Сердечные струны

ГЛАВА 14

На следующее утро, выйдя из гостиницы Энчантид Хилл, Роман встретил хозяина, чистящего медные урны, установленные у двери.

— Доброе утро, мистер Монтана, — приветствовал он. Роман кивнул.

— Нельзя ли поменять дверную ручку комнаты номер два? Трудно открывается.

— Боже милосердный, собирался же сделать это еще на прошлой неделе: человек, который останавливался в этой комнате, не смог выйти, оказавшись запертым изнутри, пока кто-то не услышал его крики.

— Так поменяете?

— Непременно, мистер Монтана. Непременно.

Удовлетворенный, он вышел на улицу, удивляясь суете, представшей его глазам: многие мужчины чистили фасады и стены домов, женщины подметали тротуары, мыли окна, высаживали ярко-красные герани в кадки, расставленные по двум сторонам улицы; подростки выбивали пыль из ковров; даже дети работали — улыбаясь и смеясь, бегали по улице, развешивая красные, белые и голубые ленты на каждом столбе.

Роман решил, что через город проезжает какое-то высокопоставленное лицо, или, возможно, мэр отмечает день рождения. Пожав плечами, направился в телеграфную контору и отправил очередное послание Теодосии сестре и зятю. Она телеграфировала Лилиан и Аптону при любой возможности, если не могла отправить письма. Во всех посланиях сообщалось о продолжении изучения гибких речевых отклонений. Роман понятия не имел, что это такое, но решил — этот предмет слишком скучный, чтобы утруждать себя выяснением подробностей.

Следующим пунктом его визита стал магазин: пятнадцать минут спустя в его руках поблескивала сталью новая винтовка взамен той, что отдал Маманте, и под мышкой была зажата весьма необычная вещица, завернутая в желтую бумагу и перевязанная ярко-красной атласной ленточкой. С этими покупками он вышел на улицу, где мальчишка, разносчик почты, вручил ежедневную газету.

Один взгляд на заголовок не только объяснил причины утренних стараний горожан, но и взволновал его дурными предчувствиями.

Сегодня прибывают английские аристократы!

— Ну, не здорово ли, мистер? — прокомментировал пожилой мужчина, покачиваясь в кресле-качалке рядом с дверью в лавку. — Не припомню, чтобы что-то подобное когда-нибудь случалось в маленьком старом Энчантид Хилл. Вы уже прочитали историю?

— Нет, — процедил сквозь зубы Роман. Мужчина потер свою заросшую щеку и скрестил костлявые ноги.

— Насколько я понял, семеро англичан сошлись вместе и решили отказаться от путешествия по Европе, а отправиться по нашему юго-западу. Наверное, в Техасе кто-то рассказал им об Энчантид Хилл. Очевидно, они приезжают сюда, чтобы загадать пару-тройку желаний на горе, как это делают все, кто проезжает мимо, — так или иначе, но целый комитет уже заботится об их размещении в гостинице, поезде, организации развлечений и тому подобных вещах. Английские аристократы все богачи, знаете ли.

Богатство, конечно, не единственное, чем обладали английские денди, кипятился Роман. Они, без сомнения, были образованны, даже высокообразованны, как и Теодосия. А из семи наверняка найдется, по крайней мере, хоть один высокий темноволосый и голубоглазый. При таком богатстве их не привлечет золото Теодосии, но наверняка, черт возьми, никто не откажется провести несколько долгих и страстных ночей в ее объятиях.

Проклятие, надо убедить ее покинуть Энчантид Хилл прежде, чем она успеет прочитать газету!

Роман опрометью бросился к гостинице, промчался через коридор и взлетел по лестнице, ведущей в номера. Вот она, дверь их комнаты, но она не открывалась — замок снова подвел.

Применив недюжинную силу, взломал, наконец, дверь, и увидел Теодосию, стоящую у стола перед блюдом с яблоками, апельсинами и несколькими спелыми лимонами.

— Роман, — прошептала она. — Ты уже видел это? — в ее руках была злополучная газета с крупным заголовком, напечатанным сверху.

— Служащий гостиницы просунул под дверь вскоре после того, как ты ушел. Я… ты… понимаешь, что это значит?

Он даже очень хорошо понимал, что это значит. У нее появились те же мысли об аристократах, что и у него. Теперь уже не удержать ее от знакомства с англичанами.

Чувства, которые и сам еще не понимал, подтолкнули его на одну попытку.

