, — путь еще не закончен. Сейчас Даррен ищет корабль — чтобы уже сегодня отплыть в Рах-Наваз. А потом нам еще предстоит обратный путь.

— Я… понимаю, — голос Морандора дрогнул, и в нем послышались сентиментальные нотки, — но все равно… ты не представляешь, как много значит твоя миссия… для всех нас. Потому я и радуюсь… даже мелкому успеху.

В этот момент терпение одного из арбалетчиков иссякло. Очень уж явственно видел он занятую ритуалом Ирайу; очень уж она ему показалась безмятежной, отрешенной… и потому беззащитной, легко досягаемой. На сердце взыграло желание выслужиться, самоутвердиться, прослыть героем хотя бы среди своих — и апофеозом таких устремлений стал еле слышный «треньк» тетивы и арбалетный болт, пущенный прямиком в окно.

Пущенный — но не долетевший: хватило одного порыва ветра, колыхнувшего ставни, чтобы сделать этот выстрел неудачным. А также не оставить от запланированной Орденом внезапности камня на камне.

Уже говорилось, что ритуал, используемый Темными Эльфами для разговоров с находящимися вдали собратьями, не был равносилен крепкому и глухому сну. И Ирайа, несмотря на внешнее впечатление, вовсе не была отрешена от окружающего мира. Чего-чего, а выстрел в окно она не могла не заметить. И потому, спустя мгновение после оного, была вынуждена резко прервать ритуал, мгновенно придя в сознание.

Взмах тонкой руки — и ставни наглухо захлопнулись, отгораживая комнату от новых выстрелов. То было единственное чародейство, доступное сейчас Ирайе. Сила была почти на исходе, пополнить же ее было нечем.

А не помешало бы: ибо дежурившие у входа мечники восприняли тот выстрел по-своему. Для них он был свидетельством того, что нечто в едва начавшейся операции пошло не так. Не по плану. Свернуло, как говорил Магистр Ольгерд, на нежелательную колею. И воины Серого Ордена сделали то единственное, что могли сделать простые воины в такой ситуации: они презрели план и бросились на штурм.

Не меньше десятка человек в серых плащах ворвалось в гостиницу через парадный вход. Невзирая на испуганное блеяние хозяина, мечники Ордена двинулись напролом через обеденную залу, отбрасывая со своего пути стулья и оттолкнув подвернувшуюся служанку. Богато одетый дородный мужчина, бывший в тот момент единственным посетителем залы, с грозным окриком поднялся было из-за стола… но при виде мечей разом сник и затих.

Множество сапог загремело по лестнице: воины Ордена поднимались на верхний этаж, отведенный под комнаты для постояльцев. Они безошибочно определили дверь, ведущую в комнату Ирайи, незапертую дверь… но трое из них, едва оказавшись на пороге, были встречены метательными ножами. Этим коварным оружием Падших, что не убивало сразу, но смертельно ранило, обрекая жертву на мучительную агонию… а также давало возможность напоследок послужить своему палачу.

Это и нужно было Ирайе: буквально втащив ближайшего из сраженных ножами воинов в комнату, она поспешно затворила дверь на засов и принялась лихорадочно кромсать жертву кинжалом. Какой бы добротной ни была дверь, продержаться долго против стали она не могла — поэтому спешка эльфийки была оправданной.

Очень быстро воздух в комнате оказался буквально пропитан эманациями боли и страха. Оказавшись во власти ритуала Темных Эльфов, они превращались в то самое багровое марево, что составляло основу для их чародейства. Материал, столь же необходимый, как в строительстве необходимы дерево и камень. Багровое марево силы все сгущалось, собираясь вокруг Ирайи, в то время как воины Ордена буквально кромсали мечами дверь, подстегнутые агонизирующими воплями своего товарища.

А затем последовал удар огромного кулака: невидимого, но такого могучего. Многострадальную дверь не сорвало, буквально смело с петель, а штурмовавших ее мечников вмяло в противоположную стену. Кто-то из них даже прошиб своим телом дверь напротив, и, под истошный визг постоялицы, пролетел ее комнату насквозь, вывалившись из окна. К тому времени бедолага совсем уж превратился в мешок с костями… и в таком-то виде упал под ноги товарищам — тем, что дежурили у задней двери.

