Серебряная пуля

Фэйт Берн, лежа в кровати в ожидании процедуры, казалась спокойной, как и следовало предполагать.

— Это наша девочка, — ободряюще проговорила медсестра Маккорвей, прикрепляя трубку к ее руке. — Вы не ждете, что благодать немедленно снизойдет на вас.

С тех пор как Фэйт стала четвертой в очереди — раньше это место принадлежало Ханне Дитц, которая не имела ничего против отсрочки, — уже было сделано три процедуры. И они становились обыденным делом. И в общем-то Логан, стоявший в стороне, был единственным представителем троицы. Они решили, что «необходимость дежурств» можно поделить на троих.

— Правильно, — кивнула Мэрион Уинстон, — это дело — пара пустяков. — Представительница службы заботы о пациентах положила руку на руку Фэйт. — Вы так хорошо лежите, что я бы не прочь испытать такое удобство.

— Эй, — сказала Фэйт, натянуто улыбаясь, — не волнуйтесь, поменяться местами можно в любой момент.

Они впервые встретились накануне вечером, перед появлением Фэйт в институте, но было совершенно ясно, что Уинстон и Берн сразу поняли друг друга, и даже Логан вынужден был признать, что Мэрион обладает особым даром общаться с пациентами, нуждающимися в поддержке.

— Еще долго? — Фэйт потянулась, чтобы увидеть над головой бутылочку с соединением Q.

— Сейчас, минуточку, — сказала Маккорвей. — Вам сказать, когда начнется?

— Конечно. Это ведь моя жизнь.

— Ну, тогда готовьтесь, дорогая. Я дам вам знак. — Маккорвей подождала несколько минут и открыла зажим. — Ну вот, пошло.

Пациентка набрала воздуха и, уставившись в потолок, лежала неподвижно, очень стараясь расслабиться. Логан глянул на часы. Девять тридцать восемь. Ну, в десять он, наверное, сможет уйти.

Прошло две минуты. Потом еще одна.

— Что-то не так, — вдруг заговорила Фэйт. — Я как-то странно себя чувствую.

Логан подскочил к ней.

— Что, Фэйт? Что?

— Прекратите вливать лекарство! Пожалуйста!

— А в чем дело? Скажите! — Логан посмотрел на Маккорвей. На ее лице он увидел отражение собственной напряженной озабоченности.

— Мне холодно! И меня сейчас вырвет.

Логан подумал о худшем развитии событий: допустим, у нее анафилаксия — очень сильная токсическая реакция, похожая на ту, что возникает у очень чувствительного человека, аллергика, при укусе пчелы.

Но нет. Он отбросил такой вариант. Симптомы проявились бы сразу, с самого начала введения лекарства. В первые секунды пациентка начала бы тяжело дышать, потеряла бы сознание. А дыхание Фэйт не было тяжелым, цвет лица нормальный.

— Какое давление? — спросил он Маккорвей.

Та измерила.

— Сто двадцать пять на восемьдесят.

— Пульс?

— Семьдесят пять.

Тоже нормально.

Короче говоря, проблема в волнении. Логан кивнул в сторону тележки, стоявшей на случай экстремальной ситуации.

— Приготовьте миллиграмм лоразепама внутривенно. Вместо валиума.

Он склонился к пациентке и ласково заговорил:

— Фэйт, я почти уверен, что ничего серьезного нет. Мы дадим вам лекарство, и оно поможет вам расслабиться.

— Нет. Мне нужен эпинефрин!

В других обстоятельствах Логан бы просто рассмеялся. Требование больной означало, как мало она понимает в медицине. Эпинефрин больше известен как адреналин, он ускоряет сердцебиение, спастическое сокращение мышц, что может вызвать другие сердечные болезни, особенно в возрасте Фэйт Берн.

— Я в общем-то не думаю, что это необходимо, — сказал он. — Давайте подождем несколько минут.

— Доктор, женщина говорит, что ей плохо.

Вздрогнув, Логан посмотрел на Уинстон, стоявшую по другую сторону кровати.

— Мисс Уинстон, я контролирую ситуацию.

— Я в этом не уверена. Я бы хотела, чтобы вы вызвали дублера.

Черт побери! Что с этой сукой?

— Я вас уверяю, в этом нет необходимости, — ответил Дэн. — То, как миссис Берн описывает свое состояние, показывает, что ее жизни ничто не угрожает.

Если бы ему продержаться еще пару минут, он знал, что все само рассосется. И всем станет ясно, что волноваться не о чем.

— Послушайте, — добавил он, — я думаю, надо быть поосторожнее и не переусердствовать. Сестра Маккорвей!

Он перехватил взгляд медсестры, брошенный на Уинстон.

— Да, доктор?

Господи, неужели и с ней будут проблемы?

— Вы уже несколько раз делали эту процедуру, может, вы сможете подбодрить больную?

— Оставьте при себе ваши успокоительные речи, доктор. Фэйт нуждается в помощи.

— Мисс Уинстон, — проговорил он ровным голосом, стараясь выиграть время. — Эту процедуру мы делали уже несколько раз, и никаких побочных явлений не было.

Казалось, все более или менее успокоились. Но вдруг Фэйт Берн взвыла снова, приковав к себе взоры всех присутствующих.

— О Боже! Помоги! Не дай им убить меня.

Уинстон взяла ее за руку.

— Обещаю, этого не случится! Доктор Логан, я настаиваю на том, чтобы вы…

— Нет! — отрезал он. Сейчас ему приходилось прилагать физические усилия, чтобы не взорваться. — Но если это вам поможет…

Он поднял телефонную трубку и набрал номер медсестринского пункта.

— Это доктор Логан из палаты 314. Я хотел, чтобы кто-то из дублеров пришел сюда. — Положив трубку, он посмотрел на часы. Чтобы самому быть уверенным, что все в порядке, надо подождать тридцать секунд. — Я просто хочу сказать, что опасный момент миновал, и, как видите, у миссис Берн нет негативной реакции на лекарство.

Он почти рассчитывал на извинение. Но вместо этого Уинстон только крепче сжала руку Фэйт.

— Все в порядке. Не надо беспокоиться.

Теперь, когда волнение улеглось, Логан взглянул на Уинстон с холодным презрением.

— Мисс Уинстон, вы не из числа медперсонала. Я был бы очень вам благодарен, если бы вы отошли от больной.

— На вас ложится ответственность, доктор, за случившееся с ней. А я здесь выполняю свою работу.

— Да, и вам предстоит научиться понимать, что и остальные тоже выполняют свою работу. И не только понимать, но и уважать это.

— Что происходит? В чем дело?

В дверях стояла Сабрина.

— Доктор Комо! — воскликнула Уинстон. — Слава Богу!

Логан кивнул Сабрине.

— Боюсь, мы не поняли друг друга. Но, думаю, можно признать, что уже все в порядке. — Он посмотрел на пациентку. — Вам лучше, Фэйт?

— Не знаю. Кажется, да.

— Тем не менее, — сказала Уинстон, — я считаю, что миссис Берн будет чувствовать себя гораздо лучше, если ею займется доктор Комо.

Логан, не мигая, смотрел на нее. Твою мать, леди! Шла бы ты куда подальше!

— Это правда, Фэйт? Вы хотите этого?

Берн выпалила без колебаний:

— Да. Хочу.

— Ну что ж, пусть так и будет. — И твою мать тоже! — Доктор Комо, — сказал он, криво улыбаясь, — итак, теперь все это ваше.

— Да, — кивнула она совершенно бесстрастно. — Спасибо, доктор Логан.

И Логан большими шагами вышел из палаты, взвалив на любимую женщину всю неразбериху, а ведь сначала это было самой обычной процедурой.

В следующие дни Логан снова и снова прокручивал в голове случившееся. Эта женщина бросила ему серьезный вызов — может ли он вообще быть врачом. И это в его же курсе лечения!

Конечно, самое хорошее — сохранять хладнокровие. Он очень надеялся, что слух о происшедшем не расползется по институту. И через неделю он уже почти поверил в то, что такое возможно.

Но как-то днем в пустынном холле, где обычно толпились молодые сотрудники, к нему бочком подкатил Аллен Атлас.

— Итак, я слышал, одна из пациенток отказалась от тебя в твоем курсе лечения?

Логан повернулся к нему. Ублюдок широко улыбался.

— Разве это не подтверждает, что нужен другой метод? В протоколе доктора Стиллмана врач отвечает за все.

— Обо мне не волнуйся. И в нашем протоколе тоже. — Он сам не знал, как у него вырвалось: — Результаты пока весьма обнадеживающие.

— Ты полное дерьмо, Логан. — Но, несмотря на нарочитое презрение. Атлас не мог скрыть интереса.

— Очень обнадеживающие, — повторил Логан, чтобы не было пути назад. — Мы уже получили кое-какие результаты. Опухоль уменьшилась.

— Опухоль уменьшилась? Большое дело!

— Ты, конечно, можешь меня переубедить, если я не прав, но мне кажется, раньше ты не разевал так свой поганый рот. Что с тобой? Ты прямо копируешь тех ребят.

— Лучше поговорим, когда у тебя будут настоящие результаты. Когда опухоль уменьшится наполовину. Вот тогда это результат, Логан. Ты и сам понимаешь.

Да, он понимал.

— Хорошо, я учту, — проговорил он беспечно. — Это просто начало. Я что-то не слышал, что у Стиллмана дела идут лучше.

— О докторе Стиллмане можешь не волноваться. У него все прекрасно. — Внезапная улыбка осветила лицо Атласа. — Он также шлет тебе свои сожаления по поводу миссис Берн. Он ее знает.

— Да, я слышал. Она его в свое время категорически отвергла.

— Это она тебе так сказала? Что она от нас отказалась?

Логан посмотрел на него.

— Логан, ты еще доверчивее, чем я думал. Эта баба — с пограничным состоянием. И это записано в ее истории болезни. Стиллману хватило одного взгляда, и он послал ее.

— Не могу поверить.

— Твое дело.

Но он, конечно, поверил. И это все объясняло.

В классическом варианте больной с таким диагнозом воспринимает других только с полярных точек зрения — хороший или плохой, черный или белый. И, когда ожидания такого человека не оправдываются, независимо от того, насколько они нереалистичны, хорошее вмиг превращается в плохое. Вот Фэйт Берн и перевела его из героев прямиком в негодяи.

И никто, знающий о таком диагнозе больного, не включит его в эксперимент с лекарствами. Такой пациент приведет к полной катастрофе, он будет натравливать сотрудников друг на друга и Бог знает что еще.

— А я ничего такого не видел в ее истории болезни, — неуверенно проговорил Логан.

— Не видел? — Атлас улыбнулся еще шире. — Может, просто тебе эту часть не послали? Такое бывает.

Если он и ожидал сочувствия от Шейна, столкнувшись с ним в кафетерии на следующий день, то быстро отбросил свои надежды.

— Значит, эти ублюдки все же подсунули тебе ядовитую пилюлю! — воскликнул Шейн, выпучив глаза.

Логан кивнул.

— Я думаю, можно сформулировать и так.

— И много она может напортить? Как считаешь?

Логан и сам думал про это.

— Протоколу? Да ничего. Как кандидат она вполне годится. Моя единственная забота это…

Вдруг Шейн расхохотался.

— Неплохо. Иногда я тоже пытаюсь так… — он снял очки и вытер глаза рукавом. — Боже, Логан, ты, наверное, чувствуешь себя круглым дураком.

— Ну не мог я это поймать. Они мне послали не все бумаги.

— Но ты же сам ее осматривал? У тебя есть глаза и уши или нет? — Шейн снова рассмеялся. — Ладно, не такое уж страшное дело. Учись.

— Чему учиться? Тому, что кто-то все время пытается помешать работе?

— По мелочам? Конечно. Все время. — Он взял вилку и нацелился в воздух. — Расслабься, Логан. Это трудное дело. Привыкай.

— А вы слышали, чтобы я жаловался?

— А мне не нужны слова. — Он подхватил вилкой макаронину с сыром и засунул в рот. — В моей книге такой случай я формулирую как «приемлемую категорию». Они подтолкнули тебя к ошибке новичка. Но в общем большого урона не будет.

Внутри Логана все кипело, он надеялся, что внешне он хотя бы наполовину спокоен так, как Шейн. Ошибка? Черт побери, о чем он?

— Ты чересчур сильно жаждал вставить перо Стиллману. Так ведь? — спросил Шейн. — Ну, немножко утратил бдительность с этой, с… как там ее?

— Фэйт Берн.

— Ты воспринял ее как подарок, выигранный приз. Ты очень хотел ее заполучить. И ты не докапывался до мелочей! — Шейн помолчал, проглотил еще макаронину. — Стиллман не понимает людей так, как я, но он, как профессионал, всегда переигрывает любителя. В любой день недели.

Логан тешил себя не слишком серьезной надеждой, что Сеф подскажет выход. Может, посоветует заменить Берн другой, менее беспокойной пациенткой, или в самом крайнем случае постарается отстранить от программы Мэрион Уинстон. Может, хоть держать ее подальше. Но сейчас ему стало ясно — ничего такого не случится.

— Ну что ж, — сказал Дэн, делая все, чтобы голос звучал беспечно, — я просто подумал, что вам интересно про это узнать.

— Эй, Логан, погоди-ка.

Он повернулся, удивленный какой-то новой ноткой в голосе Шейна. Невероятно, но это было что-то похожее на сочувствие.

— Да?

— Я просто хотел сказать, чтобы ты не останавливался. Ты отличный парень.

Выйдя от Шейна, Логан никак не мог понять: чувствовать ли ему себя польщенным или, наоборот, оскорбленным.

