Сергей Капица

В Институте физики Земли

С переходом в новый институт, занимавшийся принципиально другими проблемами, Сергею Петровичу предстояло резко изменить вектор своих научных интересов: от аэродинамики перейти к минералогии. При этом важную роль сыграла, по-видимому, его ранняя увлеченность минералогией.

В Институте физики Земли Сергей Петрович был принят в лабораторию Алексея Георгиевича Калашникова, бывшего министра просвещения РСФСР, доктора физико-математических наук, действительного члена Академии педагогических наук, очень достойного человека. Занимаясь магнитометрическими приборами применительно к магнитному полю Земли, А. Г. Калашников разработал общую теорию флюксметра (веберметра) — устройства для измерения магнитного потока. Важным применением флюксметра в магнитометрической геофизике является разработанный А. Г. Калашниковым принцип исследования слабых вариаций земного магнитного поля с помощью большой индукционной катушки, связанной с флюксметром. Этот принцип был положен в основу разработанной в магнитной лаборатории Геофизического института загородной магнитной самопишущей станции. Станция регистрирует очень слабые вариации магнитного поля вследствие солнечного затмения, слабые северные сияния, отдаленные разряды молний и т. п. А. Г. Калашников и его сотрудники подтвердили эффект изменения намагниченности горных пород в зависимости от механического напряжения и выдвинули предположение о наличии связи между магнитными и сейсмическими явлениями, с присутствием полезных ископаемых, в частности, нефти. Совместно с Калашниковым Капица с помощью упомянутого флюксметра изучал изменения земного магнетизма, которые сопровождают геологические структуры нефтеносных полей. Работа эта была для Сергея Петровича очень интересной, поскольку во многом совпадала с его давним увлечением минералогией.

Хотя, конечно, это был очень резкий разворот в науке, характеризующий Сергея Петровича как многостороннюю энергичную личность, способную успешно решать самые различные задачи.

Во время работы в ИФЗ Капице пришлось выезжать в сложную и длительную командировку, когда, летая на самолете между Махачкалой и побережьем (в том числе восточным) Каспийского моря, он фиксировал и изучал магнитные поля, сопровождавшие геологические структуры полей нефтеносных. Сергею Петровичу удалось подметить и предложить аппроксимированные способы расчета магнитных полей, когда картину магнитного поля, полученную с небольшой высоты, удавалось развить в более общую картину. Этот способ позволял экономить существенные средства и быстрее решать задачи разведки полезных ископаемых.

В самый канун защиты диссертации выяснилось, что Сергей Петрович не сдал один из самых серьезных экзаменов по специальности, а защищаться он готовился в области физико-математических наук — уравнения математической физики. Экзамен довелось сдавать крупному советскому математику, впоследствии академику, товарищу Келдыша и заместителю директора Института прикладной математики АН СССР — А. Н. Тихонову. Заметим, что Тихонов стал впоследствии дважды Героем Социалистического Труда, автором более пятисот основополагающих научных трудов, монографий, неоднократно переизданных учебников, часть которых переведена на иностранные языки. В 1951 году вышло первое издание учебника А. Н. Тихонова и А. А. Самарского «Уравнения математической физики». А. Н. Тихонов также был и специалистом в области земного электромагнетизма. В 1950 году в семьдесят третьем томе «Докладов Академии наук СССР» (ДАН) вышла его статья «Об определении электрических характеристик глубоких слоев земной коры».

Математически Сергей Петрович чувствовал себя уверенно, поскольку внимательно прослушал в ЦАГИ расширенный курс теории комплексного переменного, который читал академик А. А. Дородницын.

Вопрос написания и защиты кандидатской диссертации для С. П. Капицы, в полной мере владеющего математическим аппаратом, был несложен. На основе обширных экспериментальных данных им был предложен обоснованный метод предварительного обнаружения нефтегазовых месторождений по изменению картины магнитных полей, суливший существенные экономические выгоды при геофизических исследованиях.

К тому времени Сергей Петрович опубликовал несколько работ на диссертационную тему, в частности, совместно со своим научным руководителем А. Г. Калашниковым, в третьем номере «Докладов Академии наук СССР» за 1952 год статью «Магнитная восприимчивость горных пород при деформациях». Самостоятельно им была опубликована и оригинальная вспомогательная работа «Прибор для вычисления интеграла Пуассона».

Он успешно защитил диссертацию «Магнитные свойства изверженных горных пород при механических напряжениях» на ученом совете Института физики Земли 27 мая 1953 года и стал кандидатом физико-математических наук… В те годы утверждения ВАКом диссертационных работ не требовалось и ученая степень присуждалась сразу после защиты. Его научная работа до настоящего времени признается полезной. «Ссылки на нее до сих пор встречаются в трудах геофизиков», — с гордостью отмечал Сергей Петрович в своих воспоминаниях.

«Однажды, летом 1953 года, на нашу дачу внезапно утром приехала машина с двумя чиновниками, — десятилетия спустя вспоминал Сергей Петрович. — Один из них заведовал первым отделом Академии наук, другой, по-видимому, старший, прибыл якобы для того, чтобы инспектировать нашу пожарную охрану. Мы ознакомили их с состоянием противопожарного оборудования лаборатории, правилами внутреннего распорядка, вывешенными на видном месте, местом хранения ключей и наличием телефонной связи. Осмотр всех этих предметов довольно быстро удовлетворил любопытство наших посетителей. Однако прошло несколько часов, но наши гости все не уезжали и даже перестали искать повод для оправдания своего присутствия. По реплике отца я понял, что ему непонятен смысл всего происходящего. Уже после обеда, взглянув на часы, старший как-то быстро распрощался, и таинственные посетители исчезли так же внезапно, как и появились. Вечером того же дня я уехал в Москву со своим тестем А. М. Дамиром, известным врачом, замечательным и очень наблюдательным человеком. К нашему изумлению, на Смоленской площади мы увидели танки с расчехленными пушками. На следующий день к моим своякам прибежала крайне возбужденная их давняя и близкая знакомая художница Н. А. Ушакова, которая подрабатывала тем, что оформляла городской клуб милиции. Она шепотом сообщила, что ей срочно велели снять портрет Берии!..»

История России оказалась в процессе одного из своих резких поворотов.

В Институте физических проблем

С падением Берии Хрущев поспешил вернуть всех «пострадавших» ученых и конструкторов в обойму полноценной творческой жизни и созидания. Было вновь открыто и ОКБ П. О. Сухого, и ОКБ В. Н. Челомея, вновь появились и десятки других КБ — авиационных, ракетостроительных, артиллерийских, имена руководителей которых ничего не скажут абсолютному большинству.

Справедливости ради надо сказать, что к Петру Леонидовичу, из-за его отказа в свое время участвовать в атомном проекте, Никита Сергеевич относился сдержанно, если не сказать — напряженно.

«Когда мы взорвали бомбу, то поднялся буквально истошный вой в буржуазной прессе, что бомбу русские получили из рук Капицы, что Капица — такой-сякой ученый-физик, что только он мог дать русским атомную бомбу. Тут Сталин возмущался и говорил, что Капица к этому абсолютно никакого отношения не имеет, что он не занимался этим вопросом. Видно, так это и было, — писал Н. С. Хрущев. — Когда умер Сталин, то у меня сохранилось двойственное отношение к Капице. С одной стороны, он признанный в мире крупнейший ученый-физик, а с другой стороны, этот ученый не дал нам возможность получить атомную бомбу раньше Америки, даже если не раньше, то не оказал нам помощи в создании советской атомной бомбы. Поэтому отношение к Капице было больше чем сдержанное».

Уже в сентябре 1953 года «изба физических проблем» (названная так Петром Леонидовичем по аналогии с Институтом физических проблем) на Николиной Горе — домашняя лаборатория, где отстраненный от официальных дел П. Л. Капица вел свои исследования, получила официальный статус, став Физической лабораторией Академии наук СССР. Академик П. Л. Капица официально был назначен ее заведующим.

Сергей Петрович в то время постоянно продолжал работать с отцом, и в октябре 1953 года Петр Леонидович твердо рекомендовал сыну перейти на работу в основанный при его участии Институт физических проблем (ИФП АН СССР), где директором в то время был Анатолий Петрович Александров. Авторитет отца для Сергея Петровича всегда был очень велик, и он, естественно, согласился.

15 октября 1953 года появилось распоряжение № 2-2085, подписанное относительно недавно избранным (в 1951 году) президентом Академии наук химиком-органиком А. Н. Несмеяновым:

«Перевести кандидата физико-математических наук Капица (так в оригинале. — А. М., Н. Б.) Сергея Петровича из Геофизического института Академии наук СССР на работу в Институт физических проблем им. С. И. Вавилова Академии наук СССР.

Президент Академии наук СССР А. Н. Несмеянов».

23 октября 1953 года А. П. Александров был избран академиком по Отделению физико-математических наук, а 4 января 1954 года был удостоен звания Героя Социалистического Труда за работы по «атомной проблеме». Было уже совершенно ясно, что его научные интересы, так же как и наиболее значительные достижения, лежат в сфере работ Института атомной энергии и совсем в скором времени он должен оставить Институт физических проблем. Так оно и произошло: в 1955 году он был назначен заместителем директора Института атомной энергии, а в 1960 году, после смерти И. В. Курчатова, и его директором. Заметим, что П. Л. Капица вместе с академиком А. В. Топчиевым были последними, кто из ученых мужей 4 февраля 1960 года встречались с И. В. Курчатовым и имели с ним длительную беседу.

П. Л. Капица после встречи с Н. С. Хрущевым 3 июня 1955 года вновь был назначен директором ИФП АН СССР им. С. И. Вавилова (имя присвоено 25 января 1951 года, вдень смерти президента АН СССР С. И. Вавилова).

Конечно, на П. Л. Капицу произвели сложные впечатления сведения о ярчайшем выступлении И. В. Курчатова в английском Центре ядерных исследований в Харвелле (AERE), который возглавлял хорошо знакомый ему, в том числе и по совместным работам у Резерфорда, Джон Кокрофт. Вернувшись, Игорь Васильевич, с которым у П. Л. Капицы всегда были самые теплые отношения, лично рассказывал ему и о приемах в Кембридже и Харвелле, и о том, как расспрашивал о нем Кокрофт, и о скромных достижениях англичан, и о позволении Хрущева «рассказать им почти всё» и, скромничая, о том де-факто фуроре, который произвело его выступление, когда он фактически впервые на международном уровне с научных позиций заговорил об управляемой термоядерной реакции.

Впоследствии Дж. Кокрофт дважды бывал в Советском Союзе, приезжал он и в ИФП к П. Л. Капице, где тот знакомил его с новыми достижениями, рассказывал о возникавших научных проблемах.

Сергей Петрович был представлен Джону Дугласу, помнившему его еще ребенком.

Занявшись электроникой больших мощностей, П. Л. Капица разработал и построил мощный генератор высокой частоты — ниготрон (от названия Николина Гора, где он первоначально вел свои исследования), который позволил получить устойчивый шнуровой разряд. Спектрометрические измерения и теоретические подсчеты привели исследователей к заключению, что в опытах образуется цилиндрическая область радиусом в несколько миллиметров, заполненная горячей плазмой с очень высокой температурой.

Петр Леонидович весьма оптимистично оценивал перспективы исследования плазменного шнура. Он считал, что они могут иметь большое значение для ядерной энергетики, в том числе для осуществления управляемой термоядерной реакции. Кроме того, изучение шнурового разряда, где существует высокотемпературная, по мнению П. Л. Капицы, плазма, способствовало углублению понимания плазменных процессов.

На эту тему не раз проходили горячие научные дискуссии: в ИФП приезжал А. П. Александров со своими специалистами по плазме, «ломались копья», но консенсус так и не был достигнут.

В последние годы Петр Леонидович в этом вопросе не давал спуска и ближайшим сотрудникам. Генрих Дмитриевич Богомолов, в настоящее время заместитель директора ИФП по науке, а тогда старший научный сотрудник, к тому времени около пятнадцати лет работавший со старшим Капицей, однажды, вновь доложив «не те» результаты, услышал от него:

— Вы не верите в мою горячую плазму! Может быть, вы перейдете к Сергею Петровичу?

Несколько лет Г. Д. Богомолов тесно работал вместе с С. П. Капицей. Его основные научные интересы касались апробации микротрона, его применения в различных областях народного хозяйства и науки.

После смерти Петра Леонидовича это направление было очень быстро закрыто новым руководством института, прежде всего из экономических соображений. Капице-старшему денег давали столько, сколько он просил, хотя он никогда не переходил определенную грань. Теперь же ситуация поменялась: за каждый рубль приходилось бороться.

Перешедший в Институт физических проблем Сергей Петрович Капица немедленно подключился к давно знакомой ему работе над ниготроном — мощным сверхвысокочастотным генератором непрерывного действия. Одновременно он самостоятельно проводит ряд работ по изучению проблем электродинамики и электроники.

Интересно, что Институт физических проблем, в соответствии с порядком, заведенным П. Л. Капицей, сегодня не имеет деления ни на лаборатории, ни на отделы, ни на отделения. Единственным, но вполне самостоятельным подразделением Института являлась Физическая лаборатория АН СССР.

Петр Леонидович, бывший также начальником Физической лаборатории АН СССР, шутил, что имеет очень хорошие отношения с руководством ИФП.

С 1953 по 1958 год Сергей Петрович по совместительству работает в Институте научной информации, редактируя реферативный журнал «Физика». Это была, конечно, непростая, порой напряженная работа. Но и давала она много! Читая аннотации абсолютного большинства статей и книг, выходивших в мире, он был в курсе направлений всех физических работ, мог прогнозировать интерес и направление будущих работ.

Только 30 декабря 1955 года вышло специальное постановление Президиума АН СССР: «Присвоить кандидату физико-математических наук Капице Сергею Петровичу ученое звание старшего научного сотрудника по специальности «электроника». Постановление было подписано президентом Академии наук А. Н. Несмеяновым и и. о. главного ученого секретаря АН СССР членом-корреспондентом Н. М. Сисакяном.

Вскоре в Институте физических проблем Сергей Петрович занялся разработкой нового типа резонансного циклического ускорителя электронов — микротроном.

Еще выдающийся физик, впоследствии академик В. И. Векслер[36], в одной из своих ранних статей, опубликованной в «Докладах Академии наук СССР» в 1944 году, посвященной фазовой стабильности частиц при ускорении, предложил модификацию циклотрона для электронов. Хотя первым эту идею высказал в 1939 году Л. Альварес, но В. И. Векслер первым опубликовал соображения по идее о фазовой устойчивости ускорения. Независимо и одновременно с американцем Э. Макмилланом, лауреатом Нобелевской премии, он предложил и обосновал принцип фазовой устойчивости.

Ведущее магнитное поле и частота ускоряющего поля постоянны как в циклотроне, так и в микротроне, но его (микротрона) отличие в том, что период обращения сгустка электронов на каждом обороте должен изменяться так, чтобы при каждом новом обороте частицы приходили в ускоряющий зазор в нужной фазе высокочастотного электрического поля.

Ю. М. Ципенюк отмечает, что канадцы первыми сделали такой ускоритель и показали, что предложенный Векслером принцип работает, но у них получался очень маленький ток.

…В 1959 году Сергей Петрович вместе с женой и родителями отправляется в свою первую зарубежную поездку. Петр Леонидович должен был выступать в Праге на международном симпозиуме по планированию науки, и на семейном совете решено было ехать в Польшу и Чехословакию вчетвером, на новой отцовской зеленой «Волге». Без проблем они проехали через Минск на Варшаву, из Варшавы — в Краков, из Кракова, через Татры, в Прагу.

В Праге Петр Леонидович с ходу был вовлечен в переговоры с послом и, выйдя из посольства, небрежно сказал: «Сергей, я поеду с послом, а ты поезжай за нами». Эту поездку Сергей Петрович вспоминал и 50 лет спустя:

«Мы за послом, который мчится через весь город, прет как танк через все на свете, он-то знает дорогу, для него не существует красного света на перекрестках, а я стараюсь держаться у него на хвосте, все это на узких мощеных улицах Праги со сложным рельефом… Я никогда в жизни не чувствовал себя так ужасно и решил, что если разобью машину или случится еще что-нибудь, то пусть посол выкручивается, я исполняю его директиву!

Когда мы доехали до резиденции посла, я был совершенно мокрый от волнения, Анна Алексеевна была взбешена. Она выскочила из машины и стала кричать на посла: «Вы тут ездите как оккупанты!» — в общем, высказала все, что думала по этому поводу. Таня, сильно напуганная, сидела сзади. А я благодарил Бога, что спасся».

Вернувшись в Москву, Сергей Петрович с новыми силами обратился к своему ускорителю. В качестве ускоряющего элемента в микротроне, созданном под руководством С. П. Капицы, был использован цилиндрический резонатор, колебание в котором возбуждается от внешнего СВЧ-источника. Этот тип резонатора впервые был предложен и успешно реализован С. П. Капицей, В. П. Быковым[37], В. Н. Мелехиным[38] в 1960 году.

В 1959 году Сергей Петрович вместе со своим аспирантом Владимиром Павловичем Быковым изготовил в мастерских института прототип микротрона и начал с ним работу. С самого начала работы над микротроном велись совместно с Вадимом Николаевичем Мелехиным — выпускником Физтеха, работавшим в Институте радиотехники и электроники, только в 1964 году официально переведенным в Институт физических проблем. Вскоре после первых включений Сергей Петрович поставил перед ним задачу: сделать источник электронов более эффективным, чтобы увеличить ускоряемый ток.

В. Н. Мелехин предложил оригинальное решение: инжектировать электроны из катода, помещенного непосредственно на одной из стенок ускоряющего резонатора. В качестве катода использовалась нагреваемая вольфрамовая нить. Тот же В. Н. Мелехин предложил оптимизировать форму пролетных отверстий ускоряющего резонатора. Учитывая, что поперечное электрическое поле входного отверстия фокусирует пучок электронов, а выходного — дефокусирует, он предложил увеличить входное отверстие в осевом направлении, усиливая тем самым радиальную фокусировку, а выходное отверстие увеличить в диаметре, чтобы уменьшить его дефокусирующее воздействие.

Немного позднее в творческий коллектив вошел Евгений Леонидович Косарев[39], взявший на себя большую часть расчетов по микротрону.

В самом начале 1960-х годов к работам подключился Лев Борисович Луганский[40], тогда студент, а впоследствии доктор технических наук. Именно Л. Б. Луганский не только рассчитал новые области фазовой устойчивости, но и экспериментально подтвердил их существование.

После проведения названных и многих других работ по доводке и совершенствованию микротрона интенсивность ускоренного пучка электронов, по словам профессора Ю. М. Ципенюка[41], увеличилась в сотни раз! Ток оказался столь большим, что относительно недорогой в изготовлении микротрон мог конкурировать с любыми другими ускорителями электронов. Для мирового сообщества физиков, работавших с ускорительной техникой, это стало настоящей сенсацией. Открылись самые широкие возможности проведения новых ядерно-физических экспериментов на микротроне.