Бросив новую винтовку и желтую коробку на кровать, выпрямился во весь рост.

— Мы немедленно покидаем Энчантид Хилл, и я не хочу слышать ни слова возражений.

Открыв стенной шкаф, вытащил ее чемоданы.

— Упаковывай вещи.

— Роман…

— Ради Бога, в городе распространяется заразная болезнь, — лгал с отчаянием. — Если задержимся хоть на минуту, то можем подхватить ее. Упаковывай сумки.

Она уставилась на него.

— Какая болезнь?

— Корь, — выпалил он.

— У меня был ужасный случай кори, когда мне было семь лет, следовательно, теперь мне нечего бояться этой болезни.

Он сунул руки в карманы, призывая на помощь новую ложь.

— Да? А у меня никогда не было кори. Но даже если бы и была, это редкая корь, Теодосия. Ее только что открыли. Может, именно эти хилые англичане привезли из Европы, так что мы уезжаем.

Надежда затеплилась внутри него, когда она засуетилась у шкафа.

— Помогу упаковать платья. — Он схватил ее платья из шкафа, свернул их и сунул в один из сундуков.

— Роман, подожди, — Теодосия остановила его руку, когда он снова потянулся к ее одежде. — Пожалуйста, давай поговорим об этом.

Он не представлял, как совладать со своими бурлящими чувствами: Теодосии не хочется покидать Энчантид Хилл, но если оставить ее здесь, значит, вечером отправить ее в постель идеального мужчины для зачатия ребенка.

Ярость клокотала в нем, словно пробудился затихший на время вулкан.

Молчание оглушило Теодосию сильнее, чем злость или боль. Опустив голову, она уставилась на его сапоги.

Разве можно допустить, чтобы она спала с одним из этих англичан, и с какой стати поддерживать такое сумасбродство? Интимность, возникшая между ними, явилась лишь ее удовольствием, но не его, хотя ему понятны причины ее отказа заниматься любовью и мотивы, по которым она отвергала его.

Но что делать с ревностью: он хотел ее так же сильно, как и она желала его.

Теперь, когда он проявил такое самообладание и понимание, она намерена добровольно отдаться другому мужчине — никогда не случалось ей чувствовать себя такой эгоисткой, как сейчас. Охваченная чувством вины, она подняла голову.

— Прости, Роман, — прошептала она.

Он пристально посмотрел ей в глаза, отчаянно пытаясь найти в них подтверждение собственной убежденности — она испытывает то же внутреннее смятение, что и он. Ему также стало ясно, что, если даже ее эмоции и совпадают с его чувствами, она все равно не позволит им повлиять на свои намерения.

Роман отступил от нее.

— Простить, Теодосия? — вспылил он.

— За что?

Девушка слегка нахмурилась.

— За то, что… причиняю тебе боль.

— Причиняешь мне боль? — Ему тотчас же пришлось изобразить полнейшее равнодушие. — Ты считаешь, что причинишь мне боль, отправляясь в постель с одним из этих английских парней? — спросил он настороженно. — С какой стати это должно меня волновать?

— Я…

— Позволь кое-что объяснить, — горячо продолжал Роман. — Мне нравилось ощущение твоего тела, но еще больше — добиться, чтобы ты позволила касаться тебя, так как отказы и протесты служили вызовом, который возбуждает. Единственное, что меня интересовало, — затащить невинного маленького гения в постель без одежды, я добился этого; что же до занятий любовью, — какая разница, чьи бедра, между которыми ты улегся, — конец всегда один и тот же.

Изобразив самодовольную улыбку, направился к двери.

— Ты для меня только работа. Понятно? Останемся в Энчантид Хилл столько, сколько захочешь, и можешь делать все, что заблагорассудится.

Роман с силой толкнул дверь и вышел из комнаты.

Теодосия не двигалась.

Ты для меня не более чем работа…

Каким-то чувством понимая, что брошенные им слова — попытка притупить боль, а с другой стороны — правда, состоящая в том, что, хотя они стали близкими друзьями, проводившими вместе прекрасные мгновения, она для него оставалась работой, средством накопить недостающие деньги, необходимые для открытия ранчо; кроме того, огромная разница в их мечтах никогда не позволит перерасти возникшей близости в нечто большее.

Печаль сжала сердце, ей показалось, что чувствует, как оно кровоточит.