Этим, последним, все было более чем понятно. Штурм пошел наперекосяк; амулетики, коими были снабжены воины Ордена, защищали разве что от жалких фокусов вроде чар Замедления. Против серьезного же чародейства, примененного на сей раз, эти игрушки были ненамного полезнее шалаша в качестве защиты от мороза. Вдобавок, даже этих амулетиков на всех не хватало: в той группе, что пошла через парадный вход, их, к примеру, было лишь на каждого второго.

Провал был очевиден… хотя и не казался воинам Ордена фатальным. Следовало бы ввести в бой свежие силы и не особенно бояться хтонической волшбы. Ведь запас силы не бесконечен — и он вполне мог изрядно «похудеть» после атаки первой группы. В честной же схватке «оружие против оружия» шансов немного даже у Темной Эльфийки — ибо на стороне ее противника был подавляющий численный перевес.

Все эти рассуждения имели смысл, и возможно стали бы залогом сегодняшней победы Ордена… если бы не одно «но». Не успели люди в серых плащах даже ступить на порог гостиницы, как обстановка вокруг них внезапно изменилась. Ручейками, через ведущие к гостинице улицы и переулки, сюда во множестве устремились люди с алебардами и в двуцветной черно-белой форме, украшенной изображением орла — гербом Грейпорта, унаследованным с имперских времен.

Очень быстро люди Ордена оказались в меньшинстве и были сперва оттеснены от задней двери в гостиницу, а затем окружены. Сопротивления не было: даже арбалетчики предпочли дать деру, ограничившись единственным выстрелом. Который, кстати, был сделан тем же горе-стрелком, что надеялся прослыть героем в самом начале штурма.

Окруженные многократно превосходящим противником и под наставленными на них алебардами, воины Ордена стушевались, даже и не думая ни о каком прорыве или сопротивлении. Лишь один из них зашелся в гневе, еще надеясь на благоприятный для себя исход.

— Ты! Вы! — кричал он, тыкая пальцем в сторону людей с алебардами, — а ну пшли вон! Не ваше, в Бездну, дело! Знаете, вообще, кто мы?

— Ага, — это отозвался капитан городской стражи — могучий детина с пышными рыжими усами, — вы оборзевшие ублюдки, считающие город своей вотчиной.

По мере того, как капитан подходил к взятым в кольцо людям Ордена, его подчиненные послушно расступались, освобождая дорогу и ставя алебарды в вертикальное положение. А командир тем временем отдавал распоряжения:

— Значит, так. Вы, свои железки — на землю. Не трепыхайтесь, а то хуже будет, — затем он повернулся к подчиненным, — этих — заковать в цепи и в тюрьму. Внутри кто-нибудь остался? Проверить.

И несколько стражников с алебардами наперевес направились внутрь гостиницы.

Тем временем Ирайа незаметно выскользнула в окно и поспешила убраться подальше от места последней схватки. Шла она не абы куда, но к порту, где и встретила своего проводника. Тому сегодня повезло: он сумел договориться с одним из местных капитанов, и отбытие в Рах-Наваз ожидалось уже через пару часов. Даррен как раз направлялся в гостиницу, чтобы забрать оттуда Ирайу — и был удивлен, встретив ее по пути.

Причину этой встречи лучше всяких слов объясняли пятна крови на дорожном плаще девушки.

— Гляжу, в переплет попала, — сказал он почти сочувственно. Ирайа в ответ лишь молча кивнула.

Она крепилась как могла, но даже ее, дочь Перворожденного Народа так и тянуло расплакаться и прижаться хотя бы к этому рхавану. Который, как ни крути, был в этом городе единственным существом, не стремящимся ее поймать или убить.

