Серебряная пуля

— Эй, простите! — Дэн открыл один глаз, прищурился, неясно видя чей-то силуэт. Парень с бейсбольной перчаткой склонился над ним.

— Да?

— Не хотите поиграть? — Он кивнул в сторону площадки. — Двое парней ушли.

Предложение показалось соблазнительным. В свое время Логан неплохо играл.

— Не знаю. — Он поднял босую ногу. — Я как-то не очень для этого одет.

— Да не волнуйтесь, мы же не профессионалы.

— А найдется для меня перчатка?

— Можете взять мою.

Логан оказался одним из лучших игроков на поле. Все держались очень напряженно, потому что играли мало, только по выходным, и было забавно смотреть, как они буквально готовы были вцепиться друг в друга при каждом неверном шаге или упущенной возможности.

При двух первых подачах они вообще игнорировали Логана и задвинули его в самый дальний угол, но, когда он наконец добрался до биты и сделал потрясный удар, его тут же возвели в сан героя. Чуть позже он сидел на шаткой скамейке рядом с Робби.

— Хороший удар, вы берете мяч так же здорово, как и бьете.

— Это зависит от того, трудный ли мяч.

— Я хочу вас передвинуть вперед.

— Согласен.

— Вы отсюда? Мы играем здесь каждое воскресенье.

— Я только что переехал.

— Да? Так вы работаете на правительство?

Никогда раньше вопрос не формулировался так честно.

— Да, похоже, что так. Я врач из института рака.

Это произвело впечатление на нового знакомого, и он присвистнул.

— Неплохо.

— А вы?

— Я — адвокат. У нас тут четыре или пять юристов. А также парочка помощников из конгресса и несколько бухгалтеров. Мы все здесь живем. — Он помолчал. Вдруг его осенило. — Да, у нас есть и доктор, Брюс Райан. — Он указал на длинного, как рельс, парня в очках, который тренировался на третьей линии. — Я вас познакомлю.

Во время подачи он выполнил свое обещание.

— Итак, — сказал Брюс Райан, — значит, вы в институте рака? — Логан заметил, что в этой фразе прозвучал мрачный вызов, а не тепло по отношению к коллеге.

— Да, а вы?

— Я просто рентгенолог, работаю в городской больнице Принца Уильяма в Манассасе.

— Там хорошие условия.

— Да, я делаю хорошие деньги.

Что можно сказать в ответ на такое?

— Рад слышать.

— Я знал одного парня из АИРа.

— Правда? А кого?

— Я встречался с ним как-то на приеме несколько лет назад. Он был первогодком, не могу вспомнить его имя. Купер, что-то в этом роде.

— Не слыхал. Наверное, он уже не работает.

— Кажется, Куперман. Очень энергичный парень. Он вел протоколы.

Логан снисходительно улыбнулся.

— Нет, это невозможно. Первогодки не работают на протоколах. У нас более неприятная работа.

Тот покачал головой.

— Нет, я хорошо помню. Потому что меня это тоже очень удивило.

— Ну, — пожал плечами Логан, — я не собираюсь с вами спорить.

— Во всяком случае, это неслабое местечко под девизом: «каждому свое». Парни вроде вас получают славу, а парни вроде меня делают деньги.

Логану уже не раз приходилось сталкиваться с подобной недоброжелательностью с того самого момента, как он решил перейти в институт рака. И главным образом со стороны врачей. Из Клермонта если и переходили куда-то, то туда, где можно делать большие деньги. И он понимал, что это своего рода самооправдание, зависть, маскируемая напускным нахальством. Логана это разозлило, захотелось ответить в том же духе и даже похлеще.

Но в голову ничего не приходило.

— Я воспринимаю это иначе. И никто вас не заставляет давать обет бедности.

Райан улыбнулся.

— Не относитесь так к моим словам. Возможно, некоторые считают, что это как раз очень хорошо.

Логан почувствовал, что этот парень ему не просто не нравится, а еще и удивляет его.

— Да, в самом деле, — сказал холодно Логан, — многие так считают. Вы правы, и они правы.

В это время подающий вошел в центр.

— Так как вас зовут, скажите мне еще раз? — спросил Брюс Райан. — Дэн Логан?

— Да, первые буквы «Д» и «Л». Написать?

— Не беспокойтесь. — Брюс повернулся, чтобы выйти на поле. — Я просто так, на случай, если когда-нибудь доведется снова услышать.

Логан, пошел за Робби.

— Слушайте, мне пора идти.

— О, правда? — Парень явно огорчился. — Ну что ж, смотрите, мы здесь каждое воскресенье. Так что знаете, где нас искать.

— Спасибо.

Когда Логан ушел с поля, он решил зайти в «Баскин Роббинс». И еще ему захотелось выяснить, кто это — младший сотрудник Куперман.

К концу лета Даниэл Логан ориентировался в институте как у себя дома. Он понял: от него требуется не более того, что он сам требовал от себя, — усердная работа, и чем больше, тем лучше.

— Это место, — сказал ему Сеф Шейн во время одной из бесед, которые проводились все чаще, — последняя стадия в системе отбора. Как и Бог, институт помогает только тем, кто сам помогает себе.

Распорядок жизни Логана был таким же, как у всех младших сотрудников: три дня в неделю — работа в больнице, два других — в клинике с протокольными пациентами, которые лечились амбулаторно, а в промежутках — отбор новых кандидатов на лечение. Однако из всех младших сотрудников только работа Логана обходилась без критики.

Все просто: он строго придерживался протокола, как святыни, добиваясь сотрудничества даже с самыми трудными пациентами. Он так тщательно следил за каждым пациентом, так тщательно изучал историю болезни каждого, что способен был заметить даже малейшие изменения во внешности или в результатах анализов, благодаря чему несколько раз сумел предотвратить возможный кризис.

Старшие коллеги были потрясены его работой в клинике. Чтобы попасть сюда, пациент должен точно соответствовать профилю установленного лечения. Работая с пробами биопсии предполагаемых кандидатов, присланными местными патологами, Логан уже не раз обнаруживал неверно поставленный диагноз.

Казалось, все годы его учебы и практики — да черт побери, всей его жизни! — он готовился именно к такой работе. Скептик по натуре, опытный врач, он никогда не принимал за очевидное то, что было на поверхности. Он всегда сомневался и тщательно изучал даже обычные данные. И в отличие от большинства коллег способен был находить неожиданные варианты решения проблемы.

Занимаясь своими делами, он не задумывался о том, как некоторые коллеги воспринимают его успех. На их месте он, вероятно, чувствовал бы то же самое. В институте, более чем где либо, успех коллеги воспринимают как собственное поражение. Поэтому Логан пытался принимать как неизбежное возникавшие словесные перестрелки и относился к ним с юмором.

— Эй, — окликнула его как-то Барбара Лукас. Было ранее утро. — Ты уже готов? Мы как раз собираемся на обход с Ларсеном.

— И?..

— Ну и кто знает, сколько задниц тебе придется поцеловать.

— Нет проблем, — улыбнулся Логан.

— Что с тобой, Логан, у тебя даже нет чувства самоуважения и тебе все равно, когда тебя оскорбляют?

— Нет, если сказанное тобой — лучшее, что ты можешь бросить в мой адрес.

Несмотря на то что она его поддела, Логану нравилась Лукас. Какая-то беззащитная, легко провоцируемая на гнев, но слишком прямая, она не была приспособлена к жестокой мужской игре, без которой нет успеха в институте. Эта маленькая воинственная девушка для наставников — головная боль, готовая перейти в мигрень.

Но Логан догадывался, что ее грубость — маска, скрывающая нежную, ранимую душу.

И потом он понял — она одаренный врач.

— Слушай, — чтобы увернуться от ее нападок, сказал Логан, — если ты ищешь себе наставника — только скажи. Я бы тебе, Барбара, посоветовал почаще улыбаться.

— Я постараюсь, Логан.

— Да, и может, разок стоит надеть мини-юбку, тогда тебе гарантирована победа над ребятами.

— Не смешно, — отмахнулась она, пряча улыбку.

Он пожал плечами.

— Да я просто пытаюсь тебе помочь.

— Спасибо, — сказала девушка, поворачиваясь на каблучках. — А тебе стоит поменьше улыбаться.

Итак, Логан начинал понимать, что оказался одним из избранных. Лукас была права. Удивительно, но ему удавалось со всеми, кто что-то значил, поддерживать хорошие отношения. Прямо или косвенно, но полдюжины ведущих специалистов уже дали понять, что, когда придет время, они не прочь включить его в свою команду.

И в общем-то Дэн уже начал думать о том дне, когда ему придется сделать выбор, последствия которого, к сожалению, предугадать невозможно. Наживешь непримиримых врагов — и конец карьере.

А сейчас даже Ларсен, казалось, пытался открыть в нем что-то новое для себя. Логан это понял, когда шеф медицинского отделения неожиданно сел рядом с ним в больничном кафетерии и завел одну из своих мучительных бесед.

— Итак, — начал Ларсен, — вы пришли к нам из Клермонта…

Он это знал еще за несколько месяцев до первого собеседования, но тогда Ларсена этот факт совершенно не интересовал. Логан был в недоумении.

— Да, сэр.

Ларсен закивал:

— Очень хорошо, очень хорошо…

Логан засунул кусок гамбургера в рот.

— Насколько я знаю, у них довольно много богатых арабских пациентов.

Логан кивнул. Действительно, одно время их больница стала приютом для половины королевской семьи из Саудовской Аравии.

— Да, сэр, правда.

Удивительное дело — Дэн даже несколько опешил — Ларсен рассмеялся. Смех был сухой, как шуршание тростника, можно даже было подумать, что он просто откашливается.

— Я думаю, они понимают, что к чему, и, когда дело идет к развязке, сразу бегут к еврейским докторам.

Он снова рассмеялся и, поднявшись, похлопал Логана по плечу.

— Продолжайте работать в том же духе, молодой человек, может, у нас будет шанс когда-нибудь потрудиться вместе.

— Я бы хотел, сэр.

Нельзя сказать, чтобы Логан хоть на секунду поверил Ларсену. Он знал капризный нрав главы медицинского отделения, способного отвернуться от него в любой момент. Если вызвать его недовольство, то этот человек становился не просто суровым, а опасным.

И об этом Логану пришлось вспомнить в то же утро, после встречи с Барбарой Лукас. Менее чем через час он и Лукас в числе пятерых первогодков, возглавляемых Ларсеном, пошли делать обход. Группа посетила четырех пациентов, Ларсен после каждого визита, выходя в коридор, разглагольствовал. Потом они вошли к конгрессмену Элу Марино.

У Марино был рак прямой кишки. Высокопоставленный член Комитета нижней палаты по науке и технологии, он один из немногих находился на предпротокольном лечении.

— Эл, друг мой? Как у нас сегодня дела? — зарокотал Ларсен, широко улыбаясь. Младшие незаметно переглянулись. С каждым из предыдущих пациентов он держался холодно, безразлично, а порой грубо.

Конгрессмен сидел на кровати, нацепив бифокальные очки на кончик носа-луковицы и обложившись документами.

— Хреново. А как у вас?

Ларсен придвинулся к нему.

— Да, я понимаю, последний курс был тяжеловат.

— Ага, — произнес тот равнодушно.

— А как Кэрол? Все в порядке? Я с ней недавно говорил по телефону, два дня назад.

— Она прекрасно.

Запас веселых тем был исчерпан, доктор вытащил стетоскоп и приступил к работе.

— Ну, ты знаешь порядок, Эл, — сердце, легкие и желудок. Ничего не меняется.

Проведя всю процедуру быстрее, чем за минуту, он потребовал историю болезни конгрессмена. Читая, хмурился.

— Доктор Лукас! — вдруг резко окликнул он. — Вы ведете это?

Она стояла в нерешительности, как заяц, ослепленный светом фар.

— Да, сэр. — И, как всегда, подобралась, полная решимости не показывать испуга.

— Не будете ли вы так добры сказать, почему лабораторные данные написаны карандашом? — На его левом виске задергалась жилка — первый признак зарождающегося гнева. — Это что же, лабораторные данные временные? Вы собираетесь вернуться к ним и их изменить?

— Нет, сэр. Я думала, что…

— Извините, доктор. То, что вы думали, мы называем в нашем институте некомпетентностью.

— Нет, сэр. Если позволите мне закончить…

— Нет, я не позволю зря тратить время конгрессмена Марино и мое.

И вдруг история болезни полетела через палату в ее сторону.

— Такую неряшливую работу, доктор Лукас, терпеть нельзя. Я очень настоятельно советую вам поучиться, как это делать, у доктора Логана.

Он повернулся к пациенту, который, казалось, равнодушно взирал на происходящее.

— Извините меня, конгрессмен, я надеюсь, вы не подумаете, что все здесь делается вот так.

— Да ладно, она еще ребенок. — Он кивнул в сторону Лукас и добавил несколько слов, которые на сегодня могли бы оградить молодого врача от дальнейших мучений и издевательств. — Чего бы вам не отстать от нее? Она вполне милашка.

Лукас смотрела прямо перед собой, не мигая, и Логан заметил ее взгляд — как у подстреленной лани. Он хотел дать ей понять, что он тоже задет…

Но в этот момент поймал себя на мысли о собственном будущем. Нравится ему Ларсен или нет, но он — сила, которой нельзя пренебрегать, не говоря уж о том, чтобы ее игнорировать. Короче, когда придется встать перед решением — кого из верховных выбрать, — надо будет думать, и думать серьезно.

К счастью для Логана, нашелся новичок, ставший лучшей мишенью для насмешек, нежели он. Аллен Атлас, молодой ученый из Вандербилта. Он оказался настолько откровенно амбициозным, что остальные первогодки в шутку организовали наблюдение за ним, фиксируя все случаи подлизывания и низкопоклонства.

Но что самое замечательное — насколько здорово это срабатывало. В последнее время он стал совершенно незаменим для Питера Кразаса. Он проводил все вечера в лаборатории этого человека и составлял таблицы для протоколов.

— Я действительно не могу выносить этого типа, Атласа, — как-то вечером признался Рестон Логану в своей квартире на Дюпон-Серкл. — Ты заметил, как он до мелочей подражает Кразасу?