Но главным утешением, конечно, была работа. И дел навалилось столько, что Логан был захвачен целиком, на посторонние проблемы просто не оставалось времени. Следующие десять дней выдались, особенно напряженными. Новые пациенты на курс лечения шли легко, и набор ускорился — они принимали по три человека в неделю. Что означало — очень скоро все пятнадцать женщин станут получать соединение Q. Половина из списка приезжали два раза в неделю — лечились амбулаторно. Обычно они появлялись после ленча и оставались до вечера. И, хотя сама процедура введения лекарства занимала меньше часа, каждый визит включал в себя тщательное обследование — анализ крови и рентген, консультацию с одним из трех молодых врачей, ведущих протокол.

Но сверх этого у Логана, Сабрины и Рестона были обязанности и в больнице.

При такой нагрузке их рабочий день длился за полночь и, как правило, кончался разговорами о курсе лечения. Однажды в четверг вечером у Логана зазвонил телефон как раз в тот момент, когда он прощался с Дэвидом Леттерманом. Сабрине нужно было сравнить данные обследования пациентки Шарон Уильямс. Это чернокожая учительница из Балтимора тридцати восьми лет, замужняя, весьма обещающий кандидат. Но что-то беспокоило Сабрину. Дело в том, что диагноз «рак» был поставлен после жалоб на продолжительные боли в спине. Анализы показали злокачественные образования в поясничном позвонке.

— Интересный случай, — сказала Сабрина. — Понимаешь, злокачественность в кости. И нет никаких утолщений ткани, поэтому будет трудно следить за изменениями.

— Да, — согласился он. — В таких случаях злокачественность просматривается только как затемнение на кости. И такое может длиться месяцами, даже при воздействии лекарства.

— В таком случае спрашивается, какой смысл брать пациентку на курс, если мы не можем проследить за результатом?

Вопрос Сабрины был серьезный, и Логан подумал, насколько прагматичнее она стала в последние несколько месяцев, с тех пор как они начали работать над курсом.

— Ты права, особенно если учесть, что у нас осталось всего одно свободное место.

Сабрина колебалась.

— В то же время она очень приятная женщина.

— Понимаю.

— Кто знает, — начала она рассуждать как бы сама с собой, — может, взглянуть на этот случай, как на еще одну возможность? На иную форму рака и на еще один аспект испытания лекарства?

— Да, может быть. Я думаю…

Он услышал в трубке сигнал ее пейджера. Ей звонили.

— Кто это в такой час? Подожди секунду, Логан.

Через минуту она снова была на проводе.

— Я должна позвонить. Это Мэрион Уинстон. Что-то случилось с Джуди Новик. Я тебе перезвоню.

Логану не пришлось ждать и трех минут, но ему показалось — все десять.

— Что? — выдохнул он, схватив трубку.

— Ужасные новости. Она упала и ушиблась.

— Как сильно?

— Перелом черепа. Она в коме.

— Где?

— В больнице Бедфорд Дженерал. В Пенсильвании, там, где живет.

Логан онемел.

А при чем тут Уинстон? Какая с ней связь?

Сабрина лучше других знала, как чувствительна для него эта проблема.

— Она же представитель службы, заботящейся о пациентах, — ласково сказала Сабрина, — и семья дала больнице имя и телефон.

Но, несмотря на потрясение, на озабоченность и сочувствие, оба они думали и о другом: как это отразится на протоколе.

Логана задело больше всего то, что Уинстон не сочла нужным известить его о случившемся, ведь он возглавляет бригаду соединения Q.

— Я думаю, надо позвонить ее мужу, — сказала Сабрина.

— В такой-то час?

— Уинстон только что разговаривала с ним, он в больнице.

— Скажи ему, что мы очень переживаем за нее.

— Да, конечно.

Через тридцать секунд Логан позвонил Уинстон.

Он почти увидел ее напряженное лицо при звуке знакомого голоса.

— Доктор Логан, уже поздно. Все, что надо, я сказала доктору Комо.

— Пожалуйста, не кладите трубку. У меня еще несколько вопросов. Можете вы точно объяснить, что произошло?

— Она упала. Это все, что известно.

— Дома?

— Нет. В магазине.

— В магазине?

— На ступеньках, ведущих к автостоянке.

— Господи! — воскликнул он тихо. — Какого дьявола! Что с ней случилось? ДЛЯ ЧЕГО ей надо было тащиться в магазин? Она потеряла равновесие! Черт! Я же ПРЕДУПРЕЖДАЛ ее, чтобы была осторожнее!

— Это все, доктор? Вы думаете, вы сумеете спасти свой курс?

Логан пропустил мимо ушей презрительную нотку.

— Мисс Уинстон, моя главная забота — ее состояние.

— Нет. Я думаю, вас больше всего беспокоит, как сохранить ее на курсе. Но, очевидно, вопрос сейчас об этом не стоит.

— Конечно. — Даже если это было возможно с медицинской точки зрения, все равно вводить пациенту в коматозном состоянии такое лекарство! — Я буду очень тщательно следить за ее состоянием. Может быть, если она достаточно быстро оправится…

— Я хотела вам сообщить: об этом не может быть и речи.

Господи, как враждебен ее ответ.

— Почему? Кажется, она уже поддалась лечению?

— Потому что, доктор, некоторые из нас не берут на себя риск такого рода. Мы не знаем, что случилось с миссис Новик, но, вполне возможно, это ваше лекарство привело ее к потере сознания. — Она молчала, ожидая, пока до Логана дойдет сказанное. — С моей точки зрения, данный случай можно рассматривать как влияние токсичности лекарства на пациента.

Наутро в офисе Шейна Логан и не старался произвести приятное впечатление.

— Что-то надо делать с этой Мэрион Уинстон, — заявил он. — Она просто патологически враждебна.

Шейн смотрел на него через стол, как всегда заваленный черт-те чем.

— По отношению к протоколу или к тебе лично?

— И то и другое. Да это не важно. Главное — результат один и тот же. Она пытается все свалить на токсичность. — Шейн промолчал, и Логан продолжил:

— Это ложь! И вы это знаете! Шанс — один на тысячу, что это воздействие лекарства. На десять тысяч!

— Брось, Логан, — отмахнулся Шейн. — Я не настроен глотать все, что ты говоришь мне. И не собираюсь ограничивать ее в чем-то.

— Послушайте, — не унимался Логан, — все, чего я хочу, так это неукоснительного выполнения правил, которые ограничивают допуск не медицинских работников к…

— Я тебе сказал, Логан, хватит. — Шейн стукнул по столу, и разбросанные листки разлетелись. — Что за черт? Что случилось? Чего ты хнычешь, как малый из медицинской школы? Думаешь, ты первый врач, имеющий дело с отвратительной бюрократией? Или с такой вот чиновницей, вцепившейся в задницу? Как-нибудь сам разберешься.

Логан ощетинился, но постарался не показать виду.

— Не волнуйтесь, справлюсь.

— Ну и хорошо. А теперь иди. Единственное, чего я не выношу, так это нытья.

Логан остолбенел.

Каким бы неуравновешенным ни был Шейн, он никогда не обходился с ним так откровенно пренебрежительно. Дэн повернулся к двери.

— Не понимаю, что это с вами?

— Со мной? Дай-ка я тебе кое-что скажу, Логан. Ты мне принеси результаты. Только в этом случае ты можешь ожидать от меня благосклонности.

— О чем вы говорите! Мы только начали давать лекарство! Всего пять недель назад. Джуди Новик была…

— О ней забудь. Той женщины нет! Ты что собираешься делать? Таскать за собой ее труп? И показывать, какую большую работу вы проделали?

— Доктор Шейн! Это не…

— А сколько, ты думаешь, у тебя времени? На всякий случай, если ты еще не слышал, — здесь люди известны не своими пациентами. Многие лекарства за такой срок уже проявили бы себя. Убедительно бы показали, как они активны.

— Так мы на той же стадии, что и протокол Стиллмана!

— А ты думаешь, ты Стиллман? Ты думаешь, у тебя такая же возможность выбора, как у него? Или такие друзья, как у него?

Логан посмотрел на шефа.

Так вот в чем дело! Шейн хотел оставить за собой два варианта. Один на случай, если соединение Q принесет успех, и запасной — если провалится. Он, конечно, всегда был таким, даже когда упивался ролью неукротимого, независимого, стоящего вне политики. Шейн такой же политикан, как и все остальные. Но никогда раньше он так не раскрывался.

Шейн заметил разочарование на лице молодого человека и взял себя в руки.

— Слушай, Логан, ведь дело не в том, что я не понимаю твоей проблемы. Конечно, Уинстон хочет добраться до тебя, и могу держать пари, любая злобная мыслишка, мелькнувшая в ее голове, безотлагательно обсуждается с теми ребятами.

— Согласен, — кивнул Логан, хотя такое не приходило ему в голову.

— Вот что я хочу сказать. Нет лучшего совета для тебя: сосредоточься на главном. Получай результаты. Добивайся их. И тогда никто не в силах будет тебя тронуть.

— Да, я буду об этом помнить. Мы лечим рак, и мы независимы.

— Отбрось весь мусор. Это жалкий мусор! И побольше воинственности, если вообще собираешься заниматься этим делом.

— Не волнуйтесь, — ответил Логан. — Я сам буду защищать наш курс.

— Ах так? — вдруг изумился Шейн. — Ну и как, например?

— Все контакты с этой Уинстон я замкну на докторе Комо. Ни Рестон, ни я не будем иметь дело с теми пациентками, на которых эта маньячка хоть как-то влияет.

— А много таких?

— По крайней мере, половина.

Логан надеялся, что, может, эта новость заставит старшего коллегу как-то включиться в дело. На Сабрину пал груз более тяжелый, чем на любого из них, и это могло нарушить механизм работы с курсом, в котором Шейн тоже — во всяком случае, Логан так думал — был заинтересован.

Но Шейн только улыбнулся.

— Так до тебя дошло, да? Что она может взять на себя некоторых пациентов?

Логан больше не собирался скрывать свой гнев.

— Знаете что, доктор Шейн…

— Сеф.

— Доктор Шёйн, иногда вы такое же дерьмо, как и все здесь!

— Ну что ж, огромное тебе спасибо. — Он ухмыльнулся. — На твоем месте я бы побеспокоился о том, чтобы это дерьмо было твоим.

Логан решил не говорить коллегам о стычке с Шейном. Какой смысл? Не возникнет ли угроза стабильности команды, в ней и так уже есть трещины?

Во всяком случае, убедил он себя, этот старший коллега уж слишком раздул свои сомнения насчет соединения Q. А может быть, утрирование и есть суть стиля Шейна? Но куда он денется от правды — Шейн публично поддержал протокол, и его коллеги не дадут ему про это забыть, даже если бы он сам захотел.

Но почему он должен захотеть? Еще рано, и на лекарстве, как считал сам Логан, никак нельзя ставить крест.

Он вдруг подумал, а не опускается ли он сам до уровня подозрений, ощущений, склок… И все это ему навязывает наставник, чье поведение вообще непредсказуемо, как самого нестойкого лекарства. Неужели так всегда в среде великих? Работать в состоянии хронической незащищенности, постоянно опасаясь удара в спину?

Он понимал, что не может скрыть нарастающее волнение хотя бы от Сабрины, только надеялся, что она отнесет его за счет повседневных нагрузок или усталости, а может, затянувшейся реакции на случай с Новик. В конце концов, у нее своих проблем хватало. Ответственность почти за половину пациентов, внезапно свалившаяся на нее, не оставляла времени на размышления о постороннем.

Сабрина не задавала вопросов, но она чувствовала, что происходит что-то не то. Она заметила явное нежелание Логана — а может, даже неспособность — довериться ей. Их отношения, и личные, и профессиональные, всегда строились на полном доверии. Они — две сильные личности от Бога, разные, но друг друга дополнявшие. И у каждого было то, что один мог доверить другому. Это и делало их союз одновременно и драгоценным, и хрупким. А теперь ей казалось, равновесие находится на грани риска.

— Слушай, Логан, — предложила она ему днем в среду, — может, на этот уик-энд уедем куда-нибудь? Никаких соединений Q. Просто Сабрина и Дэн.

— Я тебе как-то уже говорил, как ты здорово умеешь фантазировать. Но я дежурю в воскресенье.

— Я знаю. И я подумала, что мы могли бы уехать в пятницу, а вернуться в воскресенье. Получится почти два дня.

— Куда?

— А ты знаешь Куперстаун? Деревня возле Олбани. Там музей бейсбола.

Он улыбнулся.

— Да, Сабрина. Он называется «Зал славы».

Дэн помолчал. После беспокойных зимних месяцев так хотелось весны. И оказаться с Сабриной за пределами института, наедине, это же по-настоящему революционная мысль!

— Давай так и сделаем.

От одного вида деревни Логану стало легко. Она расположилась на берегу озера. Это не традиционный туристический центр для жаждущих посмотреть поселение девятнадцатого века, и потому здесь тихо, спокойно. В первое утро после обязательного посещения музея бейсбола они молча шли рука об руку вдоль широкой, обсаженной деревьями улицы, разглядывая пряничные домики, вдыхая весеннюю свежесть.

— А я приезжал сюда давным-давно, — произнес Логан. — Но забыл, что здесь так красиво.

Сабрина изумленно посмотрела на него.

— Ты был здесь? А почему не сказал до сих пор?

— А я и сам не знаю. — Он беспомощно пожал плечами, как маленький мальчик, что ему очень шло. — Это было так давно, мы ездили всей семьей. И было неинтересно.

— Почему?

Фраза прозвучала не как вопрос, а как настоятельное требование ответа.

— Мать и сестра не хотели ехать. Они даже не пошли в музей со мной и отцом.

Она покачала головой.

— Это трудно понять. Там ведь так интересно.

— А мой отец… Помнишь таблички с именами великих игроков? Он почти все время продержал меня возле них, мучая вопросами, как на экзамене, — когда родился, каких успехов достиг. Отец проверял меня. А мне было лет восемь.

— А сейчас интереснее?

— Я бы сказал, да.

Она взяла его руку, и они молча пошли дальше.

— Расскажи мне побольше о твоем отце, Логан.

Он покачал головой.