Сама того не сознавая, Теодосия бросилась к двери с намерением догнать Романа и заставить его поверить, что он тот мужчина, которому она хочет отдать свою невинность, а не какому-то проезжему англичанину.

Остановил запах свежих лимонов, они красовались на столе, напомнив забытый аромат лимонной вербены.

Лилиан.

Сжав пальцы в кулаки, проглотив крик отчаяния, попыталась мыслить разумно.

— Теодосия, — страстно прошептала она, — если тебе не удастся сохранить твердое присутствие духа, твое сердце непременно станет руководить твоими поступками; ради Лилиан ты не должна позволить этому случиться. Не имеешь права.

Ее мозг. Ее сердце. Настоящая битва началась между разумом и чувствами.

Она знала, что победит.

Властная тяга разума была много сильнее простеньких, незначительных подрагиваний сердечных струн.

Роман прислонился к столбу забора, наблюдая, как Теодосия кружится по городской площади среди звуков веселого смеха и оживленной музыки.

Она затмевала всех присутствующих женщин: лунные лучи и свет ламп поблескивали в ее золотых волосах, мерцая на мятно-зеленом атласном платье и светясь в глубинах ее темных изумрудов. Но не свет и не драгоценности делали ее ослепительной, а искрящаяся красота, пленившая высокого мужчину, держащего ее в своих руках.

Его звали Ллевеллин — Хэммонд Чарльз Александр Ллевеллин, второй сын богатого и влиятельного английского герцога. Парня с вьющимися черными волосами, ясными голубыми глазами и бриллиантом размером с лошадиный глаз на правой руке Роман признал противным, как и его имя.

Теодосии, конечно же, потребовалось много времени, чтобы остановить свой выбор. Группа англичан, разумеется, облегчила ее дело. Одного взгляда на нее оказалось достаточно, чтобы все семеро направились прямо к ней, и каждый попросил составить компанию на вечеринке.

Она уделила внимание каждому, но больше всего времени проводила с Хэммондом Ллевеллином. «Да, Хэммонд — ее выбор, — подумал Роман, — тот, кто познает Теодосию с самой интимной стороны, с которой только и может мужчина узнать женщину».

Ему хотелось, чтобы она оказалась в какой-нибудь рискованной ситуации, а он мог бы вытащить свой пистолет, выстрелить и случайно задеть Хаммонда Ллевеллина.

Он выпрямился, увидев, что пара покинула танцевальную площадку и пробирается сквозь толпу, направляясь прямо к нему.

Англичанин шел быстрым шагом, словно босым ступал по острым камням. Черный костюм на его долговязом теле казался Роману сгоревшим фитилем свечи.

— Роман, — заговорила Теодосия, подойдя к нему. — Тебе следует знать: мы с Хэммондом собираемся прогуляться.

Ей было неприятно информировать его о своих планах с Хэммондом, словно выставлять напоказ отношения с дворянином, но Роман сам виноват: настоял на том, что и сегодня продолжит исполнение обязанностей ее телохранителя, а значит, должен знать, куда она идет и что собирается делать.

Не дождавшись ответа, залюбовалась им: бежевая рубашка натянулась на груди, черные бриджи не препятствовали ее воображению, заставив забыться и перевести дыхание. «Такой равнодушный, — подумала она, — такой совершенно непринужденный».

Но девушка помнила, что за этим видимым спокойствием скрывается страшная сила, способная раскручиваться со скоростью нападающей змеи.

Восхищение и нежность к нему взволновали Теодосию настолько, что у нее закружилась голова, она ухватилась за заборный столб, чтобы сохранить равновесие.

Он среагировал мгновенно, поддержав ее за руку, от его прикосновения ей стало трудно дышать.

— Роман? — пробормотала она, — ты идешь с нами?

Он размышлял — танцы или влечение к Хэммонду тому причина? Подавив злость, натянуто кивнул.

— Вы считаете, что он должен присоединиться к нам, Теодосия? — осведомился Хэммонд.

Роман пригвоздил англичанина свирепым взглядом.

— У тебя какие-то трудности?

Хэммонд уставился на высокого, мускулистого мужчину, которого Теодосия представила как телохранителя. В глазах длинноволосого бродяги мерцала такая опасность, с которой Хэммонд никогда прежде не сталкивался: что-то зловещее, как и у той ужасной банды негра Бланко, о которой был столько наслышан со времени приезда в Техас.

