Глава шестая

Чем дальше уходила в море «Золотая чайка», тем больше охватывало капитана Хорнета смутное недовольство. Отчасти оно передавалось и команде — однако то была лишь бледная тень, лишь эхо от состояния, в которое все глубже погружался пиратский вожак. Его словно грыз изнутри невидимый червь; не тело грыз, но душу. И капитан с готовностью делился этой «радостью» с подчиненными — посредством возросшей придирчивости, грубости и на редкость легкой гневливости.

Хорнет ощущал, будто его кинули — причем кинули, как не кидали никого и никогда. Что он зря потратил время, пойдя на поводу у Серого Ордена; что банально продешевил и что струсил, не посмев настоять на своем. Не говоря уж о том, насколько чревато может быть соучастие в похищении эльфийского принца. При всей кажущейся разнузданности, капитан все же кое-чего опасался: например, лезть в политику. Ведь, как ни крути, а один корабль и десятка два подельников — это слишком, просто ничтожно мало против даже мелкого государства. Которому, кстати, совсем необязательно обладать собственным флотом: достанет и чародейства, чтобы разнести «Золотую чайку» в щепки.

Еще капитан, а следом и вся команда, мало-помалу начинали тяготиться от длительного безделья. Нет, каждодневную работу по управлению судном, разумеется, никто не отменял. Однако рутина есть рутина: сперва она жутко трудна, затем к ней привыкаешь, а потом и вовсе перестаешь принимать в расчет. К тому же пираты вряд ли стали бы пиратами, если б были готовы всю жизнь провести за такой вот рутинной работой — хоть на палубе, хоть на поле или на стройке.

Авантюрная душа жаждала приключений, схватки и, разумеется, добычи, а на худой конец суррогата в виде выпивки и буйства. Так что матросы все чаще и чаще прикладывались к корабельному запасу рома, после чего прикладывали кулаки к лицам подельников.

Капитан все это видел, понимал. Даже несмотря на собственное состояние, он оставался лидером — человеком, ответственным не только за самого себя. Что именно необходимо и команде, и ему лично, Хорнету было более чем понятно. Размяться требовалось, вспомнить, что они вольные люди, а не мальчики на побегушках Ордена; почувствовать себя сильными и смелыми, а не замордованными трудягами. Проще говоря, нужен был еще один корабль, дабы напасть на него и от души повеселиться. И тогда заказ на перевозку эльфийского принца отойдет в глазах пиратов на второй план. Подумаешь, мол, пленник…

Многое понимал Хорнет — кроме одного: он до конца был уверен, что действует по собственному разумению. И что его недовольство вкупе с проблемами в команде вызвано ну чем угодно, только не посторонней волшбой. Уверившись в безобидности закованного в кандалы Леандора и оставив его высочество в трюме, пираты успели привыкнуть относиться к нему как грузу, пусть драгоценному, но неопасному. Им было невдомек, что сковать руки недостаточно: от них зависит лишь боевое чародейство. Голова же у Леандора оставалась свободной… и мало-помалу передавала экипажу «Чайки» его мысли и чувства.

Даже того, относительно недолгого путешествия на корабле рхаванов принцу хватило, чтобы проникнуться презрением ко всему их народу. Чтобы поверить: все, что говорили об этих существах знатные эльфы — все это даже больше чем правда. Леандор увидел их именно такими: грязными вонючими скотами, загаживающими весь мир, а в придачу и собственное обиталище. Примитивными низшими существами, что под силой понимают только тяжесть кулаков, и лишь эту силу уважающих.

Дорбонарские повстанцы, несмотря ни на что, оставались Перворожденными, детьми Света и Жизни. Священными созданиями с надеждой на вразумление. В пиратах же Леандор видел лишь мерзкие отродья — и поэтому даже не думал, что их можно оправдать их или щадить. Он мог выжечь Хорнету мозг в мгновение ока… и растратил бы при этом остатки силы. Но нет, транжирить ее подобным образом принц считал безрассудным. Вместо этого он медленно, но верно изводил пиратов, понемногу подводя их к нужным для него действиям.