— Сабрина, кое-что тяжело обсуждать. Понимаешь? Даже с тобой.

— Когда он звонит, что он говорит?

Несколько раз девушка замечала, как после разговора с отцом по телефону Дэн возвращался в комнату поникший.

— Да не знаю. Дело не в словах. В отношении. Все высмеивается, все принижается.

— Правда? — Она невольно улыбнулась. — На кого-то очень похоже.

Сощурившись, он посмотрел на нее. И вдруг до него дошло.

— Сеф Шейн. — Но тут же покачал головой. — Нет, не притворяйся психиатром-любителем.

— А я и не притворяюсь. Я просто слушаю тебя.

Он натянуто улыбнулся.

— Во всяком случае, было бы трусостью обвинять отца в своих собственных проблемах. Могу держать пари, что Стиллман и Ларсен делают то же самое.

— Нет. Такие люди даже не позволяют себе думать о подобном. Но в общем-то да. Их не особенно любят здесь. Совершенно очевидно, их недолюбливали в детстве. Иначе почему им без конца хочется слушать о том, каюте они великие. А все потому, что нутром они чуют цену своему величию.

— Я уверен, ты права. — Логан глубоко вздохнул, размышляя, как ее наблюдения проецируются на него.

Она сжала его руку.

— Но тут большая разница — у тебя хорошее сердце.

— Ты так думаешь?

— Прекрасная душа. Я знаю. — Она помолчала. — Может, ты это унаследовал от отца? Ты никогда об этом не думал?

В тот же день, позднее, они сидели на террасе превосходного отеля «Отесага», пили вино и смотрели на открывавшийся вид, напоминавший полотна импрессионистов: в отдалении на волнах сверкающего озера качались парусники.

— А как твой отец? — спросил Дэн. Она удивленно посмотрела на него. Впервые он задал такой вопрос. Его интерес к ее жизни был всегда очень поверхностным.

— Мой отец? О, я его очень люблю.

— Расскажи. Я знаю, что он преподает антропологию…

— Эхо хобби и моей мамы, — заметила Сабрина.

— А почему он для тебя такой особенный? Можешь считать, что я занимаюсь исследованием, вдруг я когда-то сам заведу детей.

Потягивая вино, она молчала, размышляя.

— Он всегда давал мне понять, что я — серьезная личность. Для девочки не может быть ничего важнее, чем чувствовать такую оценку со стороны отца.

— И не только для девочки. Для всех.

Она кивнула.

— Но, я думаю, для девочки особенно. Без этого она не может чувствовать себя… сильной в этом мире, понять, что способна делать все, что хочет.

— Сабрина, в этом случае нет разницы между мужчиной и женщиной. Поверь мне. Ощущение неуверенности или беспомощности не является исключительным качеством какого-то пола.

Она положила руку ему на плечо.

— Я понимаю, что ты хочешь сказать. Вы, американцы, верите в равенство полов. Но это наивно. — Она помолчала. — Ты ведь знаешь, как эта Уинстон говорит о силе?

— Старая кляча!

— И да, и нет.

— Что ты хочешь сказать?

Она помолчала.

— Можно мне задать тебе один вопрос? Как ты думаешь, скоро ли президентом Америки станет женщина?

— Да! — с готовностью ответил Логан, радуясь, что она меняет тему разговора. — Возможно, лет этак через двадцать…

— А, вот видишь. А если этот же вопрос задать женщинам, даже преуспевающим, они ответят: нет. Это фантазия.

— Да это же сумасшествие! Ты только посмотри в лицо фактам. Да в наше время…

— Нет, — резко оборвала его Сабрина. — Я говорю о другом, дело не только в фактах. Важно ощущение самих женщин. А оно меняется только под влиянием извне. — Она помолчала. — И, кстати, очень важно иметь это в виду и для нашего курса лечения.

Логан внимательно посмотрел на нее.

— Как это?

— Ни один мужчина, даже самый внимательный, по-настоящему не может понять, как боятся этой болезни женщины. Это невозможно. Невозможно понять, какой уязвимой делает такая болезнь женщину.

— Сабрина, я понимаю.

— Да, возможно. Головой. Но я тебе объясняю, почему многие пациентки с меньшим доверием относятся к мужчине, чем к женщине.

Он молчал, обдумывая услышанное.

— Уинстон…

— Я не защищаю ее, — сказала торопливо Сабрина. — Она не понимает ни нашего курса, ни тебя. Но давай будем честными: ей доступны страхи пациенток. И эти страхи вполне реальны.

Он ничего не ответил, уставившись в пространство. И Сабрина решила, что зашла слишком далеко. Она хотела совсем другого — дать ему выговориться, а не причинять боль.

— Ты часто думаешь о Джуди Новик? — вдруг спросил он.

Прошло три недели после несчастного случая с ней, а она все еще была в коме. У нее гематома мозга и ущемление мозгового ствола, шанса на выживание почти никакого.

— Иногда.

— Порой мне кажется, что те ребята радуются. — Он помолчал. — А я все думаю, как это могло случиться?

— Не сходи с ума, Логан. Здесь нет никакой тайны — она упала. — Легонько погладив его по щеке, она подумала, что им пришлось поменяться ролями, и Сабрина не пыталась скрыть улыбку. — Я знаю, я говорила тебе, что надо быть слегка параноиком, но иногда стоит напоминать себе, дорогой, что рак — вот самый главный недруг, а совсем не коллеги-врачи.

— Я все время пытаюсь повторять себе это.

— Честно говоря, не думаю, что Стиллман и Ларсен вообще придают какое-то значение нашему курсу. Они не верят в его реальные возможности.

— Я и это знаю, — Логан помолчал. — Даже у Шейна, похоже, серьезные сомнения.

— У Шейна? А он тебе что-то говорил? — Она внимательно и напряженно смотрела на него. Так вот в чем дело! — Когда?

— Недели две назад. Он совершенно ясно дал понять, что махнул рукой на это невыгодное дело.

— Так почему ты мне ничего не сказал? Ведь это касается и моей жизни, Логан?

— Я не хотел тебя беспокоить.

— Не поступай со мной так. Никогда больше так не поступай!

— Слушай, я совершил ошибку. Я согласен с тобой, извини.

— Так расскажи мне теперь все.

Он выложил все, вплоть до слов, брошенных Шейном насчет Джуди Новик. Сабрина начала волноваться, а сам он почувствовал внезапное облегчение. Вне всякого сомнения, это давило, и он не должен был взваливать все на себя одного.

— Ну что ж. — Когда он кончил, ее голос стал холодным. — Теперь все зависит только от нас. Мы просто должны доказать, что его сомнения беспочвенны.

Он кивнул.

— И, больше того, давай-ка заставим его извиниться. За такое зрелище я бы и деньги заплатил.

— Знаешь, Логан, как много людей в институте, у которых совсем нет души. Я ничего не имею против того, чтобы в какой-то момент уйти отсюда. — Она смотрела на озеро. — А ты хотел бы здесь работать? Мне говорили, что поблизости прекрасная больница, недалеко от города, с учебным курсом.

— Я не знал.

— Как хорошо бы покончить со всей этой чепухой.

Он улыбнулся.

— Давай будем честными. Мы действительно уже не в себе. Что-то с нашими мозгами. — Он посмотрел на часы. — Скажу откровенно, я уже готов вернуться.

Чтобы избегать стычек с Мэрион Уинстон, Логан сделал еще один шаг для самозащиты. Визиты пациентов в институт они распределили так, чтобы больные не виделись друг с другом. Особенно осторожными им надо было быть с теми, кто больше всех любил жаловаться, и они по мере возможности ограничили их контакты с другими.

Система работала гладко. Но, конечно, было невозможно, да и вряд ли необходимо совсем изолировать пациентов друг от друга. В большинстве своем это независимые и изобретательные женщины. И, если бы они почувствовали, что от них хотят что-то скрыть, это лишь усилило бы их опасения и подозрения.

Конечно же, они нашли способ узнавать друг друга в приемной или на автостоянке — по одежде, по манере держаться, по учащенному дыханию и бледной коже. Тогда начинался разговор.

Они сравнивали свои ощущения, делали выводы. Похоже, никому не принесло вреда соединение Q. Это было хорошо. Ни у кого не наблюдалось от лекарства ни изнуряющих головных болей, ни потери аппетита, ничего из вероятных побочных явлений.

И, хотя никто из них не давал подписку на большее, чем прием лекарства, и как бы врачи ни уверяли, что это эксперимент и не следует ожидать чуда, все равно, как и любой больной, записавшийся на какой-то курс, именно этого они и жаждали — чуда.

А правда была в том, что лекарство, казалось, не дает вообще никакого эффекта!

Были и другие опасения и заботы. Пациенты с самого начала заметили, что врачи сравнительно молоды. И об этом говорили теперь все чаще. Действительно ли они знают, что делать? Есть ли у них опыт и достаточно ли они мудры, чтобы справиться с такой ответственной задачей?

Но чего они никак не могли знать, так это того, что Дэн Логан и его коллеги волновались не меньше них. Почему лекарство никак себя не проявляет? Да, они готовы были к тому, что возникнут непредвиденные побочные эффекты. Клиническая история соединения Q предполагала это. И уж какая-то активность лекарства должна была проявиться. Но теперь, не видя вообще никакого результата, они чувствовали, что напряжение, которое удавалось держать под контролем, стало прорываться.

В понедельник рано утром занятые своими больничными обязанностями, Логан и Сабрина услышали, что их вызывают по внутреннему телефону: немедленно явиться в амбулаторную клинику.

Там они увидели Рестона. Господи, как же зол он был.

— Ну вот, можем распрощаться со своей карьерой.

— О чем ты говоришь? — требовательно спросил Логан.

— Я обследовал одну леди. У нас теперь проблема токсичности.

— У кого это?

Он кивнул на комнату для обследований.

— Ханна Дитц. Клянусь, я даже не знал, что ей сказать.

— Сначала сам успокойся, — бросила Сабрина. — Что с ней?

Дитц, в свое время бежавшая из гитлеровской Германии, была пациенткой, которая охотно согласилась поменяться местами с Фэйт Берн. Она была любимицей Сабрины.

— Обильные кровотечения из десен, — сказал Рестон, — всякий раз, когда чистит зубы.

Наступило молчание. В других условиях такая жалоба вряд ли бы вызвала подобную озабоченность. Но Сабрина и Логан сразу поняли, что имеет в виду Рестон.

— Все признаки указывают на соединение Q, — добавил он. — А из-за чего еще может быть?

Сабрина зашла в комнату для обследования.

— Привет, Ханна, — обратилась она к седовласой тучной женщине. И тут же заметила в углу мужчину. Лысеющий, с жидкими неопрятными усиками. Ему пошел седьмой десяток, но он был на несколько лет моложе пациентки.

— Привет, Фил.

Фил — «компаньон» Ханны, он сопровождал ее в предыдущие два визита в институт.

— Привет, — отозвался он, едва поднимая глаза.

— Доктор Комо, — приятным голосом проговорила Ханна, с акцентом, заметным даже при этих простых словах. — О, я смотрю, здесь вся команда.

— Да, — кивнул Логан. — Доктор Рестон рассказал нам о вашей проблеме.

— Я не думаю, что это уж такая великая проблема. А ты, Фил?

Тот посмотрел на нее с нескрываемым обожанием.

— Надеюсь, нет.

— Просто немножко идет кровь, когда я чищу зубы. — Она бросила взгляд на друга. — Но Фил стал нервничать, потому что раковина делается красной.

— А вы не нервничаете?

— Я — да, но потому что он так воспринимает это.

— А если бы вы полегче нажимали щеткой? — спросил Логан.

Но было очевидно: лекарство разрушает протеин, обеспечивающий сворачиваемость крови.

Она пожала плечами.

— Нет, не замечала.

— Иначе говоря, — заметила Сабрина, — вы не чувствуете себя плохо?

Дитц улыбнулась.

— Не так уж плохо для женщины, больной раком.

— Хорошо, — решил Логан. — Я думаю, первое, что надо сделать, — взять кровь. И мы поймем, что происходит. Мы обследуем вас в ближайшие два дня.

Он повернулся к Филу.

— Боюсь, теперь вам придется подождать за дверью. Это недолго.

Он встал, и Логан увидел, как глаза мужчины повлажнели. Склонившись, он взял Ханну за руку, словно средневековый придворный, нежно поцеловал ее.

— Я буду рядом.

Результат анализа крови стал известен к концу дня. Он показал то, чего они и ожидали: время свертывания крови увеличилось. По крайней мере, один из протеинов работал плохо.

И это из-за соединения Q. Должно быть.

Когда результаты были готовы, они все трое ушли в пустой холл.

— Черт! — взорвался Рестон и пнул стул так, что он упал. — И что теперь?

— Ты как ребенок, Рестон, — с отвращением бросила Сабрина. — Эгоистичный ребенок. — Повернувшись к Логану, добавила: — Сейчас мы лечим миссис Дитц. Вот что мы делаем. Это легкий случай. Витамин К сократит время свертывания через несколько дней. И никакого риска.

— Не в этом дело! — взорвался Рестон. — Эта женщина — не проблема. Вы понимаете, что об этом случае будет доложено в комитет?..

— Да не преувеличивай, — прервал его Логан. — Я не думаю, что это ужасное препятствие. И, если мы быстро приведем в норму миссис Дитц, мы вернемся к тому, на чем остановились.

— Держи карман шире! — Рестон поднял обе руки. — Ее нельзя оставлять на протоколе. В следующий раз кровотечение будет внутренним, а значит — фатальным.

— Ты знаешь не хуже меня, что у нее нет другого способа лечения.

— Это не моя забота! Ясно? Не моя! Меня это, черт побери, не касается!

Логан долгим взглядом посмотрел на Сабрину. Та быстро посмотрела на него, а потом отвела глаза. Она решила — пусть с этим справляется Логан.

— Слушай, Рестон, — сказал он. — Эта женщина — наша. Она не жаловалась, когда мы попросили уступить ее место.