По мнению заместителя директора ИФП им. П. Л. Капицы Г. Д. Богомолова, успех с микротроном был достигнут прежде всего потому, что он был грамотно рассчитан теоретически.

Работы в лаборатории сразу интенсифицировались, появились новые студенты. Сергей Петрович взялся читать лекции по методам высокочастотных измерений и по ускорителям. Нашедшая свой путь микротронная группа стала быстро развиваться. Работы положительно оценили и одобрили ведущие советские ученые А. П. Александров, Л. А. Арцимович, Н. Н. Семенов, Ю. Б. Харитон, И. К. Кикоин… Рад был успеху сына с товарищами и П. Л. Капица. Были задуманы и начались работы по созданию микротронов с существенно большей мощностью ускоренного луча.

Микротрон, созданный в Институте физических проблем, был импульсным ускорителем, с напряженностью электрического поля в резонаторе СВЧ в 300–400 кВ/см, работающим с частотой повторения от 100 до 1000 Гц, с длительностью импульса в несколько микросекунд. Средняя мощность ускоренного луча при этом достигала нескольких киловатт при энергии до 30 МэВ. Размеры созданного микротрона были относительно небольшими: диаметр от одного до полутора метров, общий вес ускорителя около 1500 килограммов.

Ближайшие сотрудники С. П. Капицы — и Вадим Николаевич Мелехин, и Владимир Павлович Быков, и Евгений Леонидович Косарев, и Лев Борисович Луганский, и Юрий Михайлович Ципенюк — внесли большой вклад в создание микротрона нового типа.

Впоследствии В. Н. Мелехин, В. П. Быков, Е. Л. Косарев, Л. Б. Луганский и Ю. М. Ципенюк защитили докторские диссертации, стали известными физиками.

Известно, что Петр Леонидович Капица считал, что начало пути у молодого человека обязательно должно быть успешным, чтобы он поверил в свои силы. Нельзя доверяться случаю. Об этом он не раз говорил в своих выступлениях. Для Сергея Петровича это было не начало пути, это была уже третья попытка, на сей раз, несомненно, успешная.

«Несмотря на то, что принцип микротрона-ускорителя электронов, в котором частицы движутся в постоянном и однородном магнитном поле и ускоряются высокочастотными полями постоянной частоты, принцип, который был сформулирован еще в 1944 году Векслером в самой первой из его работ по циклическим ускорителям, никому раньше не удалось построить микротрон, в котором бы ускорение происходило устойчиво и эффективно. С. П. Капица предложил это направление и вместе с руководимой им группой построил ряд машин и разработал принципы их расчета. Это потребовало как решения ряда задач по исследованию динамики частиц — их захвата и фокусировки, так и решения ряда инженерных задач. В результате был разработан принцип микротрона, получивший большое распространение как в Советском Союзе — около 40 машин, так и за рубежом — в США построено два инжектора, в Италии, Швеции и др. странах», — писал Сергей Петрович в 1979 году в неоконченной статье «О научной работе С. П. Капицы» для представительских документов на выдвижение кандидатом в члены-корреспонденты АН СССР.

Вместе со своим сотрудником Ю. М. Ципенюком, сотрудниками ОИЯИ и ФЭИ «проведено систематическое исследование фотоделения, приведшего к установлению ряда новых закономерностей в этой области, экспериментально подтверждающих так называемую двугорбую структуру делительного барьера, ставшую важным завоеванием физики ядра», — писал Сергей Петрович в той же неопубликованной представительской статье 1979 года.

Ю. М. Ципенюк вспоминает при этом ситуацию, когда Сергей Петрович принял самое деятельное участие в его судьбе: когда тому в своей дипломной работе не удалось ответить на вопрос: «Можно ли наблюдать недавно открытый эффект Мессбауэра на микротроне?» — Сергей Петрович поговорил с отцом, напомнил о предыдущей, весьма успешной и опубликованной работе Ципенюка «Пробное тело в открытом резонаторе», предлагавшей новый способ определения поля в пространстве. Петр Леонидович пожал плечами и сказал: «Он же сделал хорошую работу, пусть и защищает ее досрочно». Ранее был только один подобный случай с учеником Ландау. Почему теоретики могут, а экспериментаторы нет? Юрий Михайлович досрочно защитился и на всю жизнь остался работать в институте.

На территории института микротронная группа во главе с Сергеем Петровичем работала в «помещении номер три» — небольшом двухэтажном здании на западном краю институтской площади, рядом с забором Института химической физики, ныне носящего имя Н. Н. Семенова. Метрах в восьмидесяти, через пруд, находится особняк П. Л. Капицы, где сегодня открыт его мемориальный музей-кабинет.

История Института физических проблем к тому времени была связана с именами выдающихся советских ученых и светил мировой физики. Здесь не раз бывал Дирак, в 1961 году институт, за год до смерти, посетил Нильс Бор.

Рассказывают, что на устроенном в честь Н. Бора семинаре П. Л. Капица спросил у датчанина:

— Скажите, почему все так стремятся попасть на работу в ваш коллектив?

— Наверное, потому, что мы не боимся показаться дураками, — с улыбкой ответил Бор.

— Ну да, — сразу нашелся Петр Леонидович, — у нас несогласных клянут и проклинают. — Он посмотрел в сторону Ландау (отличавшегося нетерпимым отношением к оппонентам): — А у вас находят их работы смелыми и интересными.

В 1962 году С. П. Капица защитил в Дубне, в Объединенном институте ядерных исследований, диссертацию доктора физико-математических наук, которая так и называлась — «Микротрон».

Решением ВАК от 24 ноября 1962 года ему была присвоена степень доктора физико-математических наук (диплом от 27 декабря 1962 года).

В соответствии с приказом по ИФП АН СССР старшему научному сотруднику С. П. Капице с 24 ноября 1962 года в связи с решением ВАК был установлен оклад 400 рублей в месяц. Параграф 2 того же приказа указывал, что за ним сохранялась надбавка к окладу, предусмотренная приказом от 11 июля 1958 года.

Таким образом, Сергей Петрович получал очень хорошие по тем временам деньги — свыше 500 рублей в месяц. Средняя зарплата в те годы едва превышала 80 рублей в месяц, но квартплата была мизерной — до 10 рублей в месяц, бутылка водки стоила 2 рубля 12 копеек, килограмм мяса — полтора-два рубля, десяток яиц — 80 копеек, батон белого хлеба — от 9 до 20 копеек, килограмм черной икры — 19 рублей…

Работы на микротроне в те годы велись очень активно. Его применение намечалось в дефектоскопии, медицине, геологии… Его считали одним из самых перспективных ускорителей в научных исследованиях, в том числе и в квантовой механике.

Заметим, что круг научных интересов С. П. Капицы был необычайно широк. Он — автор работ в области сверхзвуковой аэродинамики, земного магнетизма, ускорителей частиц, прикладной электродинамики, синхротронного излучения, ядерной физики.

Главным научным достижением С. П. Капицы того времени было создание (совместно с упомянутыми выше В. П. Быковым, В. Н. Мелехиным, Е. Л. Косаревым, Л. Б. Луганским, Ю. М. Ципенюком) эффективного ускорителя электронов — микротрона. В результате этих работ микротрон занял ведущее место в области электронных ускорителей на энергию до 30 МэВ. Микротроны нового типа нашли широкое применение в ядерной физике, дефектоскопии толстостенных изделий, радиоактивационном анализе как инжекторы в ускорителях высокой энергии, для физических исследований и т. п. Удачная конструкция микротрона нового типа предопределила их достаточно широкое распространение в ведущих странах мира. Только в СССР, по оценке специалистов, было построено около ста микротронов.

Капица-старший всегда с самым пристальным вниманием наблюдал за научной деятельностью своего сына, придавал ей большое значение, о чем, в частности, свидетельствует тот факт, что он написал предисловие к книге «Микротрон»

С. П. Капицы и В. Н. Мелехина, выпущенной издательством «Наука» в 1969 году, а вскоре переведенной на английский язык и изданной в Лондоне. Приводим краткое предисловие великого ученого к названной книге полностью:

«Эта книга посвящена микротрону — циклическому ускорителю электронов. Работа над этим ускорителем была начата в Физической лаборатории десять лет назад, и сейчас настало время подвести некоторые итоги.

Хотя микротрон был предложен В. И. Векслером уже давно, в 1944 г., первые попытки осуществить его не были достаточно успешными, и, как видно из этой монографии, только через 15 лет был построен микротрон, эффективно ускоряющий электроны. Сейчас можно считать, что в диапазоне энергий примерно от 5 до 50 МэВ для ряда применений микротрон является наиболее эффективным ускорителем. Этот диапазон перекрывается также линейными ускорителями, но микротрон значительно проще, имеет высокую стабильность, большой к. п. д. и позволяет создавать электронные пучки большой концентрированной мощности из хорошо сгруппированных сгустков.

Первоначально микротрон привлек к себе наше внимание тем, что создаваемые им электронные сгустки казались очень подходящими для генерирования мощных колебаний в миллиметровом диапазоне волн. Эти надежды не оправдались, но в результате проведенной работы был создан эффективно работающий микротрон — ускоритель, представляющий интерес во многих областях физики и техники. Например, являясь простым и эффективным источником гамма-лучей, он сразу нашел применение на практике в дефектоскопии и радиоактивном анализе. Будучи источником мощных электронных пучков, он используется как инжектор, и, кроме того, имеется еще ряд чисто научных применений.

За последние пять лет микротрон стал широко применяться как у нас, так и за границей. Широкое внедрение микротрона в практику произошло после того, как на основании новых идей удалось найти ряд конструктивных решений, сделавших микротрон простым, эффективным и надежным прибором. Этим решениям микротрон обязан своим вторым рождением. В основном они были найдены у нас в Физической лаборатории авторами этой монографии с участием возглавляемого ими коллектива. Как увидят читатели этой монографии, успешное развитие микротрона произошло потому, что был предложен эффективный ускоряющий резонатор, в котором расположен горячий термокатод, эмитирующий электроны. Точный численный расчет траекторий в этой системе позволил решить наиболее трудную задачу — введение электронов на первую орбиту. Была также создана теория, позволившая детально рассчитать стабильность дальнейшего движения электронного пучка.

Растущий интерес к микротрону привел к появлению большого числа работ, посвященных его теории и экспериментальному исследованию. Мы думаем, что опубликование настоящей монографии, в которой собраны и систематизированы основные результаты этих работ, является весьма своевременным. Эта монография написана ведущими специалистами в данной области и, несомненно, будет соответствовать практическим запросам. В монографию вошли некоторые неопубликованные результаты, полученные авторами. Сначала мы предполагали издать книгу в виде очередного сборника «Электроника больших мощностей». Поскольку, однако, эта книга в значительной мере основана на ранее опубликованных работах, а наши сборники предназначены для оригинальных исследований, было решено выпустить ее в виде отдельной монографии.

Мы надеемся, что эта монография будет полезна для развития микротрона, в котором имеются еще не реализованные возможности. Например, как указывают авторы, возможно создание мощного микротрона непрерывного действия; эффективность микротрона можно также повысить, применяя сверхпроводящие резонаторы. Правда, при этом есть основание опасаться, что в процессе такого развития микротрон потеряет одно из основных своих достоинств — компактность и простоту.

П. Л. Капица

Физическая лаборатория АН СССР

Май 1968 г.».

В 1970 году участники работ по микротрону были представлены к Государственной премии СССР. Среди соискателей были С. П. Капица, В. Н. Мелехин, В. П. Быков, Е. Л. Косарев, Л. Б. Луганский, Э. А. Лукьяненко, Б. С. Закиров. Как бывает достаточно часто, один из сотрудников института посчитал себя обойденным и написал жалобу в Комитет по Государственным премиям. Приехала комиссия, начала разбираться.

Член-корреспондент Л. А. Вайнштейн, отличавшийся точностью мысли, выступая на одном из собраний по этому поводу, заметил: «Зачем такой большой коллектив авторов? Нужно было оставить трех человек: Капицу, Мелехина и Быкова, и не было бы никаких вопросов».

Вопрос с премией получил отрицательное ускорение, а затем и вовсе аннигилировал.

Заслуживает внимания тот факт, что под руководством С. П. Капицы в начале 1960-х годов был создан промышленный медицинский микротрон, предназначенный для лечения онкологических заболеваний. Эти микротроны до последнего времени успешно применялись в клиниках, отличаясь небольшой стоимостью, высокой надежностью и простотой в эксплуатации. В течение десятилетий они работали в клиниках Москвы (МНИОИ им. П. А. Герцена), Обнинска, Киева, Таллина, Минска. Для исследовательских целей микротроны были построены в Чехословакии, Румынии, Вьетнаме, Южной Корее, Японии, Индии.

Выпускавшийся небольшой серией на питерском заводе «Равенство» медицинский микротрон — «Микротрон-М», в разработке которого принимал участие А. Р. Мирзоян[42], оказался очень сильным оборудованием. С его помощью с 1985 по 2007 год было проведено более двадцати тысяч успешных лечебных облучений, при этом ни разу не было срыва лечебного курса из-за проблем с микротроном, что нередко случалось с импортным оборудованием. Посредством микротрона проводили в том числе и интероперационное облучение, когда удаляют опухоль и облучают ее ложе. Микротрон совершенствовался, к новой серии готовилась улучшенная модификация. Своими силами, бесплатно, при участии Сергея Петровича, он был переведен на управление от ЭВМ… Но пришли новые времена, был предательски подрублен и рухнул Советский Союз, наступили приснопамятные 1990-е годы. В Германии был получен щедрый кредит на покупку аналогичного оборудования, производимого фирмами «Филипс», «Сименс», «Хьюлет Паккард». «Предпримчивым» чиновникам понравился аппарат фирмы «Филипс», который, хотя и стоил на порядок дороже «Микротрона-М», был очень наряден внешне и удобен в эксплуатации. Впоследствии оказалось, что эта самая эксплуатация обходится уже более чем на порядок дороже эксплуатации отечественного микротрона, но когда в закупках принимают участие такие хваткие ребята, как «экономист-кибернетик» Зурабов, соображения государственной экономии меркнут перед чиновной распорядительностью.

Одно время в НИИ им. П. А. Герцена параллельно работали оба медицинских аппарата — и отечественный микротрон, и «Филипс», но функционально отечественный аппарат был гораздо удобнее, не требовал необходимых для импортного подготовительных операций, в частности, охлаждения воды в летний период и ее подогрева в зимний, ну а необходимость периодического ремонта приводила финансовых руководителей института в предынфарктное состояние. Тем не менее в 2007 году г-н Зурабов в ультимативном порядке, угрожая финансовыми карами, потребовал вывести микротрон из эксплуатации.

Сергей Петрович пытался бороться, писал большие официальные письма об очевидной пользе и необходимости дальнейшей модернизации микротрона и Фурсенко, и тому же Зурабову, и в Академию наук, но в то время это был «глас вопиющего в пустыне».

После создания эффективного микротрона в Институте физических проблем под руководством С. П. Капицы стали развиваться работы по фундаментальной и прикладной ядерной физике. Совместно с Физико-энергетическим объединенным институтом ядерных исследований (ОИЯИ, Дубна) в течение многих лет проводились эксперименты по фотоделению тяжелых ядер. Эти работы внесли существенный вклад в понимание процесса деления ядер, и, в частности, в этих работах было экспериментально доказано существование каналов деления, предсказанных Оге Бором.

Вспоминает профессор Ю. М. Ципенюк: «В 1964 году произошло удивительное совпадение трех событий. Был сделан новый ускоритель на основе старых работ, но «едока не было, который бы это съел». В это время в Обнинске, в Физикоэнергетическом институте, известные теоретики Лев Николаевич Усачев и Николай Семенович Работнов обратили внимание на интересное явление. Работнов стажировался год в Дании в институте Нильса Бора. Основная тематика физикоэнергетического института — физика деления ядер. Физики-теоретики обратили внимание, что сын Нильса Бора — Оге Бор на первой Женеве, т. е. на первой конференции по мирному использованию ядерной энергии, которая проходила в Женеве, когда Курчатов впервые обнародовал секретные результаты, сделал предположение, что в процессе деления образуются некие каналы, по которым проходит ядро, преодолевая потенциальный существующий барьер. Смиренкин и Солдатов обратили внимание, что хорошо бы их искать эти каналы деления в тяжелых ядрах. В это же время в Дубне был разработан новый тип детекторов. Деление обычно регистрируется по осколкам. Если поставить стекло, то там, где больше нарушений, там и травится. Образуются конусы, которые видны прямо в микроскопе. Работа на электронных ускорителях довольно сложная, и связано это с тем, что есть громадный электромагнитный фон, вспышка, поэтому электронику очень сложно использовать. И проблема мгновенных измерений очень сложна. Но эти стекла абсолютно не чувствительны, только к осколкам. И вот Смиренкин и Солдатов приехали к нам и говорят: «Давайте попробуем, используя ваш микротрон, провести работы с ураном». Они привезли свою урановую мишень. И вот в 1964 году мы стали проводить эксперимент. «Пять минут хватит», — предположил Сергей Петрович. Но эксперимент проводили часа два. Потом приехали экспериментаторы, Смиренкин и Солдатов. И все ахнули — мы открыли этот эффект — каналы деления.

Всегда возникает вопрос: кому принадлежит первенство открытия? По этому поводу вспомню замечательную историю или притчу, которую любил рассказывать Петр Леонидович. По берегу реки идут трое с собакой. Тут один видит, что на том берегу реки лежит мешок. «Там, наверное, деньги», — высказал предположение первый. Второй говорит: «Пусть третий прикажет своей собаке достать его». Собака переплывает и приносит мешок, где оказались драгоценности. И начинается спор. А как делить? Первый говорит: «Если бы я не увидел, то ничего бы не было». А второй говорит: «Если бы я не сказал как, то вы бы его не достали». А третий спрашивает: «А чья собака?»

С этой притчей он обращался к известным английским юристам, которые ему сказали, что нет иного пути, каждый имеет право. Эта работа подтвердила эту мысль. Были теоретики, которые сказали, что надо искать, где надо искать. Через несколько лет нас выдвинули на государственную премию, но мы ее не получили. Председателем Комитета по ленинским премиям был Басов. Нас очень поддерживал Георгий Николаевич Флеров, который в последний день отказался приехать, ему не хотелось тащиться с Дубны, он считал, что и так все получится. Остались две работы: наша и фиановская по лазерам. Членом комитета был наш доктор наук Пешков Василий Петрович, которого мы попросили замолвить за нас слово, но тот не проявил инициативу. «Я не ядерщик, мне было неудобно», — заметил он. Тогда мы решили получить свидетельство об открытии. Так и появилось открытие № 269 «Закономерность подбарьерного фотоделения четно-четных ядер», признанное 22 марта 1965 года, зарегистрированное 24 октября 1984 года, где были все шесть человек, которые работали над открытием (С. П. Капица, Н. С. Работнов, Г. Н. Смиренкин, А. С. Солдатов, Л. Н. Усачев и Ю. М. Ципенюк)…

Еще в 1953 году в одном из самых авторитетных физических журналов «Physical Review» появилось небольшое сообщение Смита и Парселла о том, что, пропуская над дифракционной решеткой пучок монохроматических электронов из ускорителя Ван де Граафа, они обнаружили монохроматическое излучение в субмиллиметровом диапазоне длин волн. Это сообщение было сразу замечено научным сообществом, а обнаруженное излучение получило название «излучение Смита — Парселла». Возникает это излучение в результате индуцирования переменных токов на поверхности решетки полем пролетающих электронов.

