В Сарабуз я возвратился к полудню. Доложил командарму о выполнении поручения и о том, что Батов приказал отводить второй эшелон войск в Карасубазар. Он молча выслушал, поднялся со стула и сказал:
— Я уезжаю на командный пункт Воробьева. Вы не отлучайтесь. Возможно, будете нужны. А если что, предупредите начальника связи армии, где вас разыскать.
Возвратился Петров поздно вечером и сразу же вызвал меня. Он стоял у стола над картой. Вид у него был встревоженный, чувствовалось, что он чем-то крайне обеспокоен.
— Подойдите ближе, — начал он скороговоркой, — и слушайте внимательно. Только что закончилось заседание Военного совета армии, на котором принято решение отходить к Севастополю. Сейчас перед нами сложная задача: своевременно отвести войска, не дать немцам опередить нас.
Затем рассказал, что, по последним данным, гитлеровцы прорвались к Сакам. Не исключено, что ночью они двинутся на Симферополь.
…Ночь. Слышны сильные взрывы в районе вокзала. Взметнулось зарево пожара. Это взорвали артиллерийские склады, которые не удалось эвакуировать.
В Симферополе, в штабе тыла армии, нам сообщили, что немцы где-то в районе Бахчисарая уже успели перерезать дорогу на Севастополь. Разведка штаба, высланная в этом направлении, обнаружила на подходе к мосту через речку Альму немецкие танки и пулеметные гнезда.
Мы получили указание следовать в конце колонны штаба тыла, которая двинулась в Севастополь через Алушту и Ялту, чтобы прикрывать ее от возможного нападения врага. По сведениям, он отбросил в районе Мазанки наши части и идет в направлении Алуштинского шоссе.
Мы направились на Алушту. На рассвете 1 ноября при подходе к селу Доброе услышали доносившийся с севера шум боя, но, не останавливаясь, проследовали через перевал.
В Алуште было тихо. Жители удивленно посматривали на нас. На короткой остановке Антипин проверил, все ли на месте, нет ли отставших, и попросил разрешения дать личному составу несколько часов отдыха.
Покормив бойцов, дав водителям танков и бронемашин несколько часов соснуть, мы двинулись дальше, на Ялту.
Нам некогда было любоваться красотами Южного берега. Нас беспокоило одно: не сорвалась бы какая-нибудь машина на крутых поворотах южнобережного шоссе. Только теперь я по-настоящему оценил просьбу Антипина дать отдых водителям, на которую там, в Алуште, согласился с большой неохотою. Раньше я не бывал на Южном берегу и не знал, какие здесь дороги.
Ялту прошли не останавливаясь, в Севастополь добрались уже затемно и расположились на окраине под открытым небом. Перед отъездом из Симферополя нам было сказано: через штаб флота найти командарма. Пока батальон устраивался, мы с Антипиным отправились на поиски штаба.
В столовой моряков, куда мы зашли в надежде встретить кого-либо из командиров штаба армии, нас угостили омлетом из яичного порошка и кофе. Моряки были гостеприимны, но ничем помочь нам не могли: никто не знал, где разместился наш штаб.
Утро оказалось удачливей: дежурный по батальону узнал, что командарм, член Военного совета и начальник оперативного отдела не доехали до Севастополя, а повернули в Балаклаву, куда уже отправились и армейские связисты, ночевавшие неподалеку от места расположения батальона.
Посоветовавшись, мы с Антипиным решили поехать к командарму сами.
Узнав о нашем прибытии, Иван Ефимович приказал нам никуда не отлучаться. Вскоре он потребовал меня к себе. У стола, кроме командарма, стояли М. Г. Кузнецов и Крылов, который был назначен начальником штаба армии. Перед ними лежала карта, которую они внимательно разглядывали.
Видимо, до моего прихода они что-то обсуждали. Я уловил лишь обрывок разговора. Говорил Петров:
— Если им удастся выйти к перекрестку дорог, то путь в горы будет открыт. Уверен, что 40-я кавалерийская полковника Кудюрова сумеет вовремя занять дорогу и перекроет путь немцам.
