Сердечные струны

ГЛАВА 2

Набраться. Нализаться. Накачаться.

Напиться.

Роман не придумал ничего другого, что помогло бы ему выдержать трехдневное путешествие до Темплтона с Теодосией Уорт.

— Плевать мне, — пробормотал он бармену, — пусть она летит до Темплтона хоть на спине своего попугая.

— Как скажешь, — ответил бармен, вновь наполняя стакан своего посетителя.

Обхватив стакан рукой, Роман посмотрел в зеркало на стене за баром: в нем отражалось облако сизо-голубого дыма со слабыми лучами солнца, пробивающимися сквозь него. Под этой дымкой сидело за столами с полдюжины мужчин, игравших в карты и время от времени ухитрявшихся ущипнуть пышнотелых барменш; другие стояли у бара, потягивая свою выпивку в одиночестве. Роман знал, что большинство из них — такие же бродяги, как и он, скитающиеся то там, то тут, зарабатывая деньги, когда нуждались в них, проводя свои дни как вздумается, — так ребенок складывает кубики: один за другим, без какого-либо определенного плана в голове.

«Именно на этом сходство и кончается», — подумал Роман. У него был определенный план, и это не какой-то воздушный замок, как когда-то предрекала его мачеха.

Эта мечта была такой огромной, что только двадцать, пять тысяч акров плодороднейших пастбищных земель в Рио Гранде Плейнз могли вместить ее, — он будет выращивать замечательную породу лошадей на этих прекрасных землях и затем разбогатеет, продавая их ранчеро, которые, без сомнения, готовы заплатить любые деньги за его ценную породу.

Однако, чтобы сколотить это богатство, надо потратить целое состояние. Правда, ему оставалось внести всего пятьсот долларов, чтобы выкупить землю. А уж стадо крепких испанских кобыл не будет стоить слишком дорого.

А вот английские чистокровные жеребцы обойдутся недешево — за лучших в стране, разводимых и выращиваемых на различных фермах на Востоке, и платили золотом почти столько, сколько они весили. Но все равно он как-нибудь их заполучит, ибо прекраснейшее всегда стоит уйму денег.

Ничто и никто в целом мире не помешает осуществить ему эту мечту. Как и в течение десяти долгих лет, он будет браться за любую работу, которая подвернется, пока не соберет необходимой суммы.

Придется набраться терпения и поладить с Теодосией Уорт во время поездки до Темплтона — нельзя упустить деньги, которые доктор Уоллэби заплатит ему за эту услугу.

— Награда, вот что это, — пробормотал он, пробежав пальцами по волосам. — Вроде той, что получают за избавление общества от какой-нибудь угрозы.

— Настоящей угрозы, — автоматически согласился бармен. — Эй, а я тебя не знаю? Не видел тебя?.. Да-а, ты тот самый парень, который был у нас несколько месяцев назад. Роман Монтана, вот, кто ты. Народ не перестает говорить о твоей лошади. По-прежнему не продается?

Роман покачал головой и отхлебнул виски.

— А знаешь, Уилл Симпсон рассказывал, что его лошади никогда не были так подкованы, как это удалось тебе, когда был тут последний раз. Хвали твою кузнечную работу, называя ее отменной. Хотелось бы узнать, как тебе удается так хорошо прибивать подковы?

— Скажи ему, что вбивать гвозди надо одним ударом, когда их много, гвоздь разбалтывается, не успев полностью войти.

— Правда? Гм. Чего не знал, того не знал. Ну, а как насчет старика Германа Гуча? Третьего дня он говорил, что ждет твоего возвращения, ты обещал расширить спальню его жены — ей здорово понравилось, как ты отремонтировал им кухню. Не хочешь, чтоб я привел его сюда?

Роман осушил стакан.

— Может быть, в другой раз. Сейчас предстоит другая работа — настоящее наказание по имени Теодосия Уорт. И ее дурацкий попугай, такой же, как…

— Попугай? Большая серая птица с красным хвостом? Так я ее видел. Она на секунду останавливалась перед салуном — хорошенькая малышка: кожа того белая, будто облилась молоком. Что ты должен сделать для нее?