— Какое, черт побери, это имеет значение? — Он был в ударе. И едва мог выговаривать слова. — Ты что, Логан, самоубийца?

— Ты можешь вообще про это забыть. Я не собираюсь ее терять. Мы уже потеряли Джуди Новик. У нас и так осталось четырнадцать человек.

— Я был и против Новик! Это тоже ошибка! — Рестон покачал головой. — Что с тобой творится?

— Я просто пытаюсь быть честным и человечным.

— Я назначу витамин К, — сказала Сабрина, быстро выходя из комнаты. — И объясню им обоим, что происходит.

— Есть что-то новое о соединении «МС»? — хмыкнул Рестон, когда Логан сел напротив него в кафетерии на следующий день.

— Прекрати, Джон, — резко сказал Логан, указывая глазами на двух коллег неподалеку.

— А ты даже не хочешь знать, что это означает?

— Я знаю, что это означает.

— Ну да, но есть еще одно значение. Мастурбирующая Сабрина. Мне кажется, это единственная: цель, которой служит наше лекарство.

— Слушай, Рестон, ты мне надоел. — Логан быстро посмотрел в сторону коллег. Те, казалось (слава Богу), не слушали. — Ты у меня уже вот где сидишь.

— У тебя тоже с этим проблема? Ну так знай, что и мне осточертело, что вы тут оба около меня третесь.

— Дерьмо!

— Что, ты и впрямь еще думаешь, что лекарство сработает?

— Совершенно верно. Так я и думаю. — Логан взял поднос и встал. Было бессмысленно продолжать разговор, тем более что он мог перерасти во что-то посерьезнее.

Но Рестон поднялся следом.

— Хорошо. — На его лице появилась откровенно фальшивая улыбка. — Я чуть не забыл о великом уроке жизни, который преподала тебе твоя красотка. Держать улыбку!

— И ты думаешь, это смешно?

— Не знаю. По крайней мере, у меня есть некоторые преимущества. А это важнее, чем то, что ты можешь сказать.

— Все, о чем я хочу тебя попросить, — не срывай нашу работу. Черт побери, Джон, мы же, наоборот, должны сплотиться. И сейчас крепче, чем когда-либо.

— Когда это ваше лекарство провалится, будет совершенно не важно, насколько крепко мы сплочены.

— Прекрасно. Я просто надеюсь, когда положение станет исправляться, это все еще будет «это лекарство». — Логан на минуту прикрыл глаза. — А пока, прошу тебя как друга, пожалуйста, держи язык за зубами. Сможешь?

— Конечно, — беззаботно отозвался Рестон. — Я могу. Но скажи Сабрине, что я не собираюсь сдавать свои позиции.

— Что читаешь? — Логан поднял глаза на Сефа Шейна. Он специально выбрал скамейку в тихом углу за институтской библиотекой, чтобы никто не мешал. И уж меньше всего он хотел сейчас видеть Шейна.

Они едва ли перекинулись словом в последние несколько недель после той неприятной беседы в офисе Шейна.

— Да тут письмо.

— От кого?

— Оно имеет некоторое отношение к нашему курсу, — уклончиво ответил Логан. — Так, чепуха.

— От врача?

— От исследователя-пенсионера. Старика. Чепуха, в общем.

— Они выскакивают, как черти из табакерки, да? — приятным голосом проговорил Шейн. — Тебе вообще-то стоило бы познакомиться с некоторыми чудаками, о которых я слышал после начала лечения. Всем проигравшим есть что сказать.

— Да? — Ни за что в жизни Логан не смог бы понять, почему Шейн сейчас с ним так чертовски дружелюбен. И вообще, научится ли он когда-нибудь понимать этого типа?

— Старики — тяжелое дело. Они или скучны или любят забираться в дебри, советовать, ссылаясь на то, что давно ушло. Так какой это из вариантов?

Логан улыбнулся.

— Он хочет узнать о нашей работе. — Хуже всего то, что ему все время приходится отчитываться перед Шейном. Сабрина права, он похож на его отца!

— Дай посмотреть. — Шейн уселся рядом.

— Это личное письмо.

— Да ладно, давай. — Он протянул руку. — А я покажу тебе свое, если ты мне покажешь это.

Нехотя Логан отдал листок, Сеф начал читать, Дэн наблюдал за его реакцией.

Шейн поднял глаза.

— А ты не сказал, что он немец. Логан, в конце-то концов, кончай это занятие — скрытничать.

— Скрытничать?

— Я шучу, Логан, Боже мой, и с каких это пор ты стал таким чертовски чувствительным?

Шейн вернул письмо.

— Батюшки, да ему уже девяносто лет! Прямо как голос из средневековья!

— Как вы думаете, что мне надо ему ответить? — Это письмо разожгло любопытство Логана.

— Да пошли его куда подальше! — ухмыльнулся Шейн. — И всегда думай в первую очередь о репутации института. — Он задумался. — Очень жаль насчет протромбина у той женщины. Ты контролируешь ситуацию?

Логан колебался, обеспокоенный реакцией Ханны Дитц, хотя пока и умеренной. Но она могла повлиять на дальнейшую судьбу протокола.

— Полностью. Витамин К должен сделать свое дело.

— Хорошо. Вот это хорошо.

— Мы не спустим с нее глаз.

— Ага.

Ну и что дальше? Несмотря на кажущуюся заботу, Шейна проблема Дитц не очень волновала.

И через минуту Логан понял почему.

— Слушай, Логан… — он повернулся к Дэну лицом, — я должен тебе кое-что сказать. Это правда, что ты хочешь вставить перо этому мудаку в задницу?

Логану понадобилась секунда, чтобы понять, о ком он.

— Стиллману?

Шейн засмеялся.

— Он до смерти напуган — эти молокососы собираются его выставить…

— Мы? — спросил задумчиво Логан. — Почему?

— Почему? — Шейн понизил голос. — Потому что Стиллман наконец понял, что его курс лечения провалился. Вот почему. У него в руках очевидные данные, он знает, что его лекарство — пшик, и прекрасно понимает, что скоро об этом узнают все. — Он снова рассмеялся. — Бедный сукин сын!

Логану не надо было спрашивать, откуда это Шейну известно. У него повсюду осведомители. Во всяком случае, что для него имело значение в данный момент — так это возникшая снова близость.

— Как здорово, — неуверенно проговорил он. — Можно поздравить?

Шейн похлопал его по спине.

— Черт побери, пожалуй, Логан. Чем глубже его провал, тем больше мой успех. — Он встал. — Сейчас мне от тебя нужно одно — ты не должен расслабляться. Действуй так, чтобы твое соединение угодило ему прямо в сердце!

Сабрина, встретившись с Логаном в тот вечер после больницы, нисколько не удивилась.

— Не стоит слушать Шейна. У него семь пятниц на неделе.

— Да я знаю, Сабрина. — Хотя на самом деле он не мог не заметить, что в самое последнее время наставник изменил свое отношение к ним и, кажется, питает надежду. — Просто он меня совсем задергал.

— Да и меня через тебя. — Она засмеялась, но в голосе слышалось раздражение. Закончился еще один утомительный день, может, еще более утомительный, чем другие, — часа два назад пришло известие, что умерла Джуди Новик.

— Но ты же не против этого дерганья. Ты меня тоже дергаешь.

— Во всяком случае, что касается Стиллмана, то я сегодня тоже кое-что слышала. Но в связи с Рестоном.

— От кого?

— От Рэйчел Мэйгс. — Это его подруга, которая помогала Стиллману в курсе лечения. — Она говорит, что Рестон перед ними высмеивает соединение Q. Даже перед Атласом.

Молчание. Что тут скажешь?

— Он болтает и о Ханне Дитц. Кровотечение из десен он изображает как Бог знает что.

Логан мысленно представил эту сцену.

— Он просто пытается защитить свою несчастную задницу, — сказал он с горечью.

— Презираю этого типа!

— Не стану спорить, Сабрина. Ты была права.

— Да я не потому тебе сказала, что права. Важно знать это. И надо что-то делать.

— Да, по крайней мере, до тех пор, пока лечение не победит. Я знаю этого парня, и, если дела наладятся, Рестон к нам вернется.

Она была в своем личном кабинете, беседовала с двумя помощниками, когда ей сказали, что врач уже ждет. Дело в том, что она забыла о его приходе. Просто она была полна решимости во что бы то ни стало заниматься своими делами.

— Нам надо поговорить наедине, — сказала она, кивком отпуская двух женщин, — я надеюсь, это недолго, и почему бы нам не продолжить часов в пять?

Женщина помоложе, новенькая, старавшаяся произвести хорошее впечатление, мгновенно собрала вещи и направилась к двери. А другая, Беверли, ее шеф, задержалась и, сжав руку хозяйки кабинета, сказала:

— Желаю удачи.

Бросив курить почти пятнадцать лет назад, она редко с тех пор чувствовала потребность в сигарете. Но сейчас вдруг ей отчаянно захотелось затянуться.

В дверь постучали.

— Открыто!

Как только она увидела его лицо, сразу поняла: новости плохие.

— Итак? — сказала она, заставив себя улыбнуться. — Они сделали анализ быстрее, чем за сутки. Передайте им — я потрясена.

— Я передам. — Он тоже слабо улыбнулся. Это была улыбка врача. Не такая искренняя, как улыбка уверенного в себе политика.

— Миссис Риверс, я надеюсь, вы простите меня, что я позволил себе…

В комнату внезапно ворвался Джон. Лицо его было пепельным. Сейчас он был не политиком, а обычным мужем. Боже мой, подумала она, он уже знает.

Ни слова не говоря, он опустился на ручку кресла и поцеловал жену в щеку.

— Я люблю тебя, Элизабет, — сказал он.

— А что, так плохо? — спросила она. — Я к этому еще не готова. А почему не готова?

— Боюсь, что биопсия показала наличие злокачественной опухоли, — тихо проговорил доктор.

Так вот оно: смертный приговор.

— А могли бы вы немного подробнее?

Но, когда он начал объяснять на непонятном профессиональном языке, она почти не слушала.

— В общем, вы говорите, что это рак кости? — спросил Джон.

— Нет, сэр. Судя по тому, что мы видим, болезнь зародилась в области груди и дала метастазы в кость.

— Тогда о чем мы? Об операции на груди? Я не понимаю.

Доктор сочувственно покачал головой.

В глубине души он удивился — человек, известный своим широким кругозором, так мало знает о том, что считалось элементарным.

— Боюсь, сэр, в данном случае хирургическое вмешательство способно мало на что повлиять.

— Понятно. — Он резко повернулся к окну и посмотрел на широченную лужайку. — Это уже точно? Не могло быть ошибки?

— Нет, сэр. Боюсь, что нет.

Пытаясь ободрить, Джон положил руку ей на плечо.

— Ну и что делать? Можете ли вы нам дать какой-то реалистический прогноз?

— Я могу сказать только одно: предстоит долгий-долгий путь. Есть вариант очень эффективного лечения. В первую очередь, я бы посоветовал позвенишь доктору Маркеллу в институт рака.

— Как вы смеете! — вдруг взорвалась она.

Они оба удивленно повернулись к ней. Она была в гневе и зло смотрела на доктора.

— Это моя жизнь! Какого черта вы думаете, что вправе не принимать во внимание мои желания!

— Миссис Риверс, извините. Мне кажется, ваш муж имеет право…

— Не вы должны решать! Вы не вправе…

— Ваш муж имеет право…

— Чушь! Вы беспокоитесь только о себе!

— Элизабет, пожалуйста. У тебя нервы.

— Черта с два, нервы! У меня рак! А он думает только о том, как выглядит перед президентом!

— Миссис Риверс, уверяю вас, это не так. Мне очень жаль. Может быть, я плохо объяснил. — Он посмотрел на ее мужа, потом снова перевел взгляд на нее. — Я только могу сказать вам, что знаю многих пациентов с метастазами рака груди, которые вполне прилично себя чувствуют. Именно на этом вам сейчас надо сосредоточиться.

Гнев ее прошел. На глаза навернулись слезы, и через минуту она уже рыдала.

— Я не понимаю! Я делала все, что надо. Занималась самоанализом, делала маммограмму.

Муж обнял ее.

— Это не твоя вина, дорогая. Вообще здесь нет ничьей вины. Доктор прав. О чем мы должны думать — так только о том, как бороться.

Свободной рукой он взял телефон со стола и набрал три цифры.

— Дайана, отмени мои встречи на предстоящие два часа. Если что — я наверху, в жилых помещениях.

Доктор неловко заерзал.

— Я понимаю, вы хотите побыть наедине. Вам надо о многом поговорить.

— Да… — Президент Риверс поднялся и протянул жене руку. Медленно, устало она разрешила вытащить себя из кресла. — Ну, может, продолжим разговор завтра.

— Я просто хочу уверить вас, что есть все основания для оптимизма. — Он кивнул на окно в сторону института рака, который находился за рекой, в Вирджинии. — Там просто творят чудеса.

Их первый год в институте рака кончался в середине июня. В этот уик-энд Шейн устраивал свой ежегодный прием, чтобы посмотреть, каков урожай новичков.

Логан предпочел не ходить. Меньше всего ему хотелось полдня притворяться, изображая хорошее отношение к Ларсену, Стиллману и их сотрудникам.

К тому же он все больше беспокоился о Ханне Дитц. Соединение Q могло стать посмешищем. Если смотреть с медицинской точки зрения, то протокол не был окончательно скомпрометирован, потому что токсичность у Дитц проявила себя минимально и была вполне излечима.

Но это происходило на фоне смерти Новик. Как ни крути, но многие считали, что курс лечения находится под угрозой. Раньше оппоненты просто критиковали идею, говорили, что она ни к чему не приведет, что она опрометчива, но теперь недруги могли сказать нечто большее. И Логан почти физически ощущал, какое удовольствие они испытывают от этих слов, уверяя, что лекарство заставляет людей еще больше страдать. Более чем когда-то Логан понимал — время работает против него.