Увидев меня, он сказал:
— Возьмите в полку связи радиостанцию и свяжитесь с дивизиями, отходящими на Севастополь. Радиоданные имеются у связистов. Мой позывной код «Старик». Как только установите связь, немедленно доложите мне.
Из Балаклавской долины наладить связь ни с одной нашей частью не удалось. С разрешения командарма мы выехали на Мекензиевы горы, но и здесь ничего не получилось. Обеспокоенный этим, Петров вместе с командиром полка связи майором Фалиным приехал к нам. Увидев радиостанцию, выделенную мне, командарм пришел в ярость: станция имела слишком малый диапазон действия.
— Я приказал выделить ту станцию, которой пользовался при разговоре с дивизиями. А вы что сделали? — резко спросил он командира полка.
— Я полагал, что она еще потребуется вам, — отвечал тот.
— Полагал, полагал… А самому невдомек, что люди там ведут бой и не знают, что делается здесь. За такие вещи судить надо…
Досталось тогда командиру полка связи да и мне тоже.
К нашему счастью, по дороге проходила радиостанция моряков. Матросы-радисты с охотой исполнили приказание Петрова, немедленно развернулись и быстро вошли в связь с 95-й дивизией. Как только зазвучал голос «Василия» (позывной код генерал-майора Воробьева), я доложил Петрову. Он надел наушники и жестом показал, чтобы и я тоже слушал.
Из доклада Воробьева я понял, что у них не все в порядке, что наши части не могли сбить немецкие заслоны, вставшие на пути отхода, что нужно менять маршрут движения, идти восточнее, иначе пробиться не удастся.
В ответ на доклад Воробьева командарм раздраженно ответил:
— Вы все еще не можете отрешиться от своей точки зрения, высказанной на Военном совете. Позовите к аппаратуре «Трофима». («Трофим» — позывной командира 25-й Чапаевской дивизии генерал-майора Коломийца.)
Прошло несколько минут. В наушниках послышался голос Коломийца.
— Я «Трофим». Слушаю вас.
— Говорит «Старик». У «Василия» что-то не ладится. Я отстраняю его. Командование поручаю вам.
Слушаюсь.
— Двигайтесь по маршруту Керменчик — Ай-Тодор — Шули.
— Боюсь, что это не очень удачный маршрут. Разрешите действовать по обстановке.
— Согласен. Вам на месте виднее. Одного не забывайте: скорее пробивайтесь сюда.
Закончив переговоры, командарм приказал мне оставаться с радиостанцией на Мекензиевых горах, поддерживать связь с войсками и обо всем немедленно докладывать ему.
— Здесь будет наш передовой наблюдательный пункт. Назначаю вас старшим. В помощь пришлю штабных командиров, — сказал он мне и, повернувшись к командиру полка связи, добавил: — А вы установите телефонную связь.
Попрощавшись и пожелав нам успеха, Петров уехал.
Матросов-радистов, которые приютили меня в своей машине и делили со мной свой паек, беспокоило одно: не сочтут ли их дезертирами. Но я обещал через штаб армии сообщить в штаб флота и попросить объявить им благодарность.
Утром 4 ноября Антипин прислал машину, мою шинель и продукты, а вскоре один из штабных командиров — майор Харлашкин, веселый, жизнерадостный человек — привез рацию.
Поблагодарив матросов-радистов, оказавших нам большую помощь в установлении связи с главными силами армии, отходящей через горы к Севастополю, мы отпустили их, снабдив соответствующим документом во избежание недоразумений, которые могли возникнуть в связи с их отсутствием в своей части.
Теперь мы имели относительно устойчивую радиосвязь с главными силами, знали, что 95-я дивизия в течение 2 ноября вела бой в двух направлениях: на Шуры (Кудрино) и на Улу-Сала (Зеленое). В этом бою, несмотря на частичный успех — была разгромлена 7-я рота 124-го полка 72-й немецкой дивизии, — действия наших передовых частей были нерешительными, и это задерживало продвижение главных сил.