Роман плеснул еще виски в стакан.

— Отвезти в Темплтон. Она сейчас в конюшне Клаффа — выбирает лошадь и повозку. Я хотел было остаться и помочь ей, но когда она спросила его его Equus caballus, я дернул оттуда со всех ног.

— Equus caballus? — Бармен почесал голову. — Что за тарабарщина?

Роман проглотил пятую порцию спиртного и и ср рот тыльной стороной ладони.

— Похоже, так этот гений называет лошадь.

— Мистер Монтана! Роман развернулся на стуле и увидел сына Клаффа, стоящего в дверях салуна.

— Отец послал меня за вами! Просил поторопится. Эта женщина, мисс Уорт, которую вы привели в конюшню, разговаривает так чудно, что отец просто вне себя, старается понять, но не может, чего ей хочется.

Роман скрестил руки на груди.

— Значит, Клафф расстроен? Только не говори, что мисс Уорт пытается его цикурировать.

— Цикурировать? — Мальчишка покачал головой. — Не-е, она не делает ему ничего такого, но здорово его раздражает. Вы придете?

Нагрузившись изрядным количеством виски, растекающимся по его венам, Роман почувствовал себя более расположенным иметь дело с несносной мисс Уорт. Заплатив за выпивку, направился к дверям.

Выйдя на улицу, увидел ее перед платной конюшней: сцепив за спиной руки, она медленно ходила вокруг чистокровного гнедого.

Немного поодаль, через несколько зданий, перед продуктовой лавкой стояли трое здоровых, хорошо вооруженных мужчин, наблюдавших за ней. Даже отсюда, где он стоял, можно было догадаться что они замышляют что-то дурное. И что бы ни был у них на уме, оно имело отношение к Теодосии.

Длинными и стремительными шагами он направился через улицу, не упуская из вида трех бандитов.

— О, привет, мистер Монтана, — поприветствовала его Теодосия, улыбаясь.

Искрящаяся миловидность и ее улыбка овладели его вниманием — он боролся с соблазном улыбнуться в ответ.

Но только секунду. Вместо этого нахмурился.

— Вы не купите эту лошадь, мисс Уорт.

Она провела рукой по гладкому крупу лошади.

— Напротив, покупаю, мистер Монтана. Это мерин чистокровной породы. Он не самый изящны из тех, что я видела, но его характер мне кажется высшей степени подходящим, так как я неплохо знакома с этой породой, потому что мой отец…

— Эта лошадь слишком изящна, — вспылил Роман. — Клафф, покажи ей несколько более крепких…

— Я уже видела остальных, — заявила Теодосия, вытирая тыльной стороной ладони лоб. — Ни одна из них меня не интересует. И я была бы вам искренне признательна, если бы вы перестали неистовствовать по этому поводу, мистер Монтана.

Стимулируемая виски добросердечность, которая, как Роман надеялся, поможет вынести несколько часов в компании Теодосии, быстро превращалась в холодную ярость.

— Буду неистовствовать столько, сколько, черт меня побери, захочу! — Он понятия не имел, что означает это слово, но не собирался пасовать перед мощью ее словарного запаса. — А теперь выберите другую лошадь, потому что вы не берете гнедого.

Иоанн Креститель высунул голову из клетки, Которую Теодосия водрузила на несколько сложенных тюков сена.

— Я буду неистовствовать столько, сколько, черт меня побери, захочу, — крикнул он.

Теодосия ощетинилась.

— Ну вот, посмотрите, что вы наделали, мистер Монтана. Моя птица никогда — ни одного раза — не богохульствовала. Пять минут в вашей компании, и вот, пожалуйста…

— Слова «черт побери» не так уж плохи, мисс Уорт, — рискнул вступиться Клафф. — Есть куда более дрянные слова, которые он мог бы услышать.

Ей-богу, я знаю несколько таких, которые буквально выворачивают меня наизнанку, когда их слышу.