Ирония ситуации заключалась еще и в том, если Шейн говорит правду, что собственный курс Стиллмана провалился.

Но можно ли верить Шейну? Конечно, Стиллман и виду не подавал, что у него с курсом возникла проблема. Он держался так, будто все идет по плану. И то, что лекарство не проявляет активности, совершенно естественно, на раннем этапе главная задача состояла в том, чтобы увериться в его нетоксичности.

Более того, Шейн больше ни разу не заговаривал об этом при встречах, он держался так, будто и слова не сказал о курсе Стиллмана.

— Привет, — поздоровался Шейн. — Хорошо выглядишь, отличный цвет лица. Ты как будто загорел?

— Спасибо.

— Не думай, что это комплимент, Логан. Если бы ты работал побольше, то и результаты скорее бы дали о себе знать.

Шейн снова вернулся к уничижительному тону, а это плохо. Сейчас, когда появились новички, которые займутся обыденной больничной работой, они, второгодки, идут в лабораторию. Для Сабрины и Логана это означало — оба должны работать под непосредственным руководством Сефа Шейна.

И как будто ему открытого оскорбления было мало, он через десять минут, оглядывая собравшихся второгодков, произнес речь, которую можно было воспринимать как его личное обращение к группе соединения Q.

— Ну что ж, мальчики и девочки. Я знаю вас, вы знаете меня, и это поможет нам сэкономить время. Работа здесь не развлечение, и вы не будете купаться в лучах славы. — Он посмотрел на Логана и Сабрину. — Сочувствую, но придется возвращаться к реальной жизни.

Раздались смешки.

— Но есть еще кое-что, — продолжал он, — как вы все хорошо знаете, особенно некоторые из вас, я могу покровительствовать. Так что работайте усердней и постарайтесь завоевать мою благосклонность. И никогда не выставляйте меня в дурном свете.

Самое ужасное было то, что Логан уже не был уверен, вправе ли он обвинять Шейна. Если соединение Q провалится, на него, Сабрину и Рестона падет самый тяжелый удар — поражение. Они зарекомендовали себя надменными молокососами, чьи амбиции оказались больше знаний и способностей, и им просто перекроют кислород, будут держать на обочине. Но и самый горячий их сторонник Шейн тоже будет вынужден получить свою долю. И, конечно, он вполне мог думать о том, чтобы бросить это невыгодное дело.

К сожалению, именно сейчас, как никогда раньше, Логан нуждался в покровительстве.

В то время как у других молодых ученых, в том числе и у Сабрины, было мало опыта в органической химии, они знали ее только в объеме учебного курса, он получил научную степень в этой области. Его руководителем являлся лауреат Нобелевской премии. И если другие, занимаясь обыденной работой в лаборатории Шейна, воспринимали ее как учебу, то для него это была пустая трата времени. Он воспринимал ее так же, как работу в больнице на первом году в АИРе.

И дело не в том, что проект, к которому Шейн их приставил, не был особенно важным — они должны были определить, что происходит с геном, кодирующим протеин при преобразовании здоровых клеток простаты в злокачественные. Он чувствовал себя чернорабочим, вроде того, который трудится на строительстве Великой китайской стены — труд тяжелый, а степень участия настолько мала, что его личный вклад практически незаметен.

Молодые ученые на втором году должны были заниматься клонированием, их наставники получали материалы для своей работы. Логан день за днем выполнял указания, как по кулинарной книге: добавить фермент к ДНК, центрифугировать пятнадцать минут, охладить до четырех градусов Цельсия, добавить 300 миллилитров хлороформа и фенола, центрифугировать пять минут, удалить фенол и хлороформ, добавить 300 миллилитров молярного хлористого натрия и один миллилитр этанола, оставить на ночь при температуре двадцать градусов.

Очень скоро он стал смотреть на свою обычную работу с пациентами по курсу лечения как на отдых от всего, как на возможность, пусть хотя бы и небольшую, но делать все по-своему. Теперь часы, проведенные над анализом данных, полученных по курсу лечения, стали не тяжелой работой, а приятной переменой занятий. Изучение цифр, попытка разобраться в значимости даже самых незначительных изменений от недели к неделе стали единственным творческим делом для Логана. Однажды они с Сабриной оказались в хранилище таблиц, в подвале больницы. Логан рассматривал данные пациентки Марджори Роум. Он ни разу не встречался с миссис Роум, сорока восьми лет, помощником дантиста из Довера, Делавер. Уже месяц она была на их протоколе, и в каждый из трех ее визитов ею занимался Рестон.

История ее болезни, как и каждого пациента из протокола, была объемистой. Более сотни страниц распечаток, заметки медсестер, комментарии специалистов, делавших обследования в амбулаторной клинике. Каждый прием лекарства зафиксирован, результаты анализов собраны. Одних анализов крови было сделано тридцать три, она приезжала в АИР два раза в неделю.

Пятнадцать минут он сидел и листал историю ее болезни. Потом на четвертой с конца странице его внимание привлек анализ крови трехнедельной давности. Уровень креатинина, то есть то, что говорило о функции почек, был 1,7. Логан пролистал до последней страницы, где были указаны результаты анализа последней недели. Уровень подскочил до 1,8. А нормальный — 1,4.

— Сабрина!

Она сидела в полугора метрах от него и испуганно отозвалась:

— Что, Логан?

— Взгляни.

Она сразу поняла, в чем дело.

— Боже мой, — прошептала она.

Когда поднимается уровень креатинина в крови, это значит, что почки не работают как следует, что они не очищают организм и от более опасных веществ. Особенно от калия, избыток которого может привести к остановке сердца.

— Этот идиот, наверное, пропустил, — с горечью сказал Логан. Для Логана последним убедительным фактом, что Рестон, его бывший друг, отвернулся от их курса, стал его переход на лабораторную работу к помощнику Ларсена Кразасу. — Черт побери, ему на все наплевать. Для него это просто суета.

— Нет, — возразила Сабрина, которая теперь, когда уже и Логан разделял ее отношение к Рестону, готова была все же объективно взглянуть на это дело. — Здесь сотни лабораторных результатов, и любой из нас мог бы пропустить.

Следующий час они листали истории болезни всех пациентов на курсе, выискивая аналогичный синдром. И нашли его у Фэйт Берн — 1,8.

— Это уже проблема, Дэн, — напряженно проговорила Сабрина. — Настоящая.

— Ага, — кивнул он.

— Если уровень дойдет до 2 или 2,1…

— Им придется оставить курс. И, если уровень креатинина станет расти дальше, тогда придется говорить о наихудшем сценарии почечной недостаточности или постоянном гемодиализе. — Он покачал головой. — Почечная недостаточность — далеко не лучший результат.

— И на этот раз нет никаких магических решений.

Взглянув на девушку, Логан был поражен. Как она устала! И, хуже того, что на нее совсем не похоже, она была обескуражена.

— Пойдем, — сказал Логан, — надо поговорить.

С тех пор как у Ханны Дитц появилась токсичность, Логан постоянно думал об этом. Что еще может произойти?

Они укрылись в маленьком ресторане в Александрии, классическом месте встреч юппи, где на покрытых мрамором столиках стояли вазочки с одним цветком. Сюда, как они знали, сотрудники института никогда не ходят.

— Я действительно думаю, нам не следует удивляться тому, что произошло, — начал он. — При использовании новых терапевтических агентов всегда возникает неожиданная токсичность.

К ним подошел официант, и они заказали пиво.

— Логан, пожалуйста, — подхватила она. — Я знаю. Так это или нет, но как решить проблему с креатинином?

— Хм. — Он колебался. Для него это тоже было нечто ужасное. — Я вот о чем думаю. Наше лекарство мы должны доработать.

— Изменить соединение Q?

— Не совсем. Просто по-новому взглянуть на него и попытаться найти способ снизить эту чертову токсичность.

Сощурившись, она посмотрела на него. Он говорил о высшей химии, а в этом у нее совершенно не было опыта.

— Как вообще к этому подступиться?

— Да это нетрудно. Я не говорю о чем-то кардинальном. Я просто думаю немного изменить молекулу. И у меня есть кое-какие наметки.

— Но какой смысл? — спросила она. — Лекарство, которое мы используем, заявлено в курсе, и именно с ним мы обязаны работать. А если сделаем даже что-то лучшее, мы не можем его использовать.

Они умолкли, когда подошел официант и поставил перед ними пиво.

— Ты права, — сказал он. — Но я пытаюсь думать безотносительно к этой ситуации. Идея-то по своей сути нормальная. Ты это знаешь.

Она кивнула.

— Что-то есть в молекуле, отчего она токсична. И мы должны ее перестроить.

— И ты можешь это сделать?

Он посмотрел на нее.

— Логан, ты же знаешь, здесь я тебе не помощник.

— Ты? Неужели ты осмелишься бросить меня? Это не годится. У тебя есть ручка?

Она дала ему.

— Вот, смотри, — объяснял Логан, рисуя на салфетке. — Это соединение Q, которое у нас есть. — Он нарисовал две неуклюжие сферы, из каждой выходило по три усика, проникая друг в друга. — Они соединены толстой трубкой. В общем у нас есть три части, более или менее стыкующиеся друг с другом. Два нафталеновых кольца, каждое из которых соединено с тремя сульфатными группами. Эти усики, они соединены друг с другом органическим полимером. Это может служить модулем с более крупным сектором в середине.

Он поднял глаза, она кивнула.

— Но для меня это похоже на каракатицу.

Он засмеялся.

— Вообще-то ты должна была заметить, что я пытаюсь нарисовать обнаженную женщину. — Он помолчал. — Во всяком случае, для упрощения. Я думаю, наша проблема в том, что этот мост между двумя внешними модулями, вероятно, очень длинный. И, если бы мы смогли его укоротить, тогда…

Еще пять минут он продолжал объяснять, используя научные термины, как можно элементарно добиться изменений в течение нескольких дней.

— А как насчет лаборатории? — Типичный для Сабрины практический вопрос.

— Сперва о главном. Ты со мной?

Она слабо улыбнулась.

— Да, конечно.

— Хорошо. Мы уже работаем в лаборатории, и это неплохо для начала. — Он решительно продолжал. — Я думаю завтра кое-что выведать у Шейна.

Назавтра Логан дождался, когда большинство сотрудников пошли на ленч, и подошел к своему руководителю.

— Какого черта? Чего ты вертишься в лаборатории? — строго спросил тот. — Что, я мало загрузил тебя? Тебе нечего делать?

Когда Логан объяснил, что он намерен более внимательно рассмотреть молекулу соединения Q, тот пришел в ужас.

— Что с тобой, Логан? Тебе мало того, что с тобой творится?

Логан принялся оправдываться.

— Ну и что? Какая разница — неприятностью больше, неприятностью меньше?

Он увидел, как лицо Шейна расплылось в улыбке.

— Вот это парень! Этого я и ждал от тебя!

— Вы?!

— Отсутствие инициативы у молодых приводит меня в отчаяние. Ты думаешь, мне нравится нянчиться с вами и руководить каждым вашим шагом?

Лаборатория была им предоставлена с вечера следующей пятницы. По счастливой случайности, День независимости удлинил уик-энд, Логан подсчитал, что как раз хватит времени исправить молекулу.

Все было готово, даже дюжина лабораторных кроликов с опухолями, они ждали новой дозы нового лекарства. Единственное, что оставалось сделать, — исправить лекарство и ввести его.

Сейчас, когда дошло до дела, Логан почувствовал себя менее уверенно. Процесс, выстроенный в уме, предполагал цепочку из шести химических реакций. Если они пройдут успешно, появится слегка подправленное соединение Q-лайт. Так они называли его между собой. Но каждый шаг должен быть выполнен безупречно.

— Часть первая, — сказал он, чувствуя себя профессионалом, — включает создание двух модулей, каждый из кислоты аминонафталентрисульфатфонической, а чтобы получить ее, мы соединяем нафтален и…

— Ой, это то, что я ненавижу!

— Расслабься, Сабрина, не бойся. Это из химии девятнадцатого столетия. Викторианцы проделывали это перед завтраком. А может, даже вместо любовного акта. Поверь мне, это до идиотизма просто.

— Не учи меня, Логан. Это не урок. Незачем знать эти слова. Скажи, что налить, что смешать, чего нагреть.

И они приступили к работе. Это был напряженный, изматывающий труд, Господи, а сколько разочарования приносили неудачи, когда они ждали окончания одной реакции и начала другой, чтобы довести до конца это дело!

В первый вечер они сделали перерыв на обед и пошли в кино. Они смешали то, что полагалось, оставили нагреваться в течение четырех с половиной часов. Вернувшись примерно в час дня, Логан с одобрением заметил покоричневевшую студенистую жидкость, которая, пузырясь, выпаривалась при нагревании.

— Ты хочешь перерыв — давай! — Он указал на маленькую комнату рядом с лабораторией. Там стояла кровать специально для таких случаев. — А я возьмусь за следующий этап.

— Но ведь ты тоже устал.

Он расхохотался.

— Доктор Франкенштейн в своем амплуа.

— Я? Я просто развлекаюсь!

Сабрина подошла к нему и быстро поцеловала в губы.

— Хорошо. Спасибо, я немного посплю.

Он работал всю ночь, очередной этап процесса закончился, и на дворе было утро субботы.

— Доброе утро, Логан, — сказала она, возвращаясь в лабораторию. — Как дела?

Она выглядела посвежевшей, он и понятия не имел, что она взяла с собой смену одежды.

— Замечательно. — Он поднял над головой колбу с желтоватой жидкостью.

— Моя очередь. Я написал тебе инструкцию для следующего этапа. Просто, как пирог. Но, если что — ты знаешь, где меня найти.

Через шесть часов она тихонько разбудила его.

— Я все кончила.

Он мигом пришел в себя. Правильно — суббота, день, они все еще в лаборатории.

