— Да, очень обнадеживающий признак. Очень.

— Это лекарство? Оно… сработало?

Ни Логан, ни Сабрина не могли произнести подобное вслух. Они не осмеливались. Но вот слово сказано.

— Да, у нас есть реальные основания надеяться, — подтвердил Логан.

На глазах Марджори Роум появились слезы.

— О Боже! О Боже! — И, раскрыв объятия, она притянула к себе Сабрину.

— Эй, — засмеялся Логан, — я ведь тоже имею к этому некоторое отношение.

Вытирая слезы рукавом халата, Роум потянулась к нему, желая обнять и его.

— Я должна позвонить домой, — сказал она. — Я должна рассказать семье.

— Конечно. Давайте-ка я выведу вас на городскую линию. И мы вас оставим.

Логан и Сабрина поспешили в комнату врачей.

— Вышло немного сентиментально, да? — Она повернулась к окну, а когда снова посмотрела на Логана, он увидел, что ее глаза увлажнились.

— О, Логан, — сказала она, обняв его, — я не могу поверить. Он обнял ее и крепко держал. Она расплакалась, и ее тело сотрясалось от рыданий.

— Тише, — успокаивал он девушку, крепко прижимая к себе. И улыбнулся. — Ну что такое? Это же хорошие новости, Сабрина. — Но она плакала, а он молча зарылся лицом в ее волосы. Он не хотел, чтобы она видела его слезы.

* * *

Грегори Стиллман подождал, когда автомобиль первой леди — последняя модель «шеви-каприс» — остановится возле радиационного лечебного центра института.

— Точно вовремя, — сказал он, помогая ей выйти.

— Это самое малое, что я могу сделать для вас за все то, что вы делаете для меня.

— Подождите за углом, — велел он шоферу и повел ее к обыкновенному кирпичному зданию.

Как во всех помещениях такого рода, наземные этажи были излишни. Ради безопасности все радиационное оборудование находилось глубоко под землей. Они прошли прямо к лифту, который должен будет спустить их вниз на пять этажей.

У миссис Риверс не было никаких иллюзий. При первой встрече доктор Стиллман объяснил, что в таких случаях, как ее, лечение почти всегда начинают с облучения. И какие бы ужасы ни рассказывали об этом методе, он дает мало побочных явлений. У нее может начаться диарея, заметил он, потому что будет выброс в желудочно-кишечный тракт. И, может быть, она почувствует усталость. Но через десять дней, когда она получит свою дозу в триста рад, ничего не будет заметно невооруженным глазом.

— А если это не поможет? — спросила она.

Стиллман нахмурился, как будто они говорили о неприятности, о которой даже думать не стоит.

— Ну что ж, тогда, — ответил он, — тогда есть выбор: химиотерапия и еще экспериментальные варианты. Итак, — сказал он ей теперь, когда они спускались в лифте, — а как ваши дети?

— Хорошо, спасибо. Они об этом, конечно, не знают.

— Да, я догадываюсь.

— Я говорила об этом с Джоном, и мы решили, что пока им не стоит рассказывать.

— Понятно.

Она посмотрела на доктора. Он уставился в потолок. Она всегда хорошо чувствовала людей, гораздо лучше, чем ее муж. Но в этом случае не надо быть особо тонкой натурой, чтобы понять — этому типу безразличны ее дети.

— А у вас есть дети, доктор?

— Хм, в общем-то да, есть.

— Мальчики, девочки?

— Два мальчика.

— Сколько им?

Он поколебался.

— Четырнадцать и двенадцать, я думаю. Они живут со своей матерью.

Он думает? После первой встречи она готова была как-то объяснить его манеру поведения, оправдать робостью или неловкостью из-за ее положения. Иногда, в последние годы, она ошибалась. Но нет, сейчас нет. Грегори Стиллман, возможно, талантливый специалист по раку, как его повсюду рекомендовали, но едва ли она выбрала бы его в друзья.

Они вышли из лифта в большой освещенный холл. Сегодня здесь никого.

Почти всех сотрудников отпустили на десять дней, объяснив, что надо подремонтировать оборудование.

— Но я надеюсь, никому не отказали в лечении из-за меня?

— Не думаю. Скорее всего, их просто направили в другое место.

Вдруг дверь в дальнем конце комнаты резко открылась, и невысокий смуглый человек в халате направился к ним, широко улыбаясь и протягивая руку.

— Извините меня, пожалуйста, — сказал он. По акценту она поняла, что он грек. — Я не ожидал вас так скоро.

— Миссис Риверс, — сказал Стиллман, — это доктор Андриадис, директор нашей радиационной терапии.

Он взял ее руку, улыбка не сходила с его лица.

— Я большой поклонник вас обоих — и вас, и вашего мужа.

— Спасибо.

— Доктор Стиллман уже объяснил предстоящую процедуру?

— Да, объяснил. — В конце концов, это несложно. Идея заключается в том, чтобы убить раковые клетки, поразив их радиационным лучом. Такие специфические детали, как то, что их источник радиоактивности — кобальт-60 и его луч, состоящий из питаемых энергией фотонов, ее не интересовали. Она знала одно: луч на своем пути здоровые клетки убивает так же, как и больные.

— Ну а теперь, первое, что надо сделать, — это нанести красные полосы на вашу кожу. И боюсь, они не смоются две недели. Но они необходимы, потому что по ним мы должны целиться в одно и то же место.

Она почувствовала себя бодрее от его уверенного тона.

— Я понимаю. Это я переживу.

— Я говорю пациентам, что в этом ничего плохого, если не ходить на пляж. — Он снова улыбнулся. — Но в такую жару, может, и правда это не так легко.

Он провел их в приемную, просторную комнату, где стояли четыре внушительных аппарата, отделенные друг от друга бетонной перегородкой. Здесь их ждали два медика, мужчина и женщина.

— Вот здесь мы и будем работать, — сказал Андриадис. — Но сначала я попрошу вас надеть халат. Раздевалка здесь.

И, только когда она оказалась в комнате за закрытой дверью, на нее навалился страх. В ужасе она думала, что отдала свою жизнь в руки этих людей! Она разрешила им нацелиться на ее тело аппаратом из научного японского фильма пятидесятых годов! Она больше не могла храбриться. Почему, ну почему она не настояла, чтобы Джон приехал вместе с ней?

Но нет, конечно же, нет. Это невозможно.

— Я готова, — сказала она через минуту, выходя из раздевалки.

Доктор Андриадис, казалось, почувствовал то, что она сейчас переживает.

— Незачем волноваться. Все будет прекрасно. Мы здесь для того, чтобы вам помочь.

Когда она прошла с ним к аппарату «Кобальт-60», то взглянула на доктора Стиллмана. Он равнодушно стоял в стороне. И вновь, еще сильнее, чем прежде, ей захотелось, чтобы на месте этого человека был кто-нибудь другой.

* * *

Когда Сабрина открыла в тот вечер дверь, Логан стоял на пороге с охапкой подсолнечников.

— Это чтобы ты не забывала, кто солнце твоей жизни, — объявил он. — Марджори Роум я послал розы.

Она засмеялась.

— И я тоже. — Из-за спины она вынула два больших пакета конфет. — Это чтобы ты не забыл, кто сладость твоей жизни.

Он разбросал цветы по полу в гостиной и обнял ее.

— Как всегда, у меня есть кое-что получше.

Не прерывая поцелуя, она ногой закрыла дверь.

— Знаешь что, Сабрина, — сказал Дэн, чуть отстранясь, — я почти весь день летал как на крыльях и с трудом сдерживался, чтобы не рассказывать всем подряд о том, что случилось.

— Я понимаю.

Он засмеялся.

— Мне тоже хотелось бросить им в лицо эту новость. А когда ты собираешься увидеться с Рестоном? — напомнила она ему.

— В девять у него. — Он посмотрел на часы. — Держу пари, тебе хотелось бы стать маленькой итальянской мухой и усесться на стене в его гостиной.

— Да, тогда бы я тоже его увидела. Хотя у мух очень узкое поле зрения. Может быть, в таком случае он бы мне больше понравился?

Вдруг он вспомнил.

— О, мне надо кое-что тебе показать. — И вынул из нагрудного кармана письмо. — Вот после этого и не верь в судьбу.

— А что такое?

— Вынул из своего почтового ящика днем.

Он передал Сабрине письмо. Она тут же узнала конверт — точно такой же, как тот, что пришел от немецкого старика-химика два месяца назад. На этот раз письмо было длиннее первого, почти целая страница исписана старательным старомодным почерком.

«Уважаемый доктор Логан!

Приветствия и наилучшие пожелания. Я был очень рад получить от Вас письмо тридцать первого мая. Работа, которую Вы делаете, мне кажется очень интересной. Пожалуйста, дайте знать о Ваших результатах. Или назовите публикации, которые я мог бы почитать.

Вы спрашиваете меня о работе, которой мы занимались очень давно. Она велась под руководством японца Микио Накано».

Сабрина посмотрела на Логана.

— Накано?

Он засиял.

— Представляешь, да?

«Накано приехал в нашу страну совсем молодым и работал у великого доктора Пауля Эрлиха. Это Эрлих поручил ему заняться раком груди.

Я познакомился с Накано в 1928 году, когда он стал работать во Франкфурте в компании „Кристиан Томас“. Он был главным химиком, а я просто молодым помощником. И у нас сложились хорошие отношения.

Я все еще очень хорошо его помню, очень умного, энергичного. У Томаса мы работали с химическими продуктами из нефтяного сырья. Но герра Накано больше всего интересовали эксперименты с производными сульфанатов. Он был уверен, что сумеет найти средство для борьбы с раком. Господин Томас сперва тоже в это верил, но соединение получалось весьма токсичным. И одни кролики от него слепли, а другие умирали. Поэтому через какое-то время Накано ушел от Томаса. Но, насколько я знаю, он не прекратил работу. Он был очень настойчивым. В конце концов, и сам Пауль Эрлих двадцать лет искал решение, как избавиться от токсичности в лекарствах против сифилиса. Шестьсот шесть соединений синтезировал Эрлих! И он же нашел одно-единственное решение!

Пожалуйста, сэр, напишите мне побольше о Вашей работе. Мне интересны все детали. Сейчас у меня много свободного времени и бывает скучно.

С искренними пожеланиями,

Рудольф Кистнер».

Сабрина осторожно вложила письмо в конверт.

— Видишь, — сказала она тихо. — Не мы первые. У этого человека тоже такие мысли.

— Я бы хотел, чтобы он увидел то, что мы сделали сегодня.

Сощурившись, она взглянула на него.

— Откуда мы знаем, может, он и видел?


Часом позже, когда Логан входил в парадное Рестона — впервые он был здесь несколько месяцев назад, — его охватили противоречивые чувства: как член группы Джонни Рестон имел право на эту потрясающую новость. И ему следовало сообщить ее еще несколько часов назад. С другой стороны, именно Рестон отстранился от проекта, и мысль, что теперь он разделит с ними славу, если таковая на них обрушится, было трудно переварить.

Даже сегодня первым порывом Рестона было дистанцироваться от курса.

— Ну что, Дэнни, мой мальчик? Что такое стряслось, что ты не мог подождать до завтра? — спросил он уже в прихожей. — Как будто я не знаю…

— Мы можем сесть? Это очень важно, Джон.

— Что, так плохо? — спросил тот, вводя Дэна в гостиную. — Боже мой, я уже начинаю тебя воспринимать как вестника дурных новостей. — Они сели в гостиной, в которой царил хаос. — Что, новый случай этой чертовой токсичности?

— В общем-то нет. Речь идет о Марджори Роум.

— А что с ней?

Логан вынул рентгеновский снимок.

— Эти снимки мы сделали сегодня. У нее все чисто.

Рестон привстал.

— Что ты такое говоришь?

— Взгляни.

Рестон не решался.

— Чисто? Ничего нет?

— Насколько можно видеть — ничего.

Рестон неуверенно улыбался.

— Правда? И ты меня не обманываешь? — Он встал. — Дай-ка взглянуть. — Он мигом посмотрел снимок. — Эми! — закричал он. — Эми, давай сюда!

— Что? — отозвалась она откуда-то из глубины квартиры.

— Детка, скорее!

Она влетела через минуту в махровом халате с полотенцем на голове.

— Что? — И вдруг увидела Логана. — О, Дэн, я не знала, что ты здесь…

Но Рестон уже обнял ее и закружил по комнате.

— Мы сделали! Лекарство действует!

— Что?

— Мы добились своего, Эми. Соединение Q существует!

Она остановилась и повернулась к Логану. Услышанное поразило ее как нечто невероятное. Было совершенно ясно — ничего хорошего она не слышала об этом лекарстве. Только плохое.

— Правда? Действительно правда? После всего того, что у вас было с этим лекарством?

Логан пожал плечами и улыбнулся.

— Ну, пока, кажется, все хорошо. Конечно, еще рано…

— Одевайся, — велел Рестон. — Мы идем отмечать это дело. И как следует! — Он повернулся к Логану. — Ты пойдешь с нами, Дэн?

Тот улыбнулся.

— Нет, спасибо. Я буду как пятое колесо в телеге. И потом мне надо еще кое-куда зайти.

Рестон протянул ему руку.

— Слушай, старик, я хочу тебя поблагодарить. Я думаю, тяжелые времена, которые мы пережили, стоили того? Правда?

— Ну что ж, каждый внес свою долю.

— Правильно. — Рестон засмеялся. — И не забудь про это.


На следующее утро Логан и обрадовался, и удивился: Сеф Шейн еще не знал о новости.

— Ну, — начал Логан, улыбаясь, — похоже, я первый. Я должен сказать вам кое-что важное, чего вы не знаете.

— И что это может быть такое? Только не рассказывай, что вы нашли еще одно средство травить пациентов.

Теперь Логан смотрел на снимки Марджори Роум как на талисман. Эффект, который они производили, был просто магическим.

— Вот, взгляните, — сказал он и через стол подал ему снимок.

Шейн посмотрел, но его лицо оставалось разочаровывающе нейтральным.

— Это вторая пациентка с креатинином? — спросил он наконец.

Логан кивнул.

— В общем-то да. Когда она вчера приехала на очередное обследование, именно это меня и беспокоило.

— И какой у нее сейчас уровень креатинина? Или, увлеченные триумфом, вы вообще забыли проверить?

