Сеятели смерти

Глава 15

Чуть позже я услышал, как она усмехнулась своим мыслям, лежа рядом со мной на довольно-таки узкой двуспальной кровати. Я повернулся, чтобы увидеть ее лицо. В комнату пробивался дневной свет, хотя время уже было позднее и шторы задернуты. С рассыпанными по подушке волосами, в сумерках, она казалась по-девчоночьи симпатичной.

— Что смешного? — поинтересовался я.

— Ты ведешь себя вовсе не как убитый горем молодожен!

— Ах ты, стерва! — нежно сказал я. — Надо мне было тебя придушить в удобный момент. В конце концов, я ведь всего только женился, а не вступил в бойскауты.

— О да! — ответила она недоверчиво, но не стала дальше развивать эту тему. — Это и впрямь все ужасно, — вздохнула она.

— Что именно?

— Знаешь, мне ведь приказано тебя убить. Эта реплика должна была прозвучать для меня как гром среди ясного неба. Я усмехнулся.

— Таким вот методом? Не могу придумать более приятного способа смерти. Вадя засмеялась.

— Ты не умрешь, конечно, до тех пор, пока не принесешь нам максимум пользы. И не умрешь вовсе, если твоя смерть помешает осуществлению более важного задания. Но ты попортил немало крови кое-кому из нашего высшего руководства, и меня попросили, когда все закончится, избавиться от тебя — если, конечно, это не будет очень сложно.

— И ты меня заранее об этом предупреждаешь?

— Конечно. Ты же не дурак. Ты уже подумал о такой возможности, не сомневаюсь. И вот теперь я тебе об этом говорю вполне откровенно, и ты полагаешь, что я это вовсе не имею в виду буквально, а просто так говорю, чтобы тебя испугать. Это очень эффективный прием.

— В таком случае, — сказал я, — будет лучше, если я тебе тоже кое-что скажу: мой босс намекнул, что было бы неплохо от тебя избавиться, если это не создаст мне массу неудобств.

Она улыбнулась, но улыбка сразу же растаяла.

— И самое ужасное, — пробормотала она, — что ведь мы так и поступим, не правда ли? Что бы между нами ни было, в финале мы все равно постараемся выполнить данный нам приказ?

— Верно. Все, что происходит в постели, не должно влиять на прочие события. Об этом молокососы всегда забывают, а люди вроде нас помнят всегда.

— Ну конечно, — она засмеялась. — Мэттью...

— Что?

Она глубоко вздохнула.

— Ничего. Пожалуйста, включи свет. Я хочу прочитать, что написано на том клочке бумаги.

— Не утруждай себя, — сказал я. — Я могу тебе процитировать наизусть. Это записка от некоего джентльмена по фамилии Уоллинг. В ней сказано: “Проверить Броссак, Сазерленд”.

— Броссак?

— Именно так.

— Ас чего это... как его... Уоллингу вздумалось посылать тебе записку?

— Мне не удалось встретиться с ним, мы разговаривали только по телефону, так что я могу только догадываться. Но подозреваю, что он расколол моего предшественника, парня, который прибыл сюда под фамилией Бьюкенен, и понял, что он американский агент. По крайней мере, Уоллинг догадался, что Бьюкенен — самозванