Сергей Нечаев

Глава шестая СМЕРТЬ СЕРГЕЯ НЕЧАЕВА

На конспиративной квартире собрался Исполнительный Комитет партии «Народная Воля». После нескольких неудачных покушений на царя предпринимается последняя, самая упорная и решительная попытка. Готовящейся казни Александра II отданы все силы, все мысли революционеров. Давно потеряны связи со старыми знакомыми, с друзьями. Забыты родные, книги, наука.

На заседаниях Исполнительного Комитета обсуждаются детали террористического акта.

Уже собралось большинство членов Исполнительного Комитета. За столом беседуют вожди «Народной Воли» — Желябов и Перовская. Собравшиеся поглядывают на дверь в ожидании опоздавших. И вот дверь открывается и появляется Исаев. С мороза, весь в инее, не снимая шубы, он подходит к столу и кладет на него пакет.

— Письмо от Нечаева!

Из первого минутного чувства недоумения стал расти, разливаться бурный поток восторженного изумления.

Здесь каждый знал имя этого революционера, боровшегося тогда, когда они сами были еще юношами и детьми. Знали о его трагической судьбе, гибели и вдруг — он жив!..

Письмо Нечаева было скромно и просто. Он в Алексеевском равелине. Восемь лет провел в одиночке. Могут ли революционеры устроить побег.

Желябов твердым голосом, не допускавшим сомнения, воскликнул:

— Надо освободить!

И Перовская радостно откликнулась. Заседание единодушно решило освободить Нечаева.

Солдат, ходивший с письмом от Нечаева к народовольцам, принес ответ.

Безумно забилось сердце Нечаева. Он бросился на постель, сжимая руками голову.

Как участливо расспрашивает Желябов о его судьбе, как горячо обещает помочь, как уверенно говорит об освобождении. Десятки раз перечитывает Нечаев это письмецо, заучивает его наизусть, прежде чем уничтожить. Как ни тяжело уничтожать весточку с воли, но это необходимо сделать.

И немного успокоившись, Нечаев снова пишет на волю. Он уже разрабатывает план побега и подробно рисует своим друзьям расположение Петропавловской крепости и равелина, которые он прекрасно изучил, не переступая порога своей тюрьмы. Не даром в долгие дни заключения он часами расспрашивал и выпытывал и терпеливо выслушивал солдатские описания и рассказы о крепости.

В бессонные ночи Нечаев строил планы побега.

В маленьком внутреннем садике равелина, куда выводили Нечаева на прогулку, выходит наружу крышка водосточной трубы. Часовые, друзья Нечаева, помогут ему поднять крышку и спуститься в трубу. А выход из нее уже за крепость. Там должны его ждать сообщники, переодеть и спрятать его… Или можно получить с воли военный мундир, переодеться и выйти из равелина, мимо преданной Нечаеву стражи. Эти планы изложил Нечаев народовольцам.

Заключенный № 5 нетерпеливо вскочил с постели. Сегодня он должен получить письмо от Желябова. Выпит чай. Прошел смотритель. В камере темно и тоскливо в серый зимний день. Но узник не замечает этого. Он привык к своей клетке, а сегодня мысли его слишком далеки отсюда. Записочки Ширяева рассказали о мощной революционной организации. Это не либеральничающие студенты. Это герои старого «катехизиса революционера». Это боевая революционная партия. В ее рядах можно итти вперед.

— Получай! — прервал голос нечаевские мысли. Нечаев шагнул и сжал в руке письмецо.

Казнь царя. Нечаев уже слышал об этом от Ширяева… Но это только первый шаг. Он должен лишь развязать революцию. Поднять мужика. Однако не слишком ли сильна его глупая, слепая вера в царя? Как победить эту веру?

И Нечаев из тюрьмы шлет советы своим новым друзьям. После стольких лет бездействия Нечаев опять чувствует себя в гуще революционной борьбы. Энергичный ум уже выработал свой план, и Нечаев передает его на волю: после убийства царя тотчас нужно разослать поддельный «манифест наследника». Вступая на престол, наследник возвращает землю крестьянам и призывает их бороться с теми из помещиков, кто не захочет отдать свою землю.

Конечно, ни один помещик своей земли не уступит, и тогда разгорится революционная крестьянская война. Нечаев разрабатывает, дополняет свои планы и пишет о них Желябову.

В этой переписке проходит время. Осмыслились тюремные будни. Но Нечаев уже видит, он не может не видеть, как отступает все дальше и дальше в туман предположений его побег, что на воле все меньше и меньше говорят об этом.

Сырые стены снова начинают смыкаться вокруг своей жертвы. Узник чувствует, как давят они его грудь, и из груди вырывается глухой кашель. С грустью сознает он, что если не вырвется теперь, вот сейчас, немедленно, ему уже не вырваться никогда. Живая могила цепко держит его в своих обʼятиях, и настоящая уже протягивает за ним руки.

И в это время Нечаев получил записку:

— Казнь царя!.. — Нечаев произнес это вслух и не колеблясь в своей пустой камере. Но он еще долго сидел за столом над ответом. Там, на воле, не должно быть никаких сомнении. Там дело нужно довести до конца. Им должен ответить не заключенный, не исстрадавшийся человек, не сломленная жертва, нет, — товарищ по организации присоединит свой голос к их решению. Ни тени жалобы, ни капли горечи не будет в записке. Спокойная. Деловая. Убедительная.

Записочку унесли. С ней унесли мечту о воле. Второй раз был произнесен убийственный приговор, и на этот раз его произнес над собой сам Нечаев. Этот великий революционер снова отдал свою жизнь делу революции, и заживо погребенный царем, он снова решал судьбу царя.