— Как работалось? Хорошо?

Она неуверенно кивнула.

— Иди посмотри.

В колбе была жидкость того же оттенка.

— Видишь, ты талант.

— Спасибо, — кивнула она, искренне польщенная.

— После того как жидкость выкипит и осадок рекристаллизуется, у нас получится горка белого порошка. Это материал, из которого можно составить модули.

— Что дальше? — спросила она.

Он потянулся.

— Сейчас мы будем готовить материал для проклятого моста. И начнем работать с тиофосгеном. Ты знаешь, что это?

— Другое название.

— Это жидкий вариант ядовитого газа, который использовали в Первую мировую войну. И надо быть очень осторожными.

Но, к его удивлению, она только улыбнулась.

— Ты прав, Логан. Опыты очень интересны. Раньше я этого не знала.

Работа заняла и следующие два дня. В общем, как Логан и говорил, разные элементы, которые они пытались приспособить друг к другу, были им чем-то вроде кусочков мозаики.

— Некоторые детали очень хорошо соединяются. А другие ни за что. Ты не сможешь сделать амид из карбоксилитовой кислоты и третичного амина. Однако при правильных условиях карбоксилитовая кислота и первичный амин подойдут друг к другу, как ключ к замку.

Они получили вторую горстку белого порошка, похожего по виду на первый. Прошло семьдесят пять часов с начала работы. Уже вечер понедельника, четвертое июля! Солнце начинало садиться. Логан устало посмотрел на Сабрину и позволил себе улыбнуться.

— Остался один шаг. Соединить их, чтобы получилась молекула Q-лайт.

— Как мы это сделаем?

— Проще простого. Смешаем с конденсирующим агентом. Час времени — и полный порядок. Хочешь отпраздновать?

— Очень. Только, Логан…

— Да?

— Тебе надо побриться. Просто необходимо.

Он провел рукой по щетине.

— Я тоже собирался…

Взяв ее за руку, он повел ее из лаборатории по тускло освещенным коридорам.

— Мы куда?

Логан посмотрел на нее и улыбнулся.

Они завернули за угол, прошли еще один коридор, потом резко повернули направо, в узкий, длинный проход. В конце виднелась внушительная дверь с медной пластинкой: «Директор».

— Логан, — зашептала она, — это же кабинет доктора Маркелла.

Но даже в тусклом свете он увидел, как ее глаза загорелись от возбуждения. Он толкнул дверь и нисколько не удивился, что она заперта. Но направо была другая, она была открыта.

— О, личная ванная доктора Маркелла.

Только сейчас у Логана появились в душе сомнения. За время длинного уик-энда во всем здании они видели только одного человека, и всего один раз — ночного сторожа, два вечера назад.

Но теперь Сабрина настаивала:

— Пошли, дорогой, — сказала она, таща его за руку.

Она включила свет и быстро заперлась изнутри. По высшим стандартам журнала «Форчун» ванную нельзя было назвать совершенной — не было сауны, золотистых покрытий на арматуре, не было даже телефона, но все равно оборудование было высокого класса — мраморная ванна, отдельный душ с тремя головками по бокам, вдобавок к той, что сверху. Раздевшись, Сабрина включила душ и встала под горячий поток. Через десять секунд Логан оказался рядом, обнял ее и тесно прижался, совершенно готовый.

Она слегка касалась губами его губ, и очевидность ее собственного возбуждения читалась по ее отяжелевшим векам, по тому, как напряглись соски и как нижняя часть тела вдавливалась в него. Но она немного отступила назад.

— Ш-ш-ш… — прошептала она, — не спеши, милый.

С полочки она взяла мыло и принялась намыливать его тело, грудь, живот…

— О Боже, как здорово, — застонал Логан, — я такой грязный.

— Ш-ш-ш… — снова прошептала она. Теперь она намыливала его лицо и длинными пальцами массировала челюсть, виски, голову и, выбрав подходящее лезвие на той же полке, стала брить щеки. Эту процедуру, превратившуюся в томительное наслаждение, он запомнит на всю жизнь.

Лишь когда Сабрина покончила с бритьем, они дали себе волю. И целых двадцать минут занимались любовью, забыв про все на свете — где они, почему они тут. Это был порыв страсти.

Они стояли обнявшись, со всех сторон омываемые теплой водой, и здесь к ним пришло ощущение реальности. Выключив воду, Сабрина выглянула из душа. Пол был почти сухой. Со смехом они принялись вытирать друг друга руками, а потом промокали хлопчатобумажной рубашкой Логана. Все еще мокрые, они вернулись в лабораторию. У Логана в кармане лежал предмет, который мог послужить уликой, — использованное лезвие.

— О’кей, — сказал он, — на чем мы остановились?

Она кивнула на два порошка в колбе на лабораторном столе.

— Сейчас мы должны соединить их, я думаю.

— Правильно.

Следующий процесс не требовал внешнего источника нагревания. Логан просто смешал два порошка в двухлитровой колбе с конденсирующим агентом, и при реакции выделилось тепло. В течение двух минут сосуд так нагрелся, что понадобился лед для охлаждения.

Теперь оставалось только очистить порошок, отделить продукты реакции, чтобы избавиться от отбросов. На это ушло меньше двух часов.

Итак, они сделали свое дело, соединение Q-лайт — реальность! Перед ними на столе лежало целых сто граммов этого вещества.

— Ну что ж, — констатировал Логан, — во всяком случае, мы установили рекорд скорости.

Он поднял трубку и позвонил в подвал, где содержались животные. Он удивился, когда служитель ответил ему после первого же звонка. В подвале был настоящий зверинец: мартышки, козлы, овцы, даже две ламы, а также мыши, крысы, кролики и собаки. И все они не знали о том, что сегодня национальный праздник.

— Добрый вечер, — сказал Логан, — это говорит доктор Даниэл Логан из лаборатории доктора Шейна…

— Да, сэр. Чем могу вам помочь, сэр?

Это был молодой бангладешский парень, один из четырех или пяти сотрудников, опекавших животных.

— Похоже, вас не балуют выходными.

— Да, сэр, — ответил он серьезно. — Но вы не беспокойтесь, у меня тут внизу телевизор. Так чем могу помочь вам, доктор?

— Сейчас мы с коллегой доктором Комо спустимся к вам. Я думаю, двенадцать кроликов с индуцированными опухолями?..

— Да, сэр, только, пожалуйста, минуточку. Я проверю в журнале.

Обычно Логан не терпел подобострастия, оно действовало на нервы и приводило к результатам, обратным ожидаемым. Но данный эксперимент — явно не стандартный, особенно если учесть, что его проводили молодые ученые, и в такой ситуации он ничего не имел против, чтобы постараться быть приятным.

— Да, сэр, — ответил служащий через секунду. — Я нашел. Вы хотите, чтобы я их подготовил?

— Да, пожалуйста, буду очень благодарен.

К тому времени, когда они спустились, животных перенесли в соседнюю лабораторию. Мистер Хасан махнул рукой в их сторону.

— Пожалуйста, сэр, дайте знать, если понадобится моя помощь.

Кролики сидели каждый в своей клетке и являли жалкое зрелище — совсем не такие, как в зоомагазине. В из глазах таилась невыразимая печаль. А как могло быть иначе? Шкурка каждого из них была испещрена опухолями, которые на ощупь были грубыми и твердыми. И, если не лечить, ни один из них не протянет и трех недель.

Логан повернулся к Сабрине.

— Ну, кто первый?

Она скорбно посмотрела на несчастных зверьков.

— Посмотри на них, Логан. Мне всегда становится так грустно.

— Ну что ж, выбирай. Это помогает стать более заинтересованным.

Он пожалел о том, что сказал. Он сам никогда не рассматривал лабораторных животных, кроме как с точки зрения академической, она же явно смотрела иначе.

— Вот этого, — указала Сабрина.

— О’кей. Вынимай.

Логан взял шприц с лекарством и всадил иглу прямо в брюхо кролика. Они повторили эту процедуру еще одиннадцать раз. Потом позвали Хасана.

— Можете нести обратно.

— Да, сэр, — кивнул он. — У вас есть какие-то специальные инструкции по уходу за ними? Может быть, диета или еще что-то?

Логан посмотрел на Сабрину и пожал плечами.

— Думаю, нет.

— Только скажите нам, если заметите что-то необычное в их поведении, — попросила Сабрина.

— Хорошо. Я запишу в журнал.

— Послушайте, мистер Хасан… — Логан улыбнулся, будто собирался пошутить. — Эксперимент, над которым мы работаем, немножко левый, и мало кто из коллег знает о нем.

Бангладешец подмигнул.

— Да, сэр, я понимаю.

— Очень хорошо.

Неожиданно мистер Хасан рассмеялся.

— Ой, вы, наверное, удивитесь, доктор, сколько народу просят меня о том же самом.

Из предосторожности новая встреча была устроена не в Белом доме, а через улицу, в старом административном здании. Мало кто в окружении президента опасался прессы. Один из ведущих участников встречи, Кеннет Маркелл, директор Американского института рака, был явно узнаваем — его фото появлялись время от времени в еженедельниках. И его младший коллега, тоже хорошо известный специалист по раку груди, Грегори Стиллман. Трое других в маленькой комнате, где проходила встреча, встали, приветствуя вошедших. Стиллман лично знал только одного из них.

— Привет, Пол, — сказал он, пожимая руку личному врачу президента.

Доктор Пол Берк коротко кивнул.

— Грег, рад, что ты пришел.

Берк представил двух других: Чарльз Малколм, специальный помощник президента по внутренним делам, и Роджер Даунс, личный адвокат первого семейства страны.

Стиллман был сдержан и осторожен. Ясно, что эти люди не настроены шутить. Маркелл заранее ничего не сказал ему, не назвал участников встречи и даже не сообщил, где она состоится. Верный признак того, что встреча важная. Но только теперь он стал понимать насколько.

Они разместились вокруг стола.

— Ну что ж, — начал Малколм. — Доктор Маркелл уверяет, что вы — лучший специалист в своей области. Лучший специалист в мире.

Стиллман ровным взглядом посмотрел на него и сказал:

— Я стараюсь.

— Доктор Стиллман очень скромный, — заметил быстро Маркелл, а коллега одарил его взглядом. — Уж слишком несвойственно это было для Маркелла. Эти ребята, похоже, запугали его.

— Насколько я понимаю, вам еще не объяснили причину, почему мы захотели встретиться с вами сегодня.

— Конечно, нет, — уверил Маркелл. — Я точно выполнял инструкции.

Малколм взглянул на доктора Берка, и тот пояснил:

— Речь идет о первой леди, Грег. Рак груди с широкими метастазами в костную ткань.

Стиллман с серьезным видом склонил голову.

— Понимаю, очень сожалею. — Но в душе уже зашевелились противоречивые эмоции. Невероятно, но, кажется, он выходит победителем, его карьера идет дальше, в гору. Это рывок к статусу суперзвезды!

Хотя вполне очевидно, что дело могло стать и очень трудным.

— А как обширны метастазы?

Берк передал ему большой конверт через стол. Молча Стиллман открыл его и вынул содержимое. Он поднял снимок к свету и потом отдал Маркеллу.

— Я уже это видел, — сказал тот. Тогда Стиллман обратился к толстой пачке листков истории болезни, быстро выудив результаты анализов крови. И заметил сразу два плохих с точки зрения прогноза фактора. Опухоль негативно вела себя по отношению к эстрагенам. И клетки опухоли уже сильно распространились.

— А сколько лет миссис Риверс? Пятьдесят — пятьдесят один?

— Сорок девять. — Малколм печально покачал головой. — Такая великолепная женщина, такая живая, и, как вы понимаете, для нас это очень важно.

— Да, — подхватил Берк. — Я… Мы надеемся, что вы возьметесь за это дело.

— Я не думаю, что здесь могут быть вопросы, — вмешался Маркелл. — Мы понимаем — это наша обязанность.

— Конечно, — подтвердил Стиллман.

Малколм невольно сделал гримасу.

Превосходный игрок на политическом поприще, он не терпел вранья со стороны кого-то еще.

— Хорошо. Я мало разбираюсь в этой области, но думаю, что вы хотите начать сразу.

— Я сегодня же поговорю с миссис Риверс, — сказал Берк. — Вы сможете подготовиться к утру пятницы?

Это был не вопрос, а приказ.

— Да, конечно.

— Очевидно, вам ясно, это совершенно секретное дело. И вы ни с кем не должны его обсуждать, в том числе и с членами семьи.

— Я понимаю. — Хотя такая степень секретности ошарашила его. Первая леди тоже человек, в конце концов, и может болеть.

— И я уверен, что вы понимаете, какие политические последствия может вызвать распространение этой информации. — Берк словно читал мысли Стиллмана. — Президент очень предан леди, очень, но в следующем году у него перевыборы. А в его партии есть люди, которые были бы счастливы использовать долгое отсутствие президента Риверса во время болезни его жены в своих интересах. И в прессе может даже быть высказано предположение, что заботливый муж должен отойти от дел.

Стиллман, конечно, понимал. Во всем институте лишь он один обладал столь богатым опытом в подобных делах.

Он улыбнулся.

— Вы можете полностью положиться на мое благоразумие.

— Я знаю, что мы можем. — Это был Даунс, адвокат, впервые подавший голос. — Мы навели о вас справки в ФБР. — Он посмотрел на Маркелла. — Никаких имен. Но тем не менее не все из ваших коллег одинаковы.

Стиллман бросил быстрый взгляд на своего босса. Значит, он предполагал и Шейна запустить сюда же? Однако почти тут же его раздражение перешло в спокойный восторг. Ублюдок-коротышка с его гримасами, его большим болтливым ртом, наконец-то он остался позади!

— Я не сомневаюсь, если каждый из нас достойно сыграет свою роль, мы преодолеем этот сложный период, — сказал Малколм. — Я не знаю, известно ли вам, но, случается, и президенты попадают в такие ситуации. Правда?