— 1,9. Не блестяще, но пока можно оставлять на курсе.

— Хорошо. — Шейн задумчиво помолчал. — Это потрясающее достижение, Логан. Ты и сам знаешь.

— Да, сэр.

Что все-таки происходит? Почему Шейн такой мрачный?

— Меня заботит, — продолжал Шейн, точно прочитав его мысли, — как бы это вас не слишком увлекло. Мы еще не знаем, сумеем ли закрепить результат. Не так ли?

— Да.

— И мы еще не приблизились к решению проблемы токсичности.

— Да.

— Но я хочу сказать, что даже один ответ — уже хорошо. Но никакой гарантии успеха всего курса.

— Конечно, нет. Я понимаю.

Что-то происходит. Неужели Шейн недоволен?

Вдруг Шейн улыбнулся и развел руками.

— Поздравляю, Логан. Сказать по правде, я уже начинал опасаться, что ты меня подведешь.

Логан рассмеялся.

— Да, я так и подумал. Никогда не подведу. Не будет такого.

— Это убьет сволочь Стиллмана. Сразит наповал. — Шейн прямо-таки раскудахтался. — Ты подумал о том, как запустить такую новость?

Логан пожал плечами.

— Да нет, мне и в голову не приходило.

— Ну ладно, хорошо. Оставь это мне. — Он потер руки. — Запустим как слух. Ну, знаешь, вроде того, что получены какие-то результаты по соединению Q. Что-то в этом роде. Потом, дня через два-три, пускай просочатся какие-то крохи. Пусть все пострадают, помучаются.

— Может, все-таки немного подождать? Повнимательнее понаблюдать за миссис Роум? И посмотрим, как другие пациенты?

Шейн серьезно кивнул. Он был похож на кота, сожравшего целое гнездо канареек.

— Знаешь, я уверен, что ты увидишь результаты и у других теток.

— Правда? — Логан подскочил. — Почему?

— Ты ведь в последнее время не заходил к своим крольчатам? Слишком был занят, изображая большого человека в амбулаторной клинике.

— К кроликам? Да, со вчерашнего утра, после того как дал им вторую дозу.

— А лучше бы зайти. А?

Через некоторое время Шейн уже вел Логана вниз по лестнице к лифтам.

Едва переступив порог вивария, Логан заметил перемены. По крайней мере, половина животных выглядела здоровее, мех не такой свалявшийся, как в прошлый раз. Зверьки чувствовали себя увереннее и энергичнее. Но, только подойдя к клеткам, он увидел, как значительны перемены. Почти на всех животных опухоли заметно уменьшились.

— Бог мой! — воскликнул Логан. — Посмотрите-ка на них!

— Да, у них такой вид, что почти можно есть.

— Так быстро! Всего через четыре дня…

Шейн кивнул.

— Хочешь знать, что я думаю? Я думаю, что ваши с подружкой игры вокруг этой молекулы привели к чему-то весьма интересному: вы не изменили сути действия соединения Q, но существенно усилили его эффективность.

— Иными словами…

— У меня предчувствие, что вы добьетесь большего от соединения Q.

— Почему? Откуда такая уверенность?

— Эта штуковина, которую вы создали, как вы ее называете?

— Соединение Q-лайт.

— Ну и умная же ты шельма, а Логан? — Шейн улыбнулся. — Видимо, этот ваш новый состав усваивается организмом не так быстро, как соединение Q, но это означает, что и действует он дольше.

— То есть мы можем ожидать еще большей эффективности?

Шейн взглянул на него с привычным пренебрежением.

— Откуда мне знать, черт возьми? Мы имеем дело с людьми, а не с грызунами. — Он помолчал. — Но бьюсь об заклад: то, что вы получили, это не предел.

Логан долго смотрел на кроликов.

— Этого уже достаточно, — вымолвил он наконец.

* * *

Прошло чуть больше недели, и появился еще один результат. На этот раз его обнаружил Рестон. Вернувшись в группу и желая наверстать упущенное, он старался сам осмотреть каждого пациента, приходившего на регулярные обследования, надеясь приобщиться к успеху.

По иронии судьбы, именно Ханна Дитц, которую из-за токсикоза Рестон настаивал убрать с курса, оказалась его «счастливым случаем». И, поскольку Рестон не знал точно, известно ли ей что-либо о его прежних намерениях, он сперва готов был уступить Ханну любому из коллег. Но больная его тепло приветствовала, и он ободрился.

— Доктор Рестон, мы так давно не виделись.

Он улыбнулся.

— Не беспокойтесь, миссис Дитц. Я следил за каждым вашим шагом, и, насколько я понимаю, вам удалось усмирить ваши десны…

— Да-да. Больше не было кровотечения, слава Богу. — Она закивала. — Мой Фил такой хороший человек. Знаете, он мне все время твердит: «Мы справились с одним, справимся и с другим».

— Это очень важно, — солидно сказал Рестон. — И врачи, которые говорят, что настрой пациента ничего не значит, совершенно не правы.

— Да, я знаю. — Она улыбнулась. — Плохо только то, что другое, с чем надо справиться, — рак.

Случай Дитц отличался от других на курсе. Ее опухоль поддавалась пальпированию — гроздь твердых образований размером пять на четыре сантиметра. И эта опухоль легко прощупывалась. Поэтому сразу же, когда Рестон начал пальпировать, он поразился произошедшей перемене. Дело было не в том, что опухоль уменьшилась, она стала эластичной и как бы проросла в окружающие ткани, ее края не прощупывались.

Рестон даже не пытался скрыть свое возбуждение.

— Миссис Дитц! — объявил он. — Я думаю, у меня для вас потрясающая новость! Похоже, ваша опухоль почти исчезла.

Привыкшая к эмоциональной сдержанности, миссис Дитц не сразу прореагировала.

— Правда? — Это было единственное, что она отважилась спросить.

Он горячо закивал.

— Клянусь Богом, я едва могу прощупать эту сволочь! Простите этот мой французский…

Она засмеялась.

— В данный момент я ничего не имею против вашего французского, молодой человек.

— Хотите позвать своего друга? Как его зовут?

— Фил. Да, я бы очень хотела.

— Ну, буквально на минуточку, сообщите ему новость.

— Ей лучше? — спросил Фил с сомнением. — Так, да?

Рестон поколебался.

— Давайте скажем так: сегодня ей гораздо лучше, чем вчера.

Сейчас, когда первый порыв эйфории прошел, он упрекнул себя — не надо было с такой определенностью формулировать вывод. Потому что диагноз с помощью пальпации может оказаться неточным. До получения солидных подтверждающих данных все это лишь медицинские предположения.

— Слушайте, Фил, боюсь, сейчас вам придется нас оставить. Мы намерены провести анализы.

— Это долго?

— Нет, совсем нет. Может быть, минут сорок пять. — И Рестон начал подталкивать Фила к двери. — И пока никому не рассказывайте. Ладно?

— А почему?

— Это несколько преждевременно. И не в интересах Ханны. Ну а теперь, — сказал Рестон, закрывая дверь и поворачиваясь к Дитц, — сейчас мы сделаем биопсию.

Она съежилась.

— А это больно?

— Нет. Вы даже не почувствуете. И никуда не надо идти. Вам сделают прямо здесь.

И правда, самым трудным была местная анестезия. Цитолог, который должен был взять ткань на биопсию, хороший друг Рестона, управился со своей работой меньше чем за две минуты. Современнейшим инструментом он изъял из опухоли два крошечных кусочка розоватой ткани.

В обычных условиях понадобилось бы несколько дней, чтобы получить результаты анализа. Рестон обратился к цитологу:

— Слушай, Роджер, — он понизил голос, — ты можешь сделать поскорее? Леди просто горит от нетерпения. Я хотел бы сообщить ей хорошие новости.

Тот немного подумал и кивнул.

— Да я и сам не хочу тянуть. И она как будто приятная дама.

Результаты были готовы к середине следующего дня. Материал, изъятый из нижнего внешнего сектора груди Ханны Дитц был не чем иным, как жировой тканью. И ни одной злокачественной клетки!

Изучив данные, Рестон завопил от радости и бросился через кампус. Задыхаясь, он вбежал в лабораторию Сефа Шейна, его лицо было красным как помидор.

— Черт побери, что с тобой? — оторопел Логан.

— Новости! — задыхаясь, прохрипел он. — Иди сюда! — Он повернулся к Сабрине. — И вы тоже, синьорина.

Он совал им листок.

— Ханна Дитц… — начал Логан.

— Там чисто. Ты держишь результат ее биопсии. Надо позвать Шейна.

Логан широко улыбнулся.

— Номер два. Невероятно! — Он остановился. — Подожди минутку. А когда ты ее осматривал?

— Вчера, — бросила Сабрина, пробежав глазами листок.

— А почему ты до сих пор молчал?

— Он хочет славы, — заявила Сабрина, понизив голос и пренебрежительно поворачиваясь к Рестону. — Рестон не меняется.

— Да я хотел убедиться, — возразил он. — И не отнимать ни у кого время понапрасну. И у пациентки тоже.

— Я думаю, — поинтересовался Логан, — ей-то ты сказал, прежде чем прибежать сюда?

Рестон поколебался.

— Нет еще.

— А где она?

— Там, в клинике, со своим приятелем.

— Ну что ж, — произнес Логан с некоторым раздражением. — А не думаешь ли ты, что именно это тебе следует сделать?

Рестон холодно посмотрел на Логана.

— Конечно. Но сначала я хотел сообщить Шейну.

— Это мы можем и сами.

— Да я не сомневаюсь, что вы можете. — Он хмыкнул. — Уверен, вы бы вообще хотели меня выкинуть из всего этого дела. Как и с самого начала.

Логан покачал головой и вздохнул.

— Да ладно. Я сам скажу Ханне.

— И я тоже, — кивнула Сабрина.

Посмотрев на него с несрываемым презрением, Логан низко поклонился, как мушкетер, желающий подчеркнуть, что сопернику не хватает артистичности.

— Ну что ж, вперед, доктор! — сказал Логан, указывая рукой в сторону лаборатории Шейна. — Он весь к вашим услугам!

* * *

Рестон, конечно, заблуждался. Все, кто в институте интересовались делами курса, знали, кто несет главную ответственность по соединению Q и по лечению им: Логан и Комо. Это они выполняли самую важную работу и в равной степени делили все тяготы, они защищали его перед критиканами, порой откровенно высмеивавшими их. И, если сейчас и впрямь достигнут какой-то успех, без сомнения, это их заслуга.

Мельница слухов уже заработала в институте, и внезапно о возможности успеха группы заговорили на всех перекрестках. Деталей не знали — мало кто следил за курсом достаточно пристально, и почти никому не было известно, сколько пациентов принимают соединение Q, а уж об особенностях лечения и говорить нечего.

Но вдруг характер рассуждений о протоколе начал качественно меняться. Если раньше все говорили, что это напрасный труд, что токсичность не победить и пациенты станут выпадать из программы один за другим, то теперь обсуждались лишь положительные результаты. Говорили, что даже Сеф Шейн не смущался формулировать свое отношение к курсу как прорыв, успех в лечении.

На публике Шейн помалкивал. Истинный специалист по запуску слухов, он это дело закрутил, а потом отступил и от вопросов отмахивался с видом святой невинности.

— Да не видел я никаких результатов! Вы думаете, я только тем и занят, что заглядываю через плечо этих ребятишек?

Но Логану он объяснил стратегию своего поведения.

— Ты делаешь великое, невероятное! — заявил ему Шейн дня через два после второго результата. — И я просто хотел подождать, пока успех наберет побольше оборотов, и вот тогда мы ударим по ним!

Логан сощурился.

— Ударим по ним?

— Я подумываю о том, — развивал мысль Шейн, — чтобы выпустить тебя на научную конференцию. Как, справишься?

Логан не верил своим ушам. Выступление на конференциях, проходивших каждый вторник утром в главной аудитории института, похожей на пещеру, было самым престижным делом. Докладчиками были видные ученые — американские и иностранные, они сообщали о самых заметных достижениях.

— Я думаю, тебя лучше выпустить после Дня труда. — добавил Шейн. — Они будут в хорошем настроении, за праздники прожарив на солнышке свои толстые зады.

— Вы думаете, я готов для такого?

— Ах ты лицемер, — покачал головой Шейн. — А то нет! — Он помолчал. — Я хочу, чтобы ты рассказал о соединении Q и Q-лайт. Получится очень интересное сопоставление. И самое главное, ты доложишь о реакции на лекарство.

— Об обоих случаях, — уточнил Логан. — Их всего только два.

— Пока. Два из четырнадцати — не так уж плохо. А я уверен, на этом пирожном появится еще больше глазури.

Теперь Логан уже достаточно хорошо знал, что не стоит сомневаться в сверхъестественной интуиции Шейна. И правда, третий результат они получили дня через два. Милая старая миссис Кобер, у которой был узелок над ключицей… Он исчез, как и злокачественные опухоли Марджори Роум.

Сабрина, проводившая обследование, принесла эту новость Логану вместе с запиской от пациентки.

«Доктор Логан, не забудьте… Мы заключили пари — „Гиганты“ против „Ковбоев“ в следующем сезоне.

Салли Кобер.

P.S. Я вдруг почувствовала себя гораздо лучше и надеюсь на свой шанс. Спасибо».

На следующий день Логана снова вызвали в кабинет Ларсена.

— Я ожидал, что вы доложите мне, — начал руководитель медицинского отделения, — вперив в него холодный взгляд. — Я думал, это ясно из нашего предыдущего разговора. Меня должны держать в курсе дел вашего протокола.

Логан ничего такого не помнил.

— Простите, сэр, — заикаясь, произнес он. — Вероятно, возникло некоторое недопонимание.

— Ну конечно, — хмыкнул тот. — Как вам угодно.

— Но мы сделали все, что нам было велено.

— Как велено? Разве? — Его брови поднялись дугой. — Я полагаю, вы ждете, что я поверю вам на слово?

— Доктор Ларсен, я вас уверяю — каждая наша пациентка предупреждена о токсичности лекарства.

Он говорил правду. Проблема с креатинином упоминалась как само собой разумеющийся факт, но Логан не сказал ему, что лекарство дало и весьма впечатляющий результат.

— И сколько же пациенток решили прервать лечение? — спросил Ларсен.

— Ни одна, сэр.