К вечеру даже у самого Леандора начинала жутко болеть голова, однако никому и никакого дела до этого на корабле не было. Высочеству плохо? Экие неженки эти эльфы — особенно голубых кровей! Сухопутные крысы опять же…

Если бы кто-то посмотрел на «Золотую чайку» хотя бы сквозь рах-навазскую Лунную Призму — он бы увидел корабль в какой-то слабой, но темной или мутной дымке. Однако Призма лишь в городе магов считалась почти предметом быта, разве что довольно дорогим. За пределами же Рах-Наваза подобные вещицы были в диковинку… да и не нужны они были особенно никому. Полезнее, наверное, было покупать телегу в отсутствие лошади.

Поэтому никто на борту ни о чем не догадывался. А напряжение все росло. И когда наконец сидящий на мачте матрос увидел маячивший вдали парус и доложил об этом радостным воплем, ответом ему было сразу несколько не менее радостных возгласов. Пираты почувствовали то же, что ощущают дети при виде сладостей — причем дети, давно ничего не евшие. Да, «Чайке» с этим кораблем не вполне по пути; да, придется немного отклониться от курса, и да, время на преследование тоже понадобится. Все так, но неужели дело того не стоит?

Когда на палубу вышел капитан, привлеченный веселым гомоном, лица матросов разом обратились к нему — и напоминали, скорее, морды голодных собак. Команда затихла, ожидая решения предводителя… и искренне надеясь на желаемый ею вариант.

И Хорнет не был бы капитаном, если б предпочитал обманывать надежды команды. С пару минут он смотрел вдаль, приложив ладонь ко лбу и словно раздумывал, пока наконец не молвил «вот и веселье… на подходе». И приказал следовать за кораблем.

* * *

Для Ирайи это путешествие оказалось чрезвычайно щедрым на новые впечатления. Не так давно она открыла для себя небо — узнав, что мир не всегда бывает ограничен твердью потолка или пещерного свода. И что в мире гораздо больше красок, чем можно увидеть в родном подземелье.

Теперь же девушка из клана Морандора воочию убедилась, что не всегда под ногами бывает нечто твердое и непоколебимое. Далеко не всегда: ибо мир с точки зрения рхаванов, состоит все-таки большей частью именно из моря, а не из суши. Разумеется, Ирайа знала о подземные озерах и реках; однажды ей даже пришлось перебираться вброд через одну из этих рек. Но то был тонкий ручеек по сравнению с водоемами на поверхности; даже рядом с Тромом и его притоками. А что уж говорить о море — когда вода со всех сторон, и не всегда можно увидеть даже намек на сушу.

Как ни странно, но пребывание в море Ирайа переносила неожиданно легко, даром что ни разу еще не плавала. Точнее сказать — не ходила: по мнению моряков слово «плавать» применимо разве что к рыбам и прочим неразумным тварям, а также ко всяческому мусору. А уж никак не достойно разумного существа, что обязано «ходить» хоть суше, а хоть даже и по воде.

Что касается Даррена, то он, напротив, уже в первый день смог проникнуться глубинным смыслом ругательства «сухопутная крыса». И осознать, за что именно те, для кого море успело стать домом, искренне презирают таких как он. А как иначе, коль, ступивши на палубу, здоровый мужик очень быстро превращается в столь жалкое существо? Которое не всегда способно твердо стоять на ногах, передвигается по палубе походкой завзятого пьянчуги, может упасть даже в полный штиль и, конечно же, периодически свешивается за борт — дабы поделиться частью недавно съеденного с водящимися поблизости рыбами.

Ирайе наемник искренне завидовал, а ту легкость, с которой девушка переносила морскую поездку, объяснял исключительно ее молодостью и какой-то легкостью. И здоровьем — тоже. Едва ли Темная Эльфийка за свою короткую жизнь успела хотя бы попробовать пиво, не говоря уж о том, чтобы проводить вечера в таверне, а вышеназванным пивом запивать свиную ногу. Поэтому Даррен все больше предпочитал сидеть или лежать; и уж тем паче старался не смотреть в сторону бортов.

Зато его провожатая буквально прилипла к борту, завороженно любуясь на синюю гладь, на пролетающих птиц, на плещущуюся неподалеку совсем не пуганую рыбу. И только солнце не могло вызвать у Ирайи добрых чувств — поэтому она всегда смотрела в противоположную от него сторону.