— Пожалуйста, только не называйте их, — взмолилась она, затем обратилась к Роману: — Мне не терпится поскорее добраться до Темплтона, мистер Монтана. Именно поэтому я не согласилась с вашим предложением остаться здесь на ночь и начать путешествие утром. По этой же причине я предпочитаю эту лошадь — английские чистокровные хорошо известны своей скоростью. Много о них знаю, потому что мой отец…

— Да, начинаю понимать, что вы знаете многое о многом, но ничего дельного: этого чистокровного завтра к ночи я буду вынужден пристрелить, чтобы избавить от страданий — до Темплтона почти три дня пути по трудной дороге, а чистокровные славятся своей скоростью, но не выносливостью.

— Вон тот гнедой — сильная конячка, — предложил Клафф. Он пошел вперед, длинная соломинка свисала у него изо рта. — К тому же обучен тащить повозку.

Перебирая тонкие золотые цепочки рубиновой броши, Теодосия посмотрела на маленькое тощее животное, на которое указал Клафф.

— Да это же всего лишь пони. И к тому же больной.

— Это здоровый мустанг, — поправил ее Роман. — Ни одна лошадь в мире не имеет такой выносливости. Он, возможно, не красавец, зато на нем можно ехать куда угодно. — Он кивнул Клаффу, затем перевел взгляд на ряд повозок. — И вот этот фургон.

— Эту шаткую повозку? — воскликнула Теодосия.

— Она маленькая и легкая, а колеса из апельсинового дерева.

— И что же, позвольте спросить, особенного в апельсиновом дереве, мистер Монтана?

— Крепкое апельсиновое дерево Не будет давать большой усадки, мисс Уорт.

— В самом деле? — Она взглянула на колеса. — Как интересно. Но как бы там ни было, я уже выбрала себе транспортное средство. — Она указала на изящный кабриолет — черный лакированный корпус блестел в лучах послеобеденного солнца.

Роман смахнул надоедливую муху с руки.

— Это же бумажный кораблик, на котором нельзя отправляться в плавание: болты на осях не закручены, они начнут выскакивать, и будь я проклят, если стану останавливаться каждые десять миль, чтобы…

— Но…

— Берите повозку или идите пешком. Выбор за вами. Как насчет того, чтобы понеистовствовать?

Теодосия не стала возражать, напомнив себе, что всего через несколько дней избавится от надменного мужчины и его несносного упрямства.

— Очень хорошо, сэр, — сказала она Клаффу. — Сделайте, как говорит вспыльчивый мистер Монтана.

Когда Клафф закончил впрягать лошадь в повозку Теодосия сунула руку в маленькую бархатную тку, свисающую с ее локтя. Солнечный свет засиял на горсти золотых монет, которые она вытащила.

Их ослепительный блеск чуть не остановил сердце Романа — ему никогда не приходилось видеть так много денег сразу; его мысли завертелись, тело напряглось от мрачных предчувствий.

Бросив взгляд вправо, он увидел тех троих: они продолжали следить за Теодосией и, без сомнения, видели золото. Проклятие.

Схватив за руку, он затащил ее внутрь конюшни.

— Ты что, рехнулась, женщина? Какого черта выставлять золото напоказ?

— Золото? — Она попыталась выдернуть свою руку, но ей удалось только чуть ослабить ее. — Мистер Монтана, золото, которое я ношу в сумочке, — не более чем карманные деньги. Остальное — в голубом дорожном чемодане.

Роман повернулся и увидел, что ее голубая сумка лежит среди других вещей. Определенно, она не могла быть наполнена золотом, постарался убедить он себя, — никто в здравом рассудке не рискнет путешествовать с такой суммой денег.

Но, с другой стороны, у Теодосии, похоже, не было того склада ума, которым обладают нормальные люди.

— Что же касается того золота, которое я достала из сумочки, мистер Монтана, — продолжала Теодосия, — то это плата за лошадь и повозку. Для того, чтобы рассчитаться, мне необходимо было достать деньги из сумочки и передать их…

— Вам следовало сосчитать деньги там, где никто бы не увидел, вот как это делается!

— И как же, скажите на милость, мне бы удалось выполнить подобную процедуру, если цена лошади и повозки мне не известна?