Логан отхлебнул из бокала красного вина и улыбнулся.

— А мне кажется, Кразас это поддерживает.

— Да я серьезно. Вчера он заявил, что обожает фильмы Альфреда Хичкока.

— А ты посмотри на это с другой стороны — тем самым он завоевывает сколько друзей, столько и врагов.

— Ты исходишь из собственного опыта.

— Может, хватит? Я достаточно уже наслушался подобного от Барбары Лукас.

— Разница в том, что я не собираюсь тебя оскорблять. Я бы вообще поменялся с тобой местами.

Логан неловко рассмеялся, чувствуя искренность друга. Джон очень талантлив, но, казалось, никто в институте этого не замечает, вот почему в их отношениях возникла некоторая напряженность. Логан хотел бы как-то помочь другу, а вместо этого наговорил какой-то чепухи.

— Ты же просто выжидаешь благоприятный момент. Вот и все, — сказал Логан. И улыбнулся. — И, по крайней мере, у тебя есть замечательная женщина. — Но, если честно, в данных обстоятельствах Дэн был благодарен судьбе, что его личная жизнь протекала уныло, хоть это как-то сглаживало ситуацию. — Потом, не преувеличивай, я еще здесь не руковожу.

— Пока еще нет. Слава Богу.

Такой диалог был типичным для Логана и Рестона с самого начала их дружбы. Обоих, казалось, легко понять: один — строго подчинялся правилам, другой — этакий петушок, не лишенный мужского обаяния. Такие разные. Но в этом подшучивании друг над другом они давали выход накопившемуся напряжению.

— О, — ответил Логан шутливо-озабоченно, — я бы был счастлив вести какое-нибудь исследование. А ты бы руководил.

— Вот это лучше.

— Понятно. Теперь я все знаю о твоих личных устремлениях.

— Ты прав, — засмеялся он. — И вышвырнул бы тебя отсюда с треском, если бы ты начал вербовать людей по секрету.

Подруга Рестона Эми появилась из кухни с ножом и двумя помидорами в руках.

— Эй, Джонни, а разве ты не обещал приготовить ужин?

— Да-да.

Она повернулась, чтобы пойти на кухню, Рестон и Логан поднялись за ней.

— Послушай, Эми, надо бы Логана с кем-нибудь познакомить. А то он пытается использовать нашу дружбу, чтобы заставить меня ему сочувствовать.

Она остановилась и улыбнулась Дэну.

— Ты шутишь? Тысячи женщин на Холме хотели бы заполучить такого парня, как ты. — Офис Эми располагался в самом центре правительственного района. — И кто тебе нравится? Длинноногие помощницы из конгресса? Те, что сидят за компьютерами, с роскошной грудью, или умные юристки?

— А нельзя ли комбинацию из всех троих?

Смеясь, она перебрасывала помидор из одной руки в другую.

— Итак, мы говорим о великом сексе в сочетании с готовностью связать себя обязательствами на всю жизнь.

Рестон подхватил помидор и принялся умело резать его на дольки.

— А я думаю, что мальчика Дэни лучше всего ориентировать на секс. Жизненные обязательства — не для него.

Логан бросил на друга быстрый взгляд.

— Это неправда.

— Да не волнуйся, Эми не собирается тебя за это повесить, она все понимает. Во всяком случае, я думаю, у Дэни кое-кто уже есть на уме.

— Да ладно, Джон, кончай.

— А кто? — спросила Эми.

— Почему бы тебе не дать мне расправиться с одним из них? — Логан потянулся к помидору.

— Ох, — засмеялся Рестон, — он пытается плавно перевести разговор в другое русло. — Последовала пауза. — Сабрина Комо.

— Итальянская красотка? — Эми кивнула Логану. — У тебя хороший вкус.

Логан неловко улыбнулся.

— Я, право, не знаю, с чего ты вдруг…

На самом-то деле он прекрасно понимал: Рестон несколько раз видел, как в присутствии Сабрины он впадает в замешательство и становится неуклюжей пародией на себя. Он радовался, что его друг не оказался с ними во время обхода в то утро, когда Логан уставился на итальянку, тихо беседовавшую с разволновавшейся пациенткой, Сабрина наклонилась, чтобы обтереть ее лицо влажной салфеткой, мелькнула полная грудь в тонком кружевном лифчике. И это видение с тех пор преследовало Логана.

— Слушай, — продолжал он, запинаясь, — я в общем-то ничего не знаю об этой женщине, кроме того, что она прекрасный врач.

— Да, правильно. Извини. Ты уважаешь ее только как коллегу. Вот и все. Я не прав.

Эми хмыкнула.

— Да, Джону этого не понять, он сперва должен почувствовать уважение к телу женщины, потом, может, и заметит, что у нее есть еще и мозги.

Рестон засунул кусок помидора в рот.

— Гм-гм-гм. Ну и что, ты считаешь, она думает о тебе?

— Понятия не имею. И все, что я знаю, — у нее уже кто-то есть.

— He-а, нет. И я думаю, ты любишь много чеснока.

— А ты откуда знаешь?

— От Сильвии. Это больничный фармацевт и самая знаменитая сплетница.

Логан покачал головой.

— Знаешь, Эми, что я тебе скажу, если бы этот парень хотя бы половину своей энергии направлял на науку, он бы стал самой мудрой ученой задницей и управлял бы АИРом.

Через два часа они сидели в гостиной, потягивали амаретто, под итальянскую еду. Ужин приготовил Рестон на скорую руку.

— Смотри, — сказала Эми, уютно привалившись к нему, — от него есть польза.

Вино подействовало на Логана, и он еще острее почувствовал, как несправедливо этот человек остается в тени. Но он заставил себя улыбнуться.

— Я бы сказал, он прекрасный врач.

— Я потрясающий врач, — кивнул Рестон, уже слегка опьянев. — Просто эти сволочи не знают об этом.

Логан улыбнулся.

— Может, все дело в его скромности?

— Правильно, — сказала Эми. — Давайте постараемся ее уменьшить.

— Я скажу, в чем моя проблема. В той чуши, которую нас заставляют здесь делать! Почему они не хотят воспользоваться тем, что мы могли бы им предложить?

— Я бы назвал это уплатой долгов.

— А я бы сказал, что мы уже все заплатили в Клермонте. А теперь мы снова вернулись к прямой кишке.

Воцарилось неловкое молчание.

— Хочешь совет? — спросил Логан.

— Смотря какой.

— А ты перестань ворчать. Лучший способ расположить к себе человека, это почаще обращать внимание на его достоинства.

— Ты так думаешь? Притворяться, что мне все нравится?

Логан искренне переживал за друга.

— Совершенно верно, — сказал он серьезно. — Притворись, что тебе все очень нравится. Что ты не знаешь, как их отблагодарить.

— Великолепно. Ну прямо как ты.

— Посмотри на это, как на игру. Это единственный шанс парням вроде нас с тобой добиться своей цели. — Он нерешительно помолчал. — Может быть, мы сумеем завоевать доверие и нам позволят проводить свой собственный курс лечения.

Рестон мрачно посмотрел на него.

— Да о чем ты говоришь? Мы же первогодки.

— А здесь нет строгих правил насчет того, что нам этого нельзя.

— Верно, но даже ты не сможешь добиться такого.

— Ты когда-нибудь слышал о Рее Куперсмите?

Рестон помолчал.

— Что-то такое смутное.

— Не ходи вокруг да около. Почему бы не сказать, что нет?

— Потому что это дало бы тебе превосходство над ним, — улыбнулась Эми.

— Ну и что? — не отставал Рестон.

— Он был как раз первогодком в АИРе четыре года назад и сам предложил курс лечения.

— Черт возьми, это невозможно!

— Я видел документы. И обзор в институтском журнале, где это подтверждается.

Логан обнаружил документы в старинном, отделанном деревом кабинете рядом с офисом Ларсена. Туда редко заглядывали, хотя запрета на вход не было. Любой, интересующийся генезисом более ранних протоколов, мог без труда найти их там. Секретарь Ларсена Элейн привыкла к тому, что этот очень любопытный молодой ученый Логан постоянно копается в шкафах, и не обращала на него внимания, тем более в час после ленча. Он перебирал папку за папкой, и именно трех-четырехгодичной давности и на букву «К».

— Куперсмит? — спросил Рестон. — И что за протокол?

— А какое это имеет значение? Важно то, что у него вышло.

— Другими словами — какая-то халтура.

— Возможно. Я не знаю. Я нашел только формулировку, но не результаты. — Оба они знали, что в этом ничего необычного не было. Данные протокола могли занимать сотни страниц, и все они записаны на компьютерных дискетах. — Во всяком случае, что-то, касающееся впрыскивания каких-то антител в кровь, чтобы попасть в опухоль простаты, вместо химии. Идея интересная.

— Простата? А кто занимается простатой? Ларсен? — Сама мысль, казалось, находится за пределами вероятного.

Логан покачал головой.

— Да некто по имени Лок. Я думаю, у него теперь частная практика.

— Итак, что ты хочешь сказать? Ты собираешься начать работу самостоятельно? Ты?

— Мы. Может быть. Почему бы и нет?

— Почему нет? Потому что я не зарегистрирован на их радиолокаторах. И не пойми меня неверно, мой мальчик Дэни. Ты и сам не знаешь, чего ты стоишь. — Рестон остановился, ожидая, когда до Логана дойдет то, что он хотел сказать, и в какой-то мере наслаждался этим. — Так что, пожалуйста, не втягивай меня.

Ошарашенный Логан замолчал, потом начал с жаром:

— Так я просто стараюсь… И вообще, какого черта, почему ты думаешь? Что дает тебе право…

— Слушай, — резко прервал его Рестон. — Я просто говорю, что мне не нужны твои воздушные замки. У меня свои проблемы.

— Прекрасно, — не менее резко ответил Логан и покраснел. — Забудь об этом.

Рестон улыбнулся.

— Ну, не бесись. Серьезно я поговорю с тобой на эту тему, когда будет что-то определенное.

Логан думал об этом с того самого момента, как утром в его кабинете появился Ларри Тилли.

Ларри Тилли с его загадочной болезнью был потенциальным пациентом Грегори Стиллмана. Болезнь отказывалась проявлять симптомы, которых от нее ждали, и надо было привлечь дотошного исследователя, чтобы все выяснить.

Юрист из Канзас-Сити, тридцати четырех лет, голубой, Тилли проходил вторую фазу курса лечения от спида, при котором назначается комплекс лекарств — соединение Q. Как предполагалось, курс должен воспрепятствовать развитию вируса. Лечение вроде бы ни к чему не привело. Во всяком случае, до сих пор соединение не дало никакого эффекта.

Лечение вируса спида уже долгое время являлось источником особого разочарования для ученых АИРа наравне с наиболее сложными, ставящими в тупик разновидностями рака. Курс лечения спида настолько неэффективен и безрезультативен, что Шейн как-то раз со свойственным ему юмором висельника сказал:

— Когда одна из таких матерей собиралась рожать, то не обошлось без доброй сотни мужиков.

Как пациент, лечащийся по определенному курсу, Тилли ничего не знал об этом. Он приехал из Канзас-Сити на анализы. Результаты, как у большинства таких больных, нельзя было назвать хорошими.

Но в первые же минуты обследования пациент мельком упомянул о некоторых симптомах, и Логан сразу же заинтересовался. Тилли в последнее время испытывал головокружение и слабость, которые не были связаны с переутомлением на работе.

— Обычно такое со мной случается, когда я отдыхаю, а потом встаю с кресла. Я почти теряю сознание.

Логан, проверявший его лимфатические узлы, несколько минут молчал. С чем бы это могло быть связано? Он извинился и вышел в соседнюю комнату, где еще раз внимательно изучил историю болезни, присланную врачом Тилли.

Не в силах понять причин необычного развития болезни, его личный врач сначала поставил диагноз — панкреатит, что означает простое воспаление поджелудочной железы. Дня через два в больнице Тилли стало лучше, и его отпустили домой. Но уже через несколько часов все повторилось.

Логан вернулся к пациенту.

— Похоже, ваш личный врач в тупике.

Тилли улыбнулся.

— Да, они подняли лапки кверху, сказали, чтобы я отправлялся сюда и чтобы вы разобрались, в чем дело.

Логану Тилли сразу понравился. Никакой жалости к себе и готовность бороться.

— Хорошо. Давайте начнем разбираться. И почему бы не начать с самого легкого? Как вы себя чувствуете, когда встаете?

Логан выяснил, что каждый раз, когда Тилли поднимается на ноги, у него резко падает давление, а сердцебиение учащается.

— Так, ясно, это не игра вашего воображения.

— Отлично. Даже олухи из Канзас-Сити это поняли.

Логан рассмеялся.

— А ваши олухи интересовались: не испытывали ли вы жажду в последнее время?

Еще со времен работы в Клермонте Логан знал, что снижение давления и учащенное сердцебиение, происходящие одновременно, — симптомы чрезмерного обезвоживания организма, хотя в этот осенний холодный день казалось невероятным, чтобы человек, не занятый тяжелым физическим трудом, мог испытывать жажду.

К его удивлению, Тилли кивнул.

— Но ведь это связано с приемом лекарств? Разве нет?

— Хорошо, давайте разбираться дальше. Я хочу, чтобы вы прошли обследование.

— А это что значит? Я должен лечь в больницу?

— Не думаю. У нас есть договор с некоторыми отелями в округе Колумбия. Почему бы нам не устроить так, чтобы правительство разрешило вам отдохнуть несколько дней?

Тилли улыбнулся.

— Спасибо, доктор.

— Я могу попросить забронировать вам местечко в «Мэдисон Армз». Приходите завтра в восемь тридцать. И начнем.

— А на сколько мне придется остаться?

В обязанности Логана входило снимать страх с пациента, но он никогда намеренно не вводил пациента в заблуждение.

— Я не могу вам точно сказать, Ларри. Наверное, на несколько дней. Сейчас я собираюсь влить в вас литра два жидкости внутривенно и посмотреть, поможет ли это.