4 ноября меня вызвали в штаб армии. Он размещался теперь у входа в Севастопольскую бухту, на старой батарее, сохранившейся еще с дореволюционного времени. Здесь был подготовлен командный пункт береговой обороны.
В штабе встретил много знакомых: основу его составляли командиры 14-го корпуса, в котором я служил до войны и в первые ее дни: начальник артиллерии полковник Н. К. Рыжи, начальник связи майор Л. В. Богомолов, начальник автобронетанковых войск полковник И. А. Максимов, некоторые работники оперативного и разведывательного отделов. Со многими из них мы начинали войну у Измаила, Рени и Кагула.
Оперативники познакомили меня с обстановкой.
Еще до прорыва немецко-фашистскими войсками нашего фронта на Перекопе командование Черноморского флота и городской комитет партии решили укрепить все сухопутные подступы к Севастополю. Тогда началось сооружение трех оборонительных рубежей. Строительство одного из них — передового — закончено. Кроме того, сооружены подземные убежища, город зарывается в землю.
Несколько дней назад, как рассказали товарищи, немецкий моторизованный отряд и танки пытались с ходу прорваться в Севастополь, но были остановлены мощными ударами артиллерии береговой обороны. Первой, 30 октября, в бой вступила 54-я батарея, расположенная у с. Николаевки, которой командовал старший лейтенант И. И. Заика. На второй день огонь открыла 30-я береговая батарея под командованием капитана Г. А. Александера. Затем включились другие батареи. А вчера немцы встретили первый контрудар нашей морской пехоты, занявшей оборону на переднем рубеже, проходящем с северо-запада на юг по линии Аранчи — Дуванкой — Чоргунь — Балаклавские высоты. Вступившим в бой на суше морякам, кроме батарей береговой обороны, большую помощь оказывали летчики авиации Черноморского флота. В жестоких боях моряки сдержали наступательный порыв гитлеровцев.
А основные силы нашей армии в это время все еще с боями прокладывали себе путь к Севастополю. Им противостояли части 50, 72 и 132-й немецких дивизий. В ходе боев главным силам приходилось вносить изменения в первоначально намеченный маршрут, так как не везде удавалось прорвать фашистскую оборону. В деревне Шуры, где сосредоточились крупные силы 72-й пехотной дивизии, части армии после неудачного боя вынуждены были повернуть в обход на Бия-Сала (Верхоречье).
Бои за Фоти-Сала (Голубинка), Ени-Сала (Новополье) против немцев, которые успели их захватить, шли третий день. Какая там обстановка, оперативный отдел штаба пока точно не знал. Но, судя по предварительным сведениям, главные силы армии успешно продвигаются к Уркусте (Передовое).
Здесь же я узнал и о составе наших главных сил. Опасения командарма, что не все дивизии правильно поймут решение Военного совета об отходе к Севастополю, оказались не напрасными. На Севастополь шли три стрелковые, две кавалерийские дивизии и 7-я бригада морской пехоты. Остальные отходили на Керченский полуостров. Из 421-й дивизии к нашей армии примкнул 1330-й полк и батальон другого полка. 157-я дивизия ушла на Керчь и увела с собой приданный ей артиллерийский дивизион армейского полка полковника Н. В. Богданова.
Помощник начальника оперативного отделения штаба капитан И. П. Безгинов ознакомил меня с приказом, в котором обосновывался отход Приморской армии к Севастополю, когда надо было уже пробиваться через расположение войск противника.
За чтением приказа меня застал командарм.
— Зайдите сейчас к Крылову, ознакомьтесь с последними данными и получите новое задание, — распорядился он.
В кабинете Н. И. Крылова я застал и члена Военного совета бригадного комиссара М. Г. Кузнецова.