— Ни одна? И вы думаете, я поверю, что вы им сказали всю правду? Вы что, Логан, считаете меня дураком?

— Простите, сэр, я вовсе не намекал, что…

— Вы лжец, молодой человек! — вдруг завопил Ларсен. — Я знал это с момента знакомства с вами! Вас нельзя было принимать на эту программу.

Но, сидя напротив него, Логан чувствовал что-то вроде удовлетворения. Он видел перед собой отчаянно уязвленного человека, бившегося над решением проблемы, которая ему не по зубам. Ларсена беспокоило растущее внимание к соединению Q, и он ничего не мог с этим поделать.

— Я очень сожалею, что именно так вы это воспринимаете, сэр, — ответил Логан. — Мне действительно жаль.

— Избавьте меня от своих извинений! — резко парировал Ларсен. Он колебался: его беспокоили результаты, которых добились с помощью этого лекарства. Если слухи верны, то уж пусть лучше не сам Логан сообщит ему об этом. — Лучше молитесь, — добавил Ларсен, — чтобы все, что вы говорите и делаете, оказалось правдой.

— Да, сэр, — кивнул Логан примирительно. Все его существо ликовало. Этот сукин сын побит! Посмотрите на него! Он весь скукожился, как сгоревший клочок бумаги!

— И вы ни в коей мере не должны скомпрометировать этот институт. Потому что некоторые из нас относятся к подобным вещам весьма серьезно.

— Да, сэр.

Ларсен резко встал.

— Я не думаю, — бросил он презрительно, — что мы можем что-то еще сказать друг другу.


Четвертый результат появился через неделю. Его носителем явилась Шарон Уильямс, у которой опухоль проникла в костную ткань.

Ее случай был менее показательным. Четко установить поведение опухоли в кости почти невозможно — сканирование кости потребовало бы нескольких месяцев. Логан мог судить о положении дел, основываясь на ощущениях самой миссис Уильямс.

На очередное обследование в клинику она приехала сияющей.

— Со мной что-то произошло! — объявила она. — Просто потрясающе.

— Откуда вы знаете?

— Откуда я знаю? — Она положила руку на бедро и задиристо ответила: — Дорогой, я знаю каждую клеточку своего тела. Я чувствую. — Она помолчала. — Или, вернее сказать, я не чувствую. Ничего.

— Вы хотите сказать, что боль стала меньше?

Она рассмеялась.

— Доктор! Боли нет. Полтора года я каждые три часа принимала кодеин, чтобы как-то двигаться. Но на прошлой неделе перестала. И не вспоминаю о нем с тех пор.

Без обычных подтверждающих данных Логан и Сабрина сначала не были уверены, относить ли этот случай к реакции на лекарство. Хотя был еще факт, который подтверждал — показатель болезни, антиген IV-32, обычно присутствовал в большом количестве у пациентов с раком груди. И он вдруг совсем исчез из крови Шарон Уильямс. Правда, анализ на IV-32 тоже был экспериментальным, но в данном случае он хорошо вписался в ряд других факторов и казался вполне достойным внимания.

— К тому же, — заметил Логан с улыбкой, — это будет здорово для выступления на конференции. Чем больше вариантов болезни мы сможем предъявить, тем лучше.

Откровенно говоря, по мере того как приближался их великий день, волнение Логана нарастало. Иногда, вечерами, лежа в постели, не в силах заснуть, он видел себя на вершине триумфа, как герой его любимого классического фильма о медицине «История Луи Пастера». Пораженная аудитория вскакивает с мест в едином порыве, отдавая должное ученому. Но страх говорил свое: предстать перед столь значительной аудиторией, где большинство — записные скептики и достаточно цинично настроенные люди?

Шейн, естественно, чувствовал, что происходит с Логаном.

— Боже мой, да что с тобой творится? — спросил он его за неделю до выступления. — Я имею в виду, в каком дерьме ты себя купаешь?

И, как всегда, Логан не был уверен — воспринимать ли его слова как насмешку или как желание подбодрить. А может, Шейн и сам не знал.

— Я думаю, это просто нервы.

— Какого дьявола? Чего тебе бояться, Логан? Ты же сделал дело.

— Вы забываете, что никогда раньше мне не приходилось выступать. — Он помолчал. — И о чем я больше всего беспокоюсь — намерен прийти доктор Маркелл.

— Правильно, он будет, — кивнул задумчиво Шейн. — Ясно, что ты хочешь сказать. Тебе надо блестяще подготовиться.

— Спасибо. Мне нужна поддержка.

— Бог мой, Логан! Нечего бояться Маркелла. Я тебе точно говорю. Никто не знает его лучше, чем я.

Логан прекрасно понимал чрезвычайную сложность отношений Шейна с надменным главой института рака. И, хотя по существу и по манере они являли собой противоположности, в интеллектуальном смысле они были на равных. Они оба умели уважать талант и презирать всех, у кого его не было.

Поэтому вполне понятно, что бывший руководитель Шейна Маркелл, известный в институте как «убийца в схватке на ближней дистанции», превратился в покровителя Шейна. И именно поэтому ни один враг не мог тронуть Шейна.

Но к тому же Шейн, всегда кичившийся свободой собственного духа, ненавидел это качество в других. Он раздражался, оттого что его считали мальчиком Маркелла. Логан был как громом поражен, обнаружив, что Шейн, боясь Маркелла, всеми силами старается доказать, что презирает его.

— Я еще кое-что тебе скажу, — беспечно добавил он. — Маркеллу самому пришлось немало перетерпеть.

— И вы хотите сказать, что он поймет, если я буду слегка мандражировать?

— А разве я тебе такое сказал? — осклабился Шейн. — Он терпелив в отношении себя, а что ему твои дела?

То самое утро приближалось, и Логан старался делать свои обычные дела, как и всегда перед подобным броском. Главное — тщательно подготовиться. Он использовал каждый момент для создания логической картины всего, прошедшего за восемь месяцев. Он внимательно прочел свои заметки о болезни Тилли, статьи, раскопанные Сабриной. Он снова и снова вчитывался в объемистые истории болезни кандидаток на свой курс лечения, всех пятнадцати. Он подбирал слайды для показа разных аспектов работы во время выступления.

Логан планировал подробно изложить историю соединения Q, как сагу, в хронологическом порядке, объясняя факты, рассказывая о предварительных исследованиях, о новых данных, даже о просто догадках, которые привели их к важным ключевым решениям. Таким образом ему удастся держать зал в напряженном ожидании. И только в последнюю четверть часа он раскроет им потрясающий результат действия нового лекарства на четырех пациенток.

Трудно было предположить, как его встретят слушатели, и он хорошо понимал, что институтские стены слышали и раньше подобные заявления. Мало кто из аудитории поверит, что реакция на лекарство некоторых пациенток автоматически приведет к утверждению заслуживающего доверия лечения, не говоря уже о том, что это воспримут как величайшее открытие.

Но все же реакция на лекарство была потрясающая. Лекарство повело себя почти так, как они и ожидали. По крайней мере, он чувствовал, что можно запускать соединение Q.

Чтобы облегчить выступление, Логан написал речь на карточках. Не стоило рисковать и импровизировать — оговориться перед такой аудиторией нельзя.

Подготовка заняла большую часть выходных, и только к вечеру в воскресенье он все отложил в сторону и почувствовал, что выжат как лимон.

— Что за черт, — сказал он вслух, выходя на кухню за пивом. — Все равно все в руках Божьих.


Меньше чем через тридцать шесть часов Дэн Логан стоял на сцене большого зала, раскинувшегося амфитеатром, а один из сотрудников, Фоллансби, с удивительной легкостью представлял его собравшимся.

— Дамы и господа, — начал он, — сегодня с нами молодой доктор из медицинского отделения, который, насколько я понимаю, собирается познакомить нас с тем, как старое соединение может быть использовано в новом качестве…

Но Логан, с прыгающим сердцем глядя на седевших перед ним, едва слышал, что говорят. Примерно треть плюшевых старых кресел в зале была занята, но это означало, что собралось, по крайней мере, четыреста человек. Логан узнал с десяток лиц, но он никак не мог отвести глаза от троих, сидевших прямо перед ним, в середине второго ряда. Реймонд Ларсен, Аллен Атлас и Грегори Стиллман.

Шейн, засунув руки в карманы, стоял в отдалении. Сабрина, сидя в первом ряду слева, улыбнулась Логану и быстро отвела глаза. Она почти так же нервничает, как и я, подумал Логан. И, обведя взглядом зал, не нашел Маркелла.

— Итак, — закруглился Фоллансби, — передаю слово доктору Даниэлу Логану.

Логан вышел на сцену под хлипкие аплодисменты и почувствовал, как задрожали колени, сел голос, когда он произносил слова благодарности. Ну прямо старшеклассник, сдающий экзамены в колледж.

Первые несколько минут он не отрывал глаз от карточек и в зал не смотрел. Но постепенно страх стал рассеиваться, а когда на экране появился первый слайд — давнее фото Пауля Эрлиха в окружении Монблана журналов, он успокоился.

Его уверенность росла, и он стал посматривать на аудиторию. Собравшиеся вежливо слушали. Логан заметил, что и Сабрина расслабилась, что лучше всего свидетельствовало: все идет хорошо. И еще один явный признак — казалось, Ларсен готов выскочить на сцену и разорвать его на части.

Кеннет Маркелл вошел в зал в середине речи Логана, в тот момент, когда Дэн объяснял структуру молекулы соединения Q. Директор был невысокого роста, с белым венчиком волос вокруг лысины. Что-то напоминало в нем Цезаря. Он слушал стоя, скрестив руки на груди.

Сеф Шейн подошел к нему и бессознательно принял такую же позу.

Когда Логан достиг кульминации доклада, прекратились даже покашливания.

— Я хочу рассказать об одной пациентке, — объявил Логан.

Он кивнул помощнику, представляющему слайды, и на экране возник слайд — опухоль Марджори Роум в то время, когда ее брали на курс.

— Вот то, что мы увидели, когда пациентка к нам поступила. — Он коротко объяснил ее случай, а потом кивнул помощнику. — А это снимок груди той же пациентки после восьми циклов лечения соединением Q.

Логан услышал — или ему показалось? — странный шум в зале. Он мгновение помолчал.

— Это наш первый результат. После него последовали еще три.

Для выступления Логана они были менее показательны, и он не принес слайдов по ним. Случай Шарон Уильямс показался собравшимся несколько неубедительным. Но если даже в этот момент он и утратил внимание части слушателей, то не заметил этого.

Когда он заканчивал речь, в зале раздались весьма уважительные аплодисменты.

Логан широко улыбался, пока не взглянул на второй ряд. Дурные предчувствия сразу вернулись. Все трое сидели, скрестив руки, Логан поймал взгляд Стиллмана, который на что-то указывал.

Логан не слышал его вопроса, но догадался по артикуляции.

— А токсичность, черт побери! Что насчет токсичности?

* * *

— Ну и ну! Ура победителю Логану! — приветствовал его Шейн через полчаса после речи, когда тот вернулся на свое место в лабораторию. Несколько молодых ученых улыбнулись. Логан заметил, что Сабрины здесь нет.

— Спасибо, — сказал он.

Шейн обнял Логана за плечи и отвел в угол.

— Я думаю, все прошло хорошо.

— Правда? — спросил Логан. Он все еще видел перед собой перекошенное злобой лицо Стиллмана, не хотевшего верить ни собственным глазам, ни собственным ушам. И ему уже стало казаться, что он не сумел толком объяснить проблему токсичности, и это могло погубить все остальное.

— Давай посмотрим на дело так: несколько недель назад все это мертвым грузом лежало в воде. Так ведь? Теперь, — Шейн помолчал, — не будет преувеличением сказать: оно живое и к тому же хорошо плавает.

— Спасибо.

Шейн отмахнулся.

— Позволь мне раскрыть один секрет, птенчик. В данном случае, я думаю, это был сильный удар. Я имею в виду, что так мог подумать Маркелл.

— Маркелл? — спросил Логан возбужденно. — А что он сказал?

— Я с ним не говорил, я за ним наблюдал.

Логан не знал, как это воспринять.

— Слушай, обычно он сматывается с таких посиделок. — Шейн помолчал. — И, если ты правильно воспользуешься ситуацией, ты можешь заполучить даже свою собственную лабораторию.

Логан стоял словно громом пораженный.

— Нашу собственную лабораторию?

— Маленькую, конечно, потому что сегодня ты заставил некоторых скептиков поверить…

— Нашу собственную лабораторию? Вот бы здорово!

— Не увлекайся, Логан. Я сказал, что это только возможно. — Он кивнул на дверь. — Я сказал доктору Комо, что сегодня она может отдохнуть. И ты тоже. Вы заслужили.

— Спасибо, доктор Шейн…

— Сеф.

— Правильно. — Логан пошел к двери.

— Эй, Логан…

Он повернулся.

— Тут тебе послание от индийского парнишки, снизу, из крольчатника.

— Ох, — засмеялся Логан. — Он из Бангладеш.

— Да откуда бы он ни был. Загляни туда.

Радость испарилась сразу, как только Логан вышел из комнаты.

Парень не вызывал бы его, если бы не что-то серьезное. Ну почему в этом треклятом месте ничего не бывает просто? Почему не может быть ни единой минуты чистой радости?

Но то, что Логан увидел, войдя в виварий, превзошло самые плохие ожидания. Все кролики, которым они ввели соединение Q-лайт, лежали мертвыми в своих клетках.

Все до единого!

Через минуту вошла Сабрина, которую тоже вызвал Хасан.

— Бог мой! — выдохнула она.

Никто не мог произнести слово, витавшее в воздухе: токсичность.

Логан медленно двинулся вдоль клеток, пытаясь сосредоточиться.

— Когда это случилось? — спросил он Хасана, встав возле его шаткого столика.

Тот пожал плечами.

— О, сэр, я точно не знаю, это я увидел утром.

Беззаботность Хасана подействовала на Логана успокаивающе.

— Похоже, вы не удивлены?

— О, сэр. Я столько такого видел. Знаете, никто ведь и не думает, что эти животные проживут долго. — Он улыбнулся. — Я очень сожалею, если это помешает вашим экспериментам.

— Не беспокойтесь, — солгал Логан. — Это уж не такая неожиданность. Скажите, а кто-то еще из медицинского отделения знает про это?

Хасан пожал плечами.