Сергей Петрович готовился к работам по генерации микроволнового излучения и теоретически. В 1968 году он теоретически рассчитал, каково будет излучение заряда, движущегося в неоднородной среде. Эту работу он доложил на теоретическом семинаре Ландау. Как вспоминает академик А. Ф. Андреев, нынешний директор ИФП, по окончании выступления академик А. Б. Мигдал заметил, что С. П. Капица проявил способности физика-теоретика, и даже предложил ему перейти в «теоретический» цех. Эта работа С. П. К. вошла в качестве задачи в том «Электродинамика сплошных сред» в знаменитый на весь мир «Курс теоретической физики» Ландау и Лифшица. Такой чести удостаиваются далеко не все теоретики!»

Сергей Петрович был руководителем нескольких аспирантов и соискателей, успешно защитивших кандидатские диссертации: Ю. М. Ципенюка, Е. Л. Косарева, В. П. Степанчука, В. И. Черненко…

Наверное, 1968 год был годом наивысшего успеха Сергея Петровича в науке: микротрон был создан, применение его было очевидно и полезно, монография была написана и издана…

Успешная и разносторонняя научная работа, ранняя защита докторской диссертации, высокая актуальность работ с микротроном, преподавательская деятельность, знакомство с целым сонмом светил отечественной науки ставили на повестку дня и академическое избрание Сергея Петровича.

В 1968 году ученый совет Института физических проблем, при поддержке МФТИ, выдвигает доктора физико-математических наук С. П. Капицу в члены-корреспонденты Академии наук.

При выдвижении кандидата в адрес Академии наук направляется папка с набором документов: анкетными данными, выпиской из протокола заседания ученого совета института, характеристикой, письмами поддержки, автобиографией.

В своей автобиографии 1968 года, входящей в документы кандидата в члены-корреспонденты, Сергей Петрович, в частности, писал: «…в 1953 г. перешел на работу в ИФП, где работаю в настоящее время. Вначале я занимался радиофизикой волн сантиметрового диапазона, участвовал в работе по созданию мощных источников СВЧ. С 1958 г. начал исследования и разработку микротрона — ускорителя электронов на средние энергии. На основе этих работ в 1962 г. мне была присуждена степень доктора физико-математических наук.

С 1959 г. я читал курс электроники СВЧ и ускорителей в МФТИ, а с 1964 г. стал заведовать кафедрой общей физики в том же институте. В 1965 г. мне было присвоено звание профессора.

С 1957 г. я занимаюсь подводным спортом и участвовал в ряде экспедиций. Был избран зам. председателя Федерации подводного спорта СССР при ее основании в 1958 г.

Я состою членом редколлегии журнала «Природа», являюсь членом Экспертной комиссии ВАК по физике и астрономии и членом проблемного совета по ускорителям заряженных частиц».

Приведем также выписку из протокола заседания ученого совета ИФП АН СССР по выдвижению С. П. Капицы кандидатом в члены-корреспонденты АН СССР. Выписка подписана заместителем председателя ученого совета ИФП АН СССР членом-корреспондентом АН СССР А. С. Боровиком-Романовым (впоследствии академиком АН СССР) и ученым секретарем ученого совета ИФП АН СССР членом-корреспондентом А. А. Абрикосовым (впоследствии академиком АН СССР, позднее РАН, лауреатом Нобелевской премии по физике 2003 года):

«Выписка из протокола № 181

заседания Ученого совета ИФП АН СССР

от 3 октября 1968 года.

Присутствовали: академик АН СССР П. Л. Капица.

Члены-корреспонденты АН СССР: А. С. Боровик-Романов, А. А. Абрикосов, Л. А. Вайнштейн, Л. П. Горьков, Е. М. Лифшиц, И. М. Лифшиц, А. И. Шальников.

Доктора наук: М. П. Малков, Л. П. Питаевский…

Ученый совет ИФП АН СССР выдвигает доктора физико-математических наук Капицу Сергея Петровича кандидатом в члены-корреспонденты Академии наук СССР по Отделению ядерной физики, по специальности «ядерная физика».

Капица Сергей Петрович, 1928 г. рождения, русский, беспартийный, профессор, доктор физико-математических наук, старший научный сотрудник Института физических проблем АН СССР…

С 1953 г., работая в Физической лаборатории АН СССР, С. П. Капица деятельно участвует в разработке и создании ниготрона — мощного сверхвысокочастотного генератора непрерывного действия, позволившего в дальнейшем произвести принципиально новые физические исследования. С. П. Капица является также автором ряда интересных работ, посвященных различным проблемам электродинамики и электроники, в том числе излучению электронов в микротроне и в неоднородной среде; всего им опубликовано около пятидесяти печатных работ.

Наибольший интерес представляет цикл работ С. П. Капицы по микротрону. С 1957 г. С. П. Капица вместе с возглавляемой им группой впервые в Советском Союзе занялся исследованием и усовершенствованием микротрона, который был предложен В. И. Векслером еще в 1944 г., осуществлен в нескольких вариантах за рубежом, но был признан неперспективным (с практической точки зрения) ускорителем.

В результате исследований, проведенных в Физической лаборатории АН СССР под руководством С. П. Капицы, был разработан микротрон нового типа, показатели которого были существенно выше, чем у прежних микротронов. Микротрон нового типа выдвинулся поэтому на одно из первых мест (а во многих отношениях на первое) среди электронных ускорителей на средние энергии (на 30–50 МэВ). Докторская диссертация С. П. Капицы, посвященная микротрону, была защищена им в 1962 г. В настоящее время С. П. Капица вместе с одним из своих учеников (В. Н. Мелехиным) закончил и сдал в издательство «Наука» монографию «Микротрон» объемом около 13 листов; монография должна выйти в свет в середине 1969 г.

В настоящее время микротроны нового типа применяются для физических исследований в ряде институтов (ФИАН, ОИЯИ, Саратовский университет, Ужгородский университет, Томский ИЯФ и др.), а также для медицинских целей (гамма-терапия) и технологических целей и начато их промышленное производство. В Физической лаборатории АН СССР при участии С. П. Капицы проведены весьма интересные исследования по фотоделению тяжелых ядер под действием гамма-излучения, создаваемого микротроном. Эти исследования стали возможными благодаря большой интенсивности электронного пучка и устойчивой работе микротрона в течение многих часов.

С. П. Капица отдает также много сил воспитанию научной молодежи. В ходе работ по микротрону С. П. Капица создал большой молодежный научный коллектив, ряд его сотрудников защитили кандидатские диссертации. В течение ряда лет С. П. Капица читал лекции студентам Московского физико-технического института, в настоящее время он заведует кафедрой общей физики этого института.

Научным работам С. П. Капицы свойственна большая оригинальность, они важны для развития науки и техники в нашей стране. Мы считаем, что С. П. Капица является достойным кандидатом в члены-корреспонденты Академии наук СССР».

Процедура выдвижения в члены-корреспонденты, как и в академики, поэтапна. На первом этапе за кандидата голосует ученый совет организации, которая его предлагает, на втором, главном этапе, — члены соответствующего Отделения Академии наук, по которому выдвигается кандидат, а на заключительном этапе кандидат утверждается общим собранием Академии наук.

Рассказывают, что Петр Леонидович в день выборов пришел в академию на заседание Отделения ядерной физики перед его началом. Побеседовал с академиками и членами-корреспондентами, состоявшими в отделении, которое насчитывало в то время около тридцати академиков и более пятидесяти членов-корреспондентов. Все его поздравляли с представлением сына, выражая уверенность, что он, несомненно, будет избран. Но мир академии коварен, и после подсчета голосов оказалось, что Сергей Петрович недобрал двух или трех голосов из необходимых пятидесяти…

Через два года, 29 сентября 1970 года, ученый совет ИФП вновь рекомендовал С. П. Капицу к избранию в члены-корреспонденты. И вновь выборы в Академию наук СССР прошли неудачно для Сергея Петровича…

Как минимум трижды он выдвигался в члены-корреспонденты Академии наук от Института физических проблем и как минимум трижды был забаллотирован. По крайней мере в личном деле Сергея Петровича, хранящемся в Институте физических проблем им. П. Л. Капицы, имеются три папки с документами на выдвижение доктора физико-математических наук С. П. Капицы в члены-корреспонденты АН СССР: дважды по Отделению ядерной физики (1968, 1970) и один раз по Отделению общей физики и астрономии (1978).

Рассказывают, что, когда кандидатура Сергея Петровича, пройдя экспертную комиссию, поступила в соответствующее отделение, члены которого должны были проголосовать за его кандидатуру перед утверждением общим собранием академии, Капица-старший, сославшись, что ему неудобно голосовать за собственного сына, покинул готовившееся заседание. Члены секции проголосовали, и, совершенно неожиданно, Сергей Петрович недобрал двух или трех голосов.

Он тяжело переживал свое неизбрание.

Вспоминает К). М. Ципенюк: «В конце 1960-х годов Сергей Петрович обратил внимание на то, что электронные ускорители могут быть замечательным источником синхротронного излучения (СИ). Это излучение ограничивает ту максимальную энергию, которой можно ускорить электрон. Выше 6 Гэв нельзя, все уходит на излучение, оно мешает. А он говорит: «Давайте его использовать». И начал всюду агитировать. Было два академика Франка, родные братья — Глеб Михайлович и Илья Михайлович, который стал нобелевским лауреатом. Глебу Михайловичу Франку, биофизику из Пущина, Сергей Петрович предложил построить в Пущине накопитель. У нас его проектировали. Сергей эту идею протаскивал, но не получилось. Он промахнулся: решение такой задачи было по плечу только большому коллективу. А у нас было только два-три человека. Тем более что не готовы были и пользователи. Надо было делать станции для работы с СИ. Позднее Будкер в Новосибирске сделал такой источник. Во всем мире они есть. Вот было еще такое направление его деятельности, которое долго его занимало».

«После успешного окончания принципиальных работ по созданию микротрона, работа в лаборатории приняла более спокойный характер, — замечает доктор технических наук, а во время работы над «Микротроном» один из студентов С. П. Капицы Л. Б. Луганский. — Кто-то занялся другими разработками, кто-то продолжал разрабатывать усовершенствования и улучшения в конструкции ускорителя. Я чувствовал, что Сергей Петрович тяготился создавшимся положением, ему стало как-то скучновато. Его характер требовал чего-то другого.

Сейчас я понимаю, что Сергей Петрович был другого склада человек, его больше интересовали более общие вопросы, я бы сказал, что его больше влекла философия науки, нежели сама наука, требующая кропотливой, скрупулезной, повседневной педантичной работы, а он был скорее артист по своему характеру. Именно поэтому общественная, научно-популяризаторская, телевизионная деятельность оказалась ближе его натуре, и именно там он добился самых больших успехов. Я помню, как многие его коллеги скептически оценивали его работу над книгой «Жизнь науки». Академик Г. И. Будкер, о котором я говорил выше, прямо советовал ему «прекратить заниматься ерундой», и я, вспоминая сейчас об этом со стыдом, был с ним тогда полностью согласен. Только повзрослев, поработав несколько лет на кафедре общей физики в МФТИ, когда Сергей Петрович был заведующим этой кафедрой, я отказался от точки зрения, что «только в физике соль, остальное все ноль, а филолог, историк — дубина» (так поется в студенческой физтеховской песне). Помню, как на очередном собрании кафедры перед началом нового учебного года Сергей Петрович призывал к разнообразию подходов в науке и педагогике. При этом он сказал очень понравившуюся мне фразу о том, что «человеческое общество очень похоже на зоопарк, а зоопарк интересен только тогда, когда в нем имеются самые разнообразные животные».

В начале 1970-х годов Сергей Петрович обратил внимание на синхротронное излучение, возникающее при движении быстрых электронов по криволинейным траекториям. Он сразу понял возможности этого инструмента для исследований в физике, химии и биологии. Он сумел заразить своим энтузиазмом многих специалистов в различных областях науки и добился, чтобы Президиум АН СССР принял в 1972 году постановление о создании Комиссии по синхротронному излучению. Председателем этой комиссии был назначен член-корреспондент АН СССР (впоследствии академик) В. И. Гольданский, С. П. Капица стал заместителем председателя, а меня назначили ученым секретарем этой комиссии.

Идея создать специализированный источник синхротронного излучения его очень увлекала, и он организовал в ИФП маленькую группу, куда он включил Е. Л. Косарева, Л. Б. Луганского и конструктора Л. М. Зыкина. Эта группа разрабатывала проект накопительного кольца электронов с микротроном в качестве инжектора. Мы продвинулись достаточно далеко в разработке этого проекта.

Поначалу Сергей Петрович предполагал построить такой накопитель на территории ИФП. Однако П. Л. Капица воспротивился этой идее. Ему не хотелось, чтобы на территории ИФП находился центр коллективного пользования (а это действительно должен был быть такой центр, в котором количество обслуживающего персонала и приезжающих потребителей было бы сравнимо со всем Институтом физических проблем). П. Л. Капица сказал следующее: «Получается, что мы вырастим девочку, а пользоваться ею будут другие». Некоторое время С. П. Капица и его группа подыскивали другое место для размещения такой установки. Очень привлекательной одно время была идея построить источник синхронного излучения в Пущине, на базе Института биофизики АН СССР, там даже была готовая площадка для этого. Однако эта идея не была реализована из-за резких возражений радиоастрономов. Дело в том, что там, в Пущине, находится радиотелескоп (Пущинская радиоастрономическая обсерватория), ведущий наблюдения радиоизлучений из окружающего космического пространства. Наличие поблизости от него мощной ускорительной установки могло создать сильные помехи, которые сделали бы невозможным прием исключительно слабых радиосигналов, приходящих к нам из Вселенной.

После этих событий в 1976 году П. Л. Капица перевел меня в институте на другую работу, после чего наше тесное научное сотрудничество с Сергеем Петровичем практически прекратилось. Мы, конечно, встречались в институте, Сергей Петрович всегда интересовался, чем я сейчас занимаюсь, делал иногда очень полезные для меня замечания. Но сам Сергей Петрович в это время увлекся вопросами народонаселения. Эта его деятельность также не вызывала одобрения в ИФП, поэтому он начал постепенно отдаляться от института. Стал все реже появляться в лаборатории, перестал регулярно посещать ученый совет института, перенес свою деятельность в другие научные учреждения…

Но идеи Сергея Петровича о создании специализированных источников синхротронного излучения не заглохли. Их подхватили другие исследователи. В настоящее время у нас в стране действуют два специализированных центра синхронного излучения: в Институте атомной энергии им. И. В. Курчатова на базе специально построенного накопителя электронов (открыт в 1999 году) и в Институте ядерной физики им. Г. И. Будкера (создан в 1981 году) на базе электронных накопителей ВЭПП-З и ВЭПП-4 (ВЭПП-4 — ускорительный комплекс, коллайдер. — А. М., Н. Б.)».

В течение многих лет под руководством С. П. Капицы на микротроне ИФП совместно с Институтом геохимии и аналитической химии им. В. И. Вернадского (ГЕОХИ РАН) успешно проводились работы по высокочувствительному гамма-активационному анализу состава вещества. Особенно следует отметить достижения при определении содержания газовых примесей (азот, кислород, углерод). В этих работах была достигнута рекордная чувствительность анализа, составляющая миллионные массовые доли.

Микротрон нашел широкое применение и в медицине. Он используется и для получения радионуклидов для терапии, и для позитронной томографии, и для анализа плазмы крови, и для лучевой терапии. Известно, что ионизирующее излучение повреждает злокачественные опухоли в большей степени, чем нормальные ткани, где эти опухоли растут, и это позволяет уничтожать раковые опухоли, не повреждая здоровые структуры. Первый образец терапевтического микротрона был установлен в Московском онкологическом институте им. П. А. Герцена в 1982 году. Всего в больничные учреждения страны было поставлено шесть терапевтических микротронов.

Микротрон нашел применение и как дефектоскоп, открывающий новые возможности. Г. Д. Богомолов вспоминает, что одна из ракетостроительных фирм предполагала применить его для контроля твердого топлива. Он применялся для дефектоскопии корпусов атомных станций и судовых конструкций…

С. П. Капица был заместителем председателя Комиссии по синхротронному излучению при Президиуме АН СССР, принимал активное участие в организации создания в нашей стране источников синхротронного излучения. Развитие этой техники в настоящее время привело к мощному направлению исследований в различных областях науки.

«Прогресс экспериментальных исследований во многом определяется развитием новых методов, часто базирующихся на достижениях смежных областей науки. В последние годы стали ясны исключительные возможности синхротронного излучения (СИ), возникающего в мощных ускорителях электронов — синхротронах и накопительных кольцах установок со встречными пучками. Если раньше СИ рассматривалось скорее как досадная помеха работе этих машин, то теперь оно, несомненно, привлекает все большее внимание исследователей самых разных специальностей, — писал Сергей Петрович в статье «Источники синхротронного излучения: настоящее и будущее» в 1975 году в «Вестнике Академии наук СССР». — Синхротронное излучение, которое можно назвать также магнитно-тормозным, возникает при движении, точнее, при центростремительном ускорении быстрых электронов в сильном магнитном поле».

В конце 1980-х годов эти сложнейшие устройства были серьезно усовершенствованы, выведены на новый уровень, было решено большое количество сопутствующих задач, а микротроны, способные решать новые задачи, были подготовлены для выпуска отечественной промышленностью «для ядерной промышленности и для медицины». Но к руководству страной пришли новые люди, большинству из которых наименования научных приборов, содержащие свыше двух слогов, казались пережитками советского империализма, нужными лишь для утверждения в своей правоте военно-промышленного комплекса.

Работа в Институте физических проблем была связана и с тем, что Сергей Петрович в некоторой степени вновь попал под родительское влияние — ведь директором института был его отец. Как всегда, в этом были и приятная сторона, и значительное стеснение.

В доме отца Сергей Петрович не раз встречался со светилами отечественной науки: Н. Н. Семеновым, Л. Д. Ландау, Л. А. Арцимовичем, А. П. Александровым, Ю. Б. Харитоном, И. Е. Таммом, П. А. Черенковым, И. М. Франком, А. Д. Сахаровым…

«Потом я не раз встречался с Сахаровым. Как-то он позвал меня к себе на квартиру. Он незадолго перед этим овдовел и жил один, в довольно растерзанном виде, плохо одет, в кухне полно грязной посуды, все это производило грустное впечатление. Но разговор с ним был очень интересен. Последняя встреча была такая. Это было перед нашим вхождением в Афганистан и ссылкой Сахарова в Горький.