Боже, как грубы эти техасцы, подумал Хэммонд, сожалея, что решился путешествовать по такой нецивилизованной части Америки. Но мрачное настроение исчезло, когда познакомился с Теодосией Уорт, женщиной, воплощавшей изящество знатных дам, знакомых по Англии.

Вспоминая красивые зрелища, путешествуя по грубой местности Техаса, он изумился красоте и осанке Теодосии в тот самый час, когда увидел ее в холле гостиницы. К сожалению, и его шестеро приятелей тоже обратили на нее внимание; однако, Теодосия, кажется, предпочитает его, доказывая, на его взгляд, ум и интеллигентность.

Поглядывая на нее, кавалер гадал, какое же предложение сделает она ему во время прогулки, отказавшись обсуждать его здесь, на танцах, настаивая на разговоре наедине.

Хэммонд стряхнул пылинку с рукава сюртука и свысока взглянул на Романа.

— Прошу простить, сэр, не могу вспомнить вашего имени.

Роман сложил руки на груди — неужели он показался настолько незначительным этому британскому бабнику, что даже не запомнил его имя?

— Монтана. Роман Монтана. И давно ты уже здесь, Хэмм?

Хэммонд поморщился.

— Меня зовут не Хэмм. Мое имя Хэммонд.

— Роман — чудесный попутчик во время путешествия по Техасу, Хэммонд, — быстро вмешалась Теодосия, почувствовав настоятельное желание защитить Романа от явной неприязни Хэммонда. — С тех пор, как мы познакомились, я узнала от него столько информации, касающейся…

— Касающейся искусства разводить костер? — поддел Хэммонд. — Ошкуривать белок или рубить деревья для постройки бревенчатой хижины, быть может?

— Хэммонд, — вмешалась Теодосия, — пожалуйста…

— Я не учил Теодосию, как разводить костер, ошкуривать белку или валить деревья для хижины, Хэмм, — начал Роман, сузив глаза. — Научил ее кое-чему другому, о чем ты не упомянул. Почему тебе не поинтересоваться, чему именно?

Когда Хэммонд взглянул на нее, Теодосия почувствовала, что ее щеки начали пылать.

— Роман продемонстрировал много новых умений, — неуверенно произнесла она.

— Понятно. — Хэммонд задумался над ее взволнованным состоянием и тем, как она защищала бродягу — ему пришла в голову мысль, что в их отношениях было что-то большее, чем можно признаться. Его бесило, как это выпускница Гарварда решилась проявлять симпатию к необразованной деревенщине в присутствии человека со сплошь голубой кровью! Турист снова обратился к Роману.

— Сегодня Теодосии не понадобятся ваши умения или услуги, мистер Монтана. Я позабочусь о ее безопасности. Почему бы вам не пойти в салун и не выпить или что вы там, техасцы, делаете, чтобы развлечься? Вы свободны. Роман улыбнулся.

— Мы, техасцы, развлекаемся, убивая людей, Хэмм. — Для большей убедительности он вынул один из кольтов и принялся крутить его в пальцах, делая это так ловко и быстро, что он исчез, превратившись в сверкающий круг. А затем, в одно мгновение, застыл в его руке — дулом уставившись на Хэммонда.

— Пройдусь с вами. Может, развлекусь, пристрелив парочку-другую во время прогулки.

Прошло время, прежде чем Хэммонд оправился от испуга.

— Теодосия, — произнес он, вкладывая в слова всю солидность, которая, по его мнению, выделяет человека аристократического круга, — необязательно демонстрировать дешевые трюки с оружием, чтобы метко стрелять, моя дорогая. Такое глупое жонглерство можно увидеть в любом цирке. Сегодня вам не понадобится ваш телохранитель. Со мной пистолет, и, уверяю вас, я — опытный стрелок.

— Не сомневаюсь, Хэммонд, — натянуто ответила она. — Но Роман…

— О, прекрасно, — перебил Хэммонд, не желая больше слышать, как она расхваливает Романа. — Может быть, пойдем? Так не терпится уйти от звуков этой грубой техасской музыки и обсудить предложение, о котором вы упомянули ранее. — Не удостоив Романа и взглядом, он повел Теодосию прочь от шумного веселья.

Не собираясь сохранять приличествующую дистанцию, Роман шел за ними к реке, журчащей рядом в небольшой дубовой рощице. Нежный ветерок шелестел в листьях, лунный свет переливался на покачивающейся траве, в воздухе чувствовался запах роз, росших в саду на краю города.