— Не знаю, доктор Логан. — Он снова пожал плечами. — Люди все время приходят, уходят. Многие, как и вы, имеют дело с животными. Скольких мне убрать?

— Дайте подумать.

— Хорошо, хорошо. — Он встал и пошел к двери. — Мне надо накормить свинок, если понадоблюсь, я там.

Логан повернулся к Сабрине.

— Ну, что теперь? — спросил он, стараясь придать голосу самый нейтральный тон. Как будто это не несчастье, а еще один шаг в процессе научного исследования. — Мы должны уменьшить дозу и запустить новую группу кроликов.

Но теперь, конечно, возникла проблема политическая. Если изъять соединение Q-лайт из их обихода, будет похоже, что они расписались в своем поражении. И это после того, как лекарство дало такой впечатляющий результат. Да как быстро! Но, конечно, было ясно — если продолжать эксперименты с соединением, придется загубить еще больше кроликов. А если новость разнесется — это катастрофа!

Сабрина подошла к столу Хасана, сняла трубку.

— Первое, что надо сделать, — получить результаты вскрытия. Мы должны узнать, что с ними случилось.

Через несколько минут доктор Керри Шнайдер, друг-патолог, вплыла в комнату.

— Ого! — Она оглядела поле ботвы. — Понятно. Чем это вы ребят накормили? Мышьяком, что ли?

Логан покачал головой.

— Хотел бы я пошутить на эту тему.

— Извини. Просто у нас тут такой патологический юмор.

Она заглянула в одну клетку.

— Скольких надо обработать?

— Не знаю. По крайней мере, трех-четырех.

— Четырех, — сказала Сабрина.

— Под микроскопом или в общем?

— Знаешь, мы хотим выяснить, что их убило. И как можно скорее.

Она кивнула.

— Если в общем, то результат получите к концу дня. Я их просто разрежу и загляну. Если микроскопический анализ, то придется подождать.

— О’кей.

— Эй, Логан.

Внезапная перемена в ее тоне заставила Логана пристально посмотреть на нее.

— Извини, что я не смогла прийти на конференцию, я слышала, ты здорово выступил.


В тот день они были у Сабрины. Уже поздно вечером раздался звонок.

— Я не могу совершенно точно утверждать, — сказала Кэрри Шнайдер, — но у вас проблема с печенью. И причина смерти — печеночная недостаточность.

— О-хо-хо.

— У меня нет еще отчета о токсичности, но я могу сообщить, что все три печени, мною осмотренные, испещрены, переполнены кровью и очень воспалены.

Логан поблагодарил ее.

— Ну, — он повернулся к Сабрине, — по крайней мере, мы знаем, что с кроликами.

Она не ответила.

— Ну Господи, это лекарство сильнодействующее. — Он помолчал. — И я думаю, совершенно ясно, что мы должны его отменить.

— Да. Сосредоточиться надо на соединении Q. И разве можно сомневаться при таких результатах?

— Четыре из пятнадцати.

— Сейчас было бы сумасшествием беспокоиться о Q-лайт.

Дэн кивнул.

— Но я не могу не думать о первых результатах по Q-лайт. Что-то в этой молекуле срабатывает!

Он замолчал.


Прошла неделя, а о выступлении Логана еще не забыли. Стало ясно, что звезда молодого ученого никогда не сияла так ярко. Несколько ведущих и среднего уровня исследователей, раньше не замечавших его существования, старались представиться ему. Они горячо обсуждали его сообщение, приглашали зайти к ним, желая узнать о его работе побольше.

— Вы даже не представляете, никогда не узнаешь, какой талант могут прятать в этом месте, — заметил один из старших научных сотрудников по имени Франк Бекман, с легкой гримасой. — Кто мог догадаться, что у нас в институте работает один из наследников Пауля Эрлиха?

Что еще важнее, Сеф Шейн опять с готовностью вернулся к идее их собственной лаборатории.

— Но не забудь работать и на меня, — насмешливо заявил он Логану, как гордый отец, выталкивающий любимого птенчика из гнезда. — Я, конечно, уверен, что ты и сам можешь вести дела.

— Да, вы правы. Разве можно довольствоваться только грязной работой на вас? — ответил Логан, неожиданно почувствовав себя с ним на равных. — Но не беспокойтесь. Я думаю, все будет в порядке.

— Ты не собираешься взять Рестона?

Логан удивленно покачал головой.

— А почему? Вы думаете, нам не надо его брать?

— Нет, если его участие действует разрушающе.

— Да, разрушающе. Я вообще не хотел бы его больше знать. А доктор Комо всегда его терпеть не могла.

Шейн щелкнул пальцами.

— Это ответ. Работа — это все. И, если что-то ей мешает, надо разойтись с человеком или избавиться от него.

Пусть кому хочется думают, что это бессердечно, зато правильно, думал Логан.

— Я учусь, Сеф. У меня же в учителях мастер.

Шейн, довольный, засмеялся.

— Не забывай. И, если станешь известным, постарайся помнить хотя бы, как пишется мое имя.

* * *

В последнее время было столько хороших новостей, что этот утренний телефонный звонок заставил немедленно взять себя в руки.

— Доктор Логан? — Мужской голос был не очень знаком.

— Да.

— Это говорит Фил Лестор. — Он подождал, желая убедиться, что его узнали. — Я познакомился с вами, когда приезжал с Ханной Дитц, — добавил он уверенно.

— О да, конечно. Чем могу служить?

— Извините за беспокойство, доктор, Ханна не просила меня об этом.

— Ну что вы. Для этого мы и существуем.

Логан насторожился. Что случилось? У Ханны ведь все было нормально. И почему звонит не она?

— Я немного волнуюсь, — продолжал Фил. — Мне кажется, с ней происходит что-то не то.

— Что случилось?

— Прошлой ночью ее стало тошнить, и она неважно выглядела.

— И сколько раз была рвота? — Голос мужчины был сдержанным, и было трудно поверить во что-то серьезное.

— Сколько? Я бы сказал, шесть или семь раз. Пока вообще в ней ничего не осталось, что могло бы выйти.

Боже праведный! Эту женщину надо срочно в больницу!

— Она так истощена, доктор, — продолжал Фил. — И она так сильно потеет, постоянно мокрая.

— Вы очень правильно поступили, что позвонили. Ее надо осмотреть.

Голос Фила потеплел от похвалы.

— Да я сразу понял. Это плохо, да?

— Я не могу сейчас сказать, Фил. Может, и нет.

— Но ведь ей же было лучше! И я думал, что уже все хорошо!

— Может, и не о чем беспокоиться. Небольшой регресс.

— Мне отвезти ее в больницу?

Черт побери? А где они сейчас? Где-то в Нью-Джерси. Слишком мало шансов, что там сразу поймут, что с ней.

— Слушайте, если есть возможность, хоть какая-то, я бы хотел, чтобы вы доставили ее сюда. — Мысли путались от отчаяния. — Может, я смогу вам перезвонить?

Вертолет! Ее можно было бы привезти сюда меньше чем за час. Институт иногда пользовался вертолетом, но в самых экстремальных случаях. И на это нужно разрешение директора.

Через несколько секунд Логан звонил Шейну. А меньше чем через минуту Шейн сам звонил ему с официальным разрешением.

— Вертолет организовали через Национальную гвардию Нью-Джерси. Звони своему мужику и скажи, чтобы держался.

— Спасибо, доктор Шейн.

— Будешь благодарить, если все образуется. А иначе — держи меня подальше от всего этого. Мы оба хорошо потратились, Логан.

Примерно через полтора часа вертолет приземлился во дворе института, и миссис Дитц вынесли на носилках.

Логан и Сабрина уже ждали. Рестон уклонился от участия в лечении.

Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, как серьезно состояние пациентки. Она была белая как бумага и совершенно не понимала, где она. Больше всего беспокоило то, что белки ее глаз пожелтели. Это свидетельствовало — печень не в порядке.

Как и договорились, Сабрина взяла пациентку на себя, а Логан пошел беседовать с сопровождающим.

Фил в гавайской рубашке и оранжевых брюках одиноко сидел на диване, согнувшись и опустив голову. Логан мягко коснулся его плеча и удивился, обнаружив, что тот не плачет.

— Фил, — тихо сообщил ему Логан. — Мне сейчас же нужно вернуться обратно, я просто хотел вам сказать, что мы должны сделать некоторые анализы.

— Анализы?

— Да, чтобы определить общее состояние. Я хочу, чтобы вы просто знали, что мы про вас не забыли. Если вам захочется поговорить со мной, скажите сестре.

Он кивнул.

— Я понимаю. Спасибо, доктор.

Сабрина с помощью медсестры и санитара уже подсоединила к миссис Дитц прибор, указывающий уровень ее дегидратации. Монитор над головой отражал работу сердца, давление было совсем низким. Но самое главное, она стала энцефалопатичной, а это еще один признак печеночной недостаточности.

Сабрина склонилась над больной и ласково спросила:

— Эй, Ханна, вы меня узнаете?

Старая женщина улыбнулась.

— Как вы, доктор Комо?

— Хорошо. Прекрасно. Можете сказать мне, как вы себя чувствуете, Ханна?

— Мне уже лучше. Спасибо. — Она помолчала и обвела взволнованным взглядом комнату. — А где мой Фил?

— Он за стенкой.

— С ним все в порядке, Ханна, — заговорил Логан, подойдя поближе. — Он просто беспокоится о вас. Как и все мы.

— Он хороший человек, правда?

— Правда, — согласилась Сабрина. — Так что вы очень счастливая женщина. Такого мужчину трудно найти. — Она помолчала. — А теперь я хочу вас попросить кое о чем.

— Да?

— Вы могли бы прямо вытянуть руку?

Она показала, как надо.

Это был самый простой тест на гепатитную энцефалопатию. Если пациент не в порядке, его рука сперва немного дергается назад и потом идет вперед.

Именно так и вышло у миссис Дитц.

Сабрина посмотрела на Логана, их взгляды встретились.

Комментарии были излишни.

— Могу я опустить руку?

— Да, конечно. — Сабрина постаралась улыбнуться и погладила ее по голове. — Так, ничего страшного!

— Вы очень добрая. Вы это знаете? Очень милая.

— Спасибо. Это настоящий комплимент.

Глаза Дитц широко открылись.

— Сейчас я умру.

Сабрина хотела возразить.

Но миссис Дитц не желала, чтобы ее переубеждали. Она как будто сделала заявление.

И, хотя в этом было что-то от мистики, врачи, долго проработавшие в — больнице, верили, что когда пациент говорит, что он умирает, то, как бы факты ни противоречили этому, так оно и случалось. И сейчас никто из врачей не сомневался, что это правда.

Когда Ханна забылась сном, Сабрина осталась у ее постели, глядя на красивое старое лицо.

Она коснулась руки Логана.

— Тебе стоит позвать Фила.

Через несколько минут он вошел, она уже впала в гепатическую кому. И в тот же вечер спокойно отошла.

Первый отчет аутопсии пришел через два дня. И от того, что там было написано, Логан вздрогнул.

Переполненная кровью и сильно раздувшаяся печень. Скоротечный гепатический некроз. Черт побери! Это почти точь-в-точь то, что у этих проклятых кроликов!

* * *

Быстрота, с которой наступило улучшение, испугала ее. Через три дня после начала радиационной терапии боль в спине стала утихать. А через неделю она вообще ее не чувствовала.

— Я даже забыла думать об этом, — восхищенно призналась она мужу в тот вечер. — Я чувствую себя как Железный Дровосек из «Волшебника Страны Оз» — меня смазали из масленки, и я в полном порядке.

Муж-президент обнял ее.

— Ну просто отлично, дорогая. Может, самое худшее уже позади.

— Я надеюсь. Говорят, очень важно, как пациент сам относится к лечению. Так что я собираюсь проверить эту теорию. Превзойти меня в этом никто не может!

Грегори Стиллмана, конечно, не одурачить. Они ведь убили единственную локализованную опухоль. Симптом, а не саму болезнь. Теперь все — дело случая. Раковые клетки, рожденные в груди, могут выскочить в любом месте и в любое время. И через тридцать лет, и через тридцать месяцев, и через тридцать дней.

И последний вариант был реальнее всех.

Но сейчас нет оснований лишать пациентку оптимизма. Тем более такую пациентку.

— Дела идут очень хорошо, — сказал он ей через десять дней после окончания курса радиации. — Лечение сделало все, на что я надеялся, и даже больше.

— Ну и теперь?

— Теперь я собираюсь тщательно следить за вами. Ведь болезнь все еще существует.

— Не значит ли это, что теперь мы должны вырвать с корнем остатки болезни?

— Это все не так просто. — Он открыл портфель и вынул экземпляр своей книги «Основные принципы злокачественных болезней груди».

— Прочтите. Я буду рад обсудить с вами любые вопросы, которые у вас возникнут.

Она посмотрела на него, не веря. Как же это? На происшедшее она смотрела как на маленькое чудо, а он…

— Я предлагаю вам приходить на обследование раз в две недели. Но, пожалуйста, сразу же позвоните, если появятся симптомы физического характера. Любые.

Первые три обследования прошли нормально. Потом она пришла на четвертое. И снова ничего необычного. Но нельзя было не обратить внимание на ее кашель.

— А как давно вы кашляете?

— Да несколько дней. Я часто простужаюсь.

Но других симптомов простуды не было. Кашель был сухой и резкий. И именно в нем нельзя было усмотреть явную причину для беспокойства: у кашля могут быть тысячи причин, девяносто восемь из них — незначительные. Но, когда он сделал рентген груди, ему все стало ясно.

Через пять дней он позвонил ей в Белый дом.

Просто насчет кашля. Проверить.

Прежде чем она успела ответить, он уже услышал.

— Подумаешь, великое дело, — отмахнулась она. — Я чувствую себя здоровой как лошадь.

— Как вы себя чувствуете, меня не интересует. Я хочу, чтобы вы завтра же приехали.

— Нет! — Завтра действительно невозможно. Весь день расписан: встреча с ирландским премьер-министром в городе, вечером официальный обед, но больше всего ее возмутила безапелляционная манера Стиллмана. — Это может подождать до следующей недели. И, честно говоря, доктор, если мы собираемся продолжать работу вместе, я бы хотела, чтобы вы держались более любезно.

Она нажала на верную кнопку. Как большинство грубиянов, он реагировал на угрозу.