Казалось, как по волшебству, назавтра Тилли почувствовал себя гораздо лучше, чем в предыдущие несколько месяцев.

Но на следующий день слабость вернулась.

Одни анализы сменялись другими, и несколько дней в Вашингтоне растянулись для Тилли на две недели. Вместе с разочарованием росло и любопытство Логана. Когда Тилли появлялся в клинике, его накачивали соляным раствором и ему становилось лучше. Но было ясно: через два дня все станет по-прежнему и давление резко упадет.

Наконец бесконечные обследования дали результаты и объяснили причину постоянной дегидратации Тилли. Кора надпочечников перестала производить гормоны, заставляющие почки удерживать соль и воду. Для Логана стало очевидным, что предписанный курс лечения каким-то образом блокирует нормальную работу этого органа.

Изучив все, что предшествовало предписанию курса лечения соединением Q, он не обнаружил признаков побочного эффекта этого лекарства. Насколько ему известно, ни на какого другого пациента оно так не действовало.

В тот день, когда пришел срок получить результаты обследования, Логан ни о чем другом не мог думать. Так что же именно в организме этого пациента или в особенности его состоянии не так? А может, не принят во внимание какой-то побочный аспект действия самого лекарства? Что дает такой эффект?

Еще одна мысль все чаще занимала Логана: может ли его догадка иметь какое-то практическое применение?

Постепенно размышления стали оформляться в идею. Увидев секретаршу Шейна, он решил взять билет на вечернюю бейсбольную игру. Играла его любимая команда «Калифорнийских Ангелов», а он с детства болел за них.

Небольшой зал находился в полуподвале. Перед Логаном открывался внушительный вид на великолепный новый стадион. Он купил себе сосиску, пиво, и ему стало хорошо.

Перед четвертой подачей, когда «Ангелы» уже начали третий перебег, он полез в кейс и вынул историю болезни Ларри Тилли. Он собирался изучить ее с самого начала, даже с предварительных симптомов, приведших к постановке диагноза. Он искал ключ в прошлом Тилли, что-то такое, что могло бы…

— Дэн?

Он поднял глаза и с удивлением увидел Сабрину Комо с картонным подносом, полным еды. Она неуверенно улыбнулась.

— Я тебе не помешаю?

Он торопливо засунул бумаги обратно.

— Нет, конечно, нет… Просто я так удивился…

— Да здесь почти никого не бывает.

— Ага… — Он оторопело уставился на нее. — А ты любишь бейсбол?

— Да. Это игра чисел. А я люблю числа. Моя мама преподает статистику. — Она кивнула на табло со счетом в правой стороне поля. — У «Ореоли» дела не слишком хороши. Только три удара и уже две ошибки.

Он кивнул.

— Тим Салмон играет за «Ангелов».

С ума сойти. Откуда она знает, кто такой Тим Салмон?

— А Бо Джексон? Вот из-за кого я сегодня пришла, хочу посмотреть на человека со вставленным бедром, который способен бегать. — Она улыбнулась. — Настоящее чудо медицины. Правда? Разве можно сравнить с нашей возней?

Она снова неуверенно улыбнулась.

— Да, я знаю, но, к сожалению, он не играет.

— Да, не играет… И я знаю, что у него только двести тридцать три очка. Не так уж много. — Она посмотрела вниз на свою карточку со счетом, сверяя с числами на табло. — Сегодня вместо него играет Дэвис.

Логан не мог оправиться от потрясения. Ему бы во сне не приснилась такая женщина. Он напряженно думал, что сказать.

— Ну… А что ты ешь? — И тут же обругал себя. Почему-то при этой женщине коэффициент его умственного развития всегда падает на сорок пунктов.

Она взяла с подноса гамбургер.

— Да так, обычная еда.

— Ну, по крайней мере, здесь получше, чем в институте. — Он нерешительно помолчал. — А в Италии в больницах хорошо кормят?

— Да нет, тоже не очень. Но у нас врачи могут приносить еду с собой. Иногда я так делаю и здесь. Покупаю итальянские пирожные и шоколад. — Она полезла в карман и вынула конфету в золотой фольге. «Марачини». — Хочешь?

Он развернул конфету и сунул в рот.

— Вкусно.

— Это не глотают, Логан. Это же не «Поцелуйчики» Херши.

— А, извини.

— Я иногда угощаю своих пациентов в больнице.

— Угощаешь? — У Логана мелькнуло: а не нарушение ли это правил?

Она пожала плечами.

— Я так и дома делала. В больнице было много детей.

— В педиатрическом отделении?

Она кивнула.

— Но со взрослыми я тоже умею находить общий язык. Кажется, мелочь, но она помогает установить контакт с пациентом.

— Мне кажется, с детьми очень трудно работать.

— Пардон?

Он сказал так тихо, что она не расслышала.

— Я не знаю, но когда я вхожу в палату к детям, вижу маленькие столики и стульчики… — Он как-то слегка сгорбился. — Нет, я не могу даже читать литературу о раке у детей.

Сабрина не сводила глаз с Логана, с интересом рассматривая его.

— Тогда тебе сильно повезло, что мы в институте не лечим детей.

— Да. — Он помолчал, пораженный переменой в ее манере говорить. — Я понимаю, это непрофессионально…

Она отвернулась и посмотрела на поле.

— О, мистер Рипкен берется за биту.

Он почувствовал возбуждение. И тревогу.

— Значит, — подхватил он, — ты очень довольна работой в институте?

— Довольна? — Казалось, ее смутили слова Логана. — Да там, как в средневековом итальянском городе. И мне хочется от всего этого читать Макиавелли.

Логан понимающе рассмеялся.

— Правда.

— Некоторые люди просто ужасны! — Она помолчала. — Я надеюсь, ты с ними не дружишь.

— Нет, мое общение чисто профессиональное.

— Например, Ларсен и Стиллман. Величайшие эксперты по раку яичников и раку груди. Не так ли? А они терпеть не могут женщин. Не любят. Ну как такое может быть?

На поле команда «Ореоли» сгруппировалась, толпа взревела, когда мяч прошел между парой игроков слева.

Логан покачал головой.

— Сам не знаю.

Толпа стихла.

— Даже работа оказалась не такой интересной, как ожидала.

— Я думаю, большинство из нас разочарованы.

— Во Флоренции, где я училась, я специализировалась по эндокринологии, а здесь, — она пожала плечами, не скрывая своего разочарования, — какая польза от моей специализации?

— А я не знал, что ты эндокринолог.

— Да, и очень хороший, — засмеялась она. — К чему скрывать свой талант?

Она приятно смеялась. Он подался вперед.

— Слушай, у меня есть кое-что, что могло бы тебя заинтересовать…

Он вынул странички из кейса и изложил историю болезни Тилли, особенно подчеркнув, что пациент странно реагирует на лекарства, предписанные курсом.

Не отрывая глаз от поля, Сабрина внимательно слушала.

— А ты уверен, что в этом курсе не оговорен побочный эффект?

Он покачал головой.

— Абсолютно. Кто знает, может, это и не имеет никакого отношения к соединению Q? Может быть, это результат самой болезни.

— Знаешь, — сказала девушка, — у меня тоже несколько пациентов на этом соединении, и у одной женщины точно такие симптомы.

— Слабость, головокружение, резкая смена давления?

Она кивнула.

— Ну, может, не в такой степени. Ее врач в Нью-Джерси как-то справлялся с этим. — Она помолчала. — А ты был в библиотеке института? Проверил все по Q?

— Да я только начал. В архивах института собраны потрясающие данные по раку со всего мира. А то, чего нет в библиотеке, можно получить электронным способом. Единственные ограничения для исследователя только те, которые он сам себе ставит. К несчастью, — признался Логан, — я не силен в языках. Я знаю только английский и немного немецкий.

Сабрина покачала головой.

— Вообще-то стыдно для американца. — Потом, испугавшись, не задело ли его это, добавила: — Я не хотела тебя обидеть.

Он не мог удержаться и рассмеялся.

— Я понял.

— Но мой английский тоже несовершенен.

— Брось, Сабрина, ты его хорошо знаешь.

— Во всяком случае, — ее зеленые глаза заблестели, — я пошла в медицину именно из-за того, что мне интересен поиск.

— Хорошо сформулировала.

— А ты?

Он с минуту подумал.

— Да по той же самой причине. Но я думаю, стоит рассказать и об отце.

— А он тоже врач?

Дэн покачал головой.

— У него магазин канцелярских товаров.

— Так он хотел, чтобы ты стал врачом? Это его мечта?

— Чего он хотел от меня на самом деле — это чтобы я мог делать деньги. Я общаюсь с семьей раз в несколько недель, и отец никогда не забывает мне напомнить, что делать деньги я так и не научился.

Она засмеялась.

— Но это никак не связано…

— Он человек, который мог бы делать абсолютно все. Он достаточно умен. Когда умер его отец, он еще учился в школе, в старшем классе, и должен был помогать семье. Он пошел работать и уже никогда не вернулся к прежней жизни. Так что ничего особенного, у многих такая история.

— Я уверена, он тобой гордится.

Логан изобразил страдание на лице.

— Да нет. Скорее, он возмущается тем, что я делаю. — Логан умолк. Вдруг ему стало ужасно неловко. Он сказал слишком много этой женщине, и вся эта чепуха может ее только вспугнуть.

— А ты сама занимаешься каким-то спортом?

Сабрина заметила, что он сменил тему разговора, и отнеслась к этому с уважением.

— В Италии в старших классах я бегала. Но теперь даже хожу медленно.

— Так может быть… — он нерешительно помолчал… — может, мы как-нибудь пойдем поиграем в мяч?

Она кивнула.

— Да.

Он посмотрел на часы и нехотя поднялся.

— Боюсь, мне пора. Завтра ранним рейсом я лечу в Нью-Йорк.

— А зачем тебе в Нью-Йорк?

— Я был там в интернатуре, в Клермонте.

— У тебя там, наверное, друг?

Трудно поверить, или это его оптимистический настрой, но Логану показалось, что он услышал нотки ревности.

— Да, это одна из причин, почему я туда лечу. Он разводится.

— А, — сказала она ровным голосом, — ты хороший друг.

Он улыбнулся.

— He-а. Просто мне нужно оправдание, чтобы хоть на день удрать из института. Но это поддерживает мою репутацию хорошего парня.

— Что же… — Сабрина поднялась и протянула ему руку. — Я рада наконец познакомиться с тобой. Похоже, ты и не такой уж в конце концов плохой.

Она улыбнулась, и Логан пропустил мимо ушей небольшой нюанс в этой похвале…

— Спасибо, Сабрина, приятно слышать это от тебя.

Попав на восьмичасовой рейс, Логан был в Манхэттене еще до десяти утра. Он не собирался встречаться с Пересом раньше половины первого, хотя ради этого он и прилетел, а свободное время воспринял как греховную поблажку, данную самому себе. Он взял такси и поехал в музей «Метрополитен». Там провел час в любимых залах — египтологии и средневекового оружия. Потом направился в небольшой музей, на выставку по истории спорта. Потом — на 59-ю улицу, у него еще было немного времени, чтобы посмотреть на новые игрушки, технические новинки, всегда потрясающие его воображение.

Рубен Перес пришел вовремя и ждал его перед отелем «Плаза». Увидев Логана, поднял пакет.

— Я думал, что мы поедим в парке.

— Кое-кто совсем не меняется, — засмеялся Логан, крепко пожимая его руку. — И почему я все время считал, что ты предпочитаешь держать марку?

— Не у всех же докторские доходы.

— У меня их тоже нет. Я в институте, если ты не забыл.

— Вот поэтому я и не предлагаю идти в ресторан. Я не хотел тебя смущать.

Убедившись таким образом, что в их отношениях ничего не изменилось, они принялись рассказывать друг другу о своей теперешней жизни.

— Ты даже не поверишь, — говорил Логан, когда они шли пешком к Центральному парку, — но то же самое тебе сказали бы другие: в институте такая же противная рабочая обстановка, как и в Клермонте. А может, и похуже.

— А мне показалось, что тебе там нравится.

— Ну да, нравится. Но я ученый и даю тебе объективную картину.

Рубен яростно затряс головой.

— Эй, старик, кончай, ты, видно, забыл, что такое Клермонт. Ослиная задница США.

— Слушай, что я тебе скажу. Некоторые ребята в институте, не поверишь, натуральные бандиты. Только пересекись с ними, даже случайно, и можешь навсегда распроститься со своей карьерой.

— Ну и как ты выкручиваешься?

Перес сел на скамейку.

Казалось, такой простой вопрос, а задел за живое.

— Да просто пашу и пашу, и держусь от всех подальше.

— Ну и правильно.

— Так-то оно так, но тогда начинают говорить, что ты подлиза. А какого дьявола я должен делать? Стать героем?

Рубена смутила горячность Логана.

— Знаешь, старик, я же тебя не обвиняю. Я не говорю, что ты подлизываешься. Я думаю, ты и там так же много работаешь, как и здесь. — Он похлопал ладонью по скамейке. — Садись.

Логан сел.

— Прости. Я бы только хотел, чтобы можно было работать без всего этого дерьма.

— Мечты, старик, мечты. И не забивай мне ими голову, и не заводи. У меня у самого хлопот полон рот.

— Да, знаю.

— А проблемы вроде твоих — везде.

Логан не мог не улыбнуться.

— Да, замечательно. Теперь твоя очередь. — Он протянул руку. — Давай мне мой сэндвич и начинай.

Но, когда Перес стал рассказывать свою историю, все мысли Логана об институте улетучились. Нависший над Пересом развод был гораздо грязнее, чем он предполагал. Оказалось, что жена, которая с ним не живет, очень сильно пьет и — что хуже — не разрешает ему встречаться с дочерью. Значит, бедняге ничего не остается, как оформить опекунство. А это связано с проблемами.

У Дэна Логана не было опыта в такого рода историях, он ничего не понимал в детях, он знал о них только то, что успел усвоить во время изучения месячного курса по психологии детей в медицинской школе. Логан понимал, что ничего не может посоветовать Рубену. Он сидел и слушал. И, казалось, это вполне устраивает Переса.