И именно Ирайа первой заметила идущий на сближение корабль — благодаря внимательности своей и зоркости. И не преминула сообщить об этом ближайшему к ней человеку. Ближайшим в тот момент оказался богатый, но еще не успевший заплыть жиром, купец, направлявшийся в Рах-Наваз для заключения очередной сделки.

Кстати говоря, в первый день пути этот человек попытался проявить к девушке интерес, намного выходящий за рамки простого знакомства между попутчиками. Поближе познакомиться решил, так сказать… Смекнул, видно, что сопровождающий девушку-эльфийку мужик — никакой не ухажер, что оба из этой странной парочки едва терпят друг друга.

И, в отличие от Даррена, особенности внешности юной пассажирки купца не волновали; видно, привык он иметь дело не с одними лишь сородичами. А может, как раз эти особенности и волновали… но в другом смысле; как принято говорить среди светских львов, этих высокородных выродков, «на экзотику потянуло». Впрочем, как бы то ни было, а тяга эта быстро прошла. Сразу, едва в руке юной незнакомки блеснуло лезвие кинжала.

С той поры купец-попутчик не то чтобы отстал совсем и смотрел на Ирайу со страхом. Отнюдь! Он продолжал крутиться неподалеку, надеясь, видимо на ее внимание, не теряя надежды. Однако вел себя предельно осторожно, если не сказать робко.

Подвернулся он девушке и теперь.

— А ты как думала? — усмехнулся купец в ответ на реплику Ирайи, — не один же корабль у Грейпорта. Много. Вот и ходят… туда-сюда.

Последнее было не похвальбой, а констатацией факта. Флот в Таэране имелся только у Грейпорта, да еще у его векового антагониста — пиратского острова Беренал. Причем, в последнем случае речь шла, скорее, не о флоте, а о разрозненных кораблях, чуть ли не каждый из которых имел своего владельца.

Эта разрозненность, собственно, и обеспечивала статус-кво, при котором пираты не сплачивались в сколь либо серьезную силу, и, соответственно, не могли предпринять ничего, фатального для торговой республики — например, блокировать пролив. А с другой стороны, соответственно, не ставили на кон все и вся. С отдельными же кораблями беренальцев более-менее успешно справлялась эскадра каперов, время от времени выходивших в море. Справляться-то справлялась, вот только кораблей этих почему-то не становилось меньше.

Когда-то флот стал орудием превосходства нарождающейся человеческой Империи. Благодаря оному имперские войска могли довольно быстро прибывать практически в любую часть континента через море и речные пути — и буквально сваливаться на головы врагов, словно птичий помет. Сегодня корабли тоже были востребованы… уже как способ наживы. И кормили они и владельцев, перевозящих все от металла из гномьих рудников до вина с виноградников юга, и грейпортских купцов, получавших свое при перепродаже, и сам Грейпорт, облагавший морские перевозки пошлиной. Ну и, разумеется, беренальских пиратов, что тоже не упускали некой толики чистогана.

Помогло это изобретение рхаванов и похотливому купцу — дабы лишний раз обратить на себя внимание попутчицы.

— А знаешь, — ни с того ни с сего начал купец, — у меня ведь тоже будет свой корабль. Да не хуже этого. Просто я пока берегу… золото коплю.

— А странный какой-то корабль, — тем временем подал голос один из матросов, поглядев в сторону незнакомого судна через еще одно рхаванское изобретение — подзорную трубу, — парус… на нем нет герба. И так идет… как будто нарочно ищет с нами встречи.

— Ну-ка, дай, посмотрю, — это сказал уже капитан корабля, подошедший к борту и выглядевший несколько встревоженным.

Матрос послушно протянул ему трубу.

— Ах, — воскликнул капитан, посмотрев, а затем исторгнув короткое, но крайне неприличное, ругательство, — да у них же Весельчак на мачте!

«Весельчаком» и грейпортские моряки, и их антагонисты дружно именовали горячо любимый последними флаг — изображение человеческого черепа на черном фоне; часто рядом со скрещенными костями или саблями. Выражение лица у грубо нарисованного черепа выходило улыбчивым, довольным и даже каким-то восторженным из-за широко открытого, слегка искривленного рта.