Елена Боннэр обратилась к отцу с просьбой подписать письмо в защиту некоего диссидента. Отец отказался, сказав, что он никогда не подписывает коллективных писем, а если это надо — пишет сам, кому надо. И отказал ей, но чтобы как-то смягчить это дело, пригласил их отобедать. И меня тоже позвал. Обедали впятером: Анна Алексеевна, Петр Леонидович, я и Сахаровы (на самом деле Сахаров и Боннэр еще не были женаты. — А. М., И. Б.). Перед обедом возник этот вопрос про письмо, отец сказал, что он считает нужным писать самому, а не участвовать в такого рода коллективных действиях. Когда обед кончился, отец как обычно позвал Андрея Дмитриевича к себе в кабинет поговорить. Елена Георгиевна моментально отреагировала: «Сахаров будет говорить только в моем присутствии». Потом, как в театре, была длинная пауза, все молчали. Они встали, сухо попрощались, отец не вышел с ними в переднюю, там оделись, и я проводил их до машины.

Отец был крайне удивлен, до этого он не раз встречался с Сахаровым и подолгу беседовал наедине, а когда возникала необходимость, выступал в его защиту», — вспоминал Сергей Петрович.

Напомним, что именно Петр Леонидович написал знаменитое письмо Л. И. Брежневу в защиту А. Д. Сахарова:

«Глубокоуважаемый Леонид Ильич!

Я уже очень старый человек, но жизнь научила меня, что великодушные поступки никогда не забываются. Сберегите Сахарова. Да, у него большие недостатки и трудный характер, но он великий ученый нашей страны.

С уважением, П. Л. Капица».

У Петра Леонидовича и Анны Алексеевны до последних дней были заведены официальные обеды, куда, помимо домашних — сыновей, иногда с женами, зачастую приглашались различные гости, включая сотрудников института. Обед проходил в доме, где сегодня располагается Мемориальный музей-кабинет академика П. Л. Капицы, и всегда начинался ровно в 13.15. Капица-старший, в отличие от своих сыновей, придерживался в жизни достаточно жесткого режима.

Своими гастрономическими изысками обеды в большинстве случаев были обязаны фантазии и хлопотам Анны Алексеевны. Отец всегда внимательно следил за посещением сыновьями домашних обедов, требуя ответа, если они не приходили. Гораздо лучше считалось заранее отпроситься у отца, сославшись на неотложность дел и необходимость присутствия в другом месте.

«Петр Леонидович, Анна Алексеевна и их друзья сидели за длинными столами в столовой. Там собирались самые разные люди: академик Ландау (Петр Леонидович произносил всегда его имя как Ляндау) и Любовь Орлова со своим мужем Григорием Александровым, академики Харитон и Туполев, Ираклий Андроников, академик Семенов и экс-чемпион мира по шахматам Василий Смыслов и многие другие известные деятели науки и искусства, о которых я раньше только читал в газетах и книгах», — вспоминал знакомый Андрея Петровича Капицы И. А. Зотиков о своих посещениях дачи П. Л. Капицы на Николиной Горе.

Он же донес до нас, что завсегдатаями дачи Капицы была та самая Сильвия, что приехала в Союз по их предложению в 1935 году, вышла здесь замуж и возвращаться в Англию отказалась, и Людмила Ильинична Толстая — вдова писателя Алексея Николаевича Толстого, дача которой была по соседству.

8 июля 1969 года Петру Леонидовичу исполнялось 75 лет. Он, как и семидесятилетие, решил широко отметить юбилей у себя на даче. На большом участке Капицы были разбиты большие шатры, взятые напрокат чуть ли не в Большом театре, приглашены два или три небольших музыкальных коллектива. Подготовка угощения велась силами знакомых, соседок и нескольких нанятых Анной Алексеевной работниц. Во главе этого хлопотного и напряженного действа находилась она сама. Число приглашенных превышало 200 человек. Не были забыты ни убеленные сединами академики, ни молодые сотрудники института. Активно помогал при подготовке званого вечера и Сергей Петрович.

Доктор технических наук Лев Борисович Луганский, в то время молодой сотрудник института, также был приглашен на юбилей и запомнил барственный размах торжественного действа. На всю жизнь ему запомнились случайно замеченные несколько быстрых веселых поварих, замешивающих салаты в больших тазах…

Вообще, в семье Капиц было принято широко отмечать торжественные даты, но угнаться в этом отношении за Петром Леонидовичем, за широченным размахом устраиваемых им празднеств, было очень сложно. Сергей Петрович также отмечал свои юбилеи, но делал это более скромно, чем отец: без длинной череды угощений…

С Институтом физических проблем им. С. И. Вавилова, затем П. Л. Капицы Сергея Петровича связывали почти 60 лет трудового стажа, работа над микротроном, оставившим заметный след в истории отечественной физики, над другими проблемами ядерной физики, совершённое открытие, более десятка авторских свидетельств, почти сотня научных трудов, работа над докторской диссертацией, несколько книг, десятки учеников, различные премии, грамоты, награды… Сергей Петрович работал в Институте физических проблем до последних дней жизни. Тем более что с 11 сентября 1990 года, когда Институту физических проблем было присвоено имя его основателя и многолетнего директора П. Л. Капицы, он стал в полном смысле этого слова «именным». В последние годы он бывал в институте не каждый день, обязательно поднимался на второй этаж главного здания, к кабинету директора, где просматривал почту, приветливо здоровался, часто останавливался и беседовал со встреченными им сотрудниками.

Сергей Петрович Капица был «исключен из числа сотрудников института в связи со смертью» 15 августа 2012 года.

Институт физических проблем им. П. Л. Капицы и в настоящее время является исключительным по своему составу научным учреждением России: среди 120 его сегодняшних сотрудников три академика, четыре члена-корреспондента РАН, свыше двадцати докторов наук! Академиками РАН, работающими в институте, являются А. Ф. Андреев (директор института), В. В. Дмитриев, Л. П. Питаевский.

Поездка в Стокгольм

Нобелевский комитет всегда с большим недоверием и предвзятостью относился к претендентам из России, затем и из СССР и вновь из России. В этом проявляется общее отношение так называемой цивилизованной Европы к России — отношение «испуганного презрения». Неизвестно на чем основанное презрение неприятно, лучше пусть оно будет испуганным.

Число российских ученых и писателей, занимавших гражданскую позицию и при этом удостоенных Нобелевской премии, было совсем невелико: Шолохов, Семенов, Ландау, Гинзбург, Басов, Прохоров, Черенков, Канторович, Капица, Тамм, Алферов.

Не были отмечены «самой престижной премией мира» ни Л. Н. Толстой, ни А. П. Чехов, ни М. А. Булгаков — ныне всемирно признанные мастера слова. Понять гений С. А. Есенина и В. В. Маяковского, видимо, вовсе не дано цивилизованной Европе. Но оставим литературу — предмет достаточно субъективный. В области точных наук предвзятость кажется еще более очевидной. Нобелевскими лауреатами не стали ни упорядочивший современную химию Д. И. Менделеев, ни изобретатель радио А. С. Попов, ни изобретатель электрической дуговой сварки Н. Н. Бенардос, ни основоположник теоретической космонавтики, первым предложивший «космические поезда» — многоступенчатые ракеты К. Э. Циолковский, ни первым предсказавший расширение Вселенной A. А. Фридман, ни создатель промышленного каучука С. В. Лебедев, ни академик Б. Н. Юрьев, впервые теоретически обосновавший такие важнейшие направления прикладной аэродинамики, как аппарат перекоса и свойства экраноплана, ни создатель первых фазотронов, синхротронов и синхрофазотронов, первооткрыватель принципа автофазировки B. И. Векслер, ни создатель первых ЭВМ и автоматизированных систем управления А. И. Китов, ни создатель первого токамака И. Н. Головин (кстати, и придумавший этот термин), ни конструктор первых малых, а впоследствии суперЭВМ C. А. Лебедев, ни первопроходец пилотируемой космонавтики С. П. Королев, ни проектант первой атомной электростанции Н. А. Доллежаль, ни научный руководитель создания первого в мире надводного корабля с атомной силовой установкой А. П. Александров, ни «признанный пионер и лидер исследований в области термоядерного синтеза» Л. А. Арцимович, ни Г. И. Будкер, создатель первого реального коллайдера… Мы привели здесь лишь некоторые имена величайших советских и русских ученых, чьи свершения на пути развития человечества исключительны, приоритет которых неоспорим. Относительно одних выдвижение просто замалчивалось, относительно других (Льва Толстого и Дмитрия Менделеева) выдвигались целые обвинительные заключения, относительно третьих ссылались на неправильный подход и негибкость руководства страны…

В перечне, приведенном выше, вовсе не упоминаются выдающиеся ученые, работавшие на оборону, чье отсутствие в списке лауреатов Нобелевской премии еще как-то оправданно. Для примера назовем имена И. В. Курчатова и Ю. Б. Харитона (под руководством которых была создана и испытана первая «настоящая» водородная бомба); В. Н. Челомея (специалиста в области вибрационных процессов, генерального конструктора многочисленных оригинальных типов ракет, космических систем и первых в истории космических станций); А. А. Расплетина (создателя новой области науки и техники — радиотехнических систем управления); Б. В. Бункина (под руководством которого были созданы и испытаны первые лазерные системы ПВО)…

Март 2008 года выдался холодным и пасмурным. С Невы поднимался сырой ветер и свободно гулял себе по прямым, словно вычерченным по линейке улицам Петербурга. Он бесцеремонно забирался под пальто и воротники прохожих, которые по опыту знали, что пока не стоит спешить расставаться с теплой зимней одеждой.

Сергей Петрович с изрядной долей любопытства и неподдельной радости смотрел на весенний город из окна машины, забравшей их из аэропорта Пулково. Он любил этот город, его атмосферу, коренных ленинградцев. Здесь вырос и работал его знаменитый отец, здесь жили дед и бабушка. Как часто он сам, будучи еще молодым человеком, приезжал погостить к ним на Каменноостровский проспект. Почему-то больше всего ему запомнился послевоенный Ленинград, когда он восемнадцатилетним юношей приехал в восстанавливающийся после войны великий город.

Тогда, в далеком 1946 году, Сергей писал родителям из Ленинграда: «Это было довольно печальное путешествие, так как разрушения страшные, и как это можно восстановить, совершенно не ясно. Но парки в хорошем состоянии, деревья в основном целы, и особых повреждений незаметно.

Через несколько дней после моего приезда начались всесоюзные теннисные соревнования на Кубок СССР. И я там был и изобразил из себя фоторепортера и попросил разрешения быть на самом корте во время игры, а не на трибунах, как обычные зрители. Меня, как ни странно, пустили, и я всю самую интересную игру провел на самом близком расстоянии от них. Я за один день извел всю пленку на этих теннисистов. После матча было вручение призов.

Я продолжил играть роль фоторепортера, снимая всю церемонию вручения. Возможно, что мне удалось сделать несколько интересных снимков игры наших теннисистов».

Такси быстро домчало Сергея Петровича и Татьяну Алимовну до гостиницы, где для них был забронирован роскошный номер. Вид из окна автомобиля резко контрастировал с убранством двухкомнатного люкса, обставленного с напускной пышностью. Татьяна Алимовна тогда заметила, перефразировав известную пословицу: «Встречают по-королевски, а провожать будут по уму».

30 марта 2008 года в Большом зале Екатерининского дворца Государственного музея-заповедника «Царское Село» состоялась церемония награждения лауреатов возрожденной российской премии Людвига Нобеля[43]. Помимо Сергея Петровича Капицы ее лауреатами стали народная артистка СССР Елена Васильевна Образцова и директор Государственного музея-заповедника «Царское Село» Иван Петрович Саутов. Больше всего Сергея Петровича обрадовало присутствие на празднике его давней знакомой Натальи Петровны Бехтеревой, в то время директора Института мозга человека РАН[44].

В разгар пышного праздника в Екатерининском дворце и действительно хорошего концерта с участием солистов Мариинского театра Сергей Петрович вдруг встал и направился к выходу. Татьяна Алимовна устремилась за ним, успев во всеуслышание заметить выступавшему в тот момент Зурабу Лаврентьевичу Соткилава[45]: «Вы здесь ни при чем. Нам просто пора». Сергей Петрович быстрым и уверенным шагом преодолел довольно большое расстояние через весь зал и невозмутимо спустился в гардероб. Надев пальто и подхватив под руку жену, он сел в машину и уехал.

Алла Мостинская:

— Я долго гадала, что могло послужить причиной его столь внезапного ухода. Ему не понравилась излишняя пышность действа? Или, может быть, музыка была слишком громкой? И то и другое могло быть правдой: он уважал благородную простоту, стиль и вкус у него были безупречны, а громкую музыку он не выносил.

Лишь потом, спустя несколько лет, я поняла, что произошло. Должно быть, он вспомнил то начало декабря 1978 года, когда они сопровождали Петра Леонидовича и Анну Алексеевну в Стокгольм на вручение Нобелевской премии по физике, которая была присуждена П. Л. Капице за фундаментальные исследования в области физики низких температур.

Прошло ровно 30 лет, и цикл замкнулся.

Что же происходило в Стокгольме 8 декабря 1978 года?

В десять часов утра Капица-старший читал в Шведской Королевской академии наук свою нобелевскую лекцию «Плазма и управляемая термоядерная реакция». Лекция Петра Леонидовича была необычной уже потому, что вопреки уставу Нобелевского фонда не была посвящена отмеченным Нобелевской премией работам. Объясняя причину допущенной вольности, он сказал: «Эти работы я сделал сорок лет назад, и я их забыл». Эти слова были встречены дружным смехом в зале.

Разве эта выходка старшего Капицы не напоминает непредсказуемый уход его сына Сергея 30 лет спустя с церемонии награждения лауреатов возрожденной российской премии Людвига Нобеля?

В девять вечера был устроен торжественный банкет. Выступали нобелевские лауреаты 1978 года. Капица-старший произнес краткую речь от имени физиков, подводя некую черту достижениям науки конца XX века:

«Моя первая публикация, имеющая некоторое научное значение, появилась в 1913 году, и с тех пор я в течение шестидесяти пяти лет был свидетелем крупных изменений, происходивших в научной деятельности.

В дни моей молодости научная работа была сосредоточена в университетах и выполнялась в основном небольшим числом профессоров. Материальные средства были очень скромные. Потратить несколько сотен рублей на прибор считалось событием.

Примерно в середине нашего столетия произошла так называемая научно-техническая революция. Совсем иным стало положение ученого и его положение в обществе. Наука стала производительной силой. Были созданы специальные научно-технические институты, располагающие большими материальными возможностями. В наши дни на одну научную установку может быть израсходовано несколько сотен миллионов долларов».

Сам Сергей Петрович не любил вспоминать о тех событиях, но однажды Татьяна Алимовна в подробностях рассказала мне, как все происходило.

«Мы ездили с Сергеем Петровичем на вручение отцу Нобелевской премии. Была продумана мельчайшая деталь, а в целом все торжество напоминало ожившую сказку. Достаточно упомянуть, что всех лауреатов и почетных гостей привозили на награждение в каретах.

Само награждение происходило в Голубом зале городской ратуши со старинными комнатами наверху. Мероприятие началось с того, что король лично познакомился с будущими лауреатами. Все женщины, присутствовавшие там, были в вечерних платьях, мужчины — во фраках. Все было очень торжественно.

Для каждого лауреата играли национальную музыку. Когда выходил Петр Леонидович, оркестр играл отрывок из оперы «Руслан и Людмила». Памятный диплом лауреата Нобелевской премии, который им вручали, заказывали у художника, каждый диплом был индивидуальным и представлял собой уникальное произведение искусства. Дипломы изготовлялись из специально заказанной бумаги ручной работы и были вложены в папку из тисненой кожи. После вручения премий была аудиенция у короля, а затем — нобелевский банкет, на котором присутствовало почти полторы тысячи человек.

Началось же все с того, что, когда мы приехали в Стокгольм, у Анны Алексеевны не было вечернего платья, поскольку она решила, что купит на месте. Для таких случаев каждому нобелевскому лауреату была предоставлена банковская карта. И вот мы с Анной Алексеевной пошли покупать платье в большой магазин. Перемерили все классические вечерние платья, и на ее фигуру не смогли подобрать ничего. Все платья были одинаковы: опущенные плечи, короткие рукава и расширенный низ. И тогда я ей говорю: «Они не понимают, что вам надо. Я сейчас сама подберу». Я пошла высматривать нужное платье с сопровождающим — и довольно быстро нашла платье 46-го размера, которое состояло из органди. Это была длинная юбка, а сверху распашонка с воротником-стойкой и рукавами, стянутыми на резинке. Никто не предполагал, что такое платье может подойти к предстоящему мероприятию. За два дня его подогнали, сделали бретельки и лифчик, оно стало в самый раз. К нему купили туфли и сумочку. Причем все было достаточно недорогое, но удивительно гармонировало одно с другим. Верхняя кофта была просто замечательна: цвет был жемчужно-серый, немножко беж. Я потом отдала его Любимову в Театр на Таганке.

Физика являлась главным предметом, поэтому шведский король, который возглавлял шествие, по этикету вел под руку жену нобелевского лауреата именно по физике — то есть Анну Алексеевну. Они должны были спуститься по лестнице в Голубой зал, где уже сидели все приглашенные. Я так боялась, что она упадет. Когда они входили, все остальные стояли. У нас был первый стол сбоку. Все было четко продумано. Это было заметно даже по тому, как раздавали еду. В один прекрасный момент из всех четырех дверей появились официанты. Их движения были строго прохронометрированы с точностью до секунды. Перед этим у них была репетиция, и к банкету их допускали только по конкурсу. Они были все в белом, держали блюдо на вытянутых вверх руках, и каждый из них направлялся по своей строго определенной траектории движения.

До этого я по горящей путевке была с приятельницей на экскурсии в Средней Азии и привезла оттуда королю в подарок красивую красную рубашку. Я купила ее в далекой деревне, на рынке, за десять рублей. Это была одежда горных таджиков. Она была расшита шелком, очень простой узор, но сделана была с большим вкусом. К рубашке полагались еще шаровары из ткани гринсбон. Это плотная хлопчатобумажная ткань саржевого плетения с ткацким рисунком в «елочку», из нее шили солдатскую одежду. Тогда было еще неясно, проголосуют за Петра Леонидовича или же опять нет. И я решила, что если проголосуют, то я эту рубашку подарю королю.

Я взяла эту рубашку с собой в Стокгольм и на приеме в посольстве сказала о своем намерении атташе из шведского министерства иностранных дел. Чуть позже тот сообщил Сереже: мы проинформируем вас о возможности подарка королю. Через несколько дней к Сереже подошли представители шведской стороны и сказали, что король не возражает, чтобы я сделала подарок. И на встрече короля с членами семьи я несла эту рубашку, завернутую в папиросную бумагу. Охрана все уточняла, что же это такое, а Сережа отвечал, что это подарок королю. «A-а, мы знаем, — говорили они. — Проходите сюда, в эту комнату». Я прошла и там подарила королю эту рубашку. Перед этим я приложила ее к нему. Я думала, что меня будут снимать все телекамеры и покажут в Москве, но телекамер не было.