— Чертовски трудно, — тихо закончил он. — И только потому, что я хочу развестись, все думают, что я кошмарный тип. — Он остановился и вдруг вытер рукавом повлажневшие глаза.

Логан неуклюже обнял друга.

— Ты знаешь, я сделаю все, что смогу. — До Логана дошло только сейчас, как искренно он привязан к этому человеку.

— Я хочу сказать: никто не знает, что на самом деле творится в моей семье. Какие отношения. Я пытаюсь спасти своего ребенка, старик. Я работаю три смены в неделю, только чтобы содержать семью.

Не зная, чем помочь Пересу, Логан улыбался.

— Восемнадцать лишних часов в Клермонте? Вот это да! — Но тут же пожалел о сказанном.

Но, как и следовало ожидать, Перес только улыбнулся.

— Я ведь понимаю, ты ведь не смеешься надо мной.

Через полчаса, когда Перес уже шел в сторону больницы, Логан почувствовал себя в растерянности. И что теперь делать? Мысль о том, чтобы провести день в одиночестве, вдруг показалась ему не слишком привлекательной. Он решил немедленно ехать домой, где полно работы, где его ждали пациенты, слайды, данные, которые надо ввести в компьютер, включая и результаты обследования Тилли, он не записал их накануне вечером.

Логан пошел в кинотеатр и провел там остаток дня. Стало полегче, и он решил поужинать в любимом тайском ресторане. По дороге, уже перед закрытием, он зашел в книжный магазин на Слоан-Кеттеринг, купил последнее издание книги Винсента Де Вита «Принципы и практика онкологии».

Книга оказалась такой интересной, что только после кофе он позвонил, чтобы узнать, нет ли ему каких сообщений.

Первыми шли обычные сообщения секретаря из госпиталя: протокольный пациент вернулся с обследования, старый друг по колледжу собирался приехать на Рождество в Вашингтон, а вот третье сообщение его поразило: «Привет, доктор Логан. Или, может быть, я уже могу называть тебя Дэнни? Ну, не важно. Это Сабрина Комо, и я хочу поговорить с тобой как можно скорее. Кажется, я нашла что-то весьма важное. Так что позвони, пожалуйста, поскорее, как только сможешь. (707) 555–4103. Чао».

Логан взглянул на часы. Было восемь шестнадцать. Он быстро набрал номер Сабрины и оставил ей сообщение, что надеется попасть на девятичасовой рейс. Потом еще раз попытался связаться с ней из дома.

И только когда сел в такси, торопясь в аэропорт, понял, что забыл книгу на столе.

Сабрина ждала его в аэропорту.

Даже если бы он ожидал ее увидеть, ему понадобилось бы время, чтобы узнать ее. Длинные черные волосы завязаны в хвост, вместо стильного модного костюма, в котором он привык ее видеть, джинсы и свитер.

Ошарашенный, он встал, почувствовав, как забилось сердце.

— Надеюсь, тебя больше никто не встречает? — спросила она просто.

— Нет, я собирался взять такси.

— Я на машине. — Она засмущалась от собственной смелости. — Может, мне не надо было приезжать, но у меня есть новости.

— Какие новости?

— Сегодня был не мой рабочий день…

— Выходной?

Они пошли рядом.

Она кивнула.

— Я посидела в библиотеке, кое-что нашла и хочу тебе показать.

— Но библиотека уже закрыта, Сабрина.

— У меня все на компьютере.

— А не слишком поздно?

По дороге на стоянку она рассказала ему о своем открытии. Все утро, до полудня, она читала отчеты, статьи, заметки на французском, итальянском, немецком и голландском языках и наткнулась на одну редакционную статью в старом немецком химическом журнале «Ангевандте Хеми». В ней упоминалось что-то близкое к соединению Q.

— А как называется то соединение? — спросил Логан.

— Название не упомянуто, просто говорится о его структуре. И еще упоминается полинафталенсульфокислота, она входит и в Q.

— Ну и что?..

— А то, что говорится в ней, весьма интересно.

Сабрина включила свет. Оглядев ее квартирку, Логан не мог не заметить, как точно она отражает сущность хозяйки. Никакой чепухи, все со вкусом. Какой контраст с его собственным жильем, в котором уже несколько месяцев нет даже мебели.

Она подошла к компьютеру, включила.

— Статья опубликована в 1924 году.

— В 1924-м? — Он едва мог поверить. Она собиралась отправить его в средневековье! В то время никто и понятия не имел о природе рака. Но он оставил при себе свой скептицизм.

— Ну и что там?

Сабрина вставила дискету, и на экране появился текст.

— Ты говорил, что знаешь немецкий, да?

В общем-то он знал его не так уж хорошо. Логан подвинул стул и, подавшись вперед, попытался перевести. Ему надо было сосредоточиться и не отвлекаться на присутствие Сабрины, сидевшей в нескольких шагах от него на полу с горящими глазами.

Больше всего его поразил тон этой статьи. Написанная вскоре после поражения Германии в Первой мировой войне, в условиях быстрого роста инфляции, статья, скорее, была не научная, а политическая. Смысл заключался в том, что немецкие ученые, несмотря на недостаток финансов, все-таки находятся на уровень выше ненавистных коллег из Англии и Франции.

Работа исследователя из бывшей лаборатории великого Пауля Эрлиха упоминалась в статье лишь мельком. О возможностях антиракового препарата просто рассказывалось, без всяких доказательств, вроде как еще одно подтверждение немецкого интеллекта.

«И пусть эта деятельность и дальше процветает, и пусть такие препараты составляют честь и славу немецкой науки!»

Он отвернулся от экрана.

— Не знаю, Сабрина, здесь одни лозунги. И никаких доказательств.

— Ты разве не видишь — они же пишут о раке.

Логан покачал головой.

— Этого мало.

— Но это ключ. А я ищу ключ к разгадке.

— Я знаю, но… — он поколебался, — трудно представить себе, чтобы те люди могли распознать антираковое вещество.

Неожиданно в ее голосе послышалось раздражение.

— Ты слишком надменный, Логан, для американца 90-х.

— Ну извини… — Он пожал плечами. — Я бы хотел поверить, но не могу. Во всяком случае, это соединение уже было отклонено как антираковое целой серией анализов.

Такие анализы, в которых лекарства испытывались против злокачественных клеток, выращенных в чашках Петри, это что-то вроде стенографического метода определения. Цепочки клеток возникают при многих видах рака, и соединение не выдержало испытания.

— Цепь клеток — это нехарактерно для человека, — горячо сказала она. — Как раковые клетки взаимодействуют со здоровыми, невозможно увидеть в лабораторной пробирке.

Она права, это он понимал.

— И все-таки…

— Жалко, что ты не знаешь французского, — резко бросила она.

— А что?

На экране уже появился другой документ, из трех или четырех страниц.

— Это из Пастеровского института в Париже. Их-то ты уважаешь?

Логан уставился на экран. Он знал лишь несколько слов по-французски и поэтому следил за цифрами. Это был 1937 год. Описание одного из исследователей, побывавшего в Африке.

— История болезни?

Она кивнула.

— Из одной французской колонии, Гвинеи. Этот человек там работал в клинике. И он рассказывает о необычных вещах, с которыми столкнулся.

— И?

Она указала на жирно набранный абзац.

— Дважды одно и то же. Две разные женщины. Обе с инфекцией спирохеты…

— Сифилис? Фрамбезия?

— Здесь точно не сказано.

— Точно не сказано? — переспросил Логан.

— Дело в другом. У женщины в груди были злокачественные опухоли. И после трех инъекций против инфекции — что удивительно! — опухоли стали уменьшаться.

— Что ты говоришь! Что-то похожее на соединение Q использовано против рака груди? Но это слишком притянуто за уши, чтобы оказаться правдой.

Она кивнула.

— Возможно. Во всяком случае, это вытекает из того, что здесь написано.

— Что именно говорится о соединении? Дается его состав?

Она опустила текст пониже, пока не нашла то, что искала.

— Основанный на органических красителях… включающих растворенные полисульфонаты. — Она улыбнулась. — Как, знакомо звучит?

Невольно Логан начал разделять ее волнение.

— А что-то еще, имена?

Она указала на сноску в конце последней страницы. Среди множества иностранных слов Логан сумел увидеть имя «М. Накано».

— Здесь говорится о неопубликованной статье этого человека, он писал об этом соединении, — сказала Сабрина. — Имя японское, так ведь?

Пока все было похоже на удачу.

— Накано… Пауль Эрлих любил приглашать японских химиков в свою лабораторию. И если память мне не изменяет, то главным помощником этого великого человека в исследовании препарата против сифилиса, что и принесло ему славу, был японец Хата. Он очень уважал их рабочую этику.

Сабрина пожала плечами.

— Это история, не наука. — Она умолкла. — Да… потому что в другой статье…

Он кивнул.

— Эрлих умер где-то в начале Первой мировой войны. И кто знает, может, Накано из его лаборатории и продолжил работу над этим соединением и после войны? — Логан остановился, глядя на нее. — Или это мы уже притягиваем за уши?

— Я не понимаю смысла этой фразы.

— Ты думаешь, в этих двух статьях ссылки на одно и то же исследование? На одного и того же человека?

Она посмотрела на него.

— Да.

Он долго молчал.

— Ну, давай не будем отвлекаться. Мы ничего не знаем о французе, сделавшем открытие и написавшем об этом. Достаточно ли он квалифицирован, чтобы делать такие заключения? И вообще, сам ли он обследовал женщин? Из того, что мы знаем, мы можем заподозрить обычный хронический мастит или какое-то другое воспаление в груди.

На самом деле он не мог скрыть растущего азарта. Вот на что он все время надеялся. Разве в случае с Тилли не показалось ему, что это соединение может быть чрезвычайно активным? Если в определенных обстоятельствах оно может задержать рост здоровых клеток, можно ли говорить, что оно не способно блокировать и рост злокачественных?

Они проговорили два часа, обсуждали, что способно исказить суть этой теории, могут ли они доверить кому-то свой секрет и, самое главное, зная реальную жизнь в институте, велика ли вероятность занятий этим исследованием. Логан разрывался между горячим желанием окунуться с головой в работу и сомнением. В какой-то момент, поддаваясь темпераменту, он готов был ответить на этот вызов, но потом трезвел и понимал: если они начнут подобное исследование, то ничего не получат, кроме неприятностей.

Ни к какому решению они не пришли. Сабрина зевнула, и Логан вдруг вспомнил о времени. Впервые за вечер он смутился.

— Уже поздно. И мне пора отправляться домой. — Он медленно встал. Она посмотрела ему прямо в глаза.

— Ты этого хочешь?

Логан растерялся. Это предложение? Нет, он упрекнул себя, это скорее всего несовершенное знание английского языка Сабрины. Вот почему он не совсем верно понял вопрос.

— Хочу ли я? — повторил он.

Сабрина встала и подошла к нему.

— Ты хочешь, чтобы я отвезла тебя домой, или останешься со мной на ночь? — Она нежно погладила его по щеке. — Я хочу, чтобы ты остался, — добавила она, — я буду разочарована, если ты уедешь.

В этой испуганной тишине она вдруг поцеловала его в щеку и стала расстегивать ему рубашку.

— Я думаю, что не хочу тебя разочаровывать, — сказал наконец Логан, улыбаясь.

— А когда ты решила, что мы с тобой переспим? — спросил он ее через час, лежа рядом с ней в темноте.

Она рассмеялась.

— Не знаю. Но, если бы я ждала, когда ты сделаешь первую попытку, мы бы никогда не лежали, как сейчас.

— Я давно хотел. Сама знаешь.

— Знаю.

— И я просто не был уверен, колебался… Дело в том, что мы же коллеги. И это всегда сложно — роман на работе. Ты понимаешь?

Сабрина потянулась к нему и прижалась.

— Пожалуйста, Логан, перестань все анализировать, хоть раз. — Она нежно поцеловала его. — Пойми, это секс, а не наука.

Ничем не сдерживаемые злокачественные клетки начали действовать в поясничном позвонке. При каждом резком движении или при повороте нагрузка падала на ослабленную кость. Некоторые клетки опухоли проникли на миллиметры в корешки нервов, ведущих к спинномозговому каналу.

Личный врач успокаивал ее, хотя сам был озадачен — он ничего не находил, разве что некоторую мягкость на пояснице. Он прописал ей нестероидные противовоспалительные средства и велел побольше отдыхать.

И, хотя она не признавалась в этом даже самой себе, ее состояние начинало отражаться на повседневной жизни. Обычно ей хватало четырех-пяти часов сна, а теперь ее тело отчаянно нуждалось в силе, чтобы бороться с неугомонными пришельцами. Уже к девяти вечера она чувствовала себя в совершенном изнеможении. Быстрая и потрясающе восприимчивая, она с трудом сосредотачивалась на чем-то.

Врач не мог справиться с ее состоянием. Его знания и опыт подсказывали, что хотя и нет явных симптомов, но что-то не так. И он звонит ей, предупреждает, что записал ее на обследование в военно-морской госпиталь в Бетесде.

— Это невозможно. — Она смеется, но говорит уверенно. — Увольте меня от этого.

Ей оставалось жить четырнадцать месяцев.

На следующее утро Логан пришел в больничную палату на полчаса позже, чем собирался. Он никак не рассчитывал успеть съездить домой переодеться. Но семи еще не было, и если бы он поторопился, то заложил бы данные Тилли в компьютер до утреннего обхода.

Он быстро пересек вестибюль и пошел в маленькую комнату в конце коридора, служившую компьютерным центром для младших сотрудников.

Было тихо, как обычно в столь ранний час. Но вскоре после того, как Дэн уселся перед экраном, он услышал чьи-то торопливые шаги по коридору. Через минуту ночная сестра Леннокс просунула голову в дверь.

— Простите, доктор.

Он оторвался от экрана.

— Боюсь, у нас чрезвычайный случай.

— Но я сегодня не дежурю.

Она быстро кивнула.

— Я знаю. Но нигде не могу найти доктора Лукас.

— Ну хорошо. — Он вскочил. — А кто?

— Конгрессмен Марино.