Чтобы отвлечь свои мысли от воли, от которой он отказался, чтобы забыть новую безнадежность своего положения, Нечаев стал еще напряженнее следить за борьбой «Народной Воли» с царем. Записки народовольцев держали его в курсе событий. Целыми днями Нечаев обдумывал их, разбирал, намечал детали и с нетерпением ждал последнего известия.

Наконец вечером 1 марта взволнованный часовой шепнул ему:

— Государь убит!

Грозная «Народная Воля» нанесла страшный удар, но тотчас сама зашаталась под ударами правительства. Одна за другой записки стали приносить Нечаеву известия об арестах и провалах народовольцев. Уже арестованы Перовская, Желябов. Бегут из Петербурга, спасаясь от жандармов, уцелевшие пока народовольцы.

Нечего и помышлять о помощи с воли. Организация разгромлена. Это понял Нечаев. Он делился этим с Ширяевым, и к их тревогам о собственной судьбе прибавились опасения о судьбах партии и революции.

В это время заболел Ширяев. Равелин сделал свое привычное дело. Сырость выпила румянец щек, плесень потушила блеск глаз, тяжелый низкий потолок согнул спину. Ширяев стал кашлять, метался ночами в поту, и с каждым утром вставал все более слабым. Нечаев узнал от часовых о болезни Ширяева. Неужели уйдет от него и этот последний друг!

Умер старый комендант Петропавловской крепости, и появился новый — бездушный зверь Ганецкий. Он понял дух нового времени.

«…Прежде мне позволяли выходить подышать чистым воздухом два раза в день. Теперь мою прогулку сократили с двух часов до 20 минут. Мало того, меня по целым неделям совсем не выводят из душного каземата, в котором Ганецкий даже приказал заделать душники, будто с целью лишить меня возможности достать сажи для составления чернил. Верхнее стекло оконной рамы у меня было чистое, позволявшее мне видеть клочок неба. Нужно знать ужасы долголетнего одиночного заключения, чтобы понять, какую отраду доставляет узнику вид проходящего облака и сияние звезд ночью… Ганецкий приказал выбелить стекло…»— писал в своих уже не частых письмах на волю Нечаев.

Так прошла весна 1881 года. Проходило лето, и каждый уходящий день больно отзывался в сознании Нечаева. Он напрасно терял самое удачное для побега время. Усиливались строгости в равелине. Со дня на день могли напасть на след нечаевской организации. Приближалась зима, а тогда — без связей, без помощи — не бежать.

В тяжелом раздумье проводил Нечаев потускневшие дни. 16 августа рано утром шепотом подозвал его часовой. Без прежнего радостного нетерпения, а с тяжелым предчувствием, — он привык уже к дурным вестям, — подошел Нечаев к глазку.

— Друг твой… умер.

Тогда Нечаев решил, наконец, бежать без чужой помощи.

Под матрацом тюремной койки лежала солдатская одежда. Настала новая зима. Нечаев снова лихорадочно заработал. Каждый солдат получил свою роль. Был назначен день. Все было готово к побегу. Предусмотрено. Через несколько дней настанет назначенный час. И Нечаев окажется на свободе.

Проснувшись, Нечаев вскочил с постели, быстро подошел к двери. Он сегодня должен сделать последние распоряжения, — он неожиданно запнулся. Слова застыли. По коридору шагал незнакомый часовой.

Внесли чай. Со смотрителем вошел новый унтер.

Как же это произошло? Разве не соблюдал он строжайшей конспирации? Разве он ошибался в этих простых искренних людях? Неужели его снова предали! Нечаев горько недоумевал при этой мысли и не хотел ей верить. Действительно: не эти солдаты, любившие Нечаева всей душой, даже на суде оставшиеся верными ему, на суде гордо называвшие его «наш орел», — не они выдали Нечаева.

Предал Мирский. Жалкий человек случайно попал в ряды революционеров, а когда очутился в равелине, смертельно испугался. Испугался, что погибнет его жалкая жизнь, испугался, что забудет оставшаяся на воле невеста. Нечаев увидел в записках Мирского трусость и не открыл ему всех своих планов. Но Мирский все-таки многое знал. Он знал, что солдаты находятся в руках Нечаева.

Мирский, цепляясь за жизнь, предал революционера, и за свое предательство получил фунт рублевого табаку ежемесячно и фрукты на третье блюдо к обеду.

Новый царь, Александр III, сумрачно слушал доклад министра внутренних дел.

Но царь не выдал своего страха. Его лицо все мрачнело и мрачнело. Когда кончилось чтение, он неуклюже сказал:

— Более постыдного дела для военной команды и ее начальства, я думаю, не бывало до сих пор.

«Постыдное дело» кончилось для нечаевских друзей, солдат равелина, ссылкой в Сибирь, сдачей в дисциплинарные батальоны. С самим Нечаевым также решено было покончить.

Узника перевели в камеру № 1. В изолированном малом коридоре равелина он был теперь отрезан не только от мира, но и от внутренней жизни тюрьмы. Нечаева лишили прогулки. Резко ухудшили питание.

Какое наказание можно было придумать для этого человека, лишенного всех прав, всех надежд, всякого смысла в жизни? Каторжные работы были б для него несказанным облегчением. Цепи и карцер ничего б не прибавили к его пыткам… Нужно было просто покончить с его существованием.

Правительство не наказало Нечаева за его деятельность в равелине. Ему даже не сказали об этом ни слова. Его только перевели в еще более сырую, еще более страшную могилу. Его совсем лишили воздуха, почти лишили пищи. Он лежал на своей постели и медленно страшно умирал…

Такова была месть царя.

Арестант в камере № 1 — Нечаев. Даже после смерти нельзя было назвать его имени.

Поздней ночью, таясь от постороннего взора, вынесли тело Нечаева из равелина. Где его похоронили — никто не знает.