Интерес Стиллмана не был притворным. Он чувствовал, что его вовлекают в какую-то интригу.

— В начале второго срока президенту Гроверу Кливленду был поставлен диагноз — рак губы. Страна в это время была в экономическом кризисе, и, если бы о болезни стало известно, финансовые рынки могли бы рухнуть. Поэтому его отвезли под каким-то предлогом в Нью-Йорк, сделали операцию в День независимости на корабле на Ист-Ривер. Изобразили, будто он просто отсутствует по делам. А потом, вплоть до Дня труда, скрывали его от глаз людских.

— Июнь 1893 года, — подсказал Маркелл. — Корабль назывался «Онейда». Я просмотрел материалы об этом, после того как услышал ваш рассказ на первой встрече.

— Конечно, это произошло сто лет назад, — продолжал Малколм. — Ни радио, ни телевидения, и он был президент. А нам надо спрятать только первую леди.

— А нам не придется ее прятать, — ответил Стиллман, — лечение не должно быть сильнодействующим — во всяком случае, я собираюсь получить год на его проведение. И это позволит вам справиться с ситуацией.

— Прекрасно. Но, знаете ли, президент был бы более счастлив, если бы вы сумели вылечить ее. — Он снова посмотрел на Маркелла, и в голосе прозвучали холодные нотки. — И давайте не будем забывать кое-что еще, о чем я упомянул в тот день. Мы вложили почти одиннадцать миллиардов долларов в институт рака за последние десять лет. Теперь мы собираемся выяснить — не зря ли вы эти деньги получили.

Когда Шейн на следующее утро входил в лабораторию, Логан уже снова вернулся к реальности, как будто замечательный уик-энд был много лет назад. На доске объявлений висело предписание — чем ему заниматься сегодня, и задание, еще более утомительное, чем обычно: «Расщепление клетки». Так они прозвали скучную работу. Надо было почистить двенадцать колб, облепленных разными клетками, и он чувствовал себя солдатом, которому дали наряд на кухню. А если учесть, что всякий раз надо было их стерилизовать и класть новую питательную среду для клеток, на каждую колбу уходило полчаса. Но по сравнению с тем, что его ожидало в этот же день позже, ему следовало радоваться такому предписанию. В полдень — очередное посещение и обследование Фэйт Берн.

Через пять дней после того, как они с Сабриной столкнулись с креатинином, они держали это печальное открытие в секрете. В это утро Берн должны были сделать дополнительный анализ крови, и избежать разговора о креатинине было нельзя. Ибо результаты могли подвергнуть риску будущее всего курса.

— Я очень люблю наблюдать, как ты работаешь, Логан.

Он оторвался от колбы и посмотрел в веселые глаза Сефа Шейна.

— Ага. — Ему очень хотелось хотя бы раз достойно парировать удар шефа.

— Ну кто может меня упрекнуть в том, что я не натаскиваю своих подопечных? Ты мог бы теперь прекрасно трудиться в зоомагазине, чистить вольеры…

— Возможно, я этим и займусь…

— Или работать в собственном зверинце, необходимом для твоей темы.

— Где? — спросил Логан.

— Внизу. — И он кивнул головой. — У тебя там нет кроликов? Я слышал, что ты дюжиной уже воспользовался.

— А, да, правильно. — Как всегда, Логан не знал, как много стоит рассказывать Шейну.

Шейн улыбнулся.

— Так ты действительно переделал молекулярную структуру за уик-энд?

— Да, я думаю, нам удалось.

Потрясенный, Шейн покачал головой.

— Никакого обмана? Все вышло?

— Да. Нам повезло.

— И нашел время заняться с ней любовью? Здесь, в моей лаборатории?

— Нет, — сказал Логан, радуясь, что это правда. — Простите.

— А стоило бы. — Шейн помолчал. — Ну что ж, я потрясен.

Когда Шейн уже собрался уходить, Логан спросил:

— А могу я смыться днем? Мне кое-что надо проверить в лабораторной клинике.

Шейн остановился.

— Ну да. Появится та женщина? Так?

Логан неуверенно посмотрел на него.

— Миссис Берн.

— Ага, твоя лучшая подруга. Какие-то проблемы?

— Нет, обычное дело. — Он понятия не имел, купился ли Шейн на его ответ. — Доктор Комо ее осмотрит.

— Хорошо. Нет нужды тебе туда торопиться. Я все же хочу, чтобы ты закончил работу здесь.

Лишь в половине первого Логан смог пойти в клинику. Только он уселся в кресло в холле, как вошла Сабрина. По ее лицу он сразу понял — новости плохие.

— Логан, я тебя ищу.

— У тебя результаты анализа крови?

Она показала компьютерную распечатку.

— Ее креатинин — 2,0.

Он закрыл глаза и покачал головой.

— Ну, вот и случилось. — Он открыл глаза. — А она знает?

— Нет. Она все еще в комнате для обследований. Сперва я хотела поговорить с тобой.

— Я думаю, нам надо сказать ей. Теперь держать Берн на курсе опасно для ее здоровья. — Логан встал. — Я хотел бы пойти с тобой.

— Нет, Логан, — сказала Сабрина. — Для всех нас это будет лишнее беспокойство. Я сама.

— Ладно, — сказал Логан и снова сел. Он просидел пятнадцать минут, пока не появилась Сабрина.

— Логан, пошли. Это невозможно!

— Что? — спросил он, хотя прекрасно понимал, о чем она.

— Эта женщина все время спорит. И такая злая.

— Где она?

Она кивнула в сторону комнаты для обследований.

— Она хотела позвонить семье.

Он глубоко вздохнул.

— Слушай, Сабрина, может, мне не стоит во все это влезать. Мои отношения с Фэйт Берн…

— Логан, пожалуйста. Она меня теперь так же ненавидит. Но это надо сделать.

Он нехотя поплелся за ней по коридору. Берн сидела на краешке кушетки в больничном халате.

— Привет, Фэйт, — начал Логан как можно более вежливо.

Она не ответила и недоверчиво смотрела на него.

— Доктор Комо говорит, что есть вопросы относительно результатов анализа крови.

— Так вот это она вам говорит? Теперь слушайте, что я вам скажу. Результаты — обман. Я чувствую себя прекрасно.

Он кивнул.

— Мы планируем провести вторую серию анализов, чтобы еще раз проверить. — В сотый раз он с горечью подумал: Берн не следовало даже близко подпускать к этому курсу! Но сейчас вдруг его поразила новая мысль. Может ли такое быть? Возможно ли, чтобы Стиллман заранее знал, что на нее надвигается креатининовый криз?

— Послушайте, — резко сказала Берн, — я пришла сюда почти три месяца назад. И до сегодняшнего дня никто ничего мне не говорил про мои проблемы.

Но нет, не может быть. Как он мог знать такое? В ее карте ничего похожего, в ее истории болезни — тоже. Да, а что с той, другой женщиной, у которой та же проблема?

— Вы меня слышите, Логан?

— Конечно. — Ее хмурое лицо вернуло его к реальности.

— Я вам еще покажу, прежде чем вы успеете меня вышвырнуть с этого курса.

Логан по привычке постарался изобразить самую теплую докторскую улыбку. Он понимал, ничто из того, что могла сказать или сделать эта женщина, не удивило бы его. Но угроза использовать результаты анализов как часть личной мести смутила.

— Может, я попытаюсь объяснить вам, в чем проблема? Уровень креатинина…

— Извините, Фэйт, я примчалась сразу, как только смогла.

Да, в комнату входила Мэрион Уинстон, что вовсе не удивило доктора.

— Мисс Уинстон, — сказал Логан, — я не уверен, что вы примчались, потому что…

— У меня есть идея.

— Может быть, тогда вы поможете миссис Берн понять, что, несмотря на наши разногласия в прошлом, мы по одну сторону баррикад.

— Неужели? А вы мне разве позвонили, как это сделала Фэйт?

Логан постарался скрыть улыбку.

— Нет, но я рад, что вы здесь. Я знаю, как вы стремитесь к тому, чтобы все было честно.

— Видите ли, — разумно добавила Сабрина, — в условиях протокола оговорено, что, если у пациента уровень креатинина поднимается выше двух, он должен уйти с нашего курса. Продолжать опасно.

— Нет, — вмешалась Берн, — все надо изменить. Для меня слишком опасно не продолжать. И я умру, если уйду с курса.

Уинстон решительно закивала.

— Честно говоря, я ничего не знаю об этом вашем эксперименте. И меня он не очень-то интересует. Меня беспокоит то, что вы пытаетесь сломить веру пациента. — Она повернулась к Логану. — Снова. Только на этот раз вы подставили вместо себя доктора Комо.

Потрясенный Логан всплеснул руками и поглядел на Сабрину, которая от неожиданности открыла рот.

— Я полагаю, она должна бы удивиться, — продолжала Уинстон, — зная о ваших отношениях.

— Совершенно неуместное замечание, — пробормотал Логан.

И она обратилась к Сабрине:

— Я подумала, что как женщина вы отнесетесь к пациентке с большим пониманием. Очевидно, я ошиблась.

— В данном случае совершенно не имеет значения, кто врач — мужчина или женщина. Почему вы так ставите вопрос? Чего вы добиваетесь?

— Да, пожалуй, вы правы, доктор. Это вопрос честности. И компетентности.

— Это вы ведете себя нечестно, — возразила Сабрина. Логан впервые увидел ее в таком бешенстве. — Мы только пытаемся сделать как лучше!

— Слушайте, — вмешался Логан, — мы собираемся еще раз взять анализ крови. И можем взять в третий раз, если хотите. Но, будучи в здравом уме, мы не назначим лекарства пациентке, у которой такие результаты анализа.

Он подождал ответа. Его не было.

— Ну что ж, Фэйт, насколько мы понимаем, обследование окончено. Вы можете одеваться.

Уинстон положила руку больной на плечо.

— Пойдемте, — сказала она ласково. — Мы поговорим у меня в кабинете.

Когда Берн отправилась переодеваться, Уинстон, как и следовало ожидать, задержалась.

— Вы все же хотите, чтобы за вами осталось последнее слово? — ровным голосом спросил Логан.

— Я просто хочу, чтобы вы знали: мы этого не потерпим. Я с вами еще не разобралась.

Ему захотелось как-то разрядить ситуацию, во всяком случае, выйти из нее в рамках приличия.

Логан улыбнулся.

— Знаете, у меня неодолимое желание сказать вам, что я о вас думаю.

— Ну так давайте! — ответила она запальчиво и вздернула подбородок.

Ему пришло в голову, что она вызывает его на это, чтобы обвинить в новых грехах. Но он повернулся к Сабрине, которая тоже была на грани взрыва.

— Но, к несчастью, у нас есть другие дела.

Появившись на следующее утро в кампусе, Логан не удивился, обнаружив в своем ящике записку с приглашением зайти в кабинет доктора Реймонда Ларсена.

— Ну что, достукались, Логан? — начал глава медицинского отделения. — Я полагаю, нет нужды в объяснениях.

— А как же вы тогда собираетесь поступить, сэр?

То, что старший коллега наслаждался сценой, лишь вдохновило Логана сыграть ее как можно хладнокровнее, насколько это в человеческих силах.

— Мне не нравится такое отношение, молодой человек. Будьте любезны проявить уважение, а не оскорблять меня!

— Да, сэр. Именно это я и намерен сделать, доктор Ларсен.

— Тогда — к сути. Уже пять месяцев прошло с тех пор, как был одобрен ваш курс. Но я ничего не слышал о нем, кроме дурных отзывов. Ничего! Все, что вы сумели установить, так это то, что лекарство слишком токсично.

— Меня это тоже беспокоит, сэр. Но рано делать выводы.

— И, — продолжал Ларсен, пропусти в мимо ушей замечание, — трудно вообразить, что говорят о вашем личном поведении, оно все хуже. Похоже, вы и понятия не имеете, как вести себя с пациентами.

Логан уставился на Ларсена. И такое слышать от человека, чья манера поведения у кровати больного, как у убийцы из сериала!

— Сэр. Я думаю, это нечестно. Кроме мисс Уинстон, с которой возник конфликт с самого начала, никто…

— Меня не интересует ваше мнение. И вообще я не думал, что результаты экспериментов с соединением Q так плохи.

— Но доктор Шейн…

— Или его мнение… Не доктор Шейн — главный исследователь в этом курсе, а вы.

— Конечно, я просто пытаюсь сказать, что наш курс ничуть не хуже, чем другие на этой же стадии. И наш не единственный, который пока не показал ярких результатов.

Хотя Логан не называл имен, намек был ясен. И вена на виске Ларсена начала пульсировать.

— Я не должен вам напоминать, что вы не доктор Стиллман! И вы не на том уровне, чтобы говорить в таком тоне о работе доктора Стиллмана!

— Да я просто пытаюсь…

— Доктор Стиллман понимает, что нельзя подвергать пациентов неоправданному риску. Он думает о репутации института. А вы, молодой человек, известно вам это или нет, как раз именно это и сделали. Вы понимаете, о чем я говорю?

Логан собрался было ответить, но передумал. Ларсен и не пытается изобразить, что хочет вести диалог. Он не слушает ответов.

— Да, сэр. Очень сожалею, доктор Ларсен. Так что вы теперь предлагаете нам делать?

— Я ничего не предлагаю. Вы должны сделать следующее. Сколько пациентов осталось у вас на курсе?

— Миссис Берн выпадает, я думаю… — Собеседник не сводил с него глаз. И он закончил: — Тогда остается тринадцать.

— И они регулярно появляются в институте?

— Да, сэр.

Логан подался вперед, навалившись на стол.

— Доктор Логан, не в моей власти окончательно закрывать курс. Но я могу предпринять необходимые шаги, чтобы спасти реноме медицинского отделения. — Он помолчал. — Я жду, что вы проинформируете всех своих пациентов в их очередной приезд в институт о чрезвычайном риске, которому, как мы теперь знаем, они подвергаются из-за этого лекарства. И каждая должна сделать выбор — оставить курс или продолжить. — Он покачал головой. — И я хочу каждой из них принести извинения лично.