— Боже ты мой! — Он вылетел из комнаты и понесся по коридору. Через пятнадцать секунд он уже стоял у кровати конгрессмена. Прошло меньше трех дней с тех пор, как он видел его в последний раз, но сейчас тот выглядел ужасно. Марино был в коматозном состоянии: лицо пепельное, дыхание поверхностное, хриплое, как при агонии, и каждый вздох происходил через семь-восемь секунд. Если бы Логан не знал о внезапных ухудшениях на последней стадии рака, он бы не поверил своим глазам.

Он наклонился и тихо заговорил.

— Конгрессмен… Конгрессмен Марино?

Ответа не было. Только еще один тяжелый вздох вырвался из пересохшего горла. Предсмертный хрип.

Логан посмотрел на сестру.

— Оживить невозможно, так? Такой код?

Дело не в том, что это имело какое-то значение. Это не его пациент.

— Можете связаться с семьей?

Она согласно кивнула.

— Ну так свяжитесь сейчас же.

Как только она ушла, он положил указательный палец на артерию, чтобы прощупать пульс. Пульс был едва заметен.

«Ну, спасибо тебе, Лукас, — с печалью подумал он. — Теперь нетрудно догадаться, на чью ответственность ляжет все это дерьмо».

Но, посмотрев на лицо умирающего, он вдруг застыдился.

Боже, разве он этого хотел?

Посмотри-ка, что это место с ним сделало?

В молчании, искренне раскаиваясь, он взял похолодевшую руку Марино в свою и глядел в окно, за которым занималось раннее свежее утро. Держал, пока не вернулась сестра.

— Они в пути, — сообщила она. — Я связалась с его помощником. — Она нерешительно помолчала. — Он умер?

Логан кивнул.

— Минуты две назад.

— Вы хотите, чтобы я что-то сделала?

— Просто побудьте здесь. А я пойду поищу Лукас.

— Скажите ей все что надо от моего имени.

Он прекрасно понимал, где она может быть. Поздними вечерами, когда молодые сотрудники хотели уединиться, они прятались в комнатенке в другом конце здания возле вентиляционных труб. Раньше это была комната для неожиданных вызовов, и там до сих пор стояла узкая кровать. Он и сам проводил там иногда время, но всегда предупреждал, где его искать. Комната была в дальнем конце длинного коридора, и, приближаясь к ней, он увидел полоску света под дверью. Намеренно резко он постучал.

— Лукас? Эй, лодырь, ты там? — Он повернул ручку двери и медленно открыл. — Слушай, у меня для тебя новости…

То, что он увидел, было полной неожиданностью. На миг он остолбенел. Ее тело безжизненно висело под потолком на длинной пластиковой трубке для внутривенного вливания, привязанной к трубе.

Независимо от него помогла многолетняя выучка. «Боже мой, я должен ее оживить!»

Пошарив в нагрудном кармане, он нашел ножницы для бинтов и, перерезав трубку за затылком на шее, положил Лукас аккуратно на пол. Пульса не было. Тело холоднее того, до которого он дотрагивался несколько минут назад.

«Лукас, ну давай, сука, что же ты со мной делаешь?» Зажав нос, он набрал воздух и, открыв рот, припал к ее открытому рту.

Внезапно подступило тошнотворное ощущение холода, ему показалось, будто он поцеловал подтаявшее мясо.

На этот раз он сказал вслух:

— Ну давай, Лукас, давай.

Он ударил кулаком по ее груди и начал ритмично ладонью нажимать на грудину, пытаясь тяжестью всего тела давить на нее.

В отчаянии он кинулся к телефону, вызывая неотложку по 5–0–5–0.

— Голубой код, комната 212.

Через минуту стали врываться люди, вызванные по тревоге. Анестезиологи проталкивали трахеотомическую трубку ей в горло, две сестры прибежали с прибором ЭКГ, появилась вся остальная братия.

И только сейчас вдруг Логан заметил кучу бумаг — компьютерные распечатки на полу, на месте, над которым висело тело. Так вот как она сделала. Она встала на сложенные стопки бумаги и выбила их из-под себя.

Через двадцать минут появился ответственный за безопасность в институте, а местные полицейские уже докладывали руководству АИРа о случившемся.

Молодой рослый блондин с блокнотом в руке выслушал Логана. Когда они закончили, Логану разрешили уйти. Он устало поплелся к двери и почувствовал, что кто-то наблюдает за ним. Он нехотя остановился и оглянулся.

Стиллман.

— Печально, — заметил Стиллман, нарушая молчание.

Логан мрачно кивнул.

— А для вас так просто ужасно. Сожалею.

— Я не могу понять, — тихо вымолвил Логан, — зачем ей надо было это делать?

— Люди совершают странные поступки. А мы все здесь испытываем огромное давление.

— Мне казалось, я ее знаю, и не могу отделаться от мысли, что мог ей чем-то помочь. — Он кивнул в сторону двери.

— Нам предстоит рабочий день.

Логан стоял, точно приросший к месту.

— Ну просто не могу понять.

— Черт побери, Логан! — вдруг взорвался Стиллман. — Хватит кукситься.

Дэн, смутившись, уставился на него.

— Я просто не могу понять, — передразнил его Стиллман. — Вы думаете, только у вас такое тяжелое утро. Я пришел после встречи с семьей конгрессмена Марино. Вот где тяжело. — Он помолчал. — И поймите, Логан, то, что случается с младшим научным сотрудником, ничего не значит. А если что-то имеет значение, так это сам институт.

Логан стоял в замешательстве.

— Я думаю, она перенесла сильный стресс, — сказал он.

— Стресс? Проблема доктора Лукас — характер или сила воли. Она запуталась и не смогла противостоять трудностям.

Логан ошарашенно слушал.

Конечно, у него мелькнула мысль, наверное, она понимала, что в смерти Марино станет козлом отпущения, и это толкнуло ее на край пропасти. Но он отбросил эту мысль.

— Я не думаю, что она могла помочь ему, — ответил он с какой-то кротостью, от которой даже самому стало противно.

— Вы правы, и вообще едва ли она была одним из лучших врачей здесь.

Ужасное действо, разворачивающееся перед ними, подходило к заключительному моменту. Тело, закутанное в простыни, прикрепили ремнями к носилкам.

— Я думаю, это несправедливо, сэр. Такая потеря, она была хорошим врачом и хорошим человеком.

Неожиданно Стиллман снисходительно улыбнулся.

— Такая потеря? Да не преувеличивайте, Логан. От нее не было никакого толка.

Логан не звонил Сабрине до вечера, и прошло уже почти двенадцать часов. Они договорились, что все случившееся между ними надо держать при себе и в институте вести себя как обычно, строго. Они слишком хорошо представляли, где работают, и понимали, что если узнают об их отношениях, то все происшедшее могут использовать против них самих.

Но из-за недавних событий стало казаться, что вчерашнего вечера вообще не было.

— Ведь уже поздно, да? — сказала она, когда Логан позвонил и спросил, нельзя ли ему зайти.

Он был в нерешительности — уже почти девять.

— Ну…

— Я просто хотел поговорить. Извини.

— Логан, послушай меня, пожалуйста. Не относись к тому, что случилось прошлой ночью, слишком серьезно. Мы коллеги. Это прекрасно. Но я не хочу быть человеком, которому ты будешь звонить по ночам.

— Нет проблем, — мрачно ответил он. — Послушай, может, мы поговорим в другой раз?

Она шумно вздохнула.

— Да, ты прав, сегодня был тяжелый день и все обсуждают только это, но никто не говорит ничего конкретного.

Стоя в телефонной будке, Логан вдруг почувствовал надежду.

— Потому что никто не знает, как реагировать. Никому не приходилось сталкиваться с чем-то подобным.

— Да. И здесь кое-что еще. Все расстроены, но боятся, что кто-то это заметит, особенно Ларсен и Стиллман.

Он вдруг понял: Сабрина права.

— Ну ладно, пошли они все, — ответил он с внезапной горячностью. — Нельзя допустить, чтобы это событие сказалось на нашем проекте.

Девушка помолчала.

— Послушай, Логан, а сколько тебе надо времени, чтобы добраться до меня?

Закрыв за ним дверь, она страстно поцеловала Логана.

Он удивленно отпрянул.

— А я думал, что ты хотела узнать подробности.

Она указала на стул.

— Да, мы сперва поговорим, а потом займемся любовью.

— Тебя непросто понять, Сабрина.

Не обращая на него внимания, она уселась напротив и напряженно подалась вперед.

— Ты хорошо знал эту Лукас?

— Нет, не особенно. А ты?

— Нет. И я думаю, не очень нравилась ей.

— Да она со всеми так себя вела, разве нет?

— Расскажи мне все, что случилось. Все до деталей.

Он глубоко вздохнул и рассказал.

Выслушав, Сабрина посидела секунд пятнадцать, ее лицо ничего не выражало.

— И ты не заметил никакой записки?

Он покачал головой.

— У меня такое ощущение, что все произошло спонтанно. У нее были проблемы с деньгами, а к смерти Марино, вина за которую падает на нее, она должна была отнестись, как к концу карьеры. Ты это знаешь не хуже меня.

— Ты знаком с Рэйчел Мэйгс?

Рэйчел Мэйгс — еще один новичок, тихая, прилежная девушка из Сан-Франциско.

— Кажется, она ничего.

— Видишь ли, Логан, дело вот в чем. Рэйчел была лучшей подругой Барбары Лукас, и сегодня она говорила со мной. Но только потому, что я женщина.

— Ну и что?

— Она рассказала о некоторых деталях, о том, что они выделывали с этой Лукас. Каждый день они ее оскорбляли, унижали ее достоинство. Буквально вчера Кразас сказал ей, что она не подошла бы даже для того, чтобы заворачивать конфеты в фантики.

— Я знаю, они превратили ее жизнь в ад.

— Нет, гораздо хуже. Проблема в другом. Почему они так поступали?

Он пожал плечами.

— Давай разберемся. Лукас не была очаровательной девушкой. От нее что-то не то исходило.

Сабрина яростно покачала головой.

— Нет. Ты должен понять — это место, Логан, больное. Патологическое. И даже хуже, чем я думала. — Она помолчала. — Мне нравится твоя страсть к работе. У меня такая же. Но если мы начнем продвигаться дальше…

— Если?

— Мы должны понять, какими опасными могут стать эти люди.

— Конечно, — сказал он беспечно. — Ясно. — И успокаивающе улыбнулся. — Но давай не впадать из-за этого в паранойю.

— Нет, мы должны впадать в паранойю. И особенно ты, Логан.

— Почему же это?

— Потому что ты любишь доверять людям. И очень заботишься о том, чтобы им нравиться.

Этот разговор начал действовать Логану на нервы.

— Но в этом нет ничего плохого, Сабрина.

Она поднялась и протянула к нему руки.

— Пошли.

Он оказался рядом с ней, притянул к себе, улыбнулся.

— Ну хорошо, хорошо, я буду осторожным.

— Здесь не над чем смеяться, Логан. Науку ты знаешь хорошо. Но людей — вряд ли.

Их первые серьезные разногласия касались Джона Рестона. Сабрина была против того, чтобы доверить ему их секрет.

Чисто прагматически Дэн Логан понимал — у нее есть для этого основания. Он так же хорошо понимал, что стадия, на которой находится их идея, даже доброжелательному человеку, но постороннему, может показаться абсурдом. Не хватало солидных доказательств, по крайней мере, клинических.

Но возражения Сабрины насчет Рестона были связаны не только с наукой. Она вообще относилась к людям настороженно.

— Зачем? — требовательно спросила она. — Какая польза от еще одного вовлеченного в это человека?

— Послушай, Сабрина, давай будем реалистами. Мы не справимся одни. Если мы хотим выйти на свой курс лечения, мы должны иметь готовую бригаду. Рестон прекрасный врач. И я ему доверяю.

— А я нет. В нем есть что-то, что мне не нравится.

— Ну а кто тогда? Кому-то мы должны доверять?

Спор раздражал Логана. Вот почему он предпочитал конфликты, связанные с чистой наукой. В конце концов, там всегда можно разобраться с помощью конкретных данных. А что касается людей, то тут рискуешь вываляться в грязи.

Да, конечно, лучше всего было бы работать им одним. И с точки зрения личностной, и профессиональной. Между ними уже существовало взаимное уважение, которого любовники обычно добиваются годами, и они день ото дня, осторожно, все больше начинали искренне доверять друг другу. Зачем рисковать? Логан даже никогда не мечтал найти такую женщину. Такую, которая не только безумно влекла его к себе, но и испытывала бы такую же страсть к его специфической работе, как и он. Во время обхода в больнице он смеялся про себя, пытаясь решить, что в тот вечер возбудило его больше — секс или беседа после него?

Если бы в сутках было больше часов и они с Сабриной тратили их на работу, исследования, расстояние между ними и остальным миром увеличилось бы, потому что они все больше полагались бы друг на друга.

Иногда, лежа рядом с ней ночью, он не мог поверить, что они справятся с задуманным. Она считала, что успех обеспечен только в том случае, если они вдвоем будут заниматься проектом. Конечно, тогда они более строго контролировали бы происходящее и тщательнее работали бы над полученными данными. Но его прагматизм подсказывал другое, как бы он ни уважал научную проницательность Сабрины, он гораздо меньше верил в то, во что верила она, — в силу собственной интуиции по отношению к людям. Она с подозрением относилась к людям и мотивам их поведения, но ему казалось, она путает зло с добром, что могло погубить дело еще до его начала.

Собственный взгляд на коллег ему казался не таким уж добродушным, скорее, реалистичным. Конечно, есть и дураки, и тупицы, есть мелкие, ненадежные, самовлюбленные и жестокие. Проявлений таких качеств хватало. Но, в конце концов, кто мог сомневаться в том, что все они стремятся к одной и той же цели?

Все это прокручивалось у него в голове поздно вечером, когда он пересказывал свой разговор со Стивеном Локом, бывшим старшим научным сотрудником института, которого он наконец нашел в медицинской школе университета Бэйлор в Хьюстоне.

Правда, разговор его немного огорчил. Во-первых, Лок вообще не хотел с ним беседовать.