— Что? — Он хлопнул себя по лбу. — Бога ради, все, что вам нужно было сделать, это спросить Клаффа! Любой дурак додумался бы до этого! Используйте хоть каплю здравого смысла, если он у вас есть. Послушайте, вы не на какой-нибудь мирной, утонченной вечеринке среди своих изнеженных поклонников — это Техас, где полно бродяг и бандитов, которыми управляет чистейшая алчность: они таких, как вы, видят за версту, как акулы чуют кровь за несколько миль.

— Мистер Мон…

— Доктор Уоллэби платит мне за то, что согласился сопровождать вас до Темплтона, и я доставлю вас туда в целости и сохранности. Если не сделаю этого, то не получу и ломаного гроша из тех денег, которые он должен мне за работу. Когда приедете в Темплтон, то можете прилепить свое золото куда угодно, напоказ всем ворам на свете, мне плевать. А сейчас дайте мне эту чертову сумку, пока кто-нибудь не свернул вашу хорошенькую маленькую шейку за нее. — Он выдернул у нее сумочку.

— Мистер Монтана! Вы… — она осеклась; у нее и голове роилось множество мудрых слов, которые хорошо ей служили в прошлом. — Aequam servare tentem, — пробормотала она. — Да, Aequam servare tentem.

В глазах Романа вспыхнул огонь — он из кожи кон лезет, чтобы защитить ее богатство, а она оскорбляет его иностранными ругательствами!

Ему показалось, что они были французскими, так как немного напоминали слова любви, которые однажды шептала французская шлюха.

— Я не говорю бегло по-французски, мисс Уорт, но узнаю оскорбление, когда слышу его, — самодовольно отрезал он. Повернувшись к ней спиной, взял несколько монет из сумочки, вышел из конюшни и подал их Клаффу. — Тридцать долларов, Клафф. Лошадь и повозка не стоят больше двадцати пяти, но я даю тебе чаевые за то, что пришлось терпеть мисс Уорт.

Теодосия вышла из конюшни, когда Роман начал грузить ее багаж на повозку. Сквозь тонкую ткань его бежевой рубашки она видела мускулы на руках, плечах и спине, которые ритмично вздувались, перекатывались, затем вытягивались, словно он работал под звуки какой-то изящной мелодии.

И только когда он потянулся за самым большим из ее сундуков, она вышла из состояния сосредоточенности.

— Мистер Монтана, этот сундук ужасно тяжелый: понадобились усилия двух мужчин, чтобы доставить его со станции. Если вы поднимете его один, то что-нибудь повредите.

Такая забота застала его врасплох: он развернулся в пыли и посмотрел на нее — незнакомое тепло нахлынуло на него, куда более нежное и приятное, чем солнечные лучи.

С какой стати ей волноваться, что с ним что-то может случиться, пытался он понять, по, возможно, она не волновалась, и все это ему просто показалось? В конце концов, он для пес не более чем провожатый.

Боже, должно быть, выпил больше виски, чем собирался, совсем не в его правилах фантазировать о женских чувствах.

— Возможно, ваш друг мистер Клафф поможет вам, — добавила Теодосия.

«Друг?» — подумал Роман, глядя на Клаффа. Он был хорошим человеком, но Роман никогда не считал его другом.

По правде говоря, у него никогда не было настоящего друга, как и возможности или времени завести его.

— Мистер Монтана, вы слышали, что я сказала? — спросила Теодосия. — Мистер Клафф мог бы…

Не закончив фразу, она ахнула, увидев, как он поднял сундук с земли, будто набитый перьями.

— Вы купили все припасы, о которых я вам говорил? — спросил Роман, разместив сундук на повозке.

Подняв юбки, она подошла к повозке и взобралась на нее. Никогда не питая особого пристрастия к множеству нижних юбок, как делало большинство женщин, она без особого труда разместилась на деревянном сиденье, взяла поводья, указав на маленькую кучу покупок.

— Продовольствие там, мистер Монтана. Роман погрузил провизию.

— Vamanos, — произнес он, улыбнувшись про себя: она знала французский, зато он — испанский.