Логан стоял потрясенный и онемевший. В общем-то Ларсен убивает программу. Неужели дело идет к концу? И у него даже нет возможности привести аргументы в защиту программы?

Он понимал, что слова ничего на значат. Да они и не шли на ум.

— Все, Логан, — сказал вдруг Ларсен воинственным командирским тоном, как бы разрешая мелкому служащему уйти. — Понимаете ли, некоторым из нас здесь еще работать.

До сего дня опыт общения Логана с Марджори Роум ограничивался знакомством. Первую беседу с ней проводила Сабрина, она ее и вела по курсу. А потом ее обследованием в амбулатории занимались также Сабрина или Рестон.

Но оба подтвердили собственное впечатление Логана — она хорошая женщина. Любезная. Готовая сотрудничать. И самое главное — уравновешенная, что, как Логан узнал на основе тяжкого опыта, совершенно необходимо в таких ситуациях.

— Миссис Роум не нытик, — говорила Сабрина, — она… Есть какое-то выражение? Может посмотреть на вещи с чужой колокольни? Она знает, что, если что-то плохо, не значит, что кто-то виноват.

Логан вспомнил все это, чтобы ободрить себя. Марджори Роум — еще одна пациентка, у которой возникла проблема с креатинином, она должна была утром явиться на обследование, которое Логан собирался провести сам.

Даже до разговора с Ларсеном он с ужасом думал об этом — можно было предположить, что уровень креатинина дойдет до грани приемлемого и ее придется убрать из программы. Но даже слабая надежда на то, что уровень не поднимется до такой степени, вселяла мало оптимизма. Сейчас он должен выполнять приказ начальства и под давлением Ларсена душить собственное детище.

Сидя на скамейке во дворике в яркое летнее утро и глядя на прохожих, Логан не мог поверить в случившееся. Он пытался сформулировать, что чувствует. Неужели такое могло быть? Но нет, продолжая анализировать, он понял: его реакция — шок. И, что интересно, совсем другой уровень самозащиты. Ему повезло, что он испытал это на себе.

Сабрина другая, и не надо спешить рассказывать ей. Незачем наносить удар, это эгоистично и невеликодушно. Она все утро как приклеенная в лаборатории Шейна, и, видимо, ей потребуется время, чтобы осмыслить такую новость и найти убежище, где можно побыть совсем одной. И это даже не удар по перспективе ее карьеры, даже не вызов ее гордости. Просто страшная обида, нанесенная ее сильно развитому чувству справедливости.

Логан посмотрел на часы: почти полдень. И куда так быстро летит время?

Он решил постараться стряхнуть с себя тяжесть случившегося, которую ощущал чуть ли не физически. Это получилось, и он направился к амбулаторной клинике. Марджори Роум ждала его в комнате уже в больничном халате.

— Простите за опоздание, — извинился Логан, протягивая руку и изображая ободряющую улыбку.

— Ничего страшного, — отозвалась полная женщина с приятным круглым лицом и голубыми глазами. Казалось, она сама хотела его поддержать. — Я думаю, мы просто чуть раньше кончили.

На самом деле она уже была в кампусе довольно давно, у нее взяли кровь и сделали рентген.

— Хорошо, надеюсь, ничего неприятного они вам не сделали.

Дэн понимал, что произносит что-то заученное. Он как бы поставил себя на автомат.

— О да, все были очень приветливы. Как всегда.

— И вы чувствуете себя хорошо? Никаких болей или беспокойства?

— Нет, я действительно чертовски хорошо себя чувствую.

— Отлично.

И, хотя Логан продолжал улыбаться идиотской улыбкой, он понимал, что скоро ему придется приступить непосредственно к делу. К ее дальнейшему присутствию на этом курсе, точнее, к невозможности присутствия. Результаты анализа крови появятся вот-вот, с минуты на минуту. И ему надо дождаться их.

— Итак, — сказал он, — вы сядете на кушетку, и я начну осмотр.

— О’кей.

Прежде чем начать, он взял ее карточку и пробежал глазами. Да, он вспомнил. У миссис Роум были внутри узелки в легких, примерно дюжина. Опухоли в каждом легком. Так что ее прогноз очень плох.

Он перевернул страницы, нашел сведения о ней лично.

— Ну, как дети? — спросил он.

Ее лицо засветилось.

— О, прекрасно! Но с ними столько забот. Вы же знаете этих подростков.

— В общем-то только понаслышке.

— Конечно, вы сами еще слишком молоды.

Логан улыбнулся. Просто невероятно, что эта женщина способна продолжать хотя бы внешне вести нормальную жизнь.

— Мальчик и девочка. Так?

— Вы помните. Джен, моя дочь, недавно узнала, что будет капитаном футбольной команды в следующем сезоне. Правда, радость? — Она засмеялась. — А дома поднялось такое, но, я думаю, все равно несравнимо с тем, что творится здесь.

— Да, конечно. Это гораздо важнее. — Он придвинулся к ней. — А теперь расслабьтесь, дышите нормально. — Он коснулся шеи, и его пальцы побежали вниз, нащупывая узелки над ключицей. — Так, хорошо, они отчетливые.

— Я могу говорить?

— Да, я думаю. Я все равно не могу вас остановить.

— Ну так вот, я еще хотела похвалить своего сына. Он очень хороший, ласковый, и поэтому хочется быть справедливой к нему, даже если он и не слышит моих слов.

Логан улыбнулся. Он пытался вспомнить, на кого она похожа. И до него наконец дошло: Джейн Уитерс — ребенок-телезвезда. Причем не только внешнее сходство, а еще и безграничный оптимизм натуры.

— Продолжайте, мне интересно.

— Хорошо. Его зовут Питер…

— Угу. Миссис Роум, вы можете встать на ноги?

Она соскользнула с кушетки.

— Ему четырнадцать, и вы не догадаетесь, что он недавно объявил! Он хочет быть…

Логан знал ответ — он его уже один раз слышал.

— Понятия не имею.

— Врачом. И это с тех пор, как я хожу сюда.

«О Боже, — подумал он, — она собирается мне все осложнить».

— Не знаю, чувствовать ли себя польщенным или передать ему некоторые предостережения.

Она рассмеялась.

— Я думаю, даже вы его не переубедили бы.

— А теперь минутку — спокойно. Сделайте вдох.

Осторожно он стал щупать ее живот. Печень не прощупывалась. Тоже хорошо. Значит, не увеличена.

В дверь постучали.

— Доктор.

Это то, чего он со страхом ждал. Медсестра несла результаты анализов. Он взял их.

— Извините, миссис Роум, минутку.

— Пожалуйста, доктор. — Она села на край кушетки и, к его удивлению, стала напевать.

Он держал три страницы, но его глаза сразу выхватили цифру: креатинин — 1,9.

Он не знал, радоваться или огорчаться. С одной стороны, она еще не дошла до черты и формально могла остаться на курсе. А с другой — у него выбили почву из-под ног. Теперь он должен будет говорить ей об опасности лечения.

Она перестала напевать.

— Какие новости, доктор, хорошие?

— Все то же самое.

— Ну что же, из этого я всегда и исходила. Отсутствие новостей — уже хорошие новости.

Вот это пациент — мечта! Если бы только можно было лечить таких, учитывая специфику болезни!

Рассеянно Логан отложил в сторону результаты анализа и вынул из конверта рентгеновский снимок.

— Миссис Роум, я хотел бы кое-что обсудить с вами…

— Давайте.

Но он уловил нотки озабоченности в ее голосе.

— Вы знаете, что такое креатинин? Вам кто-нибудь объяснял?

— Ну, в общем-то нет. Конкретно — нет.

Он хотел посмотреть снимок на экране. Включил.

— Дело в том, что он определяет функции почек. — Он повернулся и посмотрел ей в лицо. — Это как раз то, что мы можем определять по результатам анализа крови.

— И что, у меня проблемы? Честно говоря, я хорошо себя чувствую.

— Ну, как сказать. И да, и нет. Я с сожалением должен сообщить, что мы вынуждены снять одну женщину с нашего курса из-за креатинина, он у нее поднялся до опасного уровня. Ваш еще не так велик…

Он остановился. Странно. Логан смотрел на снимок. Легкие совершенно чистые.

— Но вы говорите, что есть опасность?

— Это то, за чем мы должны наблюдать. — Едва пробормотав эту фразу, он впился в снимок глазами.

— Извините, миссис Роум, вы делали этот снимок сегодня утром?

— Конечно. Совсем недавно.

— А когда последний?

Она пожала плечами.

— Ой, не знаю, две или три недели назад.

— Простите, я отвлекусь на секунду, хорошо?

Он вынул снимок, повернул его и прочел сбоку ее имя. Роум.

Положил на место, снова стал рассматривать.

Вряд ли его перепутали.

— А что такое, доктор? — спросила она с беспокойством. — Я надеюсь, ничего серьезного?

— Нет-нет. Я просто кое-что рассматривал. Не о чем беспокоиться.

Он пересек комнату и взял папку с ее историей болезни. Нашел предыдущие снимки. Их было четыре, и они лежали в хронологическом порядке. Взяв самый последний, он прочел дату.

— Да, вы правы. Последний — две недели назад. Ровно. — И он поместил их рядом на экране.

Сомнений не было.

Это снимки Роум. На обоих никакой тени с правой стороны, где была мастектомия. Только на предыдущем — ясные, отчетливые узелки, в то время как на новом…

Только сейчас Логан почувствовал, как его сердце заколотилось.

— Доктор, вы можете мне сказать, что происходит? Я чувствую себя, как в потемках.

Он повернулся к ней со сверкающими глазами, отчаянно пытаясь сохранить строгий профессиональный вид.

— Миссис Роум, Марджори… Я увидел что-то очень интересное на ваших снимках. Потенциально интересное.

— Хорошие новости? — Несмотря на то что он очень старался, его горячность вылезала наружу, и женщина не могла этого не чувствовать.

— Думаю, что да. Возможно. Я хотел, если вы не против, чтобы вам еще раз сделали снимок. Чтобы убедиться…

— Хорошо.

— И я хочу вызвать коллегу, доктора Комо.

— Да, конечно. Она мне нравится.

— Так что простите, я отвлекусь на минутку.

Он взял трубку и набрал номер сестринской.

— Это доктор Логан из палаты обследований, — сказал он ровным голосом, — и я хочу, чтобы вы еще раз сделали снимок грудной клетки миссис Роум. Пошлите кого-нибудь за ней.

Он повесил трубку и повернулся к пациентке.

— Медсестра сейчас придет, а я выйду на несколько минут.

Закрыв дверь, Логан быстро пошел по коридору, к комнате отдыха, он схватил трубку.

— Логан? — Голос Сабрины звучал озабоченно. — Зачем ты мне сюда звонишь?

И, не ожидая ответа, она сама спросила о том, чего боялась в то утро:

— Ты насчет встречи в Ларсеном?

На самом же деле встреча с главой медицинского отделения, которая еще несколько минут назад была для Логана центром мироздания, сейчас отошла на самый дальний план.

— Нет-нет, я из амбулаторной клиники. Ты не могла бы сейчас прийти?

— Зачем?

— Сабрина, пожалуйста! Скажи им что угодно. И скорее сюда.

Она появилась через десять минут.

— Логан, что? Что сказал тебе Ларсен?

— Взгляни на это.

Он дал ей два снимка и наблюдал, как она рассматривает их на свет у окна.

— Это снимки миссис Роум…

— Да, и?..

Но она уже переводила взгляд с одного на другой, и он видел, как менялось ее лицо. Глаза оживились, ей все становилось ясно.

— А это не ошибка? Их не перепутали? Ты проверил?

— Абсолютно. Вне всяких сомнений.

— Надо посмотреть на экране.

— Ты увидишь то же самое. — Логан помолчал и тихо добавил: — Говорю тебе, Сабрина, это — чудо.

Она никогда бы не поверила, что Дэн Логан способен на такие слова. Как и она, как все исследователи в мире, он считал себя скептиком. В медицине чудес не бывает. Все должно иметь свое объяснение.

Но сейчас Сабрина только кивнула, соглашаясь.

— А что ей сказать? Она еще ждет.

— Так она не знает?

— Я сперва хотел поговорить с тобой.

Она села на край подоконника и снова подняла к свету последний снимок.

— Я думаю, надо сделать еще один, да? Ну, чтобы убедиться.

— Я уже сделал, Сабрина.

Она серьезно кивнула.

— И все-таки мы не должны предаваться ложным надеждам.

— Нет, конечно, нет.

Такой консерватизм был типичен для их сферы. У всех борцов с раком одна заповедь: самое главное — перспектива. К провалам относиться как к должному, а от успехов не терять голову. Достижения, какие бы они ни были, в конечном счете не излечивают от рака, они лишь более или менее эффективный способ держать в узде клетки-убийцы как можно дольше. И даже то, что показывали снимки Марджори Роум, означало, что все-таки среди миллионов клеток есть злокачественные и они в любой момент могут запустить процесс, который в итоге приведет больную к смерти.

Они постарались успокоиться, но все же не могли скрывать свои чувства. Полный восторг!

— Итак, — сказала Сабрина, — что мы ей скажем?

На лице Логана засияла улыбка.

— Вот проблема, да? Никакие слова не годятся. Они не произведут должного эффекта.

В конце концов решили позволить самой пациентке сделать открытие. Когда они к ней вернулись, Сабрина снова положила два снимка на экран.

— Не хотите ли посмотреть на то, что рассматривал доктор Логан? — предложила она.

Роум пожала плечами и подошла.

— Я не думаю, что для меня это какой-то перст судьбы.

Но, когда Сабрина показала на узлы на первом снимке, а потом на то же место на втором, совершенно чистом, Роум повернула к ней по-детски удивленное лицо.

— Это значит то, о чем я подумала?..