Вот только встреча с таким флагом отнюдь не вызывала веселья — потому как сулила потерю кошелька, а зачастую и жизни.

— Весельчак? — испуганно проблеял, переспрашивая, купец.

Весь его кураж, весь гонор «богатого пассажира» мигом улетучился. Глаза округлились… и больше уже даже не смотрели в сторону попутчицы-эльфийки. Не до того стало: жизнь бы сохранить.

— Пираты… значит? — неизвестно зачем решил уточнить купец дрожащим голосом, — но как? Мы же прошли… тот пролив!

— Ну, всякое же бывает, — капитан развел руками, а затем обратился к матросам, собирающимся на палубе, — значит, так: по курсу — беренальцы. Всем приготовиться.

Хотя этот корабль считался мирным, моряки на нем, включая даже кока, были вооружены. Потому как знали: море жестоко. И беспощадно к беспечным и безоружным.

* * *

В деревянный бок корабля вонзилось сразу несколько «кошек» — и первая четверка пиратов устремилась на борт, дабы перехватить управление судном. Когда же так удачно подвернувшийся корабль вплотную соприкоснется с «Золотой чайкой», должна была начаться основная атака.

Один из канатов был вовремя перерублен матросской саблей, и висевший на нем пират с криком и всплеском рухнул в воду. Его подельникам повезло больше: так, первый из них вскочив на палубу, ловкими взмахами сабли почти сразу смог ранить аж двух противников. Второй бросился к штурвалу, чем вызвал паническое бегство рулевого — не отличавшегося, видно, особой храбростью.

А вот третий… третий оказался поблизости от Ирайи и от ее незадачливого ухажера. Последний даже не подумал броситься на защиту девушки, а с криком «помогите!» бестолково заметался по палубе. Пират расхохотался, глядя на это зрелище… и недооценил Ирайу, посчитав ту обычной худосочной девчонкой.

И зря: несчастный береналец едва ли успел хотя бы пожалеть о своей беспечности. Кинжал в собственной спине оказался для него совершенной неожиданностью — зато последующая жуткая боль и не наступившая сразу смерть были на руку Темной Эльфийке.

— Даррен, помоги! — крикнула Ирайа, безуспешно пытаясь оттащить свою жертву к кубрику. Наемник немедля откликнулся; хоть состояние его было не ахти, но уж на недостаток силы-то он не жаловался.

Тем временем борта двух кораблей столкнулись, соприкоснувшись — и на палубу ревущей гурьбою ринулись пираты. Матросы, не будучи трусами, встретили их саблями и кортиками. Вот только команда, работающая за деньги, да на мирном корабле, едва ли могла на равных тягаться с теми, кто с детства привык к схватке. Перед кем с ранних лет был поставлен вопрос: драться без пощады за свою жизнь или умереть, хотя бы от банального голода. Потому-то очень скоро можно было увидеть лежащие на палубе тела матросов — убитых или раненых.

Тем временем Ирайа и Даррен смогли оттащить поверженного пирата подальше от места, где шел бой. Девушка принялась готовиться к очередному ритуалу; наемник же, с мечом в руке прикрывал ее, с тревогой поглядывая на сражающихся матросов и пиратов.

— Ах, много их… слишком, — посетовала Ирайа, — силы не хватит. А так хотелось попробовать комбинированные чары… Впрочем, кажется я знаю, кто может помочь.

И рывком поднявшись с палубы, с кинжалом в руке она решительным шагом направилась в сторону купца, который к тому времени уже выдохся и теперь стоял, держась за одну из мачт.

— Умоляю! — не сказал, а буквально взвыл он, белыми невидящими глазами глядя на Ирайу и на лезвие кинжала в ее руке.

— Ты. Спасешь. Нас. Всех, — медленно и беззлобно отчеканила эльфийка, — впрочем, я не запрещаю тебе спастись. Попытаться спастись…

Мгновение спустя палубу огласил визг, похожий на поросячий. За ним вновь последовала фраза «Даррен, помоги!». Но пираты и матросы были так поглощены схваткой, что даже не поглядели в ту сторону. И зря: потому как эти звуки, в конечном итоге, претворили собой исход боя.