Вечером после этого приема мы попали на прием к американскому послу, и он буквально набросился на нас с Сережей с расспросами: «Что это за рубашку вы подарили шведскому королю? Что бы это могло значить? Что вы хотели выразить этой рубашкой?» При этом он был в полном расстройстве: «А вот мы ничего не подарили. Как же мы не догадались!»

В это время у шведов была выставка национальной одежды, но такой рубашки там не было. У нее была вышивка на груди, красного цвета, штапельного полотна или ситца. Вышит был национальный таджикский рисунок. Сережа рассказал Петру Леонидовичу про мой подарок королю. Тот сначала рассердился, но затем успокоился и даже веселился в связи с этим событием. Всё было заранее установлено».

Да, у Татьяны Алимовны всё было заранее установлено. И разве не вписывается ее смелый и несколько озорной поступок в один ряд с такими же, неожиданными для окружающих, поступками Петра Леонидовича, который посмел нарушить незыблемый устав Нобелевского фонда при выборе темы для нобелевской речи, и Сергея Петровича, который внезапно для всех покинул церемонию награждения лауреатов возрожденной российской премии Людвига Нобеля?

В ходе интервью редактору издания «Полит. ру» Любови Борусяк Сергей Петрович дополнил несколькими деталями рассказ о вручении Петру Леонидовичу Нобелевской премии.

Он подчеркнул, что Петр Леонидович получил премию за одно из фундаментальных открытий физики XX века в области разжижения газов и сверхтекучести, причем его работы были опубликованы еще в 1938 году. Его кандидатуру поддерживали всемирно известные ученые, в первую очередь Поль Дирак и Нильс Бор, однако советское руководство долгое время было против этого шага. Не «срабатывал» даже такой аргумент, что этот факт явился бы прекрасным вкладом в копилку имиджа Советского Союза. Но в конечном итоге, несмотря на это противодействие, Шведская Королевская академия наук, Нобелевская ассамблея Каролинского института и Норвежский Нобелевский комитет утвердили Петра Леонидовича Капицу в качестве лауреата.

Описывая церемонию награждения, Сергей Петрович не преминул упомянуть про случай с подарком для короля:

«Отец, когда слышал про эту рубашку, безумно раздражался и говорил [Татьяне Алимовне]: «Ты не понимаешь, что ты делаешь. Это же красная рубашка, это может быть неправильно интерпретировано. И вообще, есть сказка про голого короля…» Он был против этой рубашки. Он возражал, он говорил, что надо забыть про эту рубашку и не вспоминать больше о ней.

Во время одного из приемов, — а такие приемы были каждый день, — ко мне подходит респектабельный господин и говорит: «Ваша жена во время ужина в посольстве информировала нас о том, что она хочет подарить шведскому королю рубашку. Его величество готов будет принять этот подарок, когда вам будет дана аудиенция». Имелся в виду нобелевский ужин. Когда я сообщил об этом отцу, он сначала решил, что я его разыгрываю. Но так все и случилось. Таня упаковала рубашку в аккуратный пакетик, и мы отправились на этот банкет…

На аудиенции отец был первый среди равных. Он — главный физик и поэтому первым был представлен королю. После аудиенции, во время ужина, он сидел рядом с королевой, мать сидела рядом с королем. Они были самыми главными гостями, а мы сидели где-то там в стороне. Король пришел, Таня преподнесла ему эту рубашку… Это попало в газеты, и об этом эпизоде писали чуть ли не больше, чем о самой Нобелевской премии. Такого никогда не было в истории Нобелевской премии… Это был просто человеческий жест.

И потом, этот подарок был из Средней Азии, из Бухары и Самарканда, то есть это исторический Великий шелковый путь. Так что эта рубашка не случайно появилась. Был такой совершенно замечательный человек Мухамеджан Асимов — президент Академии наук Таджикистана, философ, историк, очень образованный человек. Я ему рассказал эту историю, и оказалось, что он знал про эти рубашки — это часть национального колорита, национального туалета. Он мне сказал, что именно в этом месте их шьют и что эта традиция восходит к Великому шелковому пути».

Как подчеркнул Сергей Петрович, Петр Леонидович весьма решительно поступил с денежным призом Нобелевской премии. Кто-то из знающих людей подсказал ему о малоизвестном постановлении, подписанном еще В. И. Лениным, которое избавляло такие премии от обложения каким-либо налогом. И когда Капице-старшему предъявили соответствующее требование, он сослался на указанное постановление, которое никто не отменял. Нобелевские деньги он положил в шведский банк и в последующем купил квартиры внукам. Сергей Петрович так охарактеризовал этот шаг: «Самая разумная, кстати, мысль».

Алла Мостинская:

— Хотелось бы в завершение добавить еще один штрих в картину о вручении Петру Леонидовичу Нобелевской премии, который достаточно ярко характеризует как ту обстановку, в которой приходилось работать Капице-старшему, так и женскую мудрость Татьяны Алимовны.

Как-то по дороге на Николину Гору Семен Шульман, старинный приятель семьи, рассказал мне одну небезынтересную историю, связанную с поездкой Капиц в Стокгольм в 1978 году.

За рулем выделенной им машины был шофер с характерной внешностью: цепкий и внимательный взгляд не упускал из виду ни одну мелочь, в том числе и то, что происходило в салоне автомобиля. Петр Леонидович смотрел в окно и все время восхищался чистыми улицами, ухоженными парками, опрятного вида прохожими. Неожиданно происходящее начала комментировать также Татьяна Алимовна, причем таким образом, что ее реплики завершали каждую фразу свекра: «Да, красиво вокруг, но в стране столько безработных!», «Эти люди не знают, что такое уверенность в завтрашнем дне» — и так далее в этом же духе.

Сергей Петрович молчал, он не узнавал своей жены. Прежде она никогда не высказывала своего мнения, тем более такого рода, если только ее специально не просили об этом.

На следующий день ситуация прояснилась. Татьяну Алимовну вдруг вызвал к себе посол СССР в Швеции, который радостно отметил: «Я благодарю вас за правильное видение ситуации в стране». И Татьяна Алимовна с пониманием опустила глаза.

Как ей, прошедшей с семьей Капиц столь тернистый и сложный период опалы 1950-х, не понимать того, что водитель в капстране не мог быть случайным человеком и что он обязательно доведет до сведения «компетентных органов» то, о чем в 1970-х говорил и чем восхищался нобелевский лауреат.

Умение понять суть вещей и последствия тех или иных критических ситуаций всегда было особенностью жены С. П. Капицы. Она всегда говорила то, о чем многие предпочитали только думать и не произносить вслух. Сберечь семью и оказать посильную помощь каждому ее члену — этот принцип был основополагающим в ее жизненной позиции. Она никогда не думала о себе, зная, что свою ситуацию она всегда разрешит, а вот другие, вернее, свои — они должны быть под ее защитой. Доброта? Да. Мудрость? Безусловно. Уж слишком много горя и несправедливости испытала она на своем долгом веку.

И в этом у нее было много сходства с Анной Алексеевной, женой, другом и помощником Капицы-старшего.

Вплоть до последних дней жизни П. Л. Капица сохранял интерес к научной работе, почти ежедневно бывал в лабораториях и до конца оставался на посту директора Института физических проблем.

22 марта 1984 года Петр Леонидович почувствовал себя плохо и его увезли в больницу, где диагностировали инсульт. 8 апреля, не приходя в сознание, Капица скончался.

Потеря отца, исключительно яркого, внимательного и мудрого человека, была для Сергея Петровича тяжелым ударом. Математически одаренный человек, он сразу рассчитал, что отец умер за 90 дней до своего девяностолетия…

Прощание состоялось в здании Президиума Академии наук СССР. На нем присутствовал весь цвет советской науки.

1984 год во многом стал фатален для Советского государства: 9 февраля умер Генеральный секретарь ЦК КПСС Ю. В. Андропов, 17 февраля — главком Войск ПВО страны Маршал Советского Союза П. Ф. Батицкий, 21 февраля — великий русский писатель М. А. Шолохов, 8 апреля — академик П. Л. Капица, 17 ноября — выдающийся советский скульптор-монументалист, лауреат пяти Сталинских, Ленинской и Государственной премий Н. В. Томский, 3 декабря — главком ВВС, при котором советские ВВС имели максимальную в истории мощь, Главный маршал авиации П. С. Кутахов, 8 декабря — академик В. Н. Челомей и академик Н. М. Эмануэль, 13 декабря в своем кабинете застрелился бывший министр внутренних дел СССР Н. А. Щелоков, 20 декабря умер министр обороны Маршал Советского Союза, кавалер одиннадцати орденов Ленина Д. Ф. Устинов, 28 декабря — выдающийся советский физик-атомщик, лауреат четырех Сталинских, Ленинской и двух Государственных премий СССР академик И. К. Кикоин… Заметим, что все они пользовались незыблемым авторитетом в самых широких правительственных, научных и общественных кругах.

11 марта 1985 года Генеральным секретарем ЦК КПСС был избран М. С. Горбачев — время СССР повисло «на флажке».

Книги

На счету Сергея Петровича 13 книг и сотни статей. Нельзя сказать, что он был суеверным, но на числа внимание обращал. Причем он считал число 13 счастливым для себя. Как в 1943 году великий Покрышкин, когда никто не хотел брать «Аэрокобру» с тактическим номером 13, крупно начертанным на фюзеляже, сказал: «Возьму с удовольствием. Он будет несчастливым для них!»

Первой книгой С. П. Капицы была научная монография, написанная совместно с В. Н. Мелехиным «Микротрон», посвященная резонансному циклическому ускорителю электронов, созданному при его непосредственном участии. Названный микротрон в качестве ускоряющего элемента имел цилиндрический резонатор, где от внешнего СВЧ-источника возбуждались радиальные колебания. Использование такого резонатора привело к большому увеличению мощности ускоренного пучка. Микротрон стал сопоставим с линейным ускорителем. В. Н. Мелехин, сотрудник С. П. Капицы по названной работе и его соавтор по книге, удачно предложил инжектировать электроны из катода, помещенного непосредственно на одной из стенок ускоряющего резонатора. Увеличение энергии электронов происходило все время по мере их движения внутри резонатора. Принципиальным моментом в таком способе инжекции являлось то, что в отличие от применявшихся тороидальных резонаторов стало возможным ускорять электроны с разным приростом энергии за оборот путем изменения величины ведущего постоянного магнитного поля и соответствующего изменения напряженности электрического ускоряющего СВЧ-поля в резонаторе.

Описанный ускоряющий резонатор был конструктивно предложен, воплощен в металл и апробирован на микротроне в 1960 году, в ходе совместной работы С. П. Капицы, В. Н. Мелехина и аспиранта В. П. Быкова.

Книга, изданная в 1969 году издательством «Наука», была написана на базе добротной докторской диссертации, использовала необходимый математический аппарат и графические приложения. До сих пор, спустя полсотни лет, по ней занимаются студенты и специалисты по ускорительной технике.

Профессор Юрий Михайлович Ципенюк продолжил традицию, и в 2009 году в Физматлите была издана его книга «Фундаментальные и прикладные исследования на микротроне», посвященная дальнейшему исследованию процесса ускорения электронов в классическом круговом и разрезном микротронах, возможные направления их применения в геологии, геохимии, редкоземельной промышленности, для экспрессного определения содержания благородных металлов и состава руд.

Второй книгой С. П. Капицы стала крошечная книжечка «Становление физики», изданная издательством «Знание» в серии «Новое в жизни, науке, технике» в 1972 году. В книге сжато было рассмотрено становление физики и ее научного метода за последние 250 лет.

Наверное, главной его книгой, замысел которой, возможно, был подсказан еще дедом и одобрен отцом, была книга, увидевшая свет под названием «Жизнь науки».

Со своим прославленным дедом — академиком А. Н. Крыловым Сергей особенно сблизился во время эвакуации в Казани. Дед жил на другом конце города, но нередко оставался ночевать с внуками на их квартире. При тусклом свете коптилки Алексей Николаевич, величественный, как библейский старец, читал мальчикам отрывки своих воспоминаний.

«Тогда дело не ограничивалось только чтением мемуаров. Дед вспоминал известных ученых, которых знал лично, несколько его записок о С. О. Макарове, И. И. Боргмане, А. М. Ляпунове, К. П. Боклевском, К. Э. Циолковском, А. П. Карпинском, С. А. Чаплыгине, А. Ф. Иоффе, Л. И. Мандельштаме издаются вместе с воспоминаниями. Рассказывал он также о том огромном влиянии, которое оказали на его мировосприятие Ньютон, Лаплас, Гаусс, Коши, Эйлер, Фруд, называл десятки других, порой забытых сегодня имен. Вспоминал, что в течение двух лет, работая по четыре-пять часов в день, перевел с латыни «Математические начала натуральной философии» Ньютона, ранее совершенно недоступные русскому читателю. «Начала» были снабжены 207 развернутыми примечаниями, написанными Крыловым. Названный труд впервые был издан Морской академией в 1915 и 1916 годах, а в 1936 году переиздан Академией наук», — вспоминал Сергей Петрович.

По свидетельству Сергея Петровича, этот перевод ньютоновских «Начал» явился для него главным учебником математики!

Беседы с остроумным, блестяще образованным, сохранившим прекрасную память и логику мышления дедом навсегда запали в душу четырнадцатилетнего Сергея. Возможно, уже тогда шевельнулось в нем желание создать настоящую, оригинальную, на все времена историю науки, объединив в одной книге предисловия великих ученых, предпосланные ими своим трудам.

Еще одним стимулом для создания книги «Жизнь науки» была часть ценнейшей библиотеки деда, завещанной им Академии наук. Сергею было позволено выбрать из этой библиотеки интересовавшие его книги. Попавшие в его руки библиографические ценности, бесспорно, хранили частицы душ своих великих авторов. Их присутствие просто требовало создания исторического труда.

Важно отметить, что и отец — П. Л. Капица посвятил великим ученым несколько своих выступлений в юбилейные даты и заметок, собранных в его знаменитой, неоднократно переизданной книге «Эксперимент, теория, практика». Отдельную главу он посвятил, конечно, великому Резерфорду, нобелевскому лауреату, почетному члену всех академий мира. «Я приехал в Англию, в Кавендишскую лабораторию, никому не известным молодым человеком и там за 13 лет вырос в ученого. Эти годы моей работы были наиболее счастливыми, и в том, чего мне удалось добиться, я чувствую себя обязанным неизменной заботе и вниманию, которые мне оказывал Резерфорд не только как учитель, но и как замечательно добрый и чуткий человек, которого я полюбил и с которым у меня с годами возникла большая дружба», — вспоминал Петр Леонидович о своей работе под руководством Резерфорда.

В следующей главе книги П. Л. Капицы собраны его выступления, посвященные юбилейным датам шести крупных ученых — классиков мировой и отечественной науки (М. В. Ломоносова, В. Франклина) и известнейших деятелей науки, которых он хорошо знал лично (П. Ланжевена, А. Эйнштейна, И. П. Павлова, А. А. Фридмана). Заключает книгу очерк о Л. Д. Ландау, написанный для сборника биографий Лондонского Королевского общества.

Сергей Петрович, как представитель выдающейся ученой династии, всегда интересовался историей науки. Позднее в книге «Между очевидным и невероятным» он весьма поэтично коснулся этой темы: «В Средние века наука, должно быть, более всего походила на крепость — величественную, таинственную и недоступную. Высокие стены и башни с бойницами скрывали от стороннего взгляда ее внутреннюю жизнь. Во всем царили порядок, иерархия.

К началу XVII века в крепости стало тесно. Науки переползли через ров. Те, что покрупнее, стали возводить собственные дворцы и замки, обзаводиться службами, мастерскими. А рядом, кто во что горазд, строились ремесленники от науки, всяческие псевдонауки и начинающие лженауки.

Шло время… Рост опережал порядок. Улочки, проходы между разностильными строениями становились все £же, теснее, извилистее. И если с высоты некоторых дворцов и храмов можно было охватить общее состояние больших и малых наук, то внизу путник рисковал заблудиться, пытаясь пройти поселение из конца в конец.

Время от времени то или иное здание сотрясалось из-за разнобоя в используемых строительных материалах — накопленных фактах. Устаревший фундамент оседал и рассыпался вместе со всеми флигелями, надстройками, и на месте развалин возникало новое строение, более современное, рациональное. Но прежней земли ему было мало, а территория вокруг оказывалась занятой. Следовал дочерний, сыновний раздел, и новые отрасли науки поселялись на окраинах. Связи с родительским двором слабели, а то и вовсе терялись.

Нынче город науки чудовищно велик. Между его кварталами выросли кварталы промышленности. Город рассекают хозяйственные артерии, по которым плоды познания текут в моря и океаны практики.

Для удобства ориентации город разделен на районы отдельных наук. Устроены даже специальные районные смотровые площадки — выставки научных достижений. Однако истинный смысл этих достижений вполне доступен только самим исполнителям работ, и обитатели даже соседних домов нередко с трудом понимают друг друга.

Как быть? Специализация неизбежна. Но если для дела она благо, то для каждого отдельного человека — беда. Она противна единству, гармонии, противна тому общему развитию всех людей, без которого немыслим рост как культуры в целом, так и науки в частности.

Работая над своим кирпичиком, необходимо видеть все здание и представлять место этого здания в городе науки, в жизни страны, общества. Это бесспорно. Но как этого достичь?

Первое, конечно, образование.

Оставаясь в рамках нашей метафоры, школу вполне можно уподобить современному метрополитену, поезда которого методично, по хорошо отработанному графику проходят сквозь исторически сложившиеся слои в развитии наук, лишь периодически выскакивая на поверхность, на уровень современного знания. В конце поездки некоторые молодые люди выходят на полюбившихся им станциях, таких как «Физика», «Химия», «Биология», и уже вузовские лифты поднимают их до тех площадок науки, где сегодня идет работа».

Содержание будущей книги «Жизнь науки» вынашивалось С. П. Капицей более десятилетия. Он решил составить своеобразную летопись науки, собрав предисловия к изданиям основополагающих трудов классиков науки, написанных самими учеными. Отобрав около сотни наиболее ярких и доступно изложенных введений к научным изданиям, начиная от Средних веков до наших дней, он руководствовался тем, что лаконичные и ясные вступления, предназначенные для простых читателей, являют собой очень хорошую научную прозу и способствуют постижению картины возникновения и развития научной мысли и истории знаний в целом. По его собственным словам, он представил в книге «автобиографию науки».

Подготовка издания заняла у Сергея Петровича почти четыре года активной работы. Он пересмотрел около пятисот изданий важнейших научных трудов, отобрав среди них те, что показались ему особенно яркими по форме, информативными по содержанию и наиболее характерными для своего времени. Примерно четверть предисловий пришлось переводить с оригиналов на русский язык заново. Каждую статью предваряла краткая, но предельно выверенная биография ученого, написанная С. П. Капицей.

