Сердечные тайны

Глава 13

Через две недели после Рождества британцы вошли в Нью-Уэксфорд. Первым их заметил Адам Джоунз младший, который выслеживал кроликов у ручья. Всю дорогу до поселка он бежал, не останавливаясь, и с криком сообщил эту новость, как только переступил порог отцовской кузницы.

Адам-старший сунул раскаленный докрасна железный стержень, из которого он хотел сделать дверную задвижку в бочок с холодной водой. К тому времени, когда вода перестала кипеть, он был уже в «Дансинг Эле», созывая по дороге мужчин, которые могли держать в руках мушкеты.

По поселку прокатился колокольный звон, который не славил Создателя, а предупреждал колонистов об опасности, призывая их взяться за оружие.

И они успели. Когда британцы подошли к площади, на ней уже было полным-полно мужчин. На них не было чистой походной формы. Строй их был неровным, и некоторые из них занимали позиции за деревьями и заборами, в домах, из окон которых выглядывали ружья.

День выглядел солнечным и морозным. Это был один из тех зимних дней, когда солнце светило так ярко, что на него больно смотреть. Капитан Ливингстон скомандовал своим солдатам остановиться в центре площади. Они стояли лицом к колонистам, чей строй протянулся от здания школы до церкви.

Капитан, худой, высокий, собранный внутренне, медленно пошел в сторону Кэдваллэдера Джоунза. Ливингстон так сильно напудрил парик, что он казался белым, как снег, отчего его лицо выглядело обесцвеченным. Ярко-красный мундир казался на фоне белоснежного снега кровавым пятном. Он широко расставил ноги и сцепил руки за спиной.

– Ну, вот, капитан Джоунз, мы встретились снова.

Кэд нахмурился:

– Я больше не капитан.

– Как? – Ливингстон приподнял с удивлением брови. – Потеряли такой пост? Какой позор!

– Я вышел в отставку. Добровольно.

– Я понимаю. Очень сожалею. Однако думаю, что ваш опыт бесценен. Благодарю Бога, что у меня впереди еще много лет до того момента, когда я стану ненужным.

Кэд сквозь зубы сказал ему:

– Мой сын сейчас капитан.

– О, Господи, так мне опять придется иметь дело с Джоунзом, хотя и с другим? Вот и хорошо. И как это ваши дети умудряются так быстро подрастать?

Кэд внимательно посмотрел на офицера. Что англичанин имеет в виду? Джоунз подумал, что если бы его детей хотели арестовать по подозрению в ночном поджоге лагеря, британцы давно бы это уже сделали. Этот капитан был практически непредсказуем.

– Мы – большая семья, – сказал Кэд осторожно.

– Да, действительно. Так кто сейчас командует?

– Я – Адам сделал шаг вперед.

– Конечно, мне следовало бы догадаться. Вы ведь первый по алфавиту, не так ли, Адам?

– Вы можете обращаться ко мне «капитан Джоунз».

Ливингстон кивнул:

– Как хотите, капитан.

– Что вы здесь делаете? – спросил Адам.

– Что мы здесь делаем? – капитан выглядел оскорбленным. – Это ведь моя территория. Я должен следить за порядком.

– Вместе со всей ротой?

– Да. Вы что думаете, что я решил вывести своих людей сегодня просто на учения?

– Нет. – Адам скрестил свои огромные руки на груди.

– Ну, в таком случае, – Ливингстон глубоко вздохнул. – Думаю вам известно, что у нас пару недель назад случилось небольшое… ЧП.

За спиной старшего брата Генри и Исаак обменялись улыбками.

– Кажется, ходили какие-то разговоры об этом.

– Теперь я намерен призвать виновных к ответу.

– Вы пришли арестовать кого-нибудь? Если так, то поверьте мне, я не позволю вам сделать этого без достаточных на то оснований. – Адам грозно посмотрел на английского офицера.

Но Ливингстон не обратил внимания на его взгляд и небрежно помахал рукой.