Примерно через полчаса на место сражения обрушился невидимый исполинский кулак. В отличие от предыдущего раза (в грейпортской гостинице), удар пришелся сверху вниз — и расшвырял участников боя по палубам обоих кораблей.

— Какая жалость, — с сожалением пробормотала Ирайа, — не рассчитала чуток… Без разбора как-то… получилось.

А новоиспеченное чародейство перешло уже на следующую стадию. Непонятно откуда взявшийся ветер устремил к «Золотой чайке» легкое багровое облачко. Пираты, что оказывались слишком близко от него, немедленно приходили в беспричинный ужас — и либо бросались за борт, либо пытались найти убежище. Ну или, как вариант, попробовали спастись на другом корабле… где и успешно добивались воспрявшей духом командой.

Казалось, ситуация была очевидна: пиратская атака отбита, можно было вновь продолжать путь. Такой вариант устраивал и команду, и оставшихся пассажиров… но только не принца Леандора. Собрав остатки силы, он послал ее на корабль-победитель, послал буквально наудачу… и получил-таки долгожданный отклик.

Импульс вышел настолько мощным и быстрым, что попавший под него Даррен забыл и про морскую болезнь, и про едва закончившееся нападение, и про задание, и вообще про банальное самосохранение. Сорвавшись с места и, не обращая внимания на выкрик Ирайи «эй, ты куда?», равно как и на удивленные взгляды и бранные окрики матросов, наемник ринулся к борту. Лихо перемахнув через него, он оказался на палубе «Золотой чайки» и, ведомый чародейским зовом эльфийского принца, полез в трюм. Что касается сотворенного Ирайей багрового облака, то на Даррена оно в тот момент просто не подействовало — хотя бы потому, что чары у Леандора были все-таки посильнее, чем у девушки-Лаин.

В трюме наемник встретился лицом к лицу с капитаном Хорнетом. Тот, в отличие от подельников, явно не впервые сталкивался с чародейской атакой: понимая, что противопоставить ей, как правило, нечего, капитан видел наилучший выход в том, чтобы эту атаку банально переждать. Трюм же для этих целей подходил как нельзя лучше.

Ведомый чародейской волей Леандора, полностью покорный ей, наемник едва не напоролся на капитанскую саблю. К счастью, запас силы у принца к тому времени начал иссякать, и он вынужден был ослабить невидимую хватку. На мгновение Даррен растерялся, не вполне понимая, где он и почему… но только лишь на мгновение. После чего скрестил меч с саблей Хорнета.

Чему-чему, а боевым навыкам наемника не особенно повредила даже покачивающаяся под ногами палуба — равно как и в свое время сидение в таверне на пару с Августом Бримхаймом. От первого выпада Даррен отклонился, второй отбил, а на третьем сам перешел в контратаку. Разумеется, Хорнет тоже не был лыком шит: схватки, особенно на море, стали для него столь же привычным делом, как поднесение ложки ко рту. Так что контратака наемника была им успешно отбита… и последующая атака тоже.

В общем, в трюме «Золотой чайки» встретились и схлестнулись противники, вполне достойные один другого. И исход схватки был бы не столь очевиден, не будь поблизости кого-то, кровно заинтересованного в победе одной из сторон. Этим «кем-то» был принц Леандор, который почти полностью оставил Даррена в покое и переключился на его противника. Начал медленно, но верно его изводить, как и делал это все последние дни.

Результат не заставил ждать: боевая ярость Хорнета очень быстро сменилась обычной злостью — вроде той, что испытывает, например, стражник, посланный вне очереди на ночную вахту. К злости добавилось и чувство тревоги, отнюдь не самый лучший спутник для воина. В какой-то момент капитан сделал один лишь неверный выпад и поплатился за него жизнью. Сперва меч Даррена отсек ему руку, которой Хорнет держал свою саблю. Следующим движением клинок наемника пронзил пиратского капитана насквозь.

— Уфф! — сказал Даррен, опуская меч. Этот бой успел утомить его, так что победу наемник воспринял с немалым облегчением.

— Эй! Я здесь! Освободи меня! — донесся до него крик.

То звал принц Леандор, уже растративший остатки силы, и потому вынужденный прибегнуть к единственному, имеющемуся в его распоряжении средству, а именно, собственному голосу.