— Извините, миссис Риверс, — тут же сказал он, — я не хотел, чтобы это прозвучало именно так. Меня просто беспокоит ваше здоровье.

— Поверьте, доктор, меня оно тоже беспокоит. Но кашель, безусловно, может подождать несколько дней. Во всяком случае, до следующей недели.

— Конечно.

Но кашель не утихал, и на следующей неделе стал заметно сильнее. Но она отказалась от еще одного рентгеновского снимка.

— Послушайте, я сделала его только на прошлой неделе. Я знаю, как это вредно для здоровья.

Он снисходительно улыбнулся, презрение переполняло его. Эта идиотка схватила дозу в три тысячи рад. А теперь волнуется о двенадцати!

— Миссис Риверс, — произнес Стиллман приятнейшим голосом, исполненным заботы, — я серьезно думаю, что это очень важно.

Новый снимок показал все совершенно четко: уплотнения, как перистые облака, слоились в левом легком. Изучая снимок, пока больная ждала в соседней комнате, он признал наихудшее. Опухоль проросла внутрь стенок лимфатических сосудов в легком. Радиация протолкнула ее так далеко, как могла. И он должен начать курс химиотерапии. Быстро. Немедленно.

— Миссис Риверс. Я хочу предложить вам сделать бронхоскопию. Просто как меру предосторожности.

— А что это?

— Ну… — Объяснить это иначе, кроме как запуск извивающейся трубки вниз по трахее в легкие, едва ли возможно, но он постарался. — Я думаю, что это надо сделать обязательно.

— Я бы хотела обсудить процедуру с доктором Берком. Я ценю его мнение.

— Обязательно. Конечно. — Ему не нравилась эта женщина. Он эксперт, а Берк — ничтожество. — Если бы вы могли так устроить свои дела, чтобы прийти сюда послезавтра?

— Хорошо, — вдруг согласилась она. И в ее глазах появилась боль. — Кажется, вы считаете, что это нельзя откладывать.

Она была очень больна. Он это знал. Теперь и она тоже знала.

По крайней мере, сейчас он почувствовал — она не станет доставлять ему много хлопот.


Первые несколько дней после смерти Ханны Дитц Логан чувствовал, что есть хоть какие-то основания если не для оптимизма, то хотя бы для надежды. Некоторые коллеги выразили сочувствие, что события так повернулись, и хотели узнать — почему. И еще их интересовало, как решится судьба протокола, который казался таким многообещающим.

— Насколько я понимаю, пока мы еще жизнеспособны. Пациентки приходят на лечение, и у нас в руках все еще три положительных результата.

Но он был достаточно честным, чтобы признать — все изменилось еще до того, как умерла Ханна. После того, как он четверть часа пытался успокоить рыдающего Фила, он позвонил Шейну в офис. Логану самому нужна была какая-то поддержка. Он, конечно, не ожидал ее от Сефа, но надеялся хоть на какой-то совет.

Естественно, Шейн уже все знал. Он получил от дежурившей главной медсестры полный отчет о Ханне Дитц.

— Сожалею, — посочувствовал он Логану. — Вот невезение.

Но голос его был бесцветным, будто говорил совершенно посторонний человек.

— Знаете, — сказал Логан, — я бы хотел, чтобы мы вместе собрались и поговорили, как это может повлиять на наш курс.

— Да-да, конечно.

— Хорошо. Спасибо. Завтра подойдет?

— Не знаю, — нерешительно ответил Шейн. — А почему бы тебе не позвонить мне завтра в офис?

Он повесил трубку, и все, что осталось в памяти Логана — отстраненность Шейна. Дэну было бы легче, если бы тот осыпал его оскорблениями.

Когда Логан позвонил утром на следующий день, Шейн ужу не видел причин для их встречи.

— Послушай, — произнес он привычным для него тоном, — а что я могу тебе сказать? Ничего не поделаешь. Держись.

— Просто я подумал, может, с точки зрения перспективы мы должны что-то предпринять…

— Оживить тетку, да? — Он безжалостно рассмеялся. — Но, что бы ты ни собирался делать дальше, не требуй больше вертолет. Знаешь, во сколько нам это влетело? В шесть тысяч долларов!

Логан понятия не имел, как ему реагировать. Шесть тысяч долларов — это всего лишь полцены машины третьего класса. Но, конечно, во всем этом он слышал и кое-что еще. Не деньги раздражали Шейна, а то, что он позволил уговорить себя просить администрацию. И заставил его это сделать Логан.

— Ведь все случилось мгновенно. Я подумал, что ее надо было привезти как можно скорее.

— Да. Хорошо. Но я думаю, ты был не прав. — Шейн закашлялся. — И я, черт побери, простудился. Так что до свидания, Логан. У меня нет сегодня на тебя времени.

И только с Сабриной ему стало легче. И он не чувствовал давящей угрозы надвигающейся катастрофы.

В ту ночь они лежали в постели, крепко обнявшись, даже не подумав заняться любовью. Она рассказывала, как в детстве проводила лето в Лугано с давнишней лучшей подругой Мариссой. И о своей первой дикой любви к поп-звезде Джо Дассену. Он рассказывал об учебе в Принстоне и о своей семье.

— Мне так интересно, — говорила она.

— Ну конечно, слушать гораздо занятнее, чем жить.

Она теснее прижалась к нему.

— Скоро рассвет. Надо хоть немного поспать.

— Сабрина…

— Да?

Всю ночь он избегал этого вопроса.

— А кто-нибудь тебе говорил что-то о миссис Дитц?

Вполне возможно, что никто и не говорил. Но как член команды соединения Q она испытывала ту враждебность, которую Логан встречал у окружающих, как нечто само собой разумеющееся.

Она помедлила.

— Аллен Атлас.

— О Боже. И что?

— Он был счастлив, шутил. Он сказал мне: «Так это и есть ваш успех?»

— Нравятся мне эти парни. Они ничего не имеют против, чтобы выставить себя злобными ублюдками, но не лицемерами.

— В Италии есть одно выражение. Lupo affamato. Голодный волк.

В темноте Логан мрачно кивнул.

— Примерно то же самое есть в английском.


Через три дня Логану позвонили. Доктор Эдвард Рид из Холи Нэйм Хоспитал в Довере, штат Делавер. Шарон Уильямс поступила на его попечение.

Шарон Уильямс! Хотя и не было убедительных аргументов в ее пользу, Логан все же считал, что ее реакция на опухоль, проросшую в костную ткань, — одно из удивительных достижений протокола.

— И что за проблема?

— Ее только что привез муж, и, я боюсь, она плоха.

— Вы могли бы подробнее?

— Очевидно, дома она начала жаловаться на плохое самочувствие. А когда ее привезли, она уже стала энцефалопатичной. Мы ее поместили в интенсивную терапию.

О Боже! Еще одна печень!

— Вы не сможете привезти ее сюда на «скорой помощи»? — Это могло занять чуть больше часа.

— Не думаю. Женщина в очень тяжелом состоянии для перевозки.

— Да, вы, видимо, правы, — согласился Логан. — Но вы бы не стали возражать, если бы я приехал?

Холи Нэйм Хоспитал, подумал Логан, весьма современная, хорошо содержащаяся больница, там превосходные условия для лечения.

Миссис Уильямс лежала в комнате, с трех сторон огороженной стеклянными перегородками. Монитор показывал данные ЭКГ, ее кровяное давление было восемьдесят пять на пятьдесят. Работал вентилятор, помогая легким, а катетер был пропущен через ее вену под ключицей и легочную артерию прямо в легкое.

Буквально в секунды Логан понял: Шарон Уильямс умирает.

— Доктор Логан… — Он повернулся и увидел невысокого человека со светлыми волосами, юного, будто подросток. — Эд Рид.

Они пожали друг другу руку.

— Больно видеть, — сказал Логан. — Еще меньше недели назад она была совсем другая.

— Мы взяли анализы крови. Хотите посмотреть результат?

— Скажите мне.

— Все плохо. Печень не работает.

— Вы дали ей фентанил? — Лекарство для пациентов, которым предстоит долго и неподвижно лежать.

— Кажется, нет необходимости.

— Да, — вздохнул Логан. — Спасибо, что позвонили, что разрешили приехать. Присутствие постороннего врача не вызывает положительных эмоций.

Коллега широко улыбнулся.

— Да нет, я с удовольствием. Я ваш большой поклонник, всех, кто работает в институте рака.

Если бы ты знал, малыш! Если бы только знал!

— Спасибо! А здесь есть библиотека, где я мог бы немного побыть?

— А вы собираетесь дождаться конца?

— Хотел бы.

Рид указал на коридор.

— Там ступеньки вниз, налево, через комнату ожидания. Но выбор невелик, не тот, к которому вы привыкли.

— Я так был занят в последнее время, что посмотрел бы даже журналы.

Проходя через комнату ожидания, Дэн заметил большого темнокожего человека с девочкой семи-восьми лет. Точнее, они одновременно увидели друг друга. Логан сразу узнал — муж Шарон Уильямс. Они встречались в институте в день приезда жены на первую процедуру.

Саймон Уильямс пошел к нему навстречу.

— Мистер Уильямс, — сказал Логан, протягивая руку. — Дэн Логан из Американского института рака. — Вблизи он увидал напряжение в глазах Уильямса.

— Я знаю, кто вы, — сказал Уильямс и медленно, словно нехотя, пожал руку доктору.

— Я приехал сразу, как услышал о Шарон.

— Да.

— Она сильная. Мы все надеемся на лучшее.

Он почувствовал сожаление от своих слов сразу, как только они вылетели. Есть люди, которые хотят, чтобы их обманывали. Но этот человек уже знал правду. Он посмотрел на Логана тяжелым взглядом.

— У меня только один вопрос.

— Да.

— Я прочитал протокол вашего курса, и там нет ничего о чем-то подобном.

— Мистер Уильямс, я очень сожалею. Мы действительно не могли знать.

— Видите маленькую девочку? — Он указал на дочь. — Почему вы не скажете это ей? Или ее трехлетней сестренке?

На это Логану нечего было ответить. Было немилосердно так думать, но Логан спросил себя: а жаловался бы этот человек, если бы, как и было совсем недавно, воздействие лекарства оказалось целебным? Да, он понимал его страдания и гнев. Но врачи — тоже люди, а медицина несовершенна.

— Я очень, очень сочувствую вам и вашей семье, — произнес он вежливо, желая скорее уйти отсюда. — Я только надеюсь, что вы поймете: мы сделали все, что могли…


Следующие несколько часов он просидел в библиотеке, ее устроили в небольшой палате, поставив полки и пару кресел. Он взял новый английский журнал по медицине и «Протоколы современной медицины». Но читал он рассеянно, как бы впадая в сон наяву. То, что ему надо было узнать, он не найдет ни в одном журнале. Почему лекарство подразнило их и так обмануло? Почему смертельные побочные явления обрушились на каждого пациента?

Был ранний вечер, когда Логан услышал шаги в пустом холле.

В дверях появился Рид.

— Она умерла, — сообщил он. — Несколько минут назад.

Логан встал.

— Так… Спасибо, что сказали.

— Мы ничего не могли сделать. У нее совсем не было шансов.

— Я знаю. — Он посмотрел на часы. — Думаю, мне надо отправляться домой.

— Эй, послушайте, может, мы где-нибудь пообедаем вместе?

Застигнутый врасплох столь бодрым голосом, Логан посмотрел на него, прищурившись. Рид улыбался.

— Может, и не самое хорошее время, — добавил он, — но я подумал, что вы мне посоветуете, как связаться с институтом рака?

Логан только хмыкнул в ответ.

— Ну что, я могу вам сказать только одно. Мне кажется, у вас есть потенциал для такого института.


Когда Сабрина открыла дверь, Логан понял — опять плохие новости.

— Что, Сабрина? Что не так?

— Позвонили из Пенсильвании. Несколько минут назад. Сегодня умерла миссис Роум.

Он почти не отреагировал. И она так же отнеслась к его новости из Делавера. Автоматически, инстинктивно они продолжали работать.

В конце концов, было что-то жизненно важное, на чем следовало сосредоточиться. Если соединение Q убивает каждую женщину, кого разрушил рак, все еще оставалась одна, которую он не погубил.

Когда миссис Кобер не ответила на их звонок, Логан заподозрил наихудшее.

— Расслабься, Логан, — сказала Сабрина. Хотя думала так же, как и он. — Может, ее просто нет дома. Мы бы уже что-то услышали.

— В десять вечера? Где она может быть?

— Ты оставил ей сообщение, и когда она его получит, позвонит.

Но звонка не последовало, и они оба в беспокойстве провели ночь, Сабрина проснулась, когда еще не было шести утра, и снова позвонила.

— Если бы она была в больнице, то нам бы позвонили. Без сомнения, — говорила она.

— Если бы они знали, что должны позвонить.

— Но так же было с миссис Уильямс и миссис Роум.

— Но у них была семья. А миссис Кобер одинока.

* * *

1 ноября 1937 года

Франкфурт

Все больше и больше я думаю о том, что моя профессия так же плоха, как и все остальные. Даже хуже! Почему эти люди должны быть привержены правде больше других?

Сегодня я узнал, что в Берлине арестован Айзенштадт. Один из наших величайших химиков. За что? Но причины, увы, и не нужны. И ни слова протеста!

Однако результаты варианта 612 наилучшие. Токсичность маргинальная — уменьшается энергия и слегка пропадает аппетит. Может, основание для надежды? Надо как-то достать побольше кроликов!

Эмма чуть не заболела от страха. Осуждать ее за это нельзя. Кто будет следующем?

* * *

Мысленно оборачиваясь назад, Логан больше всего удивлялся не столько тому, что поддержка, которую они почувствовали, растаяла как дым, а тому, как легко некоторые сотрудники изменили свое поведение. Но в то утро, появившись в институте, он понял, что стал парией.

Люди, после выступления чуть не задушившие его в своих объятиях как близкого друга и коллегу, теперь спешили пройти мимо с каменным лицом. И это не просто пренебрежение, а намеренно демонстрируемое неприятие, означавшее, что иллюзии Логана насчет того, что между ними существуют какие-то взаимоотношения, должны улетучиться.

Логан понимал, что удивляться не стоит.

После пятнадцати месяцев работы здесь? Что это с ним? Но тем не менее он удивлялся больше, чем позволял себе.