Ночь принесла в пустыню долгожданную прохладу, а на улицы Рах-Наваза — тишину и покой. Огромная луна, похожая на серебряную монету, красовалась в небе, отражалась в воде фонтанов и своим робким бледным светом озаряла башни магов, дома простых горожан, сады и мостовые.

Время от времени над верхушкой какой-нибудь из башен, высящихся над городом, возникали странные сполохи — похожие когда на языки пламени, когда на вспышки молний, а временами и на холодные зеленые огоньки с болот. Это хозяева магического города не спали ночью, дабы пополнить копилку знаний… ну или свой арсенал. Первый вариант больше подходил оптимисту, второй пессимисту, причем пессимисту приезжему. Реалист же сказал бы, что подобрать магическим деяниям аналог в мире простых смертных столь же невозможно, как невозможно объяснить, что такое солнце человеку, слепому от рождения.

И был бы прав больше остальных.

Да, пресловутая сила доступна в самых разных уголках Таэраны. Но только здесь, на том месте, где был основан Рах-Наваз, она велика как нигде. И лишь в Рах-Навазе можно постичь ее в полной мере — целиком отдавшись великому знанию и не боясь кар от менее любознательных сородичей.

Для сравнения: мирхский колдун способен лишь на простые заклятья — наподобие порчи или приворота. Плата за такие скудные умения — участь изгоя и «козла отпущения» при всевозможных невзгодах. Алхимик из Грейпорта может вмиг озолотиться, создав и продав чудодейственное зелье, но при условии, если он прежде не погибнет от очередного опыта. Эльфийский чародей берет силу из кладовой собственной души, управляя ею посредством мысли, чувства и жестов. И вынужден пополнять эту кладовую любыми доступными способами.

Немногое доступно и шаману орочьего племени: управлять… точнее, слегка прикоснуться к искусству повеления стихиями; призывать и толковать видения, наполнять бездушные предметы силой, превращая их в амулеты. Жрецам гномов дано использовать силу лишь посредством наложения загадочных значков-рун, а некромантам востока недоступно ничего, кроме как поднимать мертвых. Или отсрочить собственную смерть.

Все это, по меркам магов Рах-Наваза, не стоило почти ничего. Детские шалости, кокетство и потуги. Рядовой маг, даже не обретший покамест собственных учеников, обязан был уметь использовать силу всеми перечисленными способами — и не ограничиваться только ими. Более того: многие из доступных магам возможностей во всех остальных таэранских землях сочли бы диковинкой и небылицей.

Скажем, начиненные магией предметы, стоящие как целый замок и дающие своему хозяину немалое могущество — лишь один из таких примеров. Из многих примеров…

И все-таки город Рах-Наваз не ограничивался одними лишь башнями магов. Он был прежде всего городом, то есть местом где живет много людей — хотя и городом не совсем обычным. Да, порядок здесь поддерживали не живые люди с оружием, но рукотворные големы, что только с виду кажутся неуклюжими и гремучими грудами металла. Да, на улице можно было встретить элементаля, порождение одной из четырех стихий, которому волею мага было придано сходство с живым существом. И три раза да, что не было в Рах-Навазе той всегдашней грязи и тесноты, коей славятся города Западного Мирха. И много чего не было — того, чем жители других людских земель обязаны недобросовестным своим правителям; правителям, вышедшим из числа простых смертных.

И все-таки даже здесь жили и обычные люди: землепашцы, торговцы, ремесленники. И воры тоже. Собственно, один из воров, человек по имени Салех, как раз вышел на свой ночной промысел. Он брел по ночным улицам и лишь немного замешкался, отвлекшись на очередную не то вспышку, не то сияние над верхушкой одной из башен. Все-таки родился Салех не в Рах-Навазе, поэтому привыкнуть к подобному зрелищу никак не мог.

Но такое трепетное и слегка опасливое отношение к отходам магических опытов было, пожалуй, единственным, что отличало Салеха от коренных жителей города, да и то, наверное, не всех. Потому как был он не просто вором — он считался одним из лучших воров в Рах-Навазе, а такое «почетное звание», как ни крути, обязывало. Обязывало прежде всего стать своим в этом удивительном городе; подчеркнуто своим. Или, как говорят на севере и востоке, «святее самого Магистра Белого Ордена».