— С какой стати? — недовольно отозвался Даррен, — освободи… Я ведь, между прочим, наемник. А значит… не оказываю бесплатных услуг. Не говоря уж про то, что я сейчас на задании. И вообще… как я здесь оказался?

— Это я позвал тебя. Спасешь меня — и Престол в долгу не останется, — с почти торжественной убежденностью заявил Леандор, чем одновременно и порадовал наемника, и насторожил.

С одной стороны из сказанного Даррен понял, что прямо сейчас имеет возможность спасти особу, как минимум, благородных кровей, что вроде как сулит ему немалые барыши. С другой же стороны, особого доверия (не говоря уж о благоговении) по отношению к «благородным» наемник не испытывал. В его понимании представители благородного сословья вполне могли оказаться чванливыми придурками, лишенными не то что чувства благодарности, но даже банальной человечности по отношению к простолюдину — такому как он. Даже если простолюдин этот спас их «благородные» жизни.

И все же колебался наемник недолго — полагая, видимо, что главное уже сделано, и особенных усилий от него больше не требуется. Оглядевшись и осмотрев полутемную утробу «Золотой чайки», Даррен обнаружил неподалеку дверь в небольшую каморку. Дверь эта оказалась довольно хлипкой: наемник высадил ее с третьего удара ноги. И в проеме почти столкнулся с пленником; коморка оказалась действительно маленькой и, вдобавок, изрядно замусоренной.

— От имени Престола Хвиэля и Дорбонара, благодарю тебя, — произнес пленник без тени тепла в голосе. Едва ли человек стал бы говорить таким тоном даже со своей собакой.

— Благодарность в карман не положишь, — проворчал в ответ Даррен.

И уже затем до него дошло само «зерно» услышанного. Сопоставив слова обитателя коморки с его внешним обликом, особо выделив стройное, почти хрупкое телосложение, а также мягкие, длинные, достойные скорее женщины, волосы, наемник сперва коротко ругнулся, а уж после сказал нечто относительно приличное:

— Вот он как! Еще один эльф на мою голову!

* * *

Неудавшаяся атака, чародейство Ирайи, гибель капитана, не говоря уж о больших потерях в самой команде — все это настолько подорвало боевой дух последней, что ни о каком продолжении намеченного пути не могло быть и речи. Очухавшись к вечеру, оставшиеся в живых пираты погрузились на шлюпки и отбыли в направлении «ближайшего берега». Где находится вышеназванный берег, представляли они себе весьма смутно, однако и оставаться больше на «Золотой чайке» уже не могли. И уж тем более никто из них не вспомнил про драгоценного пленника, навязанного Серым Орденом.

Беренальский корабль так и остался посреди моря — медленно дрейфовать по волнам, без единой живой души, но зараженный темным чародейством. Будущий корабль-призрак.

А вот грейпортский «собрат» его продолжил свой путь, благо, особого урона пиратская атака причинить ему не смогла. Один убитый матрос и пятеро раненых членов команды, включая капитана — вот и все потери, понесенные в недавней схватке. Что касается жертвоприношения купца-пассажира, то его за урон никто не посчитал и не думал карать или осуждать Ирайу за это. Во-первых, заплатил-то несчастный купец вперед, в конечном счете осознавая, на что идет. Ведь морское путешествие не прогулка после обеда по собственному саду. А во-вторых, все понимали, что без этого жертвоприношения и волшбы Ирайи схватка могла закончиться совсем по-другому.

Не вызвало ни у кого возражений и появление на борту наследного принца Хвиэля и Дорбонара. Почти ни у кого… Подобно Даррену, капитан надеялся на щедрость эльфийского королевства, поэтому и не был против принятия на борт дополнительного пассажира. Тем более что «дополнительным» Леандор по большому счету и не был, а лишь занял место убиенного купца.

Но не будем забывать и про слово «почти». Едва Даррен в сопровождении уже свободного от оков принца ступил на палубу, как Ирайа встрепенулась, резко развернулась, словно почувствовав приближение последнего. Узнал и Леандор, кто именно стоит перед ним; узнал — и почти инстинктивно потянулся к отсутствующим ножнам.

— Хтоник?! На корабле — хтоник? — вскричал он тоном аристократки, увидевшей таракана толщиной, как минимум, с палец.