Отдельной работой был подбор портретов ученых. Возникало немало затруднений: так, Сергей Петрович с удивлением обнаружил отсутствие прижизненного портрета Гука, пришлось неоднократно обращаться с письмами в Королевское общество, и портрет был найден. При этом Сергей Петрович старался подбирать портреты своих героев в молодом возрасте, ведь свои великие открытия они сделали именно молодыми. Это было сложной задачей, так как их труды издавались много позже, порой спустя несколько десятилетий. В качестве портретов он отдал предпочтение гравированным изображениям — это вносило в книгу единообразие. Он ознакомился с собраниями гравюр в нескольких музеях, гравюрных кабинетах и галереях: в ГМИИ им. Пушкина, Эрмитаже, Немецком музее достижений естественных наук и техники в Мюнхене, в Лондонской национальной галерее, в музеях Ватикана… Надо ли говорить, что в этих собраниях хранятся тысячи великолепных гравюр (а в Эрмитаже — пол миллиона), и отыскать нужные портреты было совсем непросто. Нередко он сталкивался с меркантильностью музейных работников, когда ему предлагали оплатить не только стоимость фотографических работ, что было естественно, но и авторские права!

Наибольшие понимание и помощь в оформлении книги ему оказали в Эрмитаже. Это произошло не только по причине личного знакомства с Борисом Борисовичем Пиотровским, но и благодаря врожденному такту Сергея Петровича и его умению налаживать отношения с людьми. Сергей Петрович «обаял» пожилую смотрительницу гравюрного кабинета, с большой пользой провел в Эрмитаже три дня и существенно пополнил необходимую ему коллекцию портретов.

Ему хотелось включить в книгу труды основателя психоанализа Зигмунда Фрейда и эмигрировавшего из СССР в США члена-корреспондента АН СССР физика-теоретика Г. А. Гамова. Но цензура против них возражала, и Капица не стал настаивать — предисловия к изданиям их трудов не показались ему очень интересными.

Первоначально книга была издана в издательстве «Наука», в серии «Классики науки», главным редактором которой был выдающийся советский математик, ректор МГУ (с 1951 по 1973 год) Иван Георгиевич Петровский. Сергей Петрович отмечал, что последний неизменно и всесторонне поддерживал и подготовку книги, и ее выпуск.

По заведенным правилам для каждой книги этой серии требовался свой главный редактор. По рекомендации отца и того же И. Г. Петровского был предложен один из авторитетнейших советских академиков, активный участник атомного проекта Лев Андреевич Арцимович. Когда Сергей Петрович пришел к нему, он с долей сарказма спросил: «Что это вы занялись таким пустым делом? Лучше бы строили свои ускорители». Но постепенно неочевидная, но глубокая идея книги Арцимовича увлекла.

Однажды Сергей Петрович поинтересовался у Арцимовича: «Нужно ли затрагивать в книге тему казни основателя современной химии Антуана Лавуазье?» Тот ответил, что нужно прямо писать даже и о неприятных событиях прошлого, давать им четкую оценку, быть выше мелких страстей. Он взялся лично сформулировать заключительную часть биографии великого химика. При этом он даже привел слова Лагранжа, присутствовавшего на казни товарища: «В один момент мы лишились головы, и пройдет, быть может, еще сто лет, пока появится еще такая!»

Сергей Петрович вспоминал о работе Арцимовича над текстом: «Через месяц я вновь увидел рукопись, в которой было более тысячи страниц, и почти на каждой его пометки. С тех пор вопросы, затронутые в этой книге, часто служили поводом для наших бесед о науке, ее прошлом и будущем. В феврале 1973 года я принес ему последнюю корректуру, которую он и утвердил к печати. А через несколько дней Льва Андреевича не стало»[46].

«…С. П. Капица в 1973 году опубликовал антологию вступлений к классике естествознания «Жизнь науки», М.: «Наука», 1973 г., 43 п. л., представляющую совершенно оригинальную попытку представить развитие мировой науки. Эта работа была очень положительно встречена в печати и стала для С. П. Капицы некоторой основой для нового начинания — бесед на научные темы по Центральному телевидению», — писал сам Сергей Петрович в неоконченной представительной статье «О научной работе С. П. Капицы» для документов о выдвижении в члены-корреспонденты АН СССР.

В итоге появилось интереснейшее печатное произведение — квинтэссенция истории науки, где представлены обобщающие части величайших научных трудов, их предисловия, обращения ученых к современникам, а порой и к потомкам. Каждое такое предисловие снабжено совсем маленькой, предельно краткой, но обязательно с новым живым штрихом биографической справкой, в которой С. П. Капица очень точно и остроумно подмечал на первый взгляд незначительные и тонкие, но весьма характерные для данной исторической фигуры черты. Ведь крупный ученый, бесспорно, является исторической фигурой.

Авторы не в силах отказать себе в удовольствии и не напомнить несколько замечательных по своей информативности строк из кратких биографий ученых, составленных С. П. Капицей для книги «Жизнь науки».

Так, из биографических справок становится известно, что великий Ньютон был нетерпим к критике, что «много сил и чувств он потратил на споры о приоритете с Гуком, Флемстидом, Лейбницем», хотя сам публиковал свои результаты медленно и неохотно, что Энрико Ферми называли «папой» — за его непогрешимость и авторитет, что Ландау был нетерпим к промахам оппонентов…

Мы узнаем, что Коперник, наряду с научными исследованиями и чтением лекций, принимал активное участие в управлении Вармией — небольшим княжеством на севере Польши: занимался финансовыми делами и врачебной практикой, вел просветительскую работу; что свою главную книгу «О вращениях небесных тел» он увидел лишь на смертном одре.

В статье, посвященной Везалию, великому анатому и врачу, мы с интересом читаем, что он был приговорен инквизицией к сожжению, и лишь крушение корабля, на котором он плыл, возвращаясь в Падую, и его скорая смерть на острове Занте, где он нашел спасение, возможно, спасли его от аутодафе.

Рассказывая об Иоганне Кеплере и замечая, что многое в его мышлении напоминает мотивы современной теоретической физики, он задает вопрос: «Нет ли прямой связи между кеплеровскими поисками законов гармонии мира и тем направлением в физике, где наиболее общие законы природы мы отождествляем с законами инвариантности и симметрии?»

Весьма характерно, что современник д’Артаньяна Рене Декарт, ведший беззаботную жизнь знатного дворянина и солдата, столь знакомую нам по «Трем мушкетерам» и их многочисленным экранизациям, в 24 года ушел из армии, прервал все светские связи и целиком отдал себя натурфилософии. Это был шаг, схожий с принятием великого пострига, схожий с ним в духовном плане, но противоположный по своей сути.

Мы узнаем или еще раз вспоминаем, что великий математик и астроном Гюйгенс был крупным государственным деятелем и известным в свое время поэтом; что занятия Ньютона богословием едва не стоили ему головы; что Леонард Эйлер имел свыше восьмисот научных трудов (редкий результат и сегодня) и 13 детей; что Ломоносов так и не смог справиться со своими многочисленными врагами, несмотря на свою исключительную природную силу, хотя не раз применял ее в качестве дополнительного вненаучного аргумента; что написание и издание Лагранжем своей знаменитой «Аналитической механики» было связано с таким напряжением, что он впал в длительную и тяжелую депрессию; что великий математик Монж был близок к Наполеону, став при нем военно-морским министром и министром вооружения; что великий математик Лаплас, специалист по дифференциальному исчислению, разработавший методы математической физики, предложивший интегральное преобразование и уравнение, которым было присвоено его имя, далеко продвинувший линейную алгебру и теорию вероятностей, был снят с поста министра внутренних дел первым консулом — Наполеоном, с остроумным заключением, что тот «вносил слишком много бесконечно малых в дела государства»; что великий Фурье полагался на свою мощную физическую интуицию и его мало волновали вопросы строгости полученных им выводов; что основоположник классической электродинамики Максвелл был одним из основателей и первым директором Кавендишской лаборатории, где было сделано рекордное число открытий в естествознании…

Мы удивимся тому, что великий математик Джордж Буль, основоположник высшей алгебры, новых подходов в теории вероятностей, решении дифференциальных уравнений и создатель математической логики, был направлен профессором математики в ирландский Корк и до конца жизни не выезжал оттуда. Одна из пяти его дочерей — Этель Войнич, стала известна как автор знаменитого романа «Овод».

Ученый-энциклопедист Фридрих фон Гумбольдт был заядлым путешественником, еще в конце XVIII века объездившим всю Европу, а в 1799 году, вместе с французским ботаником Бонпланом, предпринявшим пятилетнее путешествие в обе Америки. В возрасте шестидесяти лет он принял участие в сложном путешествии по России — от Среднего Урала к Алтаю. Его точная, классифицированная методика стала примером для многих поколений естествоиспытателей.

Шведский естествоиспытатель Карл Линней, трудолюбивый, широко одаренный и остроумный человек, пользовавшийся большой популярностью среди студентов, в то же время обрел устойчивую зависть и недоброжелательность многих коллег, что не помешало ему, однако, стать первым президентом Шведской Королевской академии наук, созданной при его участии.

Мы еще раз убедимся в справедливости пословицы о том, что нет пророка в своем отечестве, когда узнаем, что великий Чарлз Дарвин, имевший слабое здоровье, после своего знаменитого кругосветного путешествия на корабле «Бигль» почти не выезжал из своего имения в графстве Кент, где вел размеренный образ жизни писателя и ученого, что еще при жизни его заслуги были отмечены всеми научными обществами мира и правительствами многих стран, за исключением британского. Только после его смерти викторианская Англия сполна почтила память ученого — он был похоронен в Вестминстерском аббатстве, рядом с Ньютоном.

Мы узнаем, что Грегор Иоганн Мендель был настоятелем августинского монастыря в Брно, что, работая в саду монастыря, он провел свои опыты, «приведшие к открытию законов наследственности — первых количественных статистических законов в биологии. Работы Менделя не были замечены современниками, лишь почти через два десятилетия после его смерти внимание к ним было привлечено трудами Чермака, де Фриза, Корренса…

Рассказывая об одном из своих предков — физиологе Иване Михайловиче Сеченове, Сергей Петрович вспомнил, что, когда друзья спросили Сеченова, какого адвоката он собирается нанять для защиты своей великой книги «Рефлексы головного мозга», подвергнутой судебному преследованию, он ответил: «Зачем мне адвокат? Я возьму с собой в суд лягушку и проделаю перед судьями все мои опыты; пускай тогда прокурор опровергает меня…»

Великого химика Дмитрия Ивановича Менделеева Сергей Петрович называет «наиболее сложной фигурой в русской науке XIX века». Разносторонний, исключительно одаренный, решительный и отважный человек, он не только открыл периодический закон и составил таблицу элементов, которой было присвоено его имя, но изучал свойства растворов, исследовал поверхностное натяжение. Именно ему термодинамика обязана понятием критической температуры, одним из первых он начал исследования нефтехимии, усовершенствовал уравнение Клайперона — Менделеева, в одиночку совершил полет на воздушном шаре для исследования солнечного затмения, сконструировал пикнометр — прибор для определения плотности… Несмотря на колоссальные достижения, он так и не был избран членом Петербургской академии наук, хотя был членом более ста научных обществ и академий. В 1906 году Шведская Королевская академия наук, под давлением его научного противника — Аррениуса, отказалась принять решение Нобелевского комитета о вручении премии Менделееву за открытие периодической таблицы элементов…

…Мы узнаем, что прадед Пастера был крепостным и откупился на волю за 96 франков… Что в самом расцвете, в 46 лет, с профессором Пастером случился инсульт, но он не потерял присутствия духа и, хотя левая половина тела оставалась парализованной, провел свои замечательные работы по созданию прививок, основал Институт Пастера — крупнейший мировой центр микробиологии. Имя Пастера присвоено двум тысячам улиц в десятках стран мира!

Говоря о великом Илье Ильиче Мечникове, Капица пишет: «Беспокойный и неуживчивый характер Мечникова приводил его в молодости к состоянию глубокой депрессии. После смерти первой жены в 1873 году Мечников покушался на самоубийство. В более зрелые годы его отношение к жизни изменилось, как это видно из его «Этюдов оптимизма». Эволюция философских и методологических взглядов Мечникова была ярко рассказана им в книге «Сорок лет искания рационального мировоззрения» (1913). При жизни работы Мечникова были широко признаны, и в 1908 году совместно с немецким иммунологом и инфекционистом Эрлихом он получил Нобелевскую премию по биологии и медицине».

Эрнест Резерфорд, с которым Сергей Капица мальчиком встречался в Кембридже в свои первые годы, по его замечанию: «целеустремленно и преданно служивший науке, оказал значительное влияние на последующее развитие физики не только собственными исследованиями, но и через многочисленных учеников. Резерфорд утверждал, что нельзя служить Минерве и Маммоне[47] одновременно, и его мало интересовали практические последствия исследований».

Альберт Эйнштейн, помимо теории относительности внесший значительный вклад в квантовую теорию (статистика Бозе — Эйнштейна), позднее не мог примириться с вероятностным толкованием волновой механики. В одном из своих писем Максу Борну он шутливо заметил: «Я не думаю, что Бог играет в кости».

Основатель отечественной физико-химической биологии Николай Константинович Кольцов был подвергнут преследованиям после издания его гневного письма «Памяти павших», посвященного памяти жертв революции 1905 года, он был вынужден уйти из Московского университета и смог вернуться туда только после революции 1917 года. Он основал Институт экспериментальной биологии в Москве (1917), был первым редактором научно-популярного журнала «Природа».

По воспоминаниям Сергея Петровича о Льве Давыдовиче Ландау, которого он знал с детства, мы узнаем, что высшую математику тот изучил самостоятельно в возрасте 11–12 лет. Ландау с усмешкой замечал, что не помнит себя не умеющим интегрировать.

В книге собраны фрагменты предисловий к научным трудам и краткие биографические справки девяноста пяти великих ученых, из них не менее десяти — русские по происхождению.

Сергей Петрович высоко ценил это издание, справедливо называя его в беседах «главной книгой по истории науки», хотя и именовал себя только составителем.

В собственном обращении к читателям книги он замечает: «Антология вступлений дает удивительное по яркости, доступности и полноте представление о методе точных наук. Мы видим работу живой мысли, диалектику законов познания природы, основанную на наблюдении и опыте, на взаимосвязи теории и практики. Во фрагментах, обладающих замечательной цельностью лучших образцов научной прозы, мы увидим отражение личности автора и печать времени, иногда заблуждения гения: перед нами проходит жизнь науки».

В 1984 году в четвертом выпуске сборника Союза кинематографистов СССР и Совета по теории и критике документального и научного кино, вышедшем в издательстве «Искусство», появилась развернутая статья С. П. Капицы и Л. Н. Николаева «Научный фильм в современном мире». В преамбуле к статье авторы предполагают раскрыть в ней основные тенденции научно-популярного кино и написать о типичных подходах к решению тех или иных популяризаторских, пропагандистских задач. Авторы также обращают внимание на все большую глубину проникновения современного научно-популярного кино в суть фундаментальных научных исследований, когда кино становится не только новым и порой весьма эффективным средством исследования, но и «широко охватывает многообразие связей между наукой и культурой, обществом и отдельным человеком». В своей статье С. П. Капица и Л. Н. Николаев указали на промахи и отметили удачи отечественного научно-популярного кино, снятого по важнейшим темам научных проблем современности: космических исследований, энергетики, развития ЭВМ, термоядерного синтеза, экологии… Отдельно рассмотрены фильмы и кинематографические приемы, направленные на формирование научного мировоззрения, на борьбу с шарлатанами.

В 1985 году в издательстве «Искусство», маленьким для Советского Союза тиражом в 25 тысяч экземпляров, вышла книга «Между очевидным и невероятным», имевшая следующий подзаголовок: «Монологи ведущего телепередачи «Очевидное — невероятное» С. Капицы с комментариями редактора передачи Л. Николаева, а также написанные В. Викторовым и Л. Николаевым сценарии научно-публицистических телефильмов, снятых для той же передачи». У книги было три автора: С. П. Капица, В. Л. Викторов, Л. Н. Николаев. Она была иллюстрирована десятками фотографий. Предисловие написал вице-президент Академии наук Е. П. Велихов.

Виктор Львович Викторов был телережиссером и сценаристом, известным тем, что несколькими годами ранее он снял фильм «Рассказы про Петра Капицу», сценарий для которого написал Л. Н. Николаев, и еще несколько документальных фильмов, в том числе фильм «Хоккей, хоккей». Также он был известен как автор нескольких сценариев документальных фильмов и одной театральной пьесы.

Лев Николаевич Николаев, физик по образованию (окончил физфак МГУ и аспирантуру), с 1973 года работал на телевидении. Был редактором программ «Очевидное — невероятное», «Институт человека», затем руководителем и ведущим программ «Под знаком Пи», «Избранное», «Цивилизация». С 1995 года — советник генерального директора Общественного российского телевидения по научно-популярному вещанию, являлся художественным руководителем Ассоциации научно-популярного и просветительского телевидения. Двукратный лауреат Государственной премии СССР (1980, совместно с С. П. Капицей; 1986), автор сценариев более ста документальных и научно-популярных фильмов.

Книга «Между очевидным и невероятным» имела фактически шесть непоименованных глав, каждая из которых начиналась «монологом ведущего», касавшимся различных, прежде всего телевизионных тем. Так, первый «монолог» освещал три темы: о том, как и почему появилась программа «Очевидное — невероятное»; о первых шагах этой телепередачи; о том, как складывались отношения ее создателей с миром науки и с научно-популярным кино. За «монологами ведущего» в книге следуют «комментарии редактора», а завершает каждую «главу» совершенно произвольно подобранный сценарий телевизионного фильма.

Книга оканчивается аннотированным перечнем передач «Очевидное — невероятное» за 1973–1984 годы.

С точки зрения многих, в книге представляют интерес только «монологи ведущего», написанные С. П. Капицей и занимающие не более одной пятой ее части. «Комментарии редактора», как правило, вторичны и малоинтересны, ну а сценарии телефильмов попали сюда просто по непонятным причинам.

В соавторстве с математиками — членом-корреспондентом АН СССР С. П. Курдюмовым и доктором физико-математических наук Г. Г. Малинецким С. П. Капица написал книгу «Синергетика и прогнозы будущего», первый раз изданную в издательстве «Наука» в 1997 году.

Сергей Павлович Курдюмов (в прошлом заведующий кафедрой прикладной математики МФТИ) стал одним из первых ученых в Советском Союзе, кто привлек внимание научной и философской общественности к синергетике как теории нестационарных быстроразвивающихся структур в открытых нелинейных системах и к философским следствиям синергетики. Был инициатором создания центра «Стратегии динамического развития».

В книге с позиций синергетики — междисциплинарного направления, изучающего общие закономерности явлений и процессов в сложных неравновесных системах (физических, биологических, социальных и др.) на основе присущих им принципов самоорганизации и нелинейной динамики — рассматриваются проблемы, еще недавно относившиеся к сфере гуманитарного знания. Среди них математическое моделирование исторических процессов, глобальные демографические прогнозы, стратегическое планирование будущего человечества, изменение императивов развития цивилизации, прогноз развития системы образования.

Книгу собственных воспоминаний Сергей Петрович писать не хотел. По-видимому, по аналогии с дедом, написавшим свои замечательные мемуары в последние годы жизни, он считал ее жизненным эпилогом. Хотя история знает массу примеров, когда мемуары писались далеко не в конце, а, скажем так, во второй половине жизни.