— Si, — ответила она. — Ahora que estamos listos comencemos nuestro viaje.

— Что она сказала, Роман? — спросил Клафф.

— Я сказала, мистер Клафф, — ответила Теодосия, — что мы готовы отправиться в путь. И, мистер Монтана, Aequam servare tentem на латыни означает «сохранять спокойное состояние ума». Я намереваюсь серьезно обдумать цитату во время нашего с вами путешествия. Советую вам сделать то же самое.

Роман скрестил руки на широкой груди.

— Да? Позвольте уточнить, что вы можете сделать со своим советом, мисс Уорт?

— Нет, не позволю. — Ее пальцы побелели, сжимая поводья — самообладание дрогнуло. — Мистер Монтана, я всегда старалась сохранять контроль над собой в любой ситуации. Однако, проведя всего несколько часов в вашей компании, обнаружила, что не только раздражена, но и не могу владеть собой.

— Мозг нашего маленького гения потерял немного спокойствия, а?

Она вгляделась в его живые голубые глаза — и не хватило сил оторваться от их взгляда.

— Как приятно, что вы уже усвоили слово «неистовствовать», которое означает «проявлять ярость, несдержанность». Придется часто использовать его в течение последующих трех дней, и ваша осведомленность избавит меня от необходимости объяснять это вам.

Ее интеллектуальный сарказм порвал последнюю ниточку терпения, которая еще теплилась у Романа, — к черту деньги, которые он должен получить от доктора Уоллэби за доставку этой женщины в Темплтон! Можно заработать их и здесь, в Оатес Джанкшен, расширяя комнаты!

— А путешествие в Темплтон в одиночку, мисс Уорт, избавит меня от беспокойства сопровождать вас. — Он со злой усмешкой швырнул сумочку с золотом ей на колени.

— Но я не знаю, где…

— Разве? А я думал, вы знаете все. Что ж, всегда легко спросить дорогу у индейца команчи — как бы по пути не встретились с несколькими из них. А то и банда чернокожего Бланко поможет: слышал, они убежали из тюрьмы и снова принялись за свою обычную работу — грабить, убивать и насиловать всех, кто носит юбки; их нетрудно узнать, мисс Уорт, по белым лошадям и черной одежде.

Теодосия не показала и тени сомнения, что все это ужасно: конечно же, она доберется до Темплтона и одна.

— Прекрасно. Когда я окажусь в Темплтоне, следует ли мне информировать доктора Уоллэби, что вы больше не работаете на него?

— Догадается сам, когда я не появлюсь.

— До свидания, мистер Монтана. И всего наилучшего вам во всем, что вы делаете.

Теодосия обернула тесемки бархатной сумочки вокруг талии и пустила лошадь рысцой, оставив Романа и Клаффа в облаке пыли.

— Она направляется на север, — протянул Клафф, все еще жуя соломинку.

Роман усмехнулся.

— Знаю.

— Темплтон в сотнях миль к югу отсюда.

— Конечно.

— Она напичкана всякими там книжными премудростями, но здравого ума кот наплакал.

— Точно, — продолжая ухмыляться, Роман повернулся и направился было к салуну. Но один лишь взгляд на продовольственную лавку погасил его усмешку, заставив резко остановиться, — совсем забыл о трех бандитах.

Они исчезли.

И все инстинкты Романа подсказывали — учуяли запах золота.

Он нашел ее повозку в пятнадцати минутах езды от города, остановленную рядом с зарослями хурмы. Чемодан с золотом все еще лежал на ней.

Но Теодосии рядом не было.

— Ну вот, Секрет, — пробормотал он жеребцу, — Снова вернулись к тому, с чего начали, — к заботе о женщинах, а это означает, что сейчас я такой же дурак, как и был тогда, — черт бы побрал эту глупую, упрямую бабу!

Несмотря на раздражение, его тревога усиливалась.

Он быстро спешился и привязал Секрета к задней части повозки. Вытащив оба кольта, пошел по следам, ведущим в рощу, и вскоре наткнулся на шелковый белый лоскут, окаймленный кружевом, валявшийся на земле скомканным возле упавшего бревна, весь в пятнах, похожих на кровь.