В святость вообще кого-либо Салех, как и подобает представителю древнейшего ремесла, не верил ни на грош, однако к делу относился с должным старанием. Собственно, именно поэтому он до сих пор не попался магическим ищейкам, не умер с голоду и мог не размениваться на карманные кражи. Последнее — ни в коем случае, ибо талант этого человека находил иное, куда более достойное применение. Без ложной скромности Салех мог сказать, что способен украсть то, что другим не под силу. Вот только скромность… точнее, неприятие хвастливой болтовни, есть чуть ли не главное условие успешности вора.

Не стал хвастаться он и теперь, получив задание выкрасть одну вещь из дворца самого Архимага. Ни к чему было бить себя кулаком в грудь, заявляя, что подобное задание для него как пара пустяков. В последнюю очередь в такой похвальбе нуждался родной брат Салеха — который, собственно, и обеспечил ему это задание. Обеспечил… однако действовал отнюдь не от своего имени.

Так что этот заказ, умыкнуть нечто, похожее на гигантское яйцо и называемое Сердцем Таэраны, Салех воспринял буднично. Еще одна работа, еще одно дело, успех которого зависит лишь от опыта, подготовки и снаряжения. А уж совсем чуток — и от пресловутой удачи, которой и именно которой почему-то принято желать друг другу.

И уж тем более Салех не впал в панику, не стал отнекиваться и настаивать на том, что задание это ему-де не по силам. Он понимал: никого более подходящего для этого дела найти невозможно. Вдобавок за его братом стояли и были заинтересованы в этом задании серьезные и весьма опасные люди. Ссориться с которыми одиночке вроде Салеха было равносильно самоубийству. И, наконец, положа руку на сердце, «король рах-навазских воров» не считал смертельно опасным даже проникновение в гости к Архимагу. Ибо всякое могущество имеет границы.

По большому счету даже предводитель магов мог противопоставить такому незваному гостю не так уж много. Вооруженные охранники-големы могли быть полезны лишь в открытом бою; например, во время штурма. Охранные заклятья и ловушки имели строго заданные условия срабатывания, и их создатели, сколь бы искусны они ни были, просто не имели возможности предусмотреть все. А стены — о, это было даже не смешно! За свою жизнь на воровском поприще Салеху довелось их облазить и перелазить видимо-невидимо. Не говоря уж о той простой истине, что знает даже далекий от строительства человек.

В любом здании есть подвалы, а в подвал ведет непременно больше одного хода. Поэтому Салех только усмехнулся, глядя на почти отвесную, кубическую громадину дворца, увенчанную куполом, похожим на гигантскую луковицу.

«Удивили!» — словно читалось в его лице.

Конечно, определенная угроза исходила от «наблюдателей» — мелких, размером с мышь, существ, шныряющих или порхающих в обители любого приличного мага. И немедленно ставящих его в известность при наличии каких-то странностей: вроде воров, пожара или чар, вышедших из-под контроля.

Конечно, если Архимаг узнает, что в его дворец проник посторонний, последнему точно не жить… С другой стороны, как и всякое порождение магии, «наблюдатели» — существа на редкость тупые и простые как лапоть. Салех рассчитывал обмануть их, перехитрить, так как делал это не раз. Посему, если и чувствовал он страх, идя к дворцу Архимага, то лишь малую его толику. Как и обычно в подобных делах.

Вздохнув и поправив на плече небольшой мешок с воровской амуницией (в том числе и магического происхождения), Салех еще раз сверился с планом дворца, предоставленным заказчиками. Как их соглядатаи умудрились составить этот план, и что им мешало в таком случае украсть Сердце самим — эти вопросы если и волновали вора, то незначительно. Дело есть дело, а лишние вопросы могли принести больше вреда, чем пользы. Потому, собственно, они и назывались лишними.