В 2007 году в преддверии восьмидесятилетия Сергея Петровича его внучатая племянница — дочь двоюродного брата Леонида Леонидовича — Елена Леонидовна Капица, очень тепло относившаяся к своим старшим родственникам, загорелась желанием выпустить к юбилею альбом фотографий.

Елена Леонидовна в свое время окончила биофак МГУ, работала по специальности. В 1983 году у нее родилась дочь, у которой был диагностирован порок сердца. Перспективы успешного оперирования младенца в СССР расценивались положительно, а вот его выживания — скорее отрицательно. Такой вот «медицинский факт». Петр Леонидович немедленно вмешался: связался со знакомыми в Великобритании, договорился об операции и последующей реабилитации. Оплатил представленные счета. В итоге ребенок был успешно прооперирован. Примерно в то же время Капица-старший ушел из жизни. Елена Леонидовна переадресовала всю свою благодарность вдове ученого — Анне Алексеевне, своим троюродным братьям и их семьям. Вместе с А. А. Капицей и П. Е. Рубининым она была организатором Мемориального музея-кабинета академика П. Л. Капицы, была записчицей и редактором большой и нужной книги «Двадцатый век Анны Капицы: Воспоминания. Письма». После смерти Анны Алексеевны в 1996 году она стала главным смотрителем, а де-факто и директором Мемориального музея-кабинета. К сожалению, эта благодарная творческая женщина ушла из жизни в 2010 году.

Но вернемся ко времени подготовки юбилейного фотоальбома. Разнообразных фотографий имелось достаточное количество, но требовались хорошие и достаточно точные подписи к ним. Сергея Петровича, однако, это начинание не увлекло, и об очень многих фотографиях, а их было несколько сотен, он говорил: «Я не помню — кто это, забыл, где мы встречались» и т. п. В то же время при виде некоторых фотографий он оживлялся, с присущим ему блеском рассказывал остроумные и веселые байки и истории, припоминал замечательные подробности. Тогда и было решено сделать книгу. Сергей Петрович и его супруга Татьяна Алимовна не возражали. Но книга — не альбом, она требовала и большего внимания, и наличия справочных материалов, и множества уточнений, связанных с разъездами, встречами, посещением различных организаций, выверенности биографических ссылок. Елена Леонидовна решила привлечь к написанию книги давнюю знакомую семьи Капиц, дочь старого друга Сергея Петровича И. С. Балаховского и свою лучшую подругу — Татьяну Игоревну Балаховскую[48], к тому времени уже имевшую опыт редакторской работы.

«Мы имели с Сергеем Петровичем более десяти встреч. Некоторые из них ограничивались часом-полутора, другие растягивались до ночи. Выручало то, что наша дача находилась в нескольких минутах ходьбы от дачи Капицы. Книга писалась легко и быстро, даже можно сказать, весело — наш герой был замечательным рассказчиком, — вспоминала Татьяна Игоревна. — Именно тогда мне стало понятно, что именно английский был для Сергея Петровича первым языком. Большинство своих фраз он строил от подлежащего, нередко, для более тонкой передачи впечатления или воспоминания, он применял английские выражения. После того как рукопись была написана и отпечатана, Сергей Петрович вместе с Татьяной Алимовной внимательно ознакомились с ней, дали свои замечания. К намеченному сроку книга была готова, прекрасно сверстана и, изданная на хорошей бумаге, явилась достойным вкладом в библиотеку русской мемуарной литературы».

Книга С. П. Капицы «Мои воспоминания» выдержала к началу 2015 года три издания.

Увлечения

Сергей Петрович был от природы увлеченной натурой, и как следствие, он имел не одно серьезное пристрастие — это и минералогия, и наблюдение небесных тел в телескоп, и изготовление телескопов, и автомобилизм, и горные лыжи, и теннис, и плавание с аквалангом.

Чего нельзя отнести к увлечениям, ибо это глубже и именуется профессионализмом, так это то, что как Сергей Петрович, так и Петр Леонидович были очень «рукастыми» людьми. Они владели почти всеми столярными и слесарными инструментами, могли работать на токарном и фрезерном станках, при случае делали или реконструировали испытательные установки, легко справлялись с мелким домашним и автомобильным ремонтом, изготавливали дачную мебель. Большую роль в этом сыграла, конечно, великолепная коллекция инструментов, в основном британских, — Петр Леонидович собирал ее всю жизнь.

Надо заметить, что в Англии еще с XVIII века производился наиболее доведенный инструмент самого высокого класса в мире. Их мерительный инструмент был самым точным, сталь долот и рубанков оказывалась самой прочной, а электроинструмент — самым надежным. Множество нищенствующих мастеровых, скованных железной государственной дисциплиной и ужасающими условиями жизни в городах острова, совершенствовали имевшиеся инструменты, а при достижении малейшего результата немедленно, в большинстве случаев, в отличие от современной России, находили поддержку промышленников и банкиров. Изобретатель и технолог Джон Уилкинсон, предприниматель и изобретатель в области хлопкопрядения Ричард Аркрайт, Джеймс Уатт, выдвинувший паровую машину на новый уровень, металлург Генри Корт, изобретатель гидравлического пресса Джозеф Брам, создатель первого паровоза Ричард Тревитик — это лишь малая часть английских механиков и изобретателей, сыгравших важнейшую роль в так называемой промышленной революции.

Один из столов, сделанных Петром Леонидовичем, до сих пор стоит в гостиной Мемориального музея-кабинета П. Л. Капицы. Этот вместительный относительно легкий деревянный стол отличается оригинальной конструкцией — плавающей опорой, придающей необыкновенную устойчивость: если под одну из ножек крепко стоящего стола подложить не особенно толстый, до 15 миллиметров, брусок, то стол все равно совершенно не будет качаться. Этот факт настолько поражает некоторых экскурсантов, что они посылают в музей письма с просьбой раскрыть тайну загадочного стола.

На обороте столешницы этого замечательного стола находится надпись: «Устойчивый стол системы П. Л. Капицы. Сделан на Николиной Горе с 5 по 19 мая 1948 г. Делал автор П. Капица»…

Но вернемся к увлечениям Сергея Петровича.

С первых лет жизни Сережа знал, что такое теннисный мяч и теннисная ракетка. К семи годам он уже умел точно подавать и мог составить партию непритязательному партнеру. Там же, в Англии, он освоил основные правила крикета, а приехав в Союз, научился ставить и выбивать городошные фигуры. Позднее, в школе, Сергей научился играть и в волейбол, и в футбол, пробовал силы на баскетбольной площадке. Рано, лет с шести, он уже умел плавать.

Большое впечатление на юного Сергея произвело музейное собрание минералов. «Эта коллекция минералов мирового значения была одним из самых сильных моих впечатлений перед войной», — пишет С. П. Капица в своих мемуарах. Знакомство с настоящим подвижником, большим знатоком минералогии и кристаллографии, хранителем, а затем и директором Минералогического музея Владимиром Ильичом Крыжановским произвело на юного Сергея неизгладимое впечатление, еще более подхлестнув его интерес. Товарищ и сосед Сергея Капицы Игорь Балаховский вспоминал, что он, заразив своей идеей нескольких одногодков, даже начал строить на даче «доменную печь» из подручной красной глины для разработки «местного месторождения». Но появился один из бдительных соседей и стал кричать, что они подрывают берег. Сергей старался отстоять свое начинание, был возбужден и непроизвольно перешел на английский язык. Это было смутило рьяного соседа, но он быстро нашелся и пошел жаловаться матери Сергея — Анне Алексеевне, что дети нещадно ругаются матом.

В годы войны Сергей Капица, обнаружив в Астрономической обсерватории им. В. П. Энгельгардта Казанского университета небольшой немецкий телескоп, так называемый кометоискатель, расположенный в отдельной будке, проводил там ночи напролет. «Я знал тогда созвездия, мог находить их, умел по координатам на карте определить, куда направить телескоп. Ничего нового обнаружить не удалось, но практику я приобрел», — вспоминал Сергей Петрович позднее.

Отец всячески поддерживал увлечение мальчика и подарил ему двухтомный учебник астрофизики, написанный Г. Ресселом, Р. Дэганом и Дж. Стюартом и изданный в СССР в 1934 году. Сережа проглотил книги за несколько дней и зачастил в читальный зал Физического института Академии наук, где имелась масса журналов, посвященных астрономии. Здесь в июне 1943 года он нашел описание, как сделать телескоп, и немедленно приступил к изготовлению прибора. Первым делом он осуществил достаточно непростую, в условиях скудости инструментов, задачу: выпилил из куска стекла вогнутое зеркало.

В это время проведать Капицу-старшего приехал выдающийся советский оптик, спектроскопист Иван Васильевич Обреимов, впоследствии академик, работавший тогда в Государственном оптическом институте, эвакуированном в Йошкар-Олу. Обреимов побеседовал с Сергеем, удивился обширности его познаний в астрономии и пригласил к себе в институт. В Йошкар-Оле он познакомился с Д. Д. Максутовым, выдающимся изобретателем зеркально-линзовых телескопов. Как раз в то время он работал над своим известнейшим телескопом — получившим самое широкое распространение в мире среди астрономов-любителей.

Интересно письмо пятнадцатилетнего Сергея отцу-академику, уже тогда дважды лауреату Сталинской премии 1-й степени:

«…Мне необходим будет токарный станок для изделия до 150 мм диаметром, так как сами стекла будут иметь диаметр 110–125 мм. Также необходимы чашки для шлифования мениска, радиус кривизны которого 108–120 мм… Постройка такого инструмента дала бы мне очень много как при изготовлении, так и при употреблении. Монтировка 4″ и 5″ инструмента проще, нежели монтаж моего трехдюймового рефлектора. Вес четырехдюймовой трубы Максутова 2 кг, длина 30 см при диаметре 112 мм. Для главной линзы у меня есть стекло. Если ты достанешь токарный станок, то я дам Ив. Вас. (Обреимову. — А. М., Н. Б.) письмо с просьбой о стекле Гребенщикову, наилучшим диаметром для меня будет 4–5″.

Твой Сережа».

Во многом это типичная технологическая записка оптического производства. Это вновь подтверждает то, что Петр Леонидович, в том числе, сумел научить сына искусству многих ремесел, чем в совершенстве владел сам. Наряду с природной одаренностью и светлой головой оба они имели исключительные рабочие руки, способные и доработать напильником любую деталь, и в высочайшем допуске выточить новую, и, с необходимым теплоотводом, в самом неудобном месте впаять диод, и обточить крохотную стекляшку… Согласитесь, ведь это первоочередные качества настоящего экспериментатора. Не их ли подметил у Капицы Резерфорд и глубоко зауважал его, ведь они практически не вели совместных работ?

Позже, уже вернувшись в Москву, Сергей Петрович продолжал интересоваться телескопами и астрономией, совершенствовал свои возможности в вытачивании оптических зеркал и линз.

«Занятия астрономией очень пригодились мне в дальнейшем. Я научился выполнять точную работу собственными руками, конструировать приборы, познакомился с интересными, увлеченными людьми», — подытоживал свои успехи в этой области Сергей Петрович.

Благодаря увлеченности участие Сережи в обязательных (с точки зрения выполнения принудительных работ оборонного характера) экспедициях по поиску нефти сразу обрело для него особый интерес. Он делился полученными знаниями и впечатлениями с отцом и товарищами. Вообще-то это был его личный выбор трудовой повинности в непростое военное время: иначе ему пришлось бы несколько раз ходить на разгрузку угля. Заинтересованность проявилась в том, что он пытался усовершенствовать используемую геологами аппаратуру.

В районе «Второго Баку», в Чистополе при поисках нефти применялся косвенный метод определения радиоактивности вод в приразломных зонах. В качестве средств измерения тогда использовались электроскопы и ионизационные камеры.

В экспедиции он познакомился с известными впоследствии советскими радиохимиками, членами-корреспондентами — И. Е. Стариком, В. В. Белоусовым, лауреатом Ленинской премии Э. К. Герлингом.

Естественно, что столь небезразличные к технике люди, как Петр Леонидович и его сын, были страстными автомобилистами. Петр Леонидович получил автомобильные права в Англии и там же обзавелся не одним собственным автомобилем. На последнем из них он совершил свое довоенное путешествие из Великобритании в СССР. Естественно, что Сергей Петрович с юных лет был заядлым автомобилистом.

Помните, еще в 1930 году Петр Леонидович в письме сообщал своему тестю, что внук его особенно любит кататься на автомобиле и «ревет, когда его мало катают».

Очевидно, что отец научил его управлять автомобилем еще в раннем детстве, а официальные права Сергей получил, как только это стало возможно, в 1947 году. С получением прав, отец подарил ему новый легковой автомобиль «Москвич-400» — пращура «Москвича-401», выпуск которого только что освоили в Москве по репарационной документации и оснастке, на частично репарационном же и оборудовании, по аналогии с немецким автомобилем «Опель кадет К-38».

Излишняя юношеская уверенность в своих силах нередко приводит к отрицательным результатам. Так и Сергей уже через два года вдрызг разбил свою первую машину. Элементы обшивки долго висели в дачном сарае, напоминая об ошибках молодости.

В 1956 году Алим Матвеевич Дамир подарил своему зятю серую «победу». Этот автомобиль запомнили уже и дети, и студенты Сергея Петровича. Ей на смену пришел оранжевый «Москвич-412», а позднее он перешел на иномарки. Некоторое время (до аварии, когда остановившуюся на светофоре машину Сергея Петровича ударили сзади) он ездил на стареньком «Вольво S40», а ему на смену он купил более совершенный «Вольво S60». За рулем он ездил до 2010 года, когда последствия тяжелой травмы (покушения) помешали ему управлять автомобилем.

«Мое увлечение аквалангами началось в середине 1950-х годов в Коктебеле, куда мы с Таней ездили отдыхать. Там всегда собиралось хорошее общество; много времени мы проводили с моим старым знакомым Аркадием Бенедиктовичем Мигдалом, был там и Бруно Понтекорво[49], которого я знал еще по Дубне, где мы делали ускоритель.

Понтекорво тогда привез из Италии оборудование для плавания в масках, и хотя оно было довольно примитивным, мы начали нырять. Это нас очень увлекло: плавание в масках производит большое впечатление, если раньше вы просто ныряли и ничего не видели под водой», — вспоминал позднее Сергей Петрович.

«Сергей все думает об аквалангах и делает чертежи. Хочет брать патент. Он, конечно, приборостроитель, что несколько огорчает Петю (недостаточно страстно относится к эксперименту). У Андрея много воображения и темперамента, зато все знания, энциклопедичность — у Сережи. Им надо работать вдвоем — будет хорошо. Надо найти ту дорогу, по которой хочется идти и не насиловать [себя]. Правильно ли было с ЦАГИ?» — размышляет в своих дневниках мать — Анна Алексеевна Капица 1 января 1958 года.

Вернувшись в Москву, Сергей Петрович вместе с Аркадием Бенедиктовичем Мигдалом сделали первые в стране акваланги. При этом было реализовано множество оригинальных решений, и лишь их принадлежность к отдаленной сфере деятельности не позволила уже достаточно именитым к тому времени физикам подавать на них заявки. Так, Сергей Петрович для измерения глубины погружения предложил применить капилляр — запаянную с одной стороны тоненькую трубку с воздухом. Специально оттарированная трубка стала важным подспорьем при погружениях: с ней совершать «заходы» на глубину стало гораздо удобнее и безопаснее.

Впоследствии инициативная группа, отточив свое мастерство в крымских водах и заинтересовав Центральную студию документальных фильмов, три раза ездила на Дальний Восток и сняла два фильма о своих подводных приключениях. Первый фильм был снят летом 1958 года в Японском море, в заливе Петра Великого, в прибрежной полосе острова Путятин.

Еще в начале весны 1958 года, узнав, что из Института Г. М. Франка[50] должна быть отправлена экспедиция на Дальний Восток для изучения распространения нервного импульса по нервному волокну кальмара — простейшего примера нейрофизиологии, группа А. Б. Мигдала немедленно заявила в институте о себе, отрекомендовавшись специалистами по подводным погружениям, готовыми бесплатно помочь науке.

Здесь же, в Институте биологической физики, Сергей Петрович нашел бесхозный, в полной комплектации, сравнительно новый профессиональный отечественный 35-миллиметровый киноаппарат КС-50, который, с легкой руки давно знакомого с ним Г. М. Франка, был передан инициативной группе для производства съемок. Для аппарата был смонтирован герметичный подводный бокс, позволивший проводить подводные съемки.

Соседка по Николиной Горе Людмила Ильинична Толстая договорилась для Сергея Петровича и Аркадия Бенедиктовича о «мастер-классе» на «Мосфильме» у великого режиссера Михаила Константиновича Калатозова[51] и оператора Сергея Павловича Урусевского.

Калатозов посоветовал сразу снимать на 35-миллиметро-вую пленку, хотя это в десять раз дороже, чем узкая 8-миллиметровая пленка, и вместе с Урусевским изложил основные элементы кинематографического мастерства. Оказалось, что сценарий вовсе не обязателен, главное — четкое понимание, что именно снимать и как; для оператора главное — не вертеть камерой, а просто менять планы: общий, панорамный и близкий. В одной части не должно быть более одного панорамного кадра.

Учитывая, что позднее Сергею Петровичу, как известнейшему телеведущему, доведется внести целый ряд приемов в основные принципы отечественной кино- и телесъемки, можно лишь искренне порадоваться, что в самом начале длинного и исключительного «съемочного пути» он встретил таких выдающихся мастеров, как Калатозов и Урусевский, искренне поделившихся с начинающими «киношниками» принципами мастерства.

Ассистент оператора показал им, как надо обращаться с камерой и как проявлять цветную кинопленку в экспедиционных условиях. Используя самодельные эталоны, они отсняли под водой полторы тысячи метров пленки на 90 процентов годного для фильма качества. Немаловажным было и то, что мастера обещали помочь и с режиссурой, и с монтажом фильма.

В июле 1958 года группа в составе семи человек вылетела во Владивосток. С Сергеем Петровичем поехала и Татьяна Алимовна, исполнявшая обязанности поварихи.

Несмотря на то что перед отъездом он проработал массу специальной ихтиологической литературы о кальмарах, изучив и ареалы их обитания, и реактивный принцип перемещения, и десятирукую сущность, и объекты питания, и то, что известны случаи нападения крупных кальмаров на людей, способность кальмаров мгновенно менять окраску или становиться прозрачными оказалась для него, как и для других членов экспедиции, неожиданным сюрпризом.

Вода у острова Путятин была исключительно чистой и прозрачной, что предопределяло обитание сотен видов растений, кораллов, моллюсков, рыб и млекопитающих. Температура воды в июле — августе здесь достаточно комфортная — 19–22 градуса. Оказалось, что кальмаров вылавливали тоннами и использовали для кормления животных на зверофермах. Нужды в их специальном вылове для Института биофизики не было.

Все же Сергей Петрович предпринял попытку поймать кальмара сам. Но, забравшись в сеть, которой их ловят, «не смог увидеть ни одного кальмара», лишь по толчкам воды чувствуя, что они проносятся рядом.