В тот день он нашел у себя в ящике записку и понял, что Сабрина и Рестон их уже получили. На бланке директора медицинского департамента было написано в витиеватом старомодном стиле Ларсена.

«В свете последнего развития событий вокруг клинического лечения соединением Q метастазирующего рака груди и из-за проблем в связи с этим курсом, как и других проблем, вы приглашаетесь на встречу с представителем медицинского отделения. Встреча состоится завтра, в пятницу, 14 октября, в три часа дня, в конференц-зале административного корпуса».

Логан заметил, что на этот раз Ларсен расписался каким-то особенным, веселым росчерком.


Хорошо, что ждать оставалось недолго. Опытные врачи знают особенность человеческой натуры — почти все, у кого много времени на раздумья и волнения о том, что может произойти, начинают сосредоточиваться на худшем. Логан сам не раз имел дело с пациентами перед серьезными операциями. Если вначале они сохраняли оптимизм, то, когда срок отодвигался, их дух шел на убыль.

Ну а, поскольку до совещания оставались сутки, а у них полно дел, разгуляться воображению было некогда. Еще раз прочитать записи о пациентах, просмотреть результаты аутопсии и как следует подготовиться к защите своего курса.

В конце концов, их положение куда хуже, чем просто плохое. Ларсен наверняка собирается устроить им нагоняй, и, возможно, он сумеет закрутить мозги всем участникам предстоящего совещания и, уж конечно, попытается закрыть курс соединения Q административным приказом.

И что потом?

Если реально посмотреть на вещи — а что он может сделать? До конца их двухгодичного контракта оставалось десять месяцев. И, несмотря ни на что, вряд ли кто может отрицать, что они весьма обещающие исследователи-онкологи. Даже в институте рака, вероятно, мстительность имеет свои пределы. Возможный сценарий — строгий выговор каждому. Начальство института на всякий случай постарается оградить себя от возможных затруднений. Пациенты на их курсе умирают. И если пресса раскрутит это дело, то институту нужна хотя бы видимость, что какие-то меры принимались.

Во всяком случае, именно так представлял себе Логан положение вещей. Даже Сабрина, кажется, уже законченный прагматик, предпочитала видеть положительный исход этой болезненной стычки. Конечно, их группа свое получит. Но, во всяком случае, диалог даст возможность высказать все, что накипело и лежало под спудом, и доказать свою точку зрения.

Целый день, до глубокого вечера, они работали в библиотеке. И им стало казаться, что дела складываются не так уж плохо. Хотя, да, трудности есть, и немалые. Но разве не они больше всех переживают из-за смертей, связанных с соединением Q? Конечно, больше. Они же знали этих женщин, а двух — просто полюбили.

И те люди, с кем предстоит завтра встреча, сами знают, какое трудное дело — поиск лечения рака. И не стоит забывать, что их курс задумывался и запускался как экспериментальный. А первоначальная задача заключалась в том, чтобы установить: их соединение способно действовать. И только потому, что они зашли слишком далеко, продвигаясь к цели, их результаты можно рассматривать как разочаровывающие. С чего-то вдруг соединение Q стали судить по стандартам безопасности и эффективности лекарств третьей стадии лечения.

Может ли кто-то сомневаться даже сейчас, что было бы ошибкой отказаться от соединения Q?

Подобная логика казалась неоспоримой, и поздно вечером Сабрине страшно захотелось, чтобы завтра наступило скорее.

— Предстоит тяжелая ночь, — вздохнула она, когда Логан притормозил возле ее дома. — Нет ничего хуже, чем ждать.

— Ну еще бы. Боже мой, как я ненавижу этих сволочей!

Она провела его к себе.

— Поздно, — сказала Сабрина. — Давай только по стаканчику вина. — Потом она вышла в другую комнату, проверить, что на автоответчике. — Логан, — сказала она, появляясь через минуту. — Иди сюда!

— Что?

Молча она взяла его за руку и провела в спальню. Усевшись на край кровати, нажала кнопку автоответчика. После короткой паузы — знакомый голос: «Что за суматоха? — строго и явно озабоченно вопрошала миссис Кобер. — Я вернулась от сестры, а на автоответчике целых три послания. Если я вам все еще нужна, сегодня вечером я дома. Если нет, то на следующей неделе мой очередной визит в институт. — И она засмеялась. — Ура! Последний!»

— Хорошая новость. Правда? — спросила Сабрина. — А может, и хорошая примета?

Логан улыбнулся.

— Ты думаешь, ей надо позвонить?

Полистав записную книжку, Сабрина набрала номер.

Оказалось, миссис Кобер немного приболела.

— Простудилась. Понимаете? Вот сестра и возилась со мной.

— Сейчас все прошло?

— Это была общая простуда. Чуть-чуть мутило. Теперь порядок. — В ее голосе они уловили желание спросить. И она спросила: — А что? Что-то происходит?

— Так сейчас у вас все в порядке?

— Ничего не скрывайте от меня, доктор Комо. Мне что-то надо знать?

Логан увидел, как Сабрина пожала плечами.

— Некоторые пациентки на курсе сильно приболели. Вот мы и проверяем остальных. Но, похоже, вы в порядке.

— Я действительно хорошо себя чувствую, дорогая. И, если будет что-то не так, обещаю, вы узнаете первая.

Сабрина положила трубку и улыбнулась Логану.

— Я думаю, что у нее лекарство сработало.

— Выбрось из головы.

— Ты прав. Завтра мы должны быть в агрессивном настроении.

Он потянулся к ней через кровать.

— А почему это ты на меня так действуешь, когда говоришь вот таким тоном?

— Потому что я почти никогда не действую. — Она улыбнулась и нежно сжала его руку. — Но не сегодня, Логан. Я хочу, чтобы ты поехал домой. Завтра надо быть в форме.


Беспокойства не было. Как только они вошли в конференц-зал, стало ясно, что все организовано и предрешено.

Ларсен восседал во главе стола. Вокруг него — откровенные враги курса: Стиллман, Мэрион Уинстон, Питер Кразас и Аллен Атлас.

Джонни Рестон с несчастным видом сидел у другого конца стола. Когда Логан и Сабрина подошли к нему, усаживаясь рядом, он кивнул, это не ускользнуло ни от кого, и отодвинулся на пару дюймов.

Ларсен торжественно оглядел всех.

— Спасибо, что все так пунктуальны, — начал он. — Вежливость — то самое, о чем мы должны почаще вспоминать в нашем учреждении. Ну а теперь перейдем прямо к делу, из-за которого мы сегодня собрались. Вы все, я знаю, обеспокоены тем, что несколько пациенток из протокола соединения Q умерли. Я уверен, вы понимаете и мою чрезвычайную озабоченность. — Он помолчал, слегка подался вперед, и тяжелый взгляд его серо-голубых глаз устремился к группе соединения Q. — Я должен сказать, что намерен исправить положение.

Только сейчас с абсолютной ясностью Логан понял, как плохо может повернуться дело. Все эти люди не дадут им и рта раскрыть. Вердикт уже вынесен, и остается только соблюсти форму.

Ларсен повернулся к представительнице службы заботы о пациентах.

— Мисс Уинстон, я думаю, у вас есть некоторые предварительные наблюдения.

Логан украдкой взглянул на Сабрину. Лицо ее ничего не выражало, но по тому, как перекатывались желваки, он понял, что внутри у нее, как и у него, все кипит.

— Да, — ровным голосом произнесла Уинстон. Она открыла папку и зашелестела листками. — Не слишком для меня приятное занятие. Но мой долг — помогать людям, и лишь поэтому я вынуждена вмешаться. Я вовсе не собираюсь мешать чьей-то карьере. — Она подняла глаза и оглядела всех, сидящих за столом. — Но, я боюсь, у меня есть явные свидетельства того, что, по крайней мере, один из членов группы, а именно главный исследователь доктор Логан, чрезвычайно небрежно относится к своим пациентам. Я выражала озабоченность по этому поводу еще до того, как начался курс. А в свете происшедшего беспокойство уже не покидает меня. Я бы хотела представить вам двух женщин, испытавших эмоциональное разочарование от лечения у этого доктора.

Логан вспыхнул и поднял руку.

— Извините…

— У вас еще будет время высказаться, — бросил Ларсен. — Пожалуйста, позвольте закончить мисс Уинстон.

— Я только хотел сказать, — упорствовал Логан, — что я мог бы привести сколько угодно пациентов, которые…

— Может, вы и могли бы, — отрезал Ларсен, — но мы здесь не занимаемся игрой в числа. Пренебрежительное отношение даже к одному пациенту неприемлемо.

Логан сел поглубже в свое кресло.

Этими женщинами, конечно, были Рочелл Боудин и Фэйт Берн.

Заняв место за столом, Боудин принялась перечислять все мыслимые и немыслимые грехи Логана. Она говорила, что он лечил, но не обращал никакого внимания на ее состояние.

— Он всегда как бы давал понять, — подвела она итог тихим жалобным голосом, — что мой рак — это большое неудобство для него.

Логану пришла в голову горькая мысль. Ну разве не смешно? Если бы я так плохо лечил тебя, как бы ты тогда вылечилась?

Берн после Боудин говорила еще хуже. Драматизируя детали, она рассказала о начале лечения соединением Q. Она подчеркивала, что он нисколько не заботился о ней, давал ужасное, опасное лекарство.

Но опять-таки — разве не лучшее доказательство оценки работы Логана то, что она сидит перед ними живая? К жалобам обеих все собравшиеся отнеслись очень серьезно. Сидящие за столом сочувственно кивали.

— Но, пожалуй, наихудшее, — снова вступила Уинстон, — только силой своей власти и против ее желания доктор Логан снял миссис Берн с курса. Лично я рассматриваю это как акт мести.

Логан улыбнулся. Эти люди готовы сказать что угодно: он — чудовище, сознательно подвергающее пациентов действию опасного лекарства, он — чудовище, не позволяющее принимать это лекарство.

Но сейчас собравшиеся за столом напрочь забыли о том, что такое логика.

— Я бы хотел кое-что добавить, если можно, — подал голос Аллен Атлас, как только Берн вышла. Всегда подобострастный, он со значением посмотрел в сторону Стиллмана и Кразаса. — Я не знаю, подходящий ли сейчас момент поднимать этот вопрос. Но его следовало бы обсудить. Доктора Логан и Комо разработали второе лекарство. И назвали его, насколько я знаю, соединение Q-лайт.

Питер Кразас хмыкнул.

— Довольно умно, — заметил он с сарказмом.

Но Логан был слишком напряжен, чтобы обращать на это внимание. Откуда Атласу известно о варианте их лекарства?

— И, когда его испробовали на кроликах, — продолжал Атлас, — соединение сначала показало очень высокую активность, а потом — чрезвычайно сильную токсичность.

— Я думаю, доктор Атлас клонит к тому, — впервые вступил Стиллман, — что именно его использовали на больных пациентах. Очевидно, сейчас это можно только предполагать. — Он сощурился, и на лице его появилась странная полуулыбка. — Но, похоже, вполне возможно допустить такую вероятность. Видимо, эти доктора подменили свое первое лекарство, одобренное для использования на курсе, вторым.

Логан вскочил.

— Это ложь! Соединение Q-лайт было частным экспериментом! Мы не нарушали протокол!

— Доктор Логан, сядьте! — заорал Ларсен.

— Логан прав! — выкрикнула Сабрина и, указывая пальцем на Стиллмана, проговорила: — И вы знаете, что мы этого не делали! Так почему вы бросаете такое обвинение?

Ситуация почти вышла из-под контроля, и, казалось, даже Ларсен растерялся.

— Доктор Комо… Пожалуйста.

— Нет, это нельзя оставить просто так!

— Хорошо, — вынес вердикт Ларсен, обретя решительность, — сделаем перерыв. А когда продолжим, я надеюсь, что вы оба, — он посмотрел на Логана и Сабрину, — возьмете себя в руки. Такими выходками вы себе отнюдь не помогаете.

Выйдя в коридор, они ушли в дальний угол. Оба кипели.

— Я собираюсь пригласить миссис Кобер, — спокойно сказал Логан. — Мы должны как-то защитить свое лекарство.

— Они тебе не дадут.

— Нам надо привезти ее сюда, и пусть они только попытаются нас остановить. — Он горько покачал головой. — Атлас, сукин сын! Откуда он узнал о тех проклятых кроликах?

— Ах, вот вы где! — Изумленные, они увидели Грегори Стиллмана. — Простите за вторжение. — Стиллман говорил самым располагающим тоном. — Я понимаю, каково все это. — Он кивнул в сторону кабинета. — Тяжеловато приходится.

Сабрина посмотрела на него с нескрываемым отвращением.

— Что вы за человек, доктор Стиллман? — спросила она таким резким голосом, будто металл царапнул по стеклу.

Стиллман изобразил улыбку.

— Слушайте, я отлично понимаю, как вы себя чувствуете. Действительно понимаю. Я могу вам сказать только одно. Лично я ничего не имею против вас. Мы соперники. Но мы стремимся к одной цели. — Он помолчал. — Доктор Логан это знает, не так ли?

— Я? Откуда вы взяли?

— А вот ваш друг Рестон — да. — Он снова улыбнулся. — Я только что говорил с ним.

Логан и Сабрина обменялись взглядами. Но промолчали.

— Слушайте, — продолжал Стиллман спокойным голосом. — Никто не отрицает, что вы получили интересные результаты. Но есть некоторые вполне законные вопросы насчет методологии. И мы обязаны говорить о них.

Логан вдруг сообразил, о чем речь.

— Вы хотите забрать наше лекарство, не так ли?

— Это, пожалуй, звучит как обвинение, — пожал плечами Стиллман. — Давайте скажем иначе: как свидетельствует история курса, совершенно ясно, что вам требуется опытная руководящая рука. — Он посмотрел на Логана, потом на Сабрину. — Я бы даже сказал, что без этого соединению Q — конец.

— Нет, — отрезала Сабрина. — Мы не хотим с вами разговаривать.

Стиллман резко повернулся к ней.

— Вы не хотите со мной разговаривать? Видимо, вы не понимаете, в каком вы положении.

— Вы говорите все это только потому, что ваш собственный курс не дает никаких результатов. И все это знают!

Логан заметил, каких усилий стоило этому человеку сохранить хотя бы видимость спокойствия. Никто еще не говорил с великим Грегори Стиллманом таким тоном!