Салеха ждала ночь, наполненная лазаньем по городским катакомбам и туннелям дворцовых подвалов, крадущемуся переходу через коридоры уже самого дворца. А еще — преодолением разнообразных ловушек и охранных средств, из которых вору больше всего запомнилась ручная сторожевая саламандра. Существо, похожее не то на маленького, бескрылого, но огнедышащего дракона, не то на ящерицу с крупную собаку величиной. Отправляясь на дело, Салех как-то не подумал, что в охранении дворца могли быть задействованы и живые существа тоже. И эта маленькая оплошность едва не стоила ему жизни.

Вообще, фантазия строителей дворца (а может и самого Архимага) отдавала каким-то извращением и произвела на Салеха впечатление самое тягостное. Все эти извилистые коридоры — из-за каждого поворота которых могло вылететь нечто шустрое и непременно опасное; этот пол, могущий провалиться аккурат под ногами, эти штыри, вылезающие из стен; двери, натыканные в самых неожиданных местах и захлопывающиеся прямо перед носом… Все это было лишь «цветочками» дворцовых подвалов; в самом дворце к ним присоединялись и ягодки в виде неутомимых големов-стражей и вышеупомянутой саламандры.

В общем немудрено, что достигнув зала, где на небольшом постаменте возвышалось и сияло в темноте искомое Сердце, Салех не сдержал вздоха облегчения. Не сдержал — хоть и рано было, ох как рано! Задание было выполненным менее чем наполовину: ведь даже в этом, вроде бы пустом, зале могли иметься препятствия к его выполнению.

Посмотрев на зал через Лунную Призму, вор усмехнулся собственной догадливости. Сердце буквально лучилось силой, источало ее, как солнце источает свет и тепло. Другие лучики — послабее, но прямые и куда более многочисленные, пересекали зал от стены до стены и переплетались в своеобразную магическую сеть… впрочем, не слишком плотную.

Обойти такую сеть Салеху было нетрудно — достало бы обычной сноровки, коей вору было не занимать. Его настрой омрачило другое: некоторые из лучей охранной сети проходили в опасной близости от Сердца Таэраны. Одного неловкого движения могло хватить, чтобы оба источника силы вошли во взаимодействие, предсказать последствия которого Салеху не доставало ни знаний, ни смелости. Скорее всего, зал моментально превратился бы в духовку, после чего вор, запеченный в собственном соку, был бы подан на завтрак Архимагу. Ведь, кто знает, какие у него пристрастия в еде?

А, впрочем, не все ли равно? В любом случае, вариант с отступлением Салех даже не рассматривал. Бросить дело, когда уже столько пройдено — это ж вершина глупости! Не говоря о том, насколько могло выйти боком подобное проявление малодушия. Поэтому вор, так и держа Призму перед глазами, медленно и осторожно пошел к постаменту, уворачиваясь от лучей, а когда и проползая под ними. Со стороны это выглядело забавно, словно представление уличного акробата; вот только Салеху было не до смеха, а смотреть со стороны здесь, на счастье, пока было некому.

Когда же постамент с Сердцем был наконец достигнут, вор успел буквально изойти холодным потом, судорожно и бережно надевая на искомую вещь плотный мешок. Поступить с нею следовало именно так: прикасаться рукой и вообще кожей к Сердцу категорически воспрещалось. Об этом Салех узнал от брата, а тот, соответственно, от заказчиков-патронов. До причин вор не допытывался, однако и спорить не стал. Потому как знал: с этими магическими штучками надо быть осторожнее; скорпиона погладить бывает безопаснее, чем просто дотронуться до иной из них.

Посему все меры предосторожности Салех выполнял предельно строго, не сделав исключения и для Сердца Таэраны. Именно благодаря этому его вылазки раз за разом увенчались успехом. Не стал исключением и этот раз. С Сердцем в мешке и странной, неожиданной теплотой в душе вор отправился в обратный путь — не совпадавший, кстати, с его дорогой сюда.