— Лаин, — гордо поправила его Ирайа и обратилась к своему провожатому, — Даррен, так ты из-за него так помчал? Кто позволил тебе оставлять меня, да еще приводить сюда этого «светлого» ублюдка?

Слово «светлый» она произнесла с особенным презрением и сарказмом в голосе.

— Позволил я, — заявил Леандор, — вернее потребовал. Своей властью. И… учтите, что я не намерен терпеть на борту эту темную потаскуху. Также я требую сменить курс корабля и направить его к Рах-Навазу. И, вообще, зачем я обсуждаю это с вами? Мне нужен капитан!

— Подожди…те, ваше высочество, — примирительно молвил Даррен, — видите ли, в смене курса нет необходимости. Корабль и без того идет именно к Рах-Навазу. Так что не будем беспокоить капитана без нужды.

Однако это заявление не только не успокоило принца, но и разозлило его еще больше. Ибо ему достало ума сложить два и два, и сделать соответствующие выводы.

— Все понятно! — Леандор ткнул пальцем в сторону Ирайи, — ты — это тот самый посланник Падших, о котором говорил тот серый ублюдок. Так и знал… что рхаванам нельзя верить. Хочешь тоже добраться до Сердца? Не выйдет!

— А у высочества есть, чем еще напугать меня, кроме своего благородного пальчика? — Ирайа хищно осклабилась, держа перед собой кинжал, внезапно возникший в ее руке.

— Послушайте, — вклинился между ними Даррен, — не объясните, о каком таком сердце идет речь?

— Не твое дело, рхаван, — надменно бросил принц.

— Да-да, не твое, — крикнула с другой стороны Ирайа, — твое дело — сопровождать и защищать. Меня. Помочь мне добраться до Рах-Наваза. И учти: клан Морандора бывает щедрым, а бывает и очень беспощадным. Особенно к отступникам.

— А я от задания и не отказываюсь, — наемник развел руками, — сам понимаю же… Вот только не думаю, что нужно прямо сейчас выяснять отношения, устраивать кровопролития… на борту. Как говорят на востоке Мирха: «не убив медведя — шкуру не дели». Я это к тому… что если вам обоим понадобилась какая-то вещь в городе магов… то, может, сначала добраться до нее? Спокойно, без шума и пыли? А уж потом делить?

— Да что ты понимаешь, рхаван? — молвила Ирайа с презрительной усмешкой.

— Да, рхаван, — поддакнул принц, — не понимаешь — а лезешь. Сравнил тоже: Сердце Таэраны — и шкура дикой твари.

— Так он сам такой же и есть! — торжествующе воскликнула девушка, — дикая тварь. Возомнившая себя венцом творения. С кем же ему еще сравнивать?

— Да будет тебе известно, — обстоятельно и горделиво начал Леандор, — что твои предки поклонялись моим предкам. Приносили им жертвы, падали ниц. Как же ты посмел возражать мне? Встревать в спор Перворожденных… точнее, меня, Перворожденного.

— Оговорочка! — хмыкнул Даррен, — «спор Перворожденных». Надо полагать, Перворожденные здесь вы, а я лишь презренный… как вы сказали? «Равах?»

— Рха-ван, — по слогам, разжевывая, поправила Ирайа, — что значит «ди-карь». Судя по тому, что ты не смог разобрать даже такое простое слово, прозвища этого ты вполне заслуживаешь.

— Поддерживаю! — горячо воскликнул Леандор, — ты даже хуже, чем Падшие. В каждом Падшем на самом деле есть частичка Перворожденного — ведь предки Падших были… такими же, как и мы. А про тебя такого не скажешь: твои предки были зверьем.

— Понял, понял, — сказал Даррен, согласно кивая, — можете не объяснять. Непонятно только, почему при всем этом вы оба не можете без меня обойтись. Одну надо проводить, другого… ваше высочество, нужно вытащить из плена… Но, раз уж вы так замечательно между собой спелись… нашли общий язык — может, тогда и примем мое предложение? Спокойно продолжим путь?

Леандор замолчал — обескураженный и словно задумавшийся. Ирайа тоже опустила кинжал. Видимо оба они поняли, что ничего другого им не остается.

Загрузка...