– Нет, нет. Вовсе не за этим. Я не хочу тратить свое время на то, чтобы найти кого-нибудь, кто не имеет к случившемуся никакого отношения.

– Тогда в чем дело?

– Я не позволю, чтобы на моей территории незаконно хранили боеприпасы.

– Я не имею понятия, о чем вы говорите, – Адам покачал головой.

– Вы, конечно, удивлены. Тем не менее, мои солдаты обыщут весь поселок.

– Мы не позволим вам обыскивать личное имущество.

– Да, это крайне неприятно. Я приказал своим людям быть очень осторожными. А обыскивать мы все-таки будем.

– Нет.

Ливингстон внимательно посмотрел на Адама, потом сказал:

– Значит так?

– Так.

Капитан слабо улыбнулся.

– Очень хорошо. – Он отступил назад и сделал знак своему сержанту.

– На плечо, – скомандовал сержант Хичкок.

Солдаты одновременно вскинули ружья на плечи. Стволы ружей поблескивали на солнце. Казалось, их дула были нацелены прямо на поселенцев.

– Готовьсь!

– Подождите, – крикнул Адам своим согражданам, когда услышал, что они тоже вскидывают ружья.

– Вы не можете стрелять в нас только потому, что мы не даем обыскивать наши дома. Это очень глупо.

– Это долг, – сказал Ливингстон спокойно.

– Но ведь все могут погибнуть. Мы можем умереть, отстаивая свои права.

– Мы все умрем, Джоунз, конечно, это необязательно должно быть сегодня, но это зависит от вас.

– Это наши дома! – в отчаянии сказал Адам. – У нас есть право защищать наши дома.

– Защита не нужна. Мы просто хотим все осмотреть. Мы не применяем против вас силу… Пока.

Адам почувствовал, как струйки пота катятся по его спине. Джоунз знал, что люди за его спиной испытывают такой же страх и напряжение, но именно он должен был принять решение. Он знал, что его подчиненные будут сражаться не на жизнь, а на смерть, если будет отдан такой приказ. У него было так мало времени, чтобы принять единственно верное решение. Ему нужно было время. Время подумать, посоветоваться с другими, время, чтобы понять, что де необходимо сделать в этой ситуации. Времени не было.

– Хорошо. Вы можете попробовать начать обыск. Но мы сделаем все, чтобы остановить вас, и да поможет нам Бог, – сказал он тихо.

Он почувствовал, как чья-то рука одобряюще легла ему на плечо. Его отец.

– Где вы хотите устроить обыск? – спросил Кэд.

– Это имеет какое-то значение? – задал ответный вопрос Ливингстон.

– Возможно, если бы вы решили не трогать наши дома, мы позволили бы вам обыскать кое-что. Одно место, – медленно произнес Кэд.

В глазах колонистов засветилась надежда.

– Можно сделать и так, – задумчиво кивнул Ливингстон. – Если я смогу выбирать, тогда я согласен.

Кэд переглянулся со своим сыном.

– Выбирайте.

– Хорошо, – Ливингстон переводил глаза с одного дома на другой.

Хотя трудно было полностью расслабиться под дулами мушкетов, ополченцы позволили себе улыбнуться. Мало вероятно, что капитан выберет именно то место.

– Церковь, – сказал, наконец, англичанин.

Улыбки исчезли с лиц поселенцев. Откуда он узнал?

Целых два дня после Рождества колонисты перетаскивали боеприпасы из школы, где они хранили месяц до этого, в церковь, потому что Кэд опасался, что англичане узнают про тайник. И вот красномундирники собирались обыскать это, как считалось, совершенно безопасное место.

– Нет. Вы не имеете права, – Генри подбежал к старшему брату, – вы не имеете права осквернять храм.

– Спокойно, Генри, – проговорил Адам.

– Но они же не имеют права.

– Ну, начнем? Или же вы предпочитаете бой?