— Ну что ж, — хмыкнул он, — почему бы не дать возможность вашему милому другу, главному исследователю, самому ответить?

— О, меня еще держат за главного? — ровным голосом спросил Логан.

— Естественно. Это же ваше дитя. Я ни секунды не льщу себя надеждой, что смог бы вытащить лекарство без вас.

Удивительное признание. Этот тип очень хочет добиться своего.

Но интерес Логана к предложению Стиллмана был так же фальшив, как его кажущееся спокойствие. Намерения этого гада яснее ясного, и если бы он даже в административном здании повесил объявление, вроде: «Соединение Q становится проектом Стиллмана», то это бы ничего не прибавило. Их упорная работа с соединении Q не даст им ничего, их просто включат в длинный список младших сотрудников. И то в лучшем случае. И никто не может усомниться в том, что, если Стиллман запустит свою лапу в их исследования, он тут же отсечет от него самих авторов.

— И Рестон уже, конечно, согласился с вами работать? — спросил Логан.

— С радостью. В конце концов, и его цель, и моя — добиться успеха лекарства.

Логан молча смотрел на него.

— Ну что ж, тогда, я надеюсь, вы поработаете с Джонни Рестоном с таким же удовольствием, как и мы в свое время.

Лицо Стиллмана потемнело.

— Вот как? И это все, что вы можете мне сказать?

— Да, — кивнула Сабрина и взяла Логана за руку.

— Прекрасно, — резко ответил Стиллман, поворачиваясь на каблуках. — Увидимся в зале.

* * *

Хотя они испытывали некоторое чувство удовлетворения после разговора со Стиллманом, оно тут же улетучилось при входе в зал. За столом, на месте Боудин и Берн, сидел… Рей Куперсмит.

У него было такое же беспокойное выражение лица, какое Логан запомнил после встречи в отеле «Джефферсон». Когда это было? Девять месяцев назад? Десять? Только сейчас он аккуратно подстрижен, в сером костюме в тонкую полоску, новом, с иголочки.

— Доктор Куперсмит, — начал Ларсен, — нам известно, что несколько месяцев назад вы встречались с доктором Логаном.

— 14 ноября. — Он оглядел комнату и широко улыбнулся. — В четверг.

— Это была ваша инициатива?

— Нет. Его.

— Еще одна ложь, — подал голос Логан.

— Доктор Логан, я готов вести дальнейший разговор без вашего присутствия.

— А вы полагаете, что я не вправе высказать свою точку зрения?

От голоса Ларсена повеяло холодом.

— Вашу точку зрения? У вас был почти год, чтобы вы сообщили мне о встрече с доктором Куперсмитом. И вы предпочли этого не делать. Хорошо еще, что не отрицаете вообще сам факт встречи.

Логан ничего не ответил. Ларсен повернулся к Куперсмиту.

— Обещаю вам, больше нас не прервут. А теперь, может, вы сообщите, какое отношение вы имели к институту?

Куперсмит драматически вздохнул.

— Я был младшим научным сотрудником пять лет назад. И тоже подавал надежды.

— Мне кажется, это вполне честная оценка.

— И проштрафился. Я занимался лечением рака простаты. — Он опустил глаза. — И подменил некоторые данные.

В зале стало тихо.

— Это было глупо. И теперь я стараюсь загладить свою вину.

— А как вы думаете, почему доктор Логан захотел с вами встретиться?

— Я понял это сразу, как только увидел его. Он из тех сукиных сынов, которые рвутся к славе.

Все ждали, когда он продолжит. Но вместо этого он уставился на стол.

— Да?..

— Он хотел узнать, как такое можно сделать. Так, на всякий случай.

— Он вам это говорил?

— Ну конечно. Как переделать данные, которые не работают на его идею. Как избавиться от показателей токсичности. Ну, в общем, всякое такое дерьмо.

Логану показалось, что разговор идет не о нем. О ком-то другом. И все так бессмысленно. При других обстоятельствах он бы почувствовал смущение за этого парня. Ну кто в здравом уме может на все это купиться?

— Вы что-то сказали о том, как снизить токсичность?

— Я сказал, что не так это легко. И надо иметь кучу честных данных, чтобы плохие в них просто растворились. А для этого нужны люди.

— И что ответил на это доктор Логан?

— Он сказал: нет проблем.

Ну что такого они могли ему предложить, чтобы вытащить сюда? Восстановить в правах? А может, ничего, просто несколько добрых слов?

Куперсмит вдруг улыбнулся, как помешанный.

— И еще. Он хотел поговорить о вас, доктор Ларсен. И о вас, доктор Стиллман.

— О докторе Стиллмане и обо мне?

— Он сказал, что вы придираетесь к нему при каждом удобном случае. — Улыбка Куперсмита стала еще шире. — Он сказал, что ненавидит вас, что вы сидите у него в печенках. Он сказал, что вы ни на что не годитесь.

Ларсен посмотрел на Логана. Несмотря ни на что, последний испытывал удовольствие.

— Он назвал вас дырявой задницей.

Куперсмит неудержимо импровизировал, невероятное удовольствие исходило от всего его существа.

— Проклятые ослиные задницы! Он сказал, что хотел бы вывести вас на чистую воду. И что я как раз тот, кто может подсказать, как это сделать.

— И как же это сделать? — серьезно спросил Ларсен, будто человек, сидевший перед ним, не был сумасшедшим.

Логан физически почувствовал, как что-то нависло над ним. И он инстинктивно обернулся. Сеф Шейн!

— Он сказал, что ему известно, какие вы мудаки, и он промоет вам мозги, вам обоим.

Шейн в недоумении посмотрел на Куперсмита. Логан увидел, как улыбка расплывается по лицу Шейна. Он тоже улыбнулся.

Наконец-то. Хоть кто-то на их стороне.

— А делал ли он какие-то замечания относительно старшего персонала в институте?

— Ага, — резко вклинился Шейн, — он сказал, что все вы придурки. — И он начал тыкать пальцем в каждого сидящего за столом. — Вы, вы, вы и я. Все! И все мы, конечно, слышали, что Логан только так и изъясняется. Разве нет? — Он с презрением посмотрел на Ларсена. — Черт побери! Чем вы здесь занимаетесь?

Но Ларсен только улыбнулся.

— Доктор Шейн, очень рад, что вы смогли присоединиться к нам. Не будете ли вы так добры сесть?

— Мне и здесь хорошо.

— Доктор Куперсмит, мы благодарим вас. Вы нам очень помогли.

— Мне уйти? — неуверенно спросил тот.

— Пожалуйста. Спасибо.

Подойдя к двери, Куперсмит оглянулся и посмотрел в сторону Логана.

— Итак, вы находите, что все рассказанное доктором Куперсмитом проливает свет на ситуацию? Да брось, Ларсен. Ни для кого не новость, что ты задница. И ты думаешь, что кто-то и впрямь поверит тому, что он тут наговорил?

Ларсен начал багроветь. Логану захотелось вскочить с места и обнять Шейна.

— Дело в том, что… — заикаясь, произнес Ларсен, — есть некоторые обстоятельства. Доктор Логан имел вполне определенные намерения сфабриковать данные. Мы только что слышали, что…

— Мы слышали сплошную ложь. Все, что мы слышали, — ложь!

— Давайте забудем, — вмешался Стиллман. — Все это не имеет никакого значения. Давайте прямо к делу. Суть в том, и доктор Шейн это знает, протокол стал трудной проблемой.

— Я это знаю? — выпалил Шейн.

— Извините, доктору Шейну следовало бы знать. — Он злобно посмотрел на коллегу. — Но, возможно, как человек, который позволил группе некомпетентных молодых врачей властвовать над жизнью и смертью нескольких женщин, он действительно и не знает.

Шейн посмотрел на него.

— В результате, — продолжал Стиллман, — разыгралась трагедия. — Он посмотрел в лицо своему противнику и указал на пустой стул у стола. — У меня к вам очень простой вопрос: вы действительно собираетесь продолжать защищать этих людей и их курс?

— У курса есть заслуги, Стиллман, — сказал Шейн, но уже с меньшей горячностью.

— И это ваш ответ? Значит, вы публично признаете ответственность за любую следующую смерть в результате лечения?

Шейн продолжал стоять, а его лицо отражало нарастающий гнев.

— Ну что ж, мы ждем, — нажимал Ларсен, с явным удовольствием впившись в жертву. Это заметили все. — Я должен сказать, что мы готовы пригласить и доктора Маркелла, услышать его точку зрения.

Шейн еще немного помолчал. Но потом выругался:

— Вашу мать, этот протокол, черт бы его побрал, лопнул.

Стиллман засиял.

— Может, вы потрудитесь развить вашу мысль?

Шейн посмотрел на него.

— Вы хотите, чтобы я все это произнес? Ладно. Этот молокосос Логан взялся за дело, которое ему не по зубам. — В мгновение ока Шейна как будто подменили. Решительность сменилась трусостью. — У Логана есть кое-какой талант, но он слишком самонадеян и не умеет слушать. Поэтому идет на глупый риск.

— Значит, мы все сошлись во мнении. — Голос Стиллмана звучал ровно. Он кивнул на стул. — Я ценю, что вы с нами. Пожалуйста, садитесь.

Логан и Сабрина как приговоренные посмотрели друг на друга, когда Шейн усаживался за стол.

— Вы трое можете уйти, — сказал Ларсен группе соединения Q.


Письма, которые в тот вечер получили Логан и Сабрина, были совершенно идентичны.

«Сообщаем вам, что действие вашего контракта с Американским институтом рака теряет сипу тотчас по получении сего уведомления».

* * *

— Ты знаешь, может, тебя можно было бы вытащить из всего этого, — вздохнул Логан.

Он внимательно наблюдал за реакцией Сабрины. Глядя в сторону бара, она, казалось, не слышала его.

— В каком-то смысле перемены мне пойдут на пользу. В больнице Регины Елены серьезная онкология.

— Они же хотят разделаться со мной, — продолжал Логан. — Если я возьму на себя всю ответственность, Стиллман и Ларсен разрешат тебе остаться в институте.

Она через стол посмотрела на Логана широко открытыми глазами.

— А почему? Почему я должна изображать, будто я не делала того, что делала? Почему я должна хотеть остаться?

Логан понял, и слишком поздно, что он ее недооценивал. Ему хотелось, чтобы она почувствовала трогательность его слов. Но она оставалась такой хладнокровной, что он готов был пожалеть о сказанном.

Хуже всего было то — но никто из них не хотел об этом говорить, — что они больше не будут рядом. Институт был их общей территорией. А если Сабрина уйдет из института, то за пределами своей Италии не найдет работу такого уровня. И между ними ляжет океан.

Логан глотнул «мартини». Впервые в этом году он заказал что-то покрепче вина.

— Не знаю, — покачал он головой. — Я думал, надо было так сказать.

— Нет. Не надо было так говорить. — Она протянула руку через стол. — Но я понимаю. Спасибо.

Он уже заметил, как для самозащиты она старалась отдалиться от него. Наверное, и ему стоило сделать то же.

— По крайней мере, в Регине Елене, — сказала Сабрина, — дали понять, что не прочь взять меня. Конечно, в Италии нет такого оборудования, как у вас, но там ценят людей.

— Когда они хотят, чтобы ты приступила?

— В конце октября. Но мне надо поскорее уехать. — Она тут же отвела глаза. — Чем скорее я уеду, тем лучше.

— Ты права.

— А ты, Логан?

Он пожал плечами.

— Еще не знаю.

— А ты не можешь вернуться назад в Клермонт?

— Нет, ни в коем случае. Ты когда-нибудь слышала выражение — из огня да в полымя? — Он помолчал. — Я думаю, на время мне стоит поехать домой и все обдумать.

— В Декейтер? — удивилась Сабрина.

— Да, на недельку-другую. Сосредоточиться.

— Понятно. — Она глотками пила пиво. — И твой отец будет рад тебе?

— А кто знает? Но, говорят, дом — это место, где тебя всегда ждут.

— Нет, я о другом. Он поймет, что с тобой случилось?

— Как тебе сказать? Конечно, было бы лучше приехать туда при других обстоятельствах. — Он с нежностью посмотрел на нее. — И с тобой.

Тут вдруг вся ее холодность растаяла. Сабрина нежно пожала его руку.

— Когда-нибудь, Логан. Я обещаю.


Логан выехал из города в то утро, когда Сабрина вылетела из аэропорта Даллеса в Рим. До Декейтера можно было доехать меньше чем за десять часов. Он переночевал в мотеле, потом остановился в Чикаго, где не спеша позавтракал. Позвонил отцу, сообщив, что собирается сделать перерыв в работе в институте, и спросил, не нарушит ли он их планов, если поживет в доме дней восемь — десять.

Он затормозил перед знакомым обшитым досками коттеджем во второй половине дня. Минут пять он сидел в машине и смотрел на него. Наконец дверь широко распахнулась и вышел отец.

Почти три года Логан не видел его и поразился, как тот постарел. Отец был сухой как жердь, ему уже под семьдесят. Лицо избороздили глубокие морщины, а косматые волосы совершенно побелели.

— Ну так ты выйдешь или как?

— Привет, отец, — улыбнулся Дэн, вылезая из машины. — Я тоже очень рад тебя видеть.

— Не хами. Или это то самое, чему вас учат в этих ваших заведениях?

— В общем-то, да. Полезно для самозащиты.

— Держу пари, тебе просто необходимо.

Все, как прежде, подумал Логан.

— Да. Это одна из причин, почему я захотел уехать оттуда.

— И когда ты собираешься возвращаться?

— Не знаю.

— Ты собираешься возвращаться?

Он поколебался.

— Нет.

Вот и все. Логан, как в детстве, глядя на отца, ждал разочарования или презрения.

— Великолепно! Это великолепно! Так какого черта там случилось?

— Может, я сперва могу войти и поздороваться с мамой?

— Все кончено, да? Какого черта, почему ты не займешься частной практикой, как я тебе советовал?

Вопреки своему обещанию — он поклялся, что не даст вовлечь себя в споры, — Логан почувствовал, как все его тело напряглось.

— Это сложно.

— Всегда было сложно.

— Знаешь, я очень устал.

Отец фыркнул.

— Что ты наделал? Оскорбил кого-то в той конюшне? Или ошибся?