В славный город Грейпорт пришел вечер. Бургомистр уже собирался домой, когда на порог его кабинета ступил нежданный визитер. Нежданным он был до такой степени, что бургомистр поневоле вспомнил о своих доблестных предках: о тех славных воинах, от которых он не унаследовал ничего, кроме громкой фамилии.

Вспомнил — и сильно пожалел об этом.

Тяжелая поступь, тяжелый взгляд… и не менее тяжелый разговор, что явно предстоял правителю города. Едва ли Ольгерд, Магистр Серого Ордена, почтил его присутствие просто так или ради пожелания доброго вечера. Едва ли… особенно если учесть недавние события. Лицо у Магистра было спокойным, голос — ровным… однако взгляд не сулил собеседнику ничего хорошего. Так удав мог смотреть на приглянувшегося ему к обеду кролика.

— Что с людьми Ордена? — сразу, без присловий, начал Магистр. И от этих слов, а также от интонации сказанного в душе его собеседника словно проснулся небольшой вулкан.

— Что? — вскричал бургомистр, поднимаясь из-за широкого, накрытого сукном, стола, — ты спрашиваешь — что? Так я объясню: эти выродки под замком. В ожидании суда. И я обещаю, что они… получат виселицу.

— А не слишком ли строго, бургомистр? — Ольгерд слегка усмехнулся, в то время как его собеседник багровел от гнева.

— Воины Ордена устроили погром. В одной из самых дорогих гостиниц города. Нарушили покой ряда почтенных, весьма обеспеченных и потому значимых для Грейпорта людей. Так что…

— Претензии, значит, — ничуть не смутившись перебил Магистр, — что ж, я в долгу не останусь. Ваши дуболомы с алебардами сорвали операцию Ордена. Очень важную операцию. Важную настолько, что этим вашим «почтенным людям» вскоре может не понадобиться ни эта гостиница, ни все их треклятое золото. По вашей вине. Я доходчиво объясняю?

Гримаса гнева и брезгливости была ему ответом. Но Ольгерд продолжал — спокойно и обстоятельно. С уверенностью в собственной правоте.

— В этих условиях, а также учитывая серьезные потери, уже понесенные Орденом, я настоятельно требую освобождения наших людей. Поскольку их арест еще больше ослабляет…

— Требуешь? — прошипел бургомистр, — ты — требуешь? У тебя хватает наглости требовать что-то от меня? В моем городе?

— Исключительно для пользы дела, — парировал Магистр, но его собеседника было уже не унять.

— Знаешь, что? — крикнул он, зачем-то хватая со стола какие-то бумаги и тряся ими прямо перед лицом Ольгерда, — ваша серая шайка… зарвалась дальше некуда! Вы ведете себя как хозяева! Вы — по какому праву?! Думаешь, я не знаю о ваших делишках с беренальскими пиратами? С этим отребьем? Ошиба-аешься…

Но хватит! Вы мне надоели! Только требуете, требуете, требуете… а пользы от вас как золота в навозной куче. Вредите, громите, убиваете — и требуете! Да знаешь ли ты, боров в мундире, что достаточно одного моего слова… даже одной лишь печати на нужной бумаге — и вы все вылетите из моего города?!

Бургомистр осекся и закашлялся, сам запоздало ужаснувшись собственных слов. Но собрался с духом и решил подытожить — уже более спокойным тоном.

— В общем так, Ольгерд, — произнес он слегка дрогнувшим голосом, — пришла пора определиться. Вам. Друзья ли вы города или враги. Работаете на него или против него. Третьего не дано.

— Друзья? — переспросил Магистр, вдохнув и поворачиваясь к выходу, — значит, друзья… У Ордена нет друзей. Есть лишь интересы. Которым кто-то соответствует — а кто-то нет…

И, не дожидаясь ответа, Ольгерд покинул кабинет бургомистра, понимая, видимо, бесполезность дальнейшего разговора. Собеседник же его еще несколько минут смотрел вслед — в напряженном и тревожном молчании.

Он еще не знал, что будет смертельно отравлен — уже сегодня, за ужином, приготовленным рукой повара, что верой и правдой служил бургомистру на протяжении десяти лет.