– Они не имеют права, – снова возразил Генри.

– Пусть обыскивают.

Рота англичан и несколько ополченцев, которым разрешили присутствовать при обыске, едва поместились в церквушке. Это ничем непримечательная церковь, маленькая, уютная, всеми почитаемая. Единственное окно с витражным стеклом было предметом особенной гордости поселенцев. Свет струился через разноцветные стеклышки, отбрасывая на полированный пол голубые, зеленые и красные полосы. Здесь было хорошо, спокойно и тихо. Подходящее место для веры в Бога. Сейчас же оно было осквернено присутствием солдат с ружьями.

Кэд мысленно поблагодарил Бога за то, что его тесть не дожил до этого страшного момента.

Джоунз отдал британцам должное: они знали свое дело. Солдаты копошились в церкви, как муравьи на капле меда, заглядывая под скамейки, за аналой, даже взобрались на колокольную башню. Но они двигались очень осторожно, ничего не ломая, видимо, на них влияла обстановка церкви.

Англичане были сдержаны и собраны.

Обыск длился недолго.

– Капитан? – солдат присел на корточки и барабанил пальцами по краям половиц.

– Да? – Офицер и сержант быстро подошли к нему.

– Я что-то нашел.

Ливингстон торжествующе взглянул на Джоунза-старшего.

– Давайте поднимем эту половицу.

Трое солдат принялись за работу. Через несколько минут они подняли указанную доску.

– Капитан, здесь дыра, большая. Не вижу дна.

– Что там внутри? Смотрите хорошенько. – Капитан Ливингстон быстро взглянул в открытую яму. Луч солнца осветил темную пещеру, как луч божественного заката, льющийся на могилу христианина.

– Там пусто, капитан, – сказал Хичкок.

– Что? – Ливингстон присел на корточки и заглянул в дыру, при этом чуть не потеряв парик. – Это невозможно.

Капитан хлопнул себя по голове, чтобы удержать парик и встал:

– Пусто, – все еще не совсем веря, произнес он.

Адам засвистел и подошел к ним:

– Ну что? Закончили? Надо привести все здесь в порядок до воскресной службы.

Пусто. Предатель все еще не мог поверить в это. У него была такая возможность избавиться от снаряжения. И все провалилось. Самообладание едва не покинуло его, когда он увидел, что в яме под полом ничего нет, если не считать пыли и двух дохлых мышей.

Ему потребовались немалые усилия, чтобы передать сведения о перемене места хранения боеприпасов. Было мало времени и пришлось рисковать. Но это стоило сделать, чтобы предотвратить столько смертей. Почему же в тайнике ничего не оказалось? Потом он выяснил, что Кэд и Адам всю ночь переносили боеприпасы в другое место. Они все делали вдвоем. Адам сам в этом признался, когда поселенцы, одновременно и радостные, и испуганные собрались в «Дансинг Эле» сразу после того, как англичане покинули поселок.

Предатель попытался возразить, что каждый должен знать, где хранится снаряжение. Иначе как же они найдут его, если им понадобится. Да и было рискованно, знать об этом только Кэду и Адаму, а если с ними что-то случится? Но его не стали слушать. Тот факт, что англичане обыскивали именно церковь, говорил о том, что они знали многое.

Колонисты были серьезно обеспокоены. Все стали очень нервными и осторожными. Его задание усложнялось. Колонии замерли в ожидании.

Четыре тысячи английских солдат стояли в Бостоне, держа в напряжении шестнадцать тысяч жителей. Солдаты пьянствовали и плясали, караулили и тренировались, и ждали.

По всей Новой Англии формировались роты ополченцев, каждая человек из пятидесяти, которым было приказано быть наготове. Старики и мальчишки объединялись в специальные отряды, чтобы защищать города в случае, если ополченцы уйдут. Колонисты пели и плясали, целовали своих женщин, тренировались и ждали.

В Конкорде нелегально собрался Конгресс. Они спорили, составляли документы и ждали.