Какая идеальная обстановка для романтической любви, решил Роман, остановившись прямо за Теодосией.

— Мистер Монтана, — сказал Хэммонд, — мы с Теодосией предпочли бы поговорить наедине. То, что вы стоите позади нее, словно какой-то ангел-хранитель, мешает нашему уединению.

— Я и есть ее хранитель, Хэмм, но уверяю — не ангел.

Хэммонд деликатно фыркнул.

— Хорошо, попрошу вас отступить настолько, чтобы вы не могли подслушать наш разговор.

— Мне не нужно подслушивать, — парировал Роман, — точно знаю, что она собирается сказать. — Он положил руку на спину Теодосии и легонько подтолкнул ее к Хэммонду. — Ну, Теодосия? Тот момент, которого ты ждала. Давай же, не робей. Она решилась было заговорить, но не могла произнести ни слова. Роман прав, наступил тот момент, которого она ждала: физические данные, ученые степени в греческой и латинской литературе, диплом с отличием Оксфордского университета — соответствие полное, как дорогая перчатка на изящной руке.

— В чем дело? — прошептал Роман на ухо. — Передумала? — Он произносил слова с ехидством, в душе надеясь, что это именно так.

Теодосия вздрогнула, когда длинные густые волосы коснулись ее щеки, и его тепло проникло в нее; она уловила его запахи — свежести, кожи и земли, вспомнила то чувство безопасности и нежной удовлетворенности, охватывавшее ее в его объятиях. Боже, помоги ей повернуться и ощутить его снова.

— Теодосия? — Хэммонд взял ее руку и поцеловал. — Не держите же меня в такой неизвестности, дорогая. Если, в самом деле, существует что-то, в чем я могу помочь вам, только скажите.

— Да, — тихо произнесла она, пытаясь укротить дикие чувства, пробужденные Романом. — Вы… есть нечто, и можете помочь. Я…

Она замолчала. Чтобы найти смелость, в которой нуждалась, она сосредоточилась на воспоминании о Лилиан, лежащей на кровати в то утро, когда потеряла четвертого ребенка; вспомнила слезы сестры и выражение полного поражения в ее глазах, свое собственное отчаяние и желание дать Аптону и Лилиан то единственное, что никто другой не мог им дать.

— Хэммонд, я решилась для моей бездетной сестры заиметь ребенка, — выпалила она, затем быстро продолжила: — Собираюсь родить ребенка, но до сегодняшнего дня не находила мужчину, который соответствовал бы установленным требованиям в отношении отца младенца: быть похожим на мужа сестры как физически, так и интеллектуально. Вы, Хэммонд, превзошли мои ожидания, и я… — Она закрыла глаза. — Хотела бы, чтобы вы помогли мне забеременеть Если согласитесь, отцовские обязательства по отношению к ребенку не имеют значения, оплачу золотом услуги.

Когда она закончила, Хэммонд снял сюртук и перебросил его через руку так, чтобы прикрыть свою нижнюю часть тела.

Но его попытки оказались напрасны. Роман уже разглядел то, что тот попытался прикрыть, повернулся, отошел в сторону и уставился в тень, такую же черную, как и его мысли.

— Какой необычный подарок для сестры, — произнес Хэммонд голосом, дрожащим от изумления и желания. — Ей очень повезло, что у нее такая великодушная сестра, как вы, Теодосия. Она похожа на вас?

Теодосия открыла глаза, но не подняла взгляда от усыпанной листвой земли.

— Очень сильно.

— Значит, вы хотите подарить ей ребенка, который бы как можно больше был похож на мужа?

— Да. — Чтобы удержать дрожь в руках, Теодосия сцепила их. — Хочу услышать ваш ответ, Хэммонд.

Он улыбнулся.

— Теодосия, сочту за честь помочь зачать такого особенного ребенка, поэтому принимаю предложение.

«Дело сделано, — подумала она. — Отцом будет Хэммонд Ллевеллин, британский аристократ».

В голове завертелось такое множество мыслей, что она почувствовала легкое головокружение. Сделав шаг назад, надеялась опереться на твердое, теплое тело Романа, но его не было — пустота.

Оглядевшись, Теодосия увидела Романа, стоящего далеко от нее, и остро ощутила его отчужденность.

Хэммонд заметил в ее глазах беспокойство — свидетельство привязанности, которую она питала к Роману. Что только нашла в этом вульгарном мужике, просто не понятно.