Он сунул его за пояс бриджей и углубился в рощу. Залитая солнцем хурма сменилась густыми зарослями ивы и хлопчатника, росших возле грязных болотец с вонючей водой. Затхлый запах гниющих растений наполнил ноздри, почему-то еще больше усиливая его беспокойство. Ускорив шаги, вскоре оставил рощу позади и вышел к покрытому листьями склону.

У подножия его лицом вниз лежала Теодосия.

Торопясь добраться до нее, Роман заскользил по густому слою листвы, закончив спуск на животе. Когда же, наконец, остановился, то оказался нос к носу с изумленной Теодосией.

Она сняла свою шляпку — золотые волосы растеклись по плечам, словно потоки растаявшего масла, такие же мягкие на вид; он едва не протянул руку, чтобы коснуться их, но порыв прошел, когда вспомнил, почему оказался здесь: готовился увидеть ее раненой или мертвой, но на женщине не было ни единой царапины, напротив, она смотрела на него ясными, удивленными глазами, в которых не было и тени беспокойства.

— Что, черт побери, — проскрипел он, словно его горло было набито камнями, — вы делаете?

За исключением Аптона, ей никогда не приходилось близко соприкасаться ни с одним мужчиной: густые черные волосы Романа рассыпались по ее ладоням, вызывая покалывание, передающееся вверх по рукам; дыхание слышалось у ее щеки, а жар тела проникал в нее, согревая так же надежно, как и солнечный свет, струящийся с безжалостного техасского солнца.

— Мисс Уорт, — голос Романа спустил ее на землю.

— Да? — моргнув, она притронулась пальцами ко лбу и попыталась вспомнить, о чем он спросил. — Я… Боже, мой мозг затуманился. Такого со мной никогда еще не бывало.

Она села и увидела, что держит охапку ярко-красных флоксов.

— О, да. Я собирала эти…

— Я подумал, что вы мертвы! — Роман вскочил на ноги и сунул пистолеты за пояс.

Его крик вернул ее к действительности.

— Мертва, мистер Монтана? Что же могло убить меня?

Он заметил, что ее бархатная сумочка свисала с изгиба локтя, она была цела, чемодан оставался на месте, она выглядела здоровой, и Роман не решился говорить о трех грабителях: сделай это, женщина, чего доброго, расплачется от страха, а женских слез, выпавших на его долю, и без того хватит на несколько жизней.

Он выдернул запачканный кровью шелковый лоскут.

— А что я мог подумать, когда нашел вот это? А потом обнаружил вас лежащей лицом вниз здесь, на дне этого…

— Это кусочек нижней юбки. Я поранила запястье о гвоздь, торчащий из сиденья повозки, и остановила кровотечение, прижав кусочек нижней юбки к ране. Уверена, что она заживет довольно быстро и….

— Плевать я хотел на какую-то глупую царапину на запястье! Что, черт возьми, вы делаете здесь?

Она сорвала еще несколько флоксов и улыбнулась.

— Собирала и продолжаю собирать эти замечательные образцы Phlox drummondii. Он культивируется в садах Бостона, но я никогда не имела возможности увидеть, как он растет в дикой природе. Лежа на земле, намного удобнее изучать его. Меня интересуют не только видимые глазу части растений, но также и корневая система. Не хотите ли послушать занимательную историю о семействе Polemoniaceae, мистер Монтана?

— К чему мне история о какой-то семье, которой я не знаю, мисс Уорт? И какое, к черту, отношение это имеет к цветам?

Она мягко улыбнулась и подняла алые соцветия.

— Флокс принадлежит к семейству Polemoniaceae. Это не человеческое, а растительное семейство.

— Растительное семейство? — Он посмотрел на ее цветы, затем дотронулся до трех из них. — Не говорите ничего — это цветок Папа, это Мама, а это Малыш…

— Прошу прощения, если прерываю ваш остроумный поток. Видите ли, мистер Монтана, растения и животные классифицируются…

— К черту весь этот научный вздор! Возвращайтесь к повозке.