В Нью-Уэксфорде Бэнни тоже ждала. Она ждала того момента, когда ее жизнь снова станет спокойной и безопасной. Она ждала, когда ее братья перестанут постоянно смазывать свои мушкеты и прыгать на лошадь при каждом стуке копыт за окном. Ждала, когда ее отец перестанет качать головой и бормотать себе под нос, когда Генри перестанет тренироваться в стрельбе, а Исаак прекратит доводить свою мать просьбами разрешить ему вступить в ополчение.

И еще она ждала Джона. Ждала того дня, когда он снова придет к ней в конюшню послушать музыку и, когда прекратятся эти разговоры о политике, войне и свободе. Чтобы все стало как когда-то давно, когда была только музыка и красивый мужчина, который сидел и тихо слушал и, улыбался ей, как будто она чудо, посланное ему небом.

Бесс ждала тщетно, когда Джон снова дотронется до ее плеча или, когда она сама прекратит желать этого. Потому что хоть он и был глуповат, он был чистым, хорошим и сильным – и он улыбался ей, как никто другой.

Колонии ждали.

Приближалась весна.

Близилась гроза.

– Па! – Генри вбежал в таверну. – Они идут!

Кэд, который мыл пол, после того как ушел последний посетитель, оглянулся на него через плечо.

– Кто?

– Англичане. Посланец сообщил только что. Они идут на Конкорд.

Метла упала, забрызгав чистый пол каплями грязной воды.

– Пошли.

Над площадью висел густой туман. Он был какой-то нереальный, дрожащий, чуть светлее серого унылого неба. Апрельская прохлада заставила мужчин втянуть головы в плечи. Их голоса заглушал окутавший всех туман.

Приближался рассвет.

И женщины были здесь тоже. Женщины, которые застегивали поплотнее куртки своих мужей, гладили руками любимые лица, совали мешочки с едой и порохом. Женщины, которые прощались со своими мужчинами.

– Кэдваллэдер, – сказала Мэри Джоунз тихим, но твердым голосом. – Ты слишком стар, чтобы маршировать по всей стране.

Она разгладила серую куртку у него на груди. Он взял ее руку и сжал в своей.

– Мэри, моя Мэри. Ты же знаешь, для всех поселенцев очень важно поддерживать друг друга. Наша сила только в нашем единстве.

– Есть же и другие. Почему ты должен идти?

– Это не минует никого, Мэри. Ты прекрасно все знаешь сама.

– Да, – она запрокинула назад изящную темненькую головку, чтобы взглянуть в глаза своему мужу, возвышающемуся над ней.

– Кэд, не позволю Исааку идти с тобой. Он еще маленький.

– Мама, – возразил Исаак, сжав руками мушкет.

– Тише, Исаак, – Кэд с нежностью улыбнулся своей жене. Лицо его светилось такой теплотой и любовью, которой никто, никогда не видевший его с Мэри, не мог ожидать от него.

– Это не бой, Мэри. Мы просто выражаем нашу поддержку Конгрессу. Мы поможем, если потребуется, и если сумеем.

– Но, Кэд…

– Мы вернемся завтра или послезавтра. Самое позднее через три дня. Я позабочусь об Исааке, Мэри.

Она закрыла глаза и обняла мужа.

– Кэд, позаботься о них обо всех.

Бэнни стояла среди своих близких, и никак не могла понять, почему ей кажется, что они уже очень далеко от нее. Туман делал очертания неясными и заглушал звуки. Вроде бы ее братья и отец были рядом, но она не могла видеть их, слышать их голоса. Одежда пропиталась влагой, и пробирал жуткий холод. Пустой желудок сжался, каждый мускул тела был напряжен. Казалось, мозг пронзительно кричит от бездействия, сковавшего все ее тело.

Но она ничего не могла сделать. Она могла только дрожать и молиться за них в этот предрассветный час. Она могла позволить только им уйти.