— Мне жаль, но я ничего не могу сообщить тебе. Что бы я ни сказал об институте, ничего хорошего ты не услышишь.

— Я просто хотел спросить про один курс лечения. Помнишь, был новичок, первогодок, Рей Куперсмит? — Последовавшее молчание он постарался заполнить и торопливо добавил: — Я сам тоже на первом году, и мне интересно.

— Куперсмит — это ужасно, да? Вот и все, что я могу сказать.

— Но почему, я не понимаю?

Лок вздохнул.

— Он подделал данные и тем самым подвел других. Конец истории. Слушай, у меня пациенты, и они ждут.

Логан на миг потерял дар речи.

— И ты понятия не имеешь, где мне его найти?

Лок хрипло рассмеялся.

— Какого черта? Почему я это должен знать? — Он повернулся и быстро зашагал прочь.

Но сейчас, спустя несколько часов, Логан чувствовал, что встреча не прошла даром.

— Знаешь, Сабрина, был скандал и несколько смертей. Но для нас это — ноль.

— Может, ты и прав, — ответила она с неожиданной легкостью. — Но Куперсмит тоже был на первом году. И вот еще один аргумент, почему нам не доверят самостоятельное дело.

— Это было давно. Так ведь? Четыре года назад? Четыре с половиной? А ты хоть слово про это слышала в институте?

И все же она выдвигала этот аргумент и дальше — не включать Рестона в их проект.

— Этот Рестон! Ну хватит тебе смотреть на него преданными глазами!

— Извини, но он и правда мой друг. И я его хорошо знаю как ученого. Потому и хочу его привлечь. У него есть способности, которые нам нужны.

— Какие способности? Его наглость? Это самое яркое, что я замечала до сих пор.

— Ты несправедлива, Сабрина.

— А что тогда? Назови его достоинства.

Глядя на нее, сидящую на краешке дивана в леггинсах и тонкой шелковой прилипающей к телу блузке, Логан почувствовал, что ему трудно сосредоточиться. И опять мелькнула мысль, как было бы хорошо, если бы разговор шел с уважаемым коллегой и ничто не мешало бы им в общении.

— Тебе трудно ответить на мой вопрос, Логан?

— Слушай, Сабрина, давай перестанем без конца пикироваться. Мы говорим о гигантском мероприятии — о разработке курса лечения. Надо найти для этого дела пациентов. Проследить за ними. Собрать и проанализировать данные. Мы здесь новенькие, мы еще и полгода не пробыли в АИРе. И все может рассыпаться из-за того, что у нас окажутся бестолковые головы, неумелые руки, такое случалось и раньше. Кто знает, может, у того парня, Куперсмита, была такая же проблема?

Он не был уверен, но ему показалось, что Сабрина заколебалась. Она указала на пачку бумаг высотой в шесть дюймов на столике. Некоторые материалы они уже собрали для изучения.

— Давай-ка работать. У меня осталось три часа, и мне надо вернуться в больницу.

Логан обнял ее за плечи.

— Ты хороша, даже когда меняешь тему разговора.

Она сняла его руку.

— Не сейчас. У нас нет времени.

— Ну ладно… Я думаю, мне следует начать с введения к плану…

— Хорошо.

Она целомудренно поцеловала его в щеку.

— Ты всегда знаешь, что именно следует сказать девушке, Логан.

— Да, писанина — не самая сильная моя сторона.

— По крайней мере, это твой родной язык. Извини, я не могу помочь тебе в этом.

— Знаешь, — он засмеялся, — а вот Рестон как раз очень хорошо пишет.

— Соединение Q? — повторил Рестон через три дня в ресторане Джорджтауна, куда Логан неожиданно пригласил его. — Соединение Q? Для рака груди?

Логан неловко кивнул. Он ожидал удивления, но уж никак не недоверия.

— Мы с Сабриной Комо провели некоторые исследования и получили данные, которые, похоже, могут выделиться в стройную теорию.

— С Сабриной? — Он ухмыльнулся. — Молодец.

— Она невероятно хороший врач.

— Ну правильно. Я знаю. Когда мужик хочет затащить бабу в постель, он всегда так говорит.

— Ничего смешного.

— О-хо-хо, не сочиняй, что у тебя ничего нет с этой красоткой.

— Слушай, мы встретились с тобой не для обсуждения подобных вещей. — Он покачал головой.

— Ну да. Разговор пойдет о настоящем чуде современной медицины.

— Мы поговорим о соединении Q.

Рестон хмыкнул.

— Соединение Q. Чушь. Об этом знает каждый врач в институте. Да, черт побери, и каждый дворник тоже.

— Может, его неправильно использовали. И не от той болезни.

— Я думаю, нам пора что-нибудь заказать. — Рестон взял меню и раскрыл. — Батюшки, да это не дешевое место. Давай сразу договоримся, кто платит.

— Я понимаю твою реакцию, — ответил Логан. — Надо, конечно, кое-что переварить.

Рестон снова хмыкнул.

— А я бы сказал, что это неперевариваемо.

Суть заключалась в том, что Логан смотрел на друга как на своего рода пробный камень. Возражения, которые выдвинут другие, будут точно такие же, если они попытаются запустить эту идею в институте. И существовало общее мнение, что соединение Q как антираковое средство не годится.

Но, поскольку дискуссия началась таким образом, никто из мужчин не форсировал события. И только после того, как принесли еду, они снова вернулись к теме.

— Хорошо, — вдруг сказал Рестон, — скажи мне, а почему ты считаешь, что от этого соединения есть польза?

— А где написано, что цепочки клеток — убедительная модель происходящего в живом пациенте? Могут быть сотни исключений из правил.

— Но пока это правило. Или ты хочешь переосмыслить его? Переписать?

— Делать выводы на основе цепочки клеток — все равно что, глядя на ноготь слона, думать, что видишь животное целиком.

Рестон посмотрел на него.

— Хорошо, я согласен. Что дальше?

— А то, что, если ты не принимаешь в расчет результаты, не полагаешься на цепь клеток, ты можешь смотреть незашоренно на возможные соединения.

— Прекрасно. Это аргумент.

— Едва ли я знаю, с чего начать. Потому что я действительно думаю — это направление гораздо более интересное, чем о нем думают. Просто оно несопоставимо с другими антираковыми.

— Давай доказательства. Я жду.

Логан привел случай с Ларри Тилли.

— Если лекарство действует так активно против здоровых лимфатических желез, то, по крайней мере, можно задуматься — не будет ли оно вести себя так же активно и против больного узла?

— Это разумно. Но рак при чем? И как это с ним связано?

Логан рассказал о находках Сабрины в архивах.

И опять Рестон отмахнулся.

— Ты суешь мне в нос данные двадцатых-тридцатых годов? — Он покачал головой. — Старик, эта баба здорово держит тебя в руках!

Логан уставился на него.

— Для меня это не шутки, Джон. И хватит сарказма. Договорились?

Рестон, сдаваясь, поднял руки.

— Извини. Я думал, ты хотел откровенной реакции.

Логан вынул из внутреннего кармана пакет с фотокопиями страниц. И передал ему.

— Попробуй сказать, что это старье.

Изучая страницы, Рестон понял, что они из журнала «Молекулярная биохимия» — одного из наиболее уважаемых учеными-биомедиками изданий в мире.

— А что это?

— Ты, наверное, пропустил этот материал, его представляли на одном семинаре в Клермонте. Посмотри на четвертую страницу.

Рестон полистал. Заметил места, которые подчеркнул Логан. Автор материала — профессор Энгел из университета Миннесоты, специалист по белкам, вызывающим рост всех клеток — нормальных и больных. Он доказывал, что некоторые опухоли, особенно в женской груди, способны укрывать возникающие новообразования, когда они начинают прорастать в ткани, где вступают во взаимодействие с окончаниями чувствительных нервов на поверхности соседних раковых клеток, давая тем самым толчок к воспроизводству этих клеток. И получается бесконечный круг сокрытия роста опухоли, происходящего беспрепятственно.

Однако Энгел почти случайно заметил любопытный феномен: иногда, неясно почему, лекарства, содержащие полинафталеновые сульфокислоты типа соединения Q и ему соответствующие, начинали блокировать сращивание уже имеющейся опухоли с другими опухолевыми клетками.

— А вот как насчет доказательств? — спросил Логан. — Если бы доказать, что это соединение способно хотя бы немного блокировать раковые клетки чуть больше, чем нормальные окружающие, тогда мы действительно имели бы антираковое средство.

Рестон расхохотался.

— Логан, ты сумасшедший. Самонадеянный мудак! Найти лекарство среди миллионов разных соединений — все равно что с первой попытки выиграть в лотерею. Люди гораздо умнее нас с тобой всю жизнь бьются над этим, и их даже близко не подпускают к проверке на пациентах. — Он покачал головой. — Ты с тем же успехом можешь предложить ввести соляную кислоту в вену больного, и уж конечно это убьет все опухоли.

— Я не говорю, что кто-то нам должен все это преподнести на блюдечке. — Логан задумался. — Слушай, Джон, ты, как и я, знаешь: того материала, что у меня есть, достаточно для начала разработки курса. Этот тезис вполне правдоподобен. Раковые клетки — как акулы. Если они не будут пожирать, они умирают. Прерви процесс их роста, прорастания, и ты убьешь опухоль.

Рестон задумался.

— А кто еще про это знает?

— Только ты, я и Сабрина.

Рестон кивнул.

— Скажи мне, а что твоя подруга Сабрина думает обо мне?

Логан не умел врать и притворился беззаботным.

— А что ты имеешь в виду?

— Она думает, что я просто мудак? Так ведь?

— Да нет. По крайней мере, она знает, что сейчас я говорю с тобой об этом.

— Знаешь, если у меня и есть какой-то талант, так это умение читать по глазам, как на меня смотрят такие симпатичные женщины. А эта прямо прожигает лазерным лучом.

— Поверь, это не так. — Логан отпил воды. — Но, в любом случае, какая тебе разница? Тебе же с ней не детей крестить?

— Это правда.

Невольно Логан улыбнулся.

Рестон заложил руки за голову, откинулся назад и посмотрел в потолок.

— Господи! Я думал, это будет приятный ужин.

— Ну извини.

Он снова подался вперед и тихо заговорил.

— Ты соображаешь, что собираешься организовать массовое убийство? Хозяин рака груди Стиллман. Он намерен запускать свой метод лечения.

Логана это беспокоило больше, чем его друг мог предположить, но остановить уже не могло.

Он попытался весело улыбнуться.

— Мы пойдем с ним одной дорогой ради блага человечества.

— И, если ты рассчитываешь хоть на что-то, ты должен найти поддержку у руководства.

— Я знаю.

— Если идти путем отсева непригодных, остается только Шейн.

Скрытый смысл был ясен обоим. Ведь Шейн из-за своего неукротимого характера обладал гораздо меньшей властью, чем большинство его коллег в институте.

Логан подался вперед.

— Итак, ты с нами или?..

Рестон покорно кивнул.

— Да, черт побери! Отчего бы не попробовать? Правда? — Он задумался. — Я хочу заказать еще бутылку вина и воды. А тебе бы лучше подумать, как привлечь Шейна.

Случилось так, что Шейн сам облегчил эту задачу. Через три дня после беседы друзей в конце рабочего дня он позвал Логана к себе в кабинет и закрыл дверь.

— Ты ведь говоришь по-немецки, да, Логан? — Заметив его смущение, добавил: — Я читал твое дело. Насколько хорошо?

— Достаточно, чтобы сдать экзамен.

— Это меня мало впечатляет. Так я и со своим идишем смогу.

— Но вообще-то я в последнее время им много занимался.

Шейн кивнул.

— Знаю. Ты брал материалы из архива.

Логан поразился. Есть ли что-то на свете, чего этот тип не знает?

— Что все это значит?

— Что все это значит? — насмешливо передразнил его Шейн. — Мы в церкви, что ли? Я собираюсь на десятую Международную конференцию по химиотерапии в следующем месяце, в Германию. Франкфурт. И хочу взять с собой кого-то из молодых. Там будет много тематических дискуссий, докладов с демонстрацией разных документов и диаграмм. И вообще мне нужна пара глаз и ушей. — Он кивнул в сторону Логана. — Твоих.

— Серьезно?

— Да, записывай. Декабрь, с пятнадцатого по восемнадцатое. Или тебя беспокоит, что останешься без рождественских покупок?

Логан покачал головой.

— И у нас будет шанс узнать друг друга получше. Можно поговорить о разном. О шахматах. О женщинах. О пикниках.

Только сейчас Логан понял, что обрадовался.

— Да это же прекрасно, доктор Шейн! Правда! Я даже не могу выразить словами, как я вам благодарен.

— Да-да-да, — отмахнулся Шейн. — Я уверен, мы получим удовольствие.

— Смотри, Логан, — прошептал Шейн, — указывая на блондинку в элегантном приталенном костюме, — присмотрись как следует. — Они стояли возле карусели с багажом в аэропорту Франкфурта, ожидая свои вещи. Женщина, само воплощение деловитости, сейчас казалась очень раздраженной. Нет, подобное не во вкусе Логана.

Он кивнул.

— Я заметил ее еще в самолете. Она летела первым классом.

Шейн смерил ее взглядом, более уместным в борделе.

— Не хотел бы?.. И снова почувствовал бы себя молодым.

— Доктор Шейн, я и так молодой.

Не обращая внимания на его слова, Шейн снова повернулся к карусели.

— Поверь, Логан, мы приехали сюда развлекаться. Если, конечно, наш проклятый багаж когда-нибудь приедет.

Первые восемь часов, проведенные вместе, в корне изменили представление Логана о данном мероприятии. Если он и собирался получше узнать своего наставника, то вполне преуспел в этом. Еще до начала полета, в аэропорту, начались перемены.

— Логан, теперь ты увидишь мою веселую сторону.

— А я и так думаю, что вы веселый человек, — сказал Логан.

— Не-а, — ответил тот. — Погоди, увидишь. Я и живу ради таких путешествий.