Однако вспомнив, что прекрасная Теодосия Уорт выбрала в качестве будущего отца ребенка именно его, а не невежественного Романа Монтана, поторопился уточнить.

— У вас уже есть на примете место и время, дорогая? — Ему не терпелось приступить к делу уже сегодня, ибо хотел ее с тех самых пор, как впервые увидел днем, в холле гостиницы.

— Не сегодня, — ответила Теодосия, удивившись своему быстрому ответу. — … Боюсь, слишком утомлена, Хэммонд. Мы с Романом были в дороге, и я…

— Понимаю. — Он снова поцеловал ей руку. — Конечно, вам следует отдохнуть. Зайду за вами завтра в одиннадцать, чтобы мы могли вместе насладиться поздним завтраком и ближе познакомиться друг с другом. А теперь, пожалуйста, позвольте проводить вас до гостиничного номера.

Возвращаясь в город рядом с Хэммондом, она слышала позади шаги Романа. До этого вечера он всегда находился впереди нее, направляя и защищая. Теперь сзади, в тени.

Глубокое чувство печали поднялось в ее груди, и она внезапно обрадовалась, что Роман сзади. Так он не мог видеть ее слез.

— Ты плохо спала прошлой ночью. — Роман стоял посередине комнаты, наблюдая, как Теодосия выходит из-за ширмы. — Слышал, как ты ворочалась.

Она остановилась перед одной из двух кроватей и невидящим взглядом уставилась на лоскутное одеяло.

— Ты тоже не спал, Роман. Я видела, как ты ходил по комнате.

Он не ответил, но ждал, скажет ли она ему еще что-нибудь.

Она не говорила ничего до тех пор, пока не увидела его вещи у двери.

— Что…

— Перехожу в другую комнату, — объяснил Роман, увидя замешательство на ее лице. — Не могу оставаться здесь, и тебе это чертовски хорошо известно. Не так давно ты сообщила, что мне придется спать где-то в другом месте, когда выберешь мужчину. Ты ведь помнишь, что говорила это, да?

Глаза ее горели, но она не позволила пролиться не единой слезинке. Удерживая напряженный взгляд Романа, кивнула.

Он тоже смотрел на нее не отрываясь.

Молчание повисло в воздухе, словно удушающая сырость, пока громкий стук в дверь, наконец, не нарушил ее.

— Вот и он, — сказал Роман. Мистер Совершенство, — отметил он.

— Ты… составишь нам компанию за завтраком? Роман мог бы поклясться, что напряжение между ними так спрессовалось, что его можно было резать ножом.

— Ты будешь в безопасности с сэром Голубая Кровь, у него же есть изящный английский пистолет. Если вдруг появятся какие-нибудь драконы, он спасет…

Стук повторился.

— Теодосия? — окликнул Хэммонд из коридора и снова постучал.

Она подошла к бюро, чтобы достать шляпу и перчатки. Каждый раз, когда Хэммонд стучал, раздражение Романа росло. Он свирепо взглянул на дверь.

— Составлю ему компанию, пока не закончишь одеваться. — Быстро подошел к двери, с силой нажав на дверную ручку.

Хэммонд смотрел, как он закрывает дверь.

— Теодосия…

— Она еще не одета. — Роман прислонился плечом к стене и скрестил руки на груди.

— Понятно. — Хэммонд поглаживал большой бриллиант на пальце. — Вы всегда поселяетесь в одной комнате?

— Да.

— И спите в одной постели? Роман улыбнулся.

— Это уже не твое дело.

Разволновавшись, Хэммонд пригладил свои аккуратно причесанные волосы.

— Вы потащитесь за нами на завтрак?

— Куда идет Теодосия, туда и я. Хэммонд нахмурился.

— Надеюсь, вы не будете присутствовать при исполнении мною тех услуг, для которых избрала меня Теодосия?

Роман вскинул одну черную бровь.

— Только если понадобится мужчина, чтобы подсказать, как исполнять их, Хэмм.

Посчитав это явным оскорблением, Хэммонд ударил Романа перчаткой по щеке. Роман не вздрогнул.

— Ничего не скажете по поводу того, что я ударил вас, сэр? — изумленно спросил Хэммонд.

Роман угрожающе улыбнулся, глядя в глаза Хэммонда.

— Ох.