Вопрос требовал ответа, но Логан и не пытался. Он просто сказал:

— Я ни в чем не ошибся, папа.

Отец изучал его с минуту.

— Ну пошли, расскажешь нам подробно.


Праздничный ужин, устроенный матерью, быстро превратился в то, из-за чего несколько лет назад Логан так рвался отсюда.

— Як этому не притронусь, — заявил четвертый член семьи, старшая сестра Кэти, как только на столе появилось главное блюдо. — Ты же прекрасно знаешь, я не ем мяса.

— О, дорогая, я действительно знала, — забеспокоилась мать, всегда старавшаяся сохранить мир в семье, — но Дэнни так любит утку. Не можешь ли ты хотя бы на этот раз сделать исключение?

— Нет, мама. Никаких исключений. Это не игра. Речь идет о моем теле.

— Господи, глупейшая идея, о которой мне когда-то приходилось слышать, — хмыкнул отец.

— Ну что ты, отец, ничего нового. Кэти уже десять лет вегетарианка, — сказал Логан.

— Даниэл, я предпочитаю, чтобы теперь меня называли Кэтрин.

Если бы психолог давал заключение о детях Логанов, которые были ориентированы на отца, то внутренний протест Кэти был более сильным. Это была непрекращающаяся борьба против отношений и ценностей, навязываемых ей в этом доме. Дэн, к примеру, разделял глубокое уважение отца к традиционному обучению, а Кэти с легкостью отдавалась всякой чепухе. Дэн всегда подпитывался из большого мира, сестра же уходила в себя. У нее был магазин, где продавались поделки местных умельцев. В друзья она выбирала допотопных ветеранов. Отец говорил, что у них мозги гремят, как сухой горох.

Но в одном она больше была похожа на старика, чем даже Дэн мог себе представить, — так же несговорчива и самоуверенна, как он. И не случайно, что Кэти сохраняла тесную связь с домом и ради вот этих баталий. По крайней мере, два раза в неделю она непременно навещала родителей.

— Ну что ж, Кэтрин, — ответил Логан, удивляясь, что позволяет снова втянуть себя во все это. — Тогда настаиваю, чтобы ты звала меня доктор Логан.

— Откровенно говоря, — заявила она надменно, — я не знаю, как человек, претендующий на знание человеческого тела, может это есть.

— Мы все равно когда-нибудь умрем, — заметил отец.

— Слушай, Кэтрин, — сказал Логан, — нет абсолютно никаких данных, подтверждающих, что человек умрет от того, что иногда съест мясо. Ну ни единого факта! Человеческая психология гораздо сложнее.

— Я сомневаюсь в вескости такого аргумента, — ухмыльнулась она.

— Что ты хочешь сказать?

— Все ваши сомнительные данные собирают люди, в голове которых уже есть определенное решение. Врачи просто в сговоре с фармацевтическими компаниями. И ты это прекрасно знаешь.

Отец рассмеялся.

— Вот она и посадила тебя.

— Ты и против лекарств тоже?

— Абсолютно. У моей подруги Люси рак груди. И ее пичкали химией. После каждого раза ее рвало по четыре часа. И волосы вылезли. И ты хочешь сказать, что это естественно?

Это был нелепый разговор. Вроде того как если бы игрок в бейсбол из высшей лиги объяснял тонкости техники плавного скольжения человеку, который понятия не имеет, куда бросают мяч.

— Вот поскольку я кое-что знаю про рак груди, — не отставал Логан, — скажи мне, что ты можешь предложить взамен лекарств?

— Коренные жители Америки используют растение юкка.

— Правда? И у тебя есть данные по результатам?

— Кэтрин заваривала чай из юкки. Для моего артрита, — вставила мать. — И мне показалось, что очень помогло.

Отец поднял руку, давая понять, что разговор окончен.

Этот победный жест Логан видел уже тысячу раз.

— Так, — уронил он, поворачиваясь к сыну, — я хочу услышать о твоих дальнейших планах.

Логан отвернулся. Ему нужно подготовиться к ответу.

— У меня есть несколько вариантов, — уклончиво проговорил он.

— Какие?

— Ну, одно предложение.

— Где?

— В Нью-Йорке.

Отца, казалось, это не слишком интересовало.

— Частная практика? Больница?

Фактически предложение еще не было окончательным. И не частная практика, и не больница. После того как палач опустил топор, первый, кому он позвонил, был Рубен Перес. Перес сейчас работал в маленькой компании в Нижнем Манхэттене, почасовиком. Это была исследовательская лаборатория, занимавшаяся лекарством против спида. Он был уверен, что там могли бы взять врача с такими данными, как у Логана.

Работа, конечно, была малоинтересной и не слишком престижной. И денег не густо. Логан скорее бы удавился, чем согласился на нее.

— Я не хочу начинать сразу, я уже говорил, я хочу поспрашивать в округе, а на следующей неделе позвоню кое-куда. Не беспокойся, я возмещу расходы за телефон.

— А я и не волнуюсь. Я знаю, ты так и сделаешь.

— Я не понимаю, как ты можешь защищать врачей, — сказала резко Кэти, — после всего, что они с тобой сделали.

— Это нечестно, Кэтрин. Это действительно нечестно.

В наступившей тишине Логан налил себе второй стакан вина.

* * *

— Я посмотрел последние данные по Элизабет Риверс. — Кеннет Маркелл показал на папки, громоздившиеся у него на столе. — Я просидел над этим два часа.

Рассеянно он снял верхнюю и открыл. Как и на других, на обложке стояло: «Э. Кливленд». Это кодовое имя Стиллман выбрал еще за три месяца до того, как история болезни попала к нему в руки.

— Этот сукин сын Малколм из Белого дома трезвонит почти каждый день.

— Ничего удивительного, — ровным голосом отозвался Стиллман. — Наша проблема — это их проблема.

— Но по тому, как они смотрят на это дело, получается наоборот, их проблема — это наша проблема. — Маркелл помолчал. — И, честно говоря, Грег, я тебе скажу со всей прямотой: насколько я понимаю, наша проблема — это твоя проблема.

Правильно, подумал Стиллман, если все всплывет и политики начнут охоту за скальпами в институте рака, в первую очередь они станут гоняться за его, Стиллмана, головой.

Маркелл еще раз прошелся по папкам, будто мог найти в них что-то для собственного успокоения.

— Итак, общий итог. Стандартная химиотерапия ничего не дает.

— Но прошел только месяц. И она приняла всего два цикла. Я бы хотел попробовать еще один.

В курс лечения включено три лекарства: доксорубицин, циклофосфамид и флуороусил — самые активные агенты против злокачественных клеток груди. За многие годы они оба использовали их с весьма заметным успехом.

— Я вижу кое-что положительное. Она выдерживает такую комбинацию достаточно хорошо. Почти никаких побочных эффектов, достойных внимания.

— Боже мой, Стиллман. Опухоль растет, и, если бы я ничего не соображал в этом деле, я бы подумал, что именно химия кормит эти злокачественные клетки.

Стиллман кивнул.

— И насколько такое положение беспокоит их, в Белом доме?

— Они же не идиоты. Ты тоже не такого уж высокого мнения о Берке, как и я. Но он доктор медицинских наук и разбирается в рентгеновских снимках.

Последний снимок заставил их обоих напрячься. Дело не только в том, что опухоль слегка выросла, теперь в ней появились узелковые уплотнения.

— Ну что ж, ведь не могут же они ожидать чуда, — возразил Стиллман с тихим бешенством.

— Именно этого они и ждут. Они смотрят на тебя так, как будто ты можешь вылечить ее, взмахнув волшебной палочкой. — Маркелл встал. — И пришло время попытаться дать ее им. Я хочу пойти на эксперимент. Поговорим о результатах твоего протокола.

Застигнутый врасплох, Стиллман попробовал собраться с мыслями.

— Ну, — улыбнулся он, — по крайней мере, я никого им не убил. — С благодарностью он отметил, что Маркелл улыбнулся в ответ.

— Ну, это не то, конечно, чего я жду.

— Может, и нет, но в экспериментальном лечении рака груди в последнее время это случай уникальный.

— Я согласен. В этом смысле ты оказался проницательным. Это как раз то, что надо было бы иметь нашим друзьям в Белом доме в связи с шумихой насчет какого-то молодого врача.

— Да, по раку груди.

— А где, кстати, Логан сейчас?

— Понятия не имею. Один из их компании все еще здесь. Рестон, он вышел чистеньким. Как будто обещающий. Может, дать ему возможность прорваться?

Маркелл посмотрел на него с внезапным раздражением.

Какого черта! Этот Стиллман, что, насмехается, бравируя своим показным великодушием?

— Мы уже говорили с тобой на эту тему, Грег. Сейчас я хочу услышать от тебя о дирониумнитрате. Расскажи мне о твоих результатах.

— Слушай, я верю в это лекарство.

— А почему, на основании каких данных?

— Мы еще не собрали всех данных. Но есть некоторые обнадеживающие результаты. Значительного уменьшения опухоли нет, но у семнадцати из тридцати восьми женщин на курсе наступил значительный период стабилизации.

— Насколько значительный?

— В некоторых случаях — шесть месяцев.

Маркелл устроился в кресле поудобнее. Он, казалось, весь ушел в абстрактную картину, висевшую на противоположной стене его большого кабинета.

— Я знаю, как хочется стать героем, Грег, — произнес он. — Я знаю, ты хочешь ее вылечить.

— А разве это не то, чего дни хотят?

Маркелл кивнул.

— По-моему, как раз пришло время подумать о прорыве. Давай испробуем на ней твое средство. Может, ей и не станет лучше. Но сейчас твоя задача — проследить, чтобы ей не стало хуже.

* * *

Через три дня после пребывания в родных пенатах, утром в понедельник, Логан закрыл дверь маленькой каморки и уселся в широкое кресло на двоих с выцветшей зеленой обивкой, которое он помнил столько же, сколько и себя. Рядом на маленьком столике стоял все тот же черный дисковый телефонный аппарат. Открыв желтую телефонную книгу, он поднял трубку. Его план был достаточно прост. В Соединенных Штатах всего двадцать семь раковых центров общего характера. Каждый из них именно так определялся Американским институтом рака, в соответствии с исследованиями в этой области и курсом клинического лечения, проводившегося в них. До конца недели он собирался дозвониться до каждого из этих центров.

Логан понимал, что не стоит быть большим оптимистом. Опыт последнего времени научил его, что, на первый взгляд, даже нечто безусловно стабильное способно рассыпаться прямо на глазах. Но что он мог поделать? Дэн знал одно: да, он представляет определенную ценность как специалист по биомедицине. Разве не он буквально полтора года назад оказался среди тех, кого искали, выбирая из множества по стране? И, несмотря на неприятности, постигшие его, вполне можно предположить, что работа в институте рака увеличивала его ценность на рынке труда.

Для начала он позвонил в раковый центр Вашингтона в Сент-Луисе, и все, о чем он думал, подтвердилось. Здесь, как и в нескольких других институтах страны, Логан знал кого-то из руководителей, в данном случае — блестящего онколога по имени Брэдли Меррит, прежде он сотрудничал с Клермонтской больницей.

С дискового аппарата трудно было дозвониться, и Логан потратил несколько минут, чтобы соединиться с его офисом. Но, когда он дозвонился и назвал свое имя, секретарша тотчас получила указание соединить его.

— Дэн Логан, — сказал Меррит с сердечностью, которой Логан никогда раньше не замечал, — какой сюрприз!

— Брэд, я вот решил поприветствовать тебя, — произнес он, пытаясь держаться с такой же любезностью.

— Хочешь верь, хочешь нет, а я как раз говорил о тебе — сколько лучших и умнейших людей ушло из Клермонта. — Он засмеялся. — Возможно, таких, как ты, просто недооценили.

Они еще немного поговорили о Клермонте, о знакомых, прежде чем Мэррит резко перевел разговор.

— Я думаю, что ты мне звонишь не ради воспоминаний.

Логан рассмеялся.

— Нет, но с удовольствием. Честно говоря, я хотел бы узнать, как у вас дела. Какими исследованиями занимаетесь и каковы условия работы.

— Ты хочешь узнать, нет ли места?

— Да, я люблю держать ухо востро, — засмеялся Логан. — Чтобы был выбор.

— А что с институтом рака? У тебя ведь еще год или около того до конца контракта? — Никаких следов подозрительности в его словах не было.

— Ну, мы не всегда сходимся во взглядах на некоторые вещи, и там знают, что я смотрю на сторону. — Он придумал такой вариант объяснений.

— А когда ты мог бы приступить?

— О, я не знаю, — несколько удивившись, протянул Логан. — Может, даже и скоро. Но я должен тебе сказать, что ваш институт первое место, куда я звоню.

— Ты нигде не найдешь ничего лучшего. Прекраснейшее оборудование, квалифицированные люди… Главная философия нашего заведения — отбирать лучшее, наилучших людей, давать им лабораторию, полную свободу, и пусть они осуществляют все свои замыслы.

Логан не верил своим ушам: этот человек отчаянно его добивается! И Меррит не мог даже вообразить, что это значит сейчас для Логана.

Логан очень хотел получить лабораторию, где он мог бы заниматься независимыми исследованиями, и особенно по одному направлению.

— Ну что ж, звучит заманчиво, — вежливо согласился Дэн.

— Слушай, Дэн, сделай одолжение. Не звони сегодня больше никому. Дай мне поговорить с директором, мы посмотрим, что можем. Ты сделаешь это для меня?

— Ну, думаю, да. — Логан засмеялся. — Только чем же мне занять остаток дня?

— Ну спасибо, Дэн! Правда, спасибо. Просто сиди и все. Я перезвоню.

Он позвонил в тот же вечер, сразу после ужина. Логан сидел в той же каморке. Как только он услышал голос Меррита, уже не такой оживленный, понял — дела хуже некуда.

— Дэн, послушай, — начал тот, — я тут поговорил с нашим руководством.

— Так.

— Ну, похоже, у нас сейчас нет никаких возможностей. Мы сейчас вообще никого не берем.

— А, понятно.

— Слушай, мне ужасно жаль. Надеюсь, я тебя не очень напряг?

— Да что там, вовсе нет. — Для чего затягивать этот мучительный для обоих разговор?

— Хорошо. Я уверен, ты найдешь что-нибудь интересное.

Загрузка...