Следующие несколько часов в самолете, когда они летели над Северной Атлантикой и большинство пассажиров дремали при погашенном свете, стюард бесперебойно снабжал Шейна «Кровавой Мери», и тот, не закрывая рта, рассказывал о своих подвигах. До смерти уставший Логан едва мог поверить тому, что слышал.

Шейн встретил в Риме на конференции английскую врачиху, к которой почувствовал глубокую страсть еще в Токио: знойная проститутка, с ней он проводил все время в Рио…

В этом, конечно, была доля бахвальства, и несколько раз Шейн, поймав взгляд коллеги, прерывался и, ухмыляясь, спрашивал:

— Удивляешься, Логан?

Но, как ни странно, Логан все время улавливал глубоко запрятанное отчаяние. Казалось, в жизни человека, которому так поклонялись и так завидовали, была пустота, которую он никак не мог заполнить. И, даже по его собственным рассказам, не все свидания были удачными. После первой ночи у него, например, ничего не получилось с английской докторшей. Оказалось, что женщина просто хотела использовать его в чисто профессиональных целях.

Бразильская проститутка затащила его к себе в хибарку на окраине города, представила двум детям и сказала, что он обещал посылать ей деньги из Штатов. Что он и делал больше года.

Потом, уже к концу полета, Логан почти заснул, но Шейн локтем толкнул его и разбудил.

— Да, доктор Шейн? Вы что-то хотите?

— Готов держать пари, ты думаешь, что я мудак, да? — тихо спросил он.

Логан не знал, что ответить.

— Нет, отчего же. Просто мужчина.

— Да не подлизывайся, Логан. Ты ничего не понимаешь. Когда я думаю, что для меня сделала Элис. Она работала как проклятая бухгалтером, чтобы помочь мне закончить медицинскую школу, и терпела мои выходки… Я не знаю, почему она вообще меня выносит?

Вдруг Логан почувствовал не только сожаление, но и смущение. Шейн с его мозгами и опытом явно не заслуживал стольких житейских неприятностей, его жизнь могла бы быть куда интереснее.

Но уже через секунду Шейн забыл о жалости к себе и страшно разъярился.

— А эти сволочи все используют против меня. Я знаю, — прошипел он.

Логан не стал спрашивать, о ком он. АИР — возможно, один из оплотов Америки, где обвинение в супружеской неверности могло доставить неприятности в достижении карьеры. Даже несмотря на ненадежность политиков, им продолжают верить, возводя в фетиш их нравственное поведение. По крайней мере, в самом кампусе обычный сексуальный авантюризм якобы почти не был известен.

— Ну да, они сами будто ничего такого не делают, — добавил вдруг Шейн. — Ни один не упустит случая, ни один, черт побери!

Логан посмотрел на часы, он же еще не перевел их. Двенадцать сорок восемь. По франкфуртскому времени — довольно рано. Меньше чем через час они приземлятся.

— Доктор Шейн, может, нам лучше немного поспать?

— Ну разве что только Ларсен, да и то потому, что слишком глуп, чтобы понять, как это делается.

Логан больше не собирался спать. Голова его шла кругом. Вдруг он почувствовал себя не коллегой, пусть очень молодым, а скорее сопровождающим или сторожем. Этот тип такой переменчивый, он и представить себе не мог. Несколько часов назад Логан смотрел на это путешествие как на прекрасную возможность найти нужный момент и деликатно попытаться привлечь Шейна к их идеям насчет соединения Q. Теперь он беспокоился, как бы этот известный ученый не подвел институт, а заодно и его самого, между прочим.

Около багажной карусели Логан испугался, что Шейн намерен отправиться за блондинкой. Но, когда их багаж наконец выплыл, они пошли к стоянке такси и через полчаса уже оформлялись в отеле «Интернациональ».

Теперь на глазах молодого человека с Шейном произошла другая перемена. Спокойный, с сияющими глазами, он стоял в вестибюле, со вкусом отделанном, здороваясь с коллегами со всего мира, и, казалось, без всяких усилий вспоминал не только имена, но и мельчайшие детали их исследований.

Уставший до смерти и не желающий ничего больше, как плюхнуться на что-то мягкое, Логан извинился и тихо побрел в свою комнату. Минут через пять он отключился.

Открыв глаза, Дэн никак не мог понять — на часах в телевизоре было три ноль восемь. Солнечный свет вливался через окно. Середина дня. Полусонный, он подошел к телефону и попросил соединить его с номером Шейна. Ответа не было.

— Вам записка, доктор Логан, — сказал голос по-английски с сильным акцентом. — Переслать вам в комнату?

В записке, небрежно нацарапанной Шейном тем самым почерком, которым он делал свои предписания, было следующее: «Папа ушел на охоту. Не жди».

Сидя в тот вечер за ужином в отеле ресторана, Логан еще раз пытался убедить себя, что беспокоиться не о чем. Трехдневная конференция открывается завтра. Шейн должен выступать тоже завтра, но вечером. Так что утром…

Шейна не было на следующий день и за завтраком. И, как выяснил Логан, он даже не взял карточку члена делегации. На церемонию открытия Дэн отправился один, наблюдая за аудиторией, пока Иоахим Бруш Стифтунг, немецкий онколог, приветствовал делегатов. Логана не покидал страх. Что ему делать? Каковы могут быть последствия? Не обратиться ли во франкфуртскую полицию? А если выйдет еще большее недоразумение? Сеф Шейн — известный исследователь рака во всем мире. А если он сейчас развлекается в районе красных фонарей?

В конце концов Логан решил: не надо ничего предпринимать, просто нужно четко следовать указанию в записке. Кроме того, Дэн почувствовал себя обязанным повнимательнее отнестись к конференции. В отсутствие Шейна это становилось важнее, он станет глазами и ушами старшего коллеги.

Разве это не логично? Работы, обсуждавшиеся здесь, имели огромную важность. Никогда раньше, даже в институте рака, Логан не видел сразу столько талантов вместе. Самые выдающиеся специалисты по раку почти из всех исследовательских институтов мира. Листая программу конференции, Логан старался забыть о Шейне. Он чувствовал себя сейчас восьмилетним мальчишкой в Диснейленде с кучей бесплатных билетов на все аттракционы. Лекции по множеству вопросов, начиная от карциномы до олигодендроглиомы мозга, рабочие группы от многообразия химиотерапий до острых, на грани риска, исследований. Столько видов рака, и так мало времени!

Он решил из необъятного разнообразия выбрать то, что проще всего, сосредоточиться на злокачественных опухолях груди.

На втором этаже у лекционного зала висела табличка: «Прогностические факторы на ранней стадии рака груди. Докладчик — Серджио Феррати из Миланского национального института Тумори». Это имя сказало Логану о многом. Он сталкивался с ним еще в Клермонте. Доктор Феррати вынужден был говорить на английском, международном языке науки, но понять его было невозможно. Логан и не хотел. Это его не привлекало.

После перерыва на ленч в кафетерии Логан сразу пошел на лекцию Артура Макги из Хьюстонского ракового центра М. Д. Андерсена «Новые химиотерапевтические агенты для лечения поздней стадии рака груди». А потом, для разнообразия, на третью часть семинара, посвященного циклу развития злокачественной клетки рака груди.

К тому времени, когда часть семинара, состоявшая из вопросов и ответов, закончилась, было почти пять часов. Шейн должен выступать в восемь, сразу же после ужина. Ощущение надвигающейся катастрофы снова вернулось к Логану. Где этот тип? Что с ним? В течение дня Логан едва ли перекинулся с кем-нибудь словом. Кто он такой — молодой врач, у него никакого авторитета. Он хотел быть как можно дальше от этой сцены, где каждый сам себя выставлял. К тому же сейчас он почувствовал себя таким одиноким, отчаянно одиноким.

Чтобы как-то освободиться от мучивших его проблем, Дэн пошел вниз, в вестибюль, там исследователи вывешивали плакаты и таблицы.

Здесь многое походило на научную выставку старшеклассников, где смешались и уверенность, и отчаяние. Вдоль коридора развешены стенды с данными — шесть футов в высоту, столько же в длину. Сюда могли прийти все, даже самые скромные гости конференции, только что отучившиеся студенты с амбициями, молодые исследователи, признанные многообещающими, и пожилые, среднего уровня, ученые, все еще надеющиеся остаться в игре. Любой, у кого есть какие-то данные, которые можно предоставить, или конкретные результаты деятельности, которые можно продать, мог заглянуть в этот зал. Он или она просто писали от руки краткие сведения на плакате и стояли, ожидая, не заинтересуется ли кто их работой.

Хотя плакаты были весьма низкого уровня, они всегда присутствовали на подобного рода конференциях. Ученые приходили сюда только группами, как ответственные лица при посещении Гарлема. И Логан слышал — нередко они делали рекламу новой работе. Он шел вдоль ряда плакатов, читал темы — все в той или иной степени посвящены раку. «Роль р.53 в ретинобластоме» — Эдинорф и Бендер из Мемориального ракового центра Слоан-Кеттеринг, Нью-Йорк; «Мутации при панкреативном раке» исследователя из Мадрида.

Потом он увидел название темы, но без ссылки на базу, где делалось исследование. Молодая женщина стояла наготове у стенда.

Больше из вежливости, чем из искреннего интереса, Логан задержался и прочитал данные.

— Откуда вы? — вдруг спросила она.

— Простите? — вздрогнув, отозвался Логан. Ее акцент был европейским. Может быть, чешским.

— Американский институт рака.

Ее глаза засверкали.

— Здорово. Тогда это вас должно заинтересовать. — И, не ожидая ответа, она сразу кинулась объяснять: — Понимаете, мы пытаемся установить, что олигодеоксинуклеотидные конструкции можно использовать в клетках для подавления самовыражения генов. И, если нам удастся, это будет новый способ лечения пациентов.

«Забудь про это, — подумал Логан, — это никогда не получится».

— Извините, — сказал он, — моя специальность рак груди.

— А… — Она мрачно кивнула направо. — Тогда туда.

Следующая стена была отдана под исследования рака груди, и там было стендов пятнадцать.

Когда Логан медленно шел вдоль нее, один стенд привлек его внимание. «Ингибиторы роста связующих MCF-7 клетки рака груди».

Логан остановился. Хотя он пытался не показать особой заинтересованности, но почувствовал, как его сердце застучало.

Это было то, что он собирался попробовать сделать своим соединением Q! Неужели кто-то провел такое исследование? Неужели уже раскопали?

Он и мужчина возле стенда — на его карточке значилось Виллем ван Метер, университет Антверпена — смотрели друг на друга. Очевидно, Логан не произвел никакого впечатления, и ван Метер принялся изучать толпу, отыскивая более подходящего собеседника. Логан, бросив беглый взгляд на стенд, утвердился в своем страхе — это была настоящая наука, а не знахарство. Он читал слово за словом, оценивая выдвигаемые гипотезы, критикуя экспериментальную технику и пытаясь решить для себя, насколько убедительна вся теория.

Да, вполне может быть, мрачно заключил он.

— Интересная работа, — осмелился он сказать.

Ван Метер взглянул на него.

— Спасибо. — И снова повернулся к толпе.

— Это напоминает об одном исследовании профессора Энгела в Университете Миннесоты.

— Да, я о нем знаю.

Логан ждал развития темы. Но его не последовало, и он подумал: может, этот ван Метер и слыхом не слыхивал о профессоре Энгеле.

Но ван Метер оживился, когда минуту спустя подошел пожилой, довольно известный ученый, доктор Викерс из Лондонской больницы «Ройял Марсден».

— Так что у нас здесь? — спросил Викерс.

— Это красный поликарбоксилатовый полимер, — с готовностью ответил тот. — И нам кажется, что это очень интересно.

— А, полимер…

— Мы пытаемся определить активность в метастазирующем раке груди…

— Но, — повторил Викерс, подчеркивая главную деталь, — вы говорите — полимер?

— Да, сэр.

— Досадно. Такие прекрасные результаты, и ни разу нельзя будет проверить на пациенте.

Полимер состоит из связанных между собой повторяющихся соединений, меняющихся от молекулы к молекуле, и из-за этого нельзя ни предсказать химическую реакцию, ни добиться единообразия. В этой же самой группе могут находиться молекулы, которые отличаются друг от друга и по размеру, и по весу, одни активные, другие нет, а некоторые даже токсичные.

— Да, нельзя, — согласился ван Метер, — почему мы и далеки от практического применения.

— Да, я бы тоже так сказал. И управление по качеству пищевых продуктов и медикаментов при Министерстве торговли никогда такое не утвердит. Оно очень придирчиво к тому, что мы собираемся давать пациенту. — Англичанин засмеялся. — Ну что ж, я полагаю, во время исследований вы получили удовольствие.

— Естественно. Мне интересен был сам принцип, — как бы защищаясь, сказал ван Метер. — Но потом, конечно, нам нужны будут соединения более приемлемые, а пока…

Но Логан уже услышал больше, чем следовало бы. Вежливо раскланявшись, он повернулся и пошел дальше.

— Какого черта, где ты был?

Этот голос Логан узнал бы всюду. Более того, он никогда еще ему так не радовался. Он еле подавил желание кинуться на шею своему коллеге.

Хотя глаза того были красны, лицо не брито, а дорожный костюм (он так и не сменил его) далеко не первой свежести, Шейн, казалось, чувствовал себя превосходно.

— Так я был на конференции, доктор Шейн. — Логан помолчал. — И беспокоился о вас.

— Обо мне? А ты не получил мою записку? — Вдруг он подошел вплотную. — Мне надо переодеться перед этой чертовой речью. Пошли со мной, я тебе все расскажу. — Шейна распирало от новостей. — Помнишь женщину в аэропорту? — выпалил он, когда они ехали в лифте.

Логан неловко посмотрел на единственного, кроме них, пассажира. Это был мальчик-посыльный.

— Блондинку? — тихо спросил он.

— Ради Бога, у нее есть имя. Кристина. Логан, твоя беда в том, что ты не уважаешь женщин.

Дверь открылась, и Логан с облегчением вышел.

— Вы были с ней? Как вы ее нашли?

Шейн гордо улыбнулся.

— А ты уж не такой и умный, как кажешься. Я прочитал бирку на ее багаже. Оказывается, она переводчица. Представляешь? И говорит по-английски лучше, чем мы с тобой, вместе взятые.