— Но я собиралась рассказать занимательную историю. В 1833 году шотландец по имени Томас Драммонд посетил этот район, чтобы пополнить обширную коллекцию образцов. Он собрал более семисот представителей флоры. Вот эти, — сказала она, поднимая цветы, — понравились ему в особенности. Поэтому он послал семена в Эдинбург, а оттуда растения распространились по всей Европе. В конце концов, достигли Бостона и Нью-Йорка, где стали довольно дорогими. Жители Новой Англии, видите ли, неверно считали, что это редкое и благородное растение, завезенное из Европы. Прошло несколько лет, прежде чем стало известно, что это скромный, местный обитатель республики Техас. Ну, скажите, разве это не самый забавный анекдот, который вы когда-нибудь слышали?

— Безумно смешно. А теперь возвращайтесь к повозке.

— Томас Драммонд умер от холеры.

— Печально. Теперь возвращайтесь к повозке.

— У меня создалось впечатление, что вы не хотите сопровождать меня в этом путешествии, мистер Монтана. — Она осторожно поднялась с земли, стараясь не помять флоксы. — До сих пор у меня не возникло ни малейшего затруднения с моей поездкой.

— Нет? А я думал, вы хотели попасть в Темплтон.

— Именно туда я и…

— Темплтон расположен возле побережья. — Он поднял шляпу с флоксового покрывала и надвинул ее на голову. — Продолжайте ехать на север, и дней через девять-десять вы пересечете границу Оклахомы. — Он ожидал ее реакции на его сообщение. Определенно, имея такой ум, она должна была смутиться, что допустила настолько глупую ошибку.

— Откуда вы знаете, что я направляюсь на север? У вас есть компас?

— Нет, но знаю.

— Как же…

— Ради Бога, я живу в Техасе всю свою жизнь! Знаю, как он выглядит, как пахнет, как звучит, каков на ощупь. Даже помню его вкус! Мне известно, что где и где что: реки, звери, камни — все по-своему подсказывает, где я. А теперь возвращайтесь к повозке.

— Но если бы вы заблудились за пределами Техаса, как бы вы…

— Я бы изучил деревья и ветер! — Вконец раздраженный, он направился к вершине склона.

— Деревья и ветер, мистер Монтана? — Она поспешила догнать его, не давая возможности отмахнуться от ее ненасытной любознательности. — Но что такого в деревьях и ветре, что помогает вам?

Он резко повернулся к ней, почувствовав, что она не оставит его в покое, пока не получит ответа на свой вопрос.

— Верхушки деревьев наклонены в сторону более сильного солнечного света, который идет с востока. Деревья гнутся под сильными ветрами — и падают к югу не от гниения, молнии или человеческих рук, а потому обычно сильные северные ветры валят их. И, наконец, направление ветра не меняется в течение дня. Если южный ветер дует мне в спину утром, скорее всего, не изменится его направление и вечером. Ясно? Удовлетворены?

Она задумалась над его объяснением, найдя его вполне логичным.

— Как интересно! И что…

— Теперь мы можем, наконец, отправиться в Темплтон, мисс Уорт? — спросил Роман. — Или вы предпочитаете обезглавливать это цветочное семейство и продолжать двигаться к Оклахоме?

Приподняв юбки, она начала подниматься по склону.

— Уверяю вас, мистер Монтана, что с приходом ночи я бы поняла свою ошибку, стоило лишь отыскать Северную Звезду. Чтобы найти ее, нужно было только установить местонахождение созвездия Большой Медведицы. Напротив него расположено другое созвездие — Кассиопея, которая состоит из пяти ввезд: Северная находится между средней звездой Кассиопеи и звездой на конце ковша Большой Медведицы. Так что, видите? Я бы даже не приблизилась к территории Оклахомы. — Она добралась до вершины склона и вошла в тенистую рощу.

Следуя за ней, Роман решил, что те трое охотников за золотом не представляли для нее опасности — она прекрасно вооружена, чтобы защитить себя, атакуя их своим интеллектом.

Они бы умерли от чистейшей скуки.

И он не сомневался, что та же судьба ждет и его, прежде чем они доберутся до Темплтона.