«Их ловить — это все равно что ловить стрижей сачком, летая на воздушном шаре. И мы сосредоточились на съемках кино», — вспоминая события того времени, записал Сергей Петрович.

Сменяя друг друга, Мигдал и Капица буквально не выпускали из рук киноаппарата. Им довелось снять изменение кальмаром собственного цвета кожи при искусственном изменении цвета фона: когда кальмар помещался в белое эмалированное ведро, он мгновенно становился прозрачным; если его вместе с водой выплескивали в закопченный темный чан, он становился темно-коричневым.

В экспедицию кем-то был захвачен микроскоп, и при его использовании была проведена микросъемка изменения цвета кожи кальмара. Эти кадры имели немалое значение для научного объяснения природы этого необычного явления и послужили основой для нескольких кандидатских и даже докторских диссертаций.

Поблизости от острова Путятин была обнаружена высокая подводная отвесная стена, поросшая актиниями, асцидиями, мидиями и различными водорослями. Здесь же присутствовали и гигантские устрицы, морские звезды и ежи, трепанги и медузы, крабы и креветки, стада которых имели восхитительную изумрудную окраску… Нередко встречались и довольно крупные осьминоги, рыбы-мечи, акулы-молоты… Рыбий мир Японского моря почти безграничен: считается, что здесь обитает 900 видов рыб, включая 12 видов небольших акул и свыше тридцати видов тюленей, дельфинов, белух, морских свиней, кашалотов, малых касаток и других китов…

Обнаруженная подводная стена не только стала любимым фоном для съемок, но, опускаясь рядом с ней с киноаппаратом, можно было проследить, как с увеличением глубины на ней меняется характер растительности. Как физики, Мигдал и Капица немедленно заметили явление изменения цвета с глубиной: так, на глубинах свыше 12 метров красные цвета превращаются в темно-зеленые, а на глубинах свыше 25–27 метров все цвета становятся серыми и тусклыми. Особое внимание было обращено на отражение света от морского дна.

Впоследствии наблюдения по изменению цвета на различных глубинах были изложены А. Б. Мигдалом и С. П. Капицей в специальном отчете, предоставленном ими в Главкомат ВМФ.

В итоге на острове Путятин было снято полторы тысячи метров 30-миллиметровой пленки, время просмотра которой продолжалось около двух часов. Не имевшие опыта в сдаче собственных фильмов, Мигдал и Капица отнесли все девять коробок с отснятой пленкой на «Мосфильм» для проявки и дальнейшего просмотра Калатозовым и Урусевским.

По признанию Сергея Петровича, он только на просмотре обнаружил (ведь проявлялась-то пленка на «Мосфильме»), что при съемке были сделаны все ошибки, свойственные новичкам. Мастера терпеливо отсмотрели все два часа проявленной пленки, и в конце просмотра Урусевский сказал Калатозову:

— Мишако! Ты знаешь, пожалуй, из этого можно сделать одну часть.

— Пожалуй, да, — согласился Калатозов.

Мастера связали операторов со Студией научно-популярных фильмов, где им выделили молодого, но уже имевшего опыт режиссера Н. В. Руднева, предоставили опытных монтажеров, и вскоре десятиминутный фильм под названием «Над нами Японское море» вышел на экраны страны. Имена Мигдала и Капицы были указаны в титрах под заголовком — операторы.

Этим участие физиков-энтузиастов не ограничилось. Сергей Петрович связался со знакомым ему композитором Н. Н. Сидельниковым, показал ему еще немой фильм и попросил написать музыку. Аркадий Бенедиктович «наговорил» для фильма закадровый текст.

Фильм стал достаточно популярен среди советской интеллигенции того времени, и его просмотр какое-то время свидетельствовал о хорошем тоне. «Стоит посмотреть — член-корреспондент Мигдал и сын самого Капицы сняли подводный фильм», — говорили знатоки.

В июле 1960 года, через год после первых съемок, группа, увеличившаяся на двух человек, вновь направилась на Дальний Восток. Теперь за базовый ими был выбран остров Моннерон, или Монерон (открытый и названный так Лаперузом в честь своего сподвижника), также относящийся к акватории Японского моря, но расположенный в его северной части, в Татарском проливе, в 43 километрах от юго-западного побережья Сахалина.

Судоходство в этих водах сопряжено с большими трудностями и требует от капитанов и штурманов внимания и опыта. В период с декабря по апрель пролив забивается льдом, дрейфующим из Охотского моря и Татарского пролива. Сила течений здесь такова, что при наличии ветра она может снести с курса в любую сторону на значительное расстояние любое судно, в том числе и тяжелое. Климат комфортным здесь тоже не назовешь. В течение года в районе острова формируется около ста циклонов, сопровождающихся туманами, штормами, резким усилением ветра. В конце лета — начале осени нередки и сильные тайфуны, когда ветер становится штормовым и непрерывно идут сильные дожди.

Сергей Петрович высоко оценил местоположение и природу острова, всегда подчеркивая его автономность и исключительно насыщенную флору и фауну. Хотя много лесов острова было вырублено в годы японского правления, его растительный мир отличается своеобразием. Большая часть безлесных пространств покрыта так называемыми «виноградными» лугами, где травы, достигающие высоты двух-двух с половиной метров, увиты лозами дикого винограда. В июле и августе на лугах цветут колокольчики, маргаритки и зонтичные. На острове также встречаются калина, рябина, шиповник, различные виды ивы, шелковица, бархат сахалинский, мелколистый клен, каменная береза, зеленая ольха, обычен курильский бамбук. В восточной части острова имеется небольшая котловина, в которой, будучи защищенной от холодных северо-западных ветров, растет аянская ель.

Словно в ботаническом саду рядом с серебристой елочкой здесь можно увидеть полянку, покрытую ирисами и лилиями. На кедровый стланик наползает лоза дикого винограда, а в низине, где протекает ручеек, прямолинейно тянет к солнцу тонкие вершинки бамбук. Травы на здешней плодородной почве при мягком и влажном климате вырастают до гигантских размеров. Листья лопухов, которые обычно доходят до коленей, здесь выше человеческого роста. В этих зарослях приходилось пробираться, как в густом подлеске.

Исследователи увидели на Моннероне много незнакомых растений.

Скала острова — основная его твердь — вырывается из голубых вод моря зелеными гранеными уступами. Вокруг немало крошечных, но зеленых островков, бухточек и выходящих на поверхность подводных скал. О чем еще мечтать подводному охотнику? Остров изобилует буйной растительностью, ручьи и родники в густых зарослях так укрыты травами и кустарниками, что их порой и отыскать-то трудно.

Рядом с островом имеются гнездовые колонии морских птиц, обитающих на близлежащих островках и скалах, а не на Моннероне, что связано с проникновением туда лисы-сиводушки и каменного соболя. Наибольшую численность имеют здесь чернохвостая чайка и тупик-носорог. Обитают северная качурка, уссурийский баклан, берингов баклан, тихоокеанская морская чайка, японский бекас и др. Всего на острове зарегистрировано более 250 видов птиц. На отдельных участках берега устраивают лежбища сивучи и нерпы. Влияние теплого Цусимского течения обусловливает существование вокруг острова субтропических видов моллюсков (например, галиотисы), редкоиглых морских ежей и многолучевых морских звезд.

Сделав первые шаги, члены экспедиции убедились, что все рассказанное о Моннероне преуменьшено, похоже, у пишущих о нем просто не хватало слов, чтобы описать все красоты. С чем сравнить прозрачность воды в прибрежных лагунах? Она превосходила все известные «стандарты», а растительный и животный мир прибрежной зоны обещал просто-таки роскошные экспонаты и несравненные фотокадры.

Конечно, они выбрали интереснейший, можно сказать, райский уголок Земли, но добрались туда с трудами и лишениями, сполна хлебнув дорожных мытарств. Как всегда в такой поездке, они везли с собой много «железа» — акваланги и компрессор, фотобоксы, камеру, коробки с пленкой. Да и «не-железа» было предостаточно, ведь городские, казалось бы, избалованные цивилизацией люди ехали на почти необитаемый остров в несколько десятков квадратных километров, где жило в то время несколько человек: «маячники» и гидрометеорологи.

Во время экспедиции им довелось посетить много удивительных мест. Запомнился Камень Опасности — безлесный остров посередине пролива Лаперуза, получивший свое название из-за непостоянных по направлению очень быстрых течений.

Однажды перед погружением Сергей Петрович заметил рядом с собой целый сонм смертельно опасных медуз-крестовичков, обжигающих жертву нервно-паралитическим ядом. Страшно перепугавшись, он медленно вылез на палубу и на удивленные вопросы прошептал: «Крестовичок!» Работавшие рядом водолазы не согласились с ним, сказав, что это вполне безобидная медуза. Несмотря на уверения присутствующих, желание нырять в этих водах у него начисто пропало.

Позднее, уже находясь в Москве, он нашел в научном издании «Беспозвоночные Японского моря» «крестовичка» и его почти полного двойника, различить которых очень трудно.

Вскоре материалы к фильму о приключениях группы в районе Моннерона и в проливе Лаперуза были отсняты, причем в новом фильме было гораздо больше интересных подводных съемок. Был среди них и замечательный эпизод, который снимал В. Суетин, — «полет осьминога»: расправив тело и вытянув назад свои восемь ног, осьминог несется под водой, как сверхъестественный корабль. А потом приземляется и расправляет щупальца…

По возвращении Мигдал и Капица принесли коробки с пленками на Студию научно-популярных фильмов, и режиссер Я. М. Толчан, работавший еще с Дзигой Вертовым, взялся за монтаж фильма. Маленький десятиминутный фильм «У скал Моннерона» был окончательно доделан в 1963 году. Отношения со стареющим режиссером не сложились: Сергей Петрович вовсе не упоминает его в своих воспоминаниях.

В 1965 году с фильмом «У скал Моннерона» С. П. Капица, как знаток подводных съемок, участвовал в фестивале спортивного кино в Каннах во Франции. На фестивале было совсем немного фильмов, снятых под водой, и советский фильм на общем фоне вполне смотрелся.

Вне конкуренции на фестивале был, конечно, Жак Ив Кусто. В Канны Кусто привез полнометражный фильм «Мир без солнца», позднее, в том же 1965 году, удостоенный премии «Оскар» как лучший документальный полнометражный фильм. Его фильмы в значительной мере определили развитие всего этого направления.

В Каннах Сергей Петрович познакомился с Жаком Ивом Кусто, и когда он узнал, что Кусто еще в 1943 году совместно с французским инженером Эмилем Ганьяном разработал и испытал акваланг, восторгу его не было предела. Впоследствии, когда Кусто побывал в Москве, Сергей Петрович принимал его у себя на даче. Кусто делал фильм об экологии Средиземного моря и, конечно же, интересовался и Черным морем, поэтому очень хотел проводить съемки в Советском Союзе. С. П. Капица пытался поддержать его в этом начинании, но безуспешно: снимать на Черном море Кусто так и не разрешили.

Мы столь подробно остановились на работах Сергея Петровича в качестве оператора, а де-факто и в качестве одного из двух главных продюсеров небольших научно-популярных фильмов, поскольку его вклад в область научно-популярного кино исключителен и велик, и многие главные составляющие его работы закладывались в тех непростых, лишенных комфорта экспедициях.

Однажды группа самодеятельных подводников первой в Москве еще неофициальной секции, членом которой был и С. П. Капица, была задержана на Химкинском водохранилище штатными спасателями. Руководитель секции А. Б. Миг-дал, еще в 1953 году избранный членом-корреспондентом АН СССР, был приглашен к начальнику Управления морской подготовки, спасательной службы и спорта ЦК ДОСААФ СССР вице-адмиралу В. Г. Фадееву. Будущий председатель Всесоюзной федерации убедительно доказал, что запреты бессмысленны и подводным плаванием будут заниматься все больше и больше энтузиастов. Лучше привлечь их к решению общих задач, обучить легководолазному делу. И вице-адмирал поручил начальнику Центрального морского клуба ДОСААФ СССР А. М. Близнакову организовать на базе школы водолазов-спасателей обучение членов секции подводников. Ответственным за обучение был назначен старший командир-инструктор Н. В. Тимофеюк.

Среди первых, получивших в начале 1957 года временные удостоверения (постоянной формы еще не было) спортсменов-подводников 3-го класса, были А. Мигдал, М. Балык, О. Жукова, С. Капица, Б. Петерс, О. Северцева, О. Серов, B. Степанов, В. Суетин.

В своих биографиях С. П. Капица всегда упоминал: «С 1957 года я занимался подводным спортом и участвовал в ряде экспедиций. Был избран заместителем председателя Федерации подводного спорта СССР при ее основании в 1958 г.».

26 декабря 1959 года в Москве был собран первый учредительный пленум совета Федерации подводного спорта СССР, в котором участвовали 99 представителей федераций и секций республик, краев, областей страны и организаций, заинтересованных в развитии подводного плавания. Председателем был избран А. Б. Мигдал, заместителем председателя — C. П. Капица.

Уже в июле 1958 года были проведены первые Всесоюзные соревнования по подводному спорту. В 1964 году сборная команда СССР впервые участвует в международных соревнованиях в капиталистической стране, в борьбе со спортсменами-подводниками Австрии, Италии, Франции, Швейцарии одерживает убедительную победу и завоевывает Кубок Бруно Рогги. В 1965 году состоялось вступление ФПС СССР во Всемирную конфедерацию подводной деятельности (СMAS).

Надо сказать, что Сергей Петрович не раз погружался с аквалангом и у Большого Барьерного рифа — крупнейшего кораллового рифа в мире, названного CNN одним из семи природных чудес света, уникального природного явления у северо-восточного побережья Австралии, самого крупного на Земле объекта, образованного живыми организмами — коралловыми полипами. В настоящее время туристический бум у Большого Барьерного рифа, наносящий существенный ущерб флоре и фауне (по данным исследования, опубликованного в октябре 2012 года Национальной академией наук, Большой Барьерный риф с 1985 года потерял более половины коралловых полипов, образующих его структуру), вызывает сильное беспокойство природоохранных организаций.

Десятки раз Сергей Петрович осуществлял достаточно сложные погружения в загадочном Карибском море — рекордсмене мира по числу эндемиков (видов, обитающих только в этом ареале) среди растений, рыб и животных.

Не прошло мимо С. П. Капицы и увлечение спелеологией. Свой первый спуск в пещеру он совершил совершенно в комфортных условиях, с использованием подземной железной дороги еще в Татрах. Однажды в Австралии, где Капица читал лекции, его узнал кто-то из группы молодых австралийских спелеологов и то ли в шутку, то ли всерьез предложил Капице поход в пещеру. Вполне вероятно, что он рассчитывал на отказ от молодого профессора, числившего за собой самое знатное, если так можно выразиться, просто «королевское» научное происхождение. Но не таков был Сергей Петрович, чтобы оставить без внимания вызов, пусть даже сделанный в самой мягкой форме. Капица немедленно согласился, на следующее утро встретился со своими новыми знакомыми, и уже через полчаса они углубились в землю.

«Я поздно понял, что поход-то серьезный, ребята оказались опытными спелеологами. Мы бесконечно спускались и поднимались по веревочным лестницам, пока не дошли до расселины, так называемой «шкуродерки», по которой надо было долго ползти на животе, — вспоминал Сергей Петрович. — Все благополучно пролезли, а я, как самый крупный, застрял. Ни взад, ни вперед. Конечно, я страшно испугался. Постоянно казалось, что горы сейчас сожмут челюсти и меня раздавит. В этих каменных объятиях я промучился два часа, в то время как двое ребят тянули меня сразу в две стороны. Наконец, с ободранной кожей и синяками, выбрался. В общей сложности мы провели под землей 15 часов и уже к ночи попали на свежий воздух. Как оказалось позже, мы спустились на самое глубокое место в Австралии и до нас это проделывалось лишь однажды».

После этого случая, считая себя уже опытным спелеологом, С. П. Капица еще несколько раз участвовал в спелеологических экспедициях.

Еще одним увлечением Сергея Петровича было столь любимое многими катание на горных лыжах.

Впервые горными лыжами он увлекся еще в студенческие годы, используя трофейные немецкие «вечные» лыжи. Он объездил многие подходящие для спуска склоны и в нашей стране, и некоторые горные курорты за рубежом.

Сказалось и его знакомство с трехкратным чемпионом СССР по горнолыжному спорту, рекордсменом СССР по прыжкам на лыжах с трамплина, выпускником МАИ, а впоследствии генеральным конструктором ОКБ им. А. И. Микояна, дважды Героем Социалистического Труда, лауреатом Сталинской, Ленинской премий и Государственной премии СССР, академиком РАН Р. А. Беляковым (1919–2014).

«Катались на Воробьевых горах, ездили и в настоящие горы. На Алагезе нас поднимали тракторами или на грузовиках на три с половиной тысячи метров (подъем был очень тяжелым), и оттуда мы спускались на лыжах вниз — двадцатикилометровый спуск. Впоследствии я ездил кататься в Приэльбрусье, там был лагерь «Эльбрус», — вспоминал Сергей Петрович.

На лыжах он стоял уверенно, ездил чисто и красиво, не задаваясь сверхзадачами и, соответственно, не получая травм. В горных лыжах он прежде всего, наверное, ценил ощущение скорости и послушности избранной трассы, а с другой стороны — красоту окружающей природы и достойное в ней место человека.

Еще одним несомненным увлечением С. П. Капицы были путешествия. Он объехал большинство стран мира. В некоторых крупных странах, таких как США, Великобритания, Франция, Австралия, он бывал по нескольку раз. В большинстве стран мира он был желанным гостем. Причины этому были разные: некоторые видели в его визитах проявление дружбы между СССР и западным миром, когда родившийся на Западе человек приезжает на свою бывшую родину или в страну, принадлежащую к ее блоку. Другие ждали его как специалиста по различным общественно-политическим или научным проблемам, как лектора, как человека, готового и умеющего свободно дискутировать. Поклонники светских новостей видели в этих визитах поездки известного в СССР ученого, сына светила мировой науки, прославившегося своими работами с самим Резерфордом. Четвертые с удовольствием для себя отмечали замечательные способности Сергея Петровича в английском языке, когда не надо было делать над собой никаких усилий, чтобы понять его. Пятые ждали какого-нибудь опрометчивого хода, промаха Капицы, чтобы тут же поднять его на щит.

Благодаря всему этому Сергей Петрович был одним из немногих, если не единственным, на всей советско-английской линии то сотрудничества, то противостояния, человеком, к которому в полной мере относилось определение — народный дипломат. Трудно назвать кого-то еще, кто бы в столь значительной степени сумел бы снизить уровень взаимного недоверия, укрепить симпатии между англичанами и русскими, русскими и американцами…

И последнее относительно увлечений. В одном из интервью журналист спросил Сергея Петровича:

— Какие напитки предпочитаете?

— Воду и чай. Кофе не люблю. А из спиртного — красное вино и коньяк. Важно не сколько, а какого качества, — услышал он в ответ.

«Чай Сергей Петрович предпочитал по-английски — с молоком», — дополняют знавшие его люди.