Когда они шли по коридору, Логан посмотрел на часы. До выступления оставалось меньше двадцати пяти минут.

— Одно нехорошо. Она не будет спать с нами.

Хотя надо было что-то ответить, Логан в растерянности не знал что.

— Да, плохо, — кивнул он.

— Представляешь, хочет, чтобы я предъявил ей тест на спид. Это я-то? Можешь поверить?

Через пятнадцать минут, стоя в нижнем белье и нанося кисточкой пену на физиономию, Шейн продолжал:

— Я пытаюсь ей объяснить с точки зрения статистики. Ну, во-первых, мой возраст, мое положение, число моих сексуальных партнеров. Но с ней говорить, все равно что с Берлинской стеной, — засмеялся он. — Кстати, я ее так и назвал — моя маленькая Берлинская стена. Ей понравилось.

— Доктор Шейн, меня несколько волнует время.

А кроме этого, его волновал еще тот факт, что коллега, очевидно, ни на секунду не задумался о предстоящей речи.

— Что я тебе должен сказать, Логан, — печально качая головой, говорил Шейн, — действительно начинаешь понимать, как чертовски мало знают люди об этой болезни, если даже при одном упоминании о ней впадают в истерику.

Но у Логана не было причин волноваться.

Шейн оказался великолепен. Он обходился без бумажки, рассказывал о стимулирующих факторах, генетически воспроизведенных белках, способных заставить костный мозг быстро восстанавливаться, помогая таким образом поддерживать чрезвычайно высокую дозу химиотерапии. Переполненную аудиторию он держал все время в напряжении. И после этого отвечал на вопросы. Здесь он был в своей стихии, он рассказывал не только о технической стороне дела, но и об общении с пациентами, с их семьями. Несколько раз он рассмешил серьезных ученых мужей, и они хохотали так, словно перед ними был ветеран-комик одного из известных кабаре.

— Это было здорово, — горячо сказал Логан. — Даже не представляю, как вам удается.

Но, к его удивлению, Шейн казался унылым.

— Да Боже мой, так просто. У этих людей ты должен поднабраться скепсиса.

Логан внимательно смотрел на него.

— Слушай, Логан, ты понимаешь не хуже меня: все это обман. Уровень выживаемости при метастазах рака груди за двадцать лет не изменился. И все стимулирующие факторы, черт бы их побрал, не сдвинули ситуацию ни на йоту на этой планете.

На следующее утро Шейн снова исчез. Но Логан уже не беспокоился. Несмотря ни на что, этот человек способен сам о себе позаботиться, да еще получше других.

Сегодня у Логана было совсем другое на уме. В этот день он решил посетить место, где в свое время Пауль Эрлих боролся с сифилисом. Сейчас там Центр исследования рака. Его директора воспользовались конференцией и подготовили экскурсию и встречи.

Логан не очень интересовался темами дискуссий, он хотел совершить своего рода паломничество. Как турист, как истинный поклонник Эрлиха. Как другие у него на родине посещали Элвиса в Грейсланде. Он пытался представить себе, каким был великий человек.

Автобус привез Логана и еще человек двадцать любопытствующих к зданию Центра незадолго до одиннадцати. Тут же Логан почувствовал разочарование. Снаружи — обычный, массивный, затянутый вьюном куб, выходящий на улицу (переименованную после войны в аллею Пауля Эрлиха). К нему с каждой стороны пристроены другие здания. И только небольшая мемориальная доска на углу сообщала о славной истории этого здания.

Войдя, Логан и совсем загрустил — все заставлено ультрамодерновой мебелью, которая сразу напомнила больницы Парк-авеню, Сиднея Карпэ, обожающего производить впечатление. Правда, две большие, расписанные восточным орнаментом, вазы с павлиньими перьями, столь неуместные в новом интерьере, словно отдавали дань традиции. Еще портрет пожилой дамы, написанный на рубеже столетий, жены владельца этого дома и покровительницы Эрлиха. А также алебастровый бюст ученого на мраморном постаменте, внизу его имя и годы жизни (1854–1915).

Приехавших врачей и ученых приветствовал молодой сотрудник, помощник директора Центра. На безупречном английском он сделал краткий обзор ведущейся здесь работы, сообщив также, что верхние этажи перестроены менее чем два года назад. Пока ученые, разбредаясь по коридорам, заглядывали в лаборатории, молодой человек предупредил: после осмотра — ленч, во время которого директор Центра выступит перед собравшимися, ответит на вопросы и замечания выдающихся гостей.

Все это не имело никакого отношения к тому, к чему Логан так стремился. Судя по всему, люди, работавшие здесь, недооценивали святость этого места. Нет, они не чувствовали себя наследниками истории науки.

Наверное, лучше бы он вообще сюда не ходил, а сохранил столь дорогие ему иллюзии.

Часа через полтора, где-то в середине экскурсии, Логан уже готов был удрать, и удрал бы, если бы имел хоть малейшее представление, как в этом чужом скучном городе поймать такси. Лаборатории, которые им показывали, были точно такие, как та, в которой работал Логан. В АИРе кое-что из оборудования они собираются уже отправить на свалку.

Когда группа стала подниматься по лестнице наверх, чтобы посмотреть еще лаборатории, Логан отстал и свернул в приемную. Он выпил кофе. И отлично сделал…

— Простите, вы говорите по-английски?

Дама в приемной взглянула на него.

— Да, конечно.

— Подскажите, пожалуйста, где здесь туалет?

Она кивнула в направлении главного коридора.

— Пройдете по нему и вниз по лестнице. Потом прямо до следующей комнаты. Налево, потом еще раз налево и там на правой стороне увидите.

Он был уверен, что сделал все, как она сказала. Потому и смутился, оказавшись в узком коридоре, упирающемся в деревянную дверь.

Неужели это то, что он искал? Осторожно толкнул дверь и понял, что ее тут же следует закрыть, — вниз вела деревянная лестница. Поколебавшись секунду, Логан на всякий случай включил свет.

Перешагивая со ступеньки на ступеньку, он испытывал что-то вроде приятного возбуждения, затем перегнулся через перила и посмотрел вниз. То, что он увидел, убедило его — надо идти до конца. Старинное лабораторное оборудование, такое же как и на фотографиях, упакованое в старые, отделанные дубом, со стеклянными окошками ящики, стояло вдоль стен.

Подойдя ближе, он был смущен и заинтригован — музейные экспонаты, бесполезные для нынешних исследователей, ступка и пестик, большого размера бронзовые микроскопы, отполированные стальные весы, стеклянные конденсаторы с красивой спиралью охлаждающих колец. А также более прозаические бунзеновские горелки и прочее. Но на всем этом лежал толстый слой пыли, как если бы на весь этот замечательный мусор в последние несколько десятилетий никто даже и не посмотрел. Скептик по натуре, как, впрочем, и по воспитанию, Логан не мог отделаться от мысли — неужели всеми этими вещами когда-то пользовался Пауль Эрлих?

И вдруг в углу он заметил деревянные ящики, поставленные друг на друга. Осторожно снял верхний и поставил на пол. Внутри он увидел замечательные старые бутылочки с химическими реактивами, причем каждая аккуратно завернута в пожелтевшую от старости газету. Содержимое их частично испарилось; на некоторых он все-таки увидел надписи, например, гидроокись алюминия.

На других приклеены ярлычки, почерневшие от времени, с еле заметными буквами.

Вспомнив, что он здесь уже слишком долго, что начался ленч, Логан стал осторожно заворачивать бутылочки, но неожиданно задержался, заметив дату на газете — 7 июля 1916 года. Интересно, что связано в истории с этим днем? Может, в полном разгаре была какая-нибудь ужасная битва, может — позорное сражение на реке Сомме. И немецкий народ вынужден был пойти на еще более великие жертвы во имя своего кайзера и его прославленной армии?

Логан взял еще одну газетную страницу, но тут заметил листок разлинованной бумаги в углу ящика. Он взял и разгладил его. «25 ноября 1916 года». И очень убористая запись карандашом. Его внимание привлек рисунок внизу: два одинаковых шестиугольника с одной общей стороной и из них — отростки, как бы проросшие друг в друга, добавочные сульфонатные молекулы. Он глубоко вдохнул тяжелый, застоявшийся воздух. То, что он держал в руках, не поддавалось логике. Это примитивная версия соединения Q!

Очень осторожно Логан свернул страницу, сунул в карман и поставил бутылочки обратно в ящик. Через пять минут он присоединился к группе.

Сабрина всегда умела прекрасно скрывать свои чувства, и у Джона Рестона не было никаких оснований заподозрить, что она была против включения его в этот проект. Философия, на которой она строила свои отношения с другими людьми, была проста — не создавай лишних проблем. А в научном сотрудничестве гармония в группе очень важна, даже если, как это нередко случается, она вынужденная или искусственная.

Теперь Сабрина убедилась, что они на верном пути. Пока Логана не было, они с Рестоном почти всю субботу просидели как приклеенные у компьютера. Да, парень действительно был таким же умным, каким и старался казаться. И то, что раньше она считала эгоистичностью, теперь воспринималось как мужская уязвимость. Это даже подкупало, если отнестись к этому качеству по-доброму.

Они понимали друг друга с полуслова, отлично знали, что именно в их работе способно вызвать нарекания, — конечно же, молодость, и еще тот факт, что попытка использовать соединение Q при лечении спида провалилась. Серьезная оппозиция вполне вероятна, следовательно, их предложения должны быть почти безупречны. Надо тщательно проанализировать, чем отличается протокол, над которым они работали, от тех, что были раньше. И для его успеха продумать разумные убедительные аргументы.

Как и Логан, Сабрина нашла доказательства в пользу соединения Q, она мучилась несколько недель, но только теперь, когда Рестон заложил их в компьютер, увидела, что эти аргументы выстроены с максимальной эффективностью. Джон действительно одаренный редактор, а для врача это редкое качество. Сабрина понимала: Логан прав, участие Рестона могло сыграть решающую роль в их деле.

К середине дня они закончили проект в общих чертах, уместившийся на шести страницах.

— Ты здорово владеешь словом, Рестон, — сказала она, прочитав текст. — Все потрясающе ясно.

Он улыбнулся.

— Подобное услышать от тебя очень лестно.

— Мне кажется, такой протокол вряд ли кто-то не захочет поддержать.

— Это еще болванка. А теперь мы должны приступить к самой трудной части, к отделке деталей. — Он неловко умолк. — Слушай, у тебя нет ликера?

Она утвердительно кивнула.

— Но я предпочитаю не соединять ликер и работу.

— А я подумал, может, сделаем перерыв.

— Зачем? Скорее начнем, скорее кончим.

Рестон рассмеялся.

— Клянусь, иногда ты говоришь, как в ваших «спагетти-вестернах».

— Я не знаю, что это такое.

— Не беспокойся, ничего плохого. Ну ладно, может, стаканчик вина?

Она покачала головой.

— Потом.

— Слушай, я просто действую по плану. Через несколько минут у нас может возникнуть серьезный спор, так вот, я хотел, чтобы твой ум слегка затуманился и победа не далась тебе с легкостью.

Сабрина сдержала улыбку.

— Правда? Что за спор?

— Прежде чем мы будем работать дальше, нам надо обсудить, какие пациенты подошли бы для нашего лечения. У меня есть одна идея. Я представляю, как вы с Логаном относитесь к этому вопросу.

Сабрина смутилась. Вопрос о том, как серьезно должен быть болен пациент для испытания курса лечения, не представлял для нее особой сложности — они с Логаном целиком сходились во взглядах.

Для человека со стороны этот аспект касался лишь медицины, но для них это были еще политика и даже мораль. Подобно дельцам от бизнеса, многие амбициозные исследователи пытаются заранее обеспечить успех, обезопасив свой курс лечения пациентами с относительно хорошим здоровьем. Именно они дают цифры, определяющие успех.

Помолчав, она ответила:

— Как я отношусь к этому вопросу? Я сама еще не решила.

— Я думаю, ты захочешь иметь дело с пациентами примерно от пятидесяти до шестидесяти процентов по шкале Карновски.

Ссылка на стандартную таблицу состояния больных раком. Девяносто процентов или выше — те, которые вполне жизнеспособны, тридцать — прикованы к постели, а десять — умирающие. Если пятьдесят-шестьдесят, то здоровье пациента будет сдавать, амбулаторные больные быстро устают и постоянно теряют вес.

Она не могла спорить. Именно названные цифры — образцовые для того, чтобы понять эффективность соединения Q.

— А ты хочешь выше, шестьдесят — семьдесят?

— Восемьдесят пять и выше.

Она усмехнулась.

— Эти люди и так почти здоровы. Их вообще можешь приглашать на танцы. Или, — она хотела сказать кое-что покруче, — или вообще играть с ними в американский футбол.

— А что в этом плохого? Прекрасная игра.

Сабрина почувствовала, что краснеет. Сама в высшей степени разумная, она всегда терялась, оказавшись лицом к лицу с таким цинизмом.

— Послушай, Рестон, ты сам-то веришь в наше соединение? Мы с Логаном верим, и даже очень.

— Видишь ли, от этого зависит наша карьера. Надеюсь, ты понимаешь?

— Ну да, и лечение на столь объективной основе поможет твоей карьере?

— Не преувеличивай. Эти женщины и так больны раком груди.

Сабрина уже с трудом скрывала растущее презрение.

— При таком курсе, как наш, цифры, которые ты предлагаешь, просто смешны.

— Воспринимай мое предложение как повод для обсуждения. Мы можем пойти на восемьдесят процентов. Ну, может, чуть ниже.

— Не стоит обсуждать это сейчас. Мы поговорим, когда возвратится Логан.

Повернувшись к нему спиной, она с трудом пыталась взять себя в руки.

— И о чем мы тогда будем говорить?

— Не знаю.

— У итальянцев есть какое-то выражение вроде нашего — злость подчеркивает красоты?

— Что?

— Ну, что-то в этом роде.

Вдруг Сабрина почувствовала, как его руки обхватили ее талию, она ощутила его дыхание у себя на шее.