— Сэр, ударив вас перчаткой по щеке, бросаю вам вызов, — пояснил Хэммонд, переходя от раздражения к гневу.

Роман рассмеялся.

— Значит, в Англии мужчины бросают вызов перчатками? Что же вы, маменькины сынки, делаете, когда приходит время драться? Бросаетесь друг в друга носками?

Хэммонд испытал ярость, которая прорвалась сквозь оболочку цивилизованного лоска. Его рука тут же полезла под сюртук.

Но не успел он даже дотронуться до пистолета, как Роман, выхватив кольт, взвел его и нацелил в грудь Хэммонда.

Джентльмен побелел от страха.

Роман отметил, что он выглядит так, словно окунул лицо в горячий белый воск и дал ему застыть.

— Если твое мастерство в постели такое же, как в обращении с оружием, Хэмм, значит, мне надо быть рядом, когда ты попытаешься начать работу. Могу сидеть напротив и давать подробные, шаг за шагом, инструкции.

Хэммонд не нашелся что ответить. Изнутри Теодосия попыталась открыть дверь.

— Роман, ты там? Дверь не открывается. Хэммонд взялся за ручку, но не сумел ее повернуть.

— Кажется, где-то заело. Погоди минутку, поищу управляющего.

Роман, сбросив руку Хэммонда, повернул ручку.

Как только дверь открылась, Теодосия увидела Романа, кольт, поняла, что мужчины обменивались любезностями.

— Этот дикарь угрожал пистолетом, — заявил Хэммонд.

Теодосия ждала объяснений — он лишь встретился с ней взглядом, и ей открылась вся правда его ярко-голубых глаз.

Наблюдая за их молчаливым согласием, Хэммонд получил еще одно подтверждение едва скрываемого влечения друг к другу. Но, как и вчера вечером, — постарался утешить себя — их чувства не имеют значения, ведь именно он тот мужчина, который займется любовью с Теодосией.

Но его оскорбленная гордость требовала удовлетворения, и через минуту раздумий он уже знал, как достичь его. Распрямив костлявые плечи, заговорил. — Теодосия, не могу выносить присутствия этого мужчины: его грубые манеры, неприкрытый сарказм и страсть к насилию исчерпали чашу моего терпения; моей чувствительности нанесен такой глубокий урон, что я вынужден пересмотреть свое решение.

Теодосия положила ладонь ему на руку.

— Хэммонд, вы хотите сказать, что…

— Да, моя дорогая, именно. Боюсь, не смогу помочь вам в достижении ваших благородных целей. Понимаю ваше страстное желание подарить своей горячо любимой сестре ребенка, но прошу прощения за неоправданные надежды. Твердо настаиваю на своем решении. Приятного дня вам обоим.

Роман наблюдал, как дворянин зашагал по коридору, затем повернулся к Теодосии — замешательство, шок и паника отразились в ее красивых глазах.

Что-то перевернулось внутри него — нельзя допустить, чтобы Теодосия потеряла то, к чему так сильно стремилась.

Он снова прислонился к стене и сложил руки на груди.

— Что ж, иногда выигрываешь, иногда проигрываешь.

Теодосия медленно перевела взгляд со спины Хэммонда на Романа.

— Прошу прощения?

— Ты проиграла, Теодосия. Провалилась со своими планами. Не сделаешь ребенка для своей сестры. И хорошо: с самого начала дурацкая идея стала еще глупее, когда ты выбрала этого осла-аристократа.

Его бессердечное отношение больно задело ее. Да, ему не хочется, чтобы она спала с Хэммондом Ллевеллином, но зачем злорадствовать по поводу того, что ее планы потерпели крах?

— Роман…

— Встретимся позже. — Роман поднял шляпу и направился к лестнице. — Видел несколько английских чистокровных в конюшне, собираюсь получше рассмотреть их. Мне нужно купить ранчо и лошадей. Твои планы, возможно, потерпели крах, но я не собираюсь допустить, чтобы провалились мои.

Все еще демонстрируя невозмутимость, двинулся дальше по коридору, однако, дойдя до лестницы, помчался вниз. Добежав до холла за несколько секунд, спрятался у окна.

Через несколько секунд появилась Теодосия, пересекла холл и вышла на улицу.

Из окна хорошо просматривалось, как она заметила Хэммонда, идущего по тротуару, и прибавила шагу, догоняя его.

Беглец, взяв ее руку, поднес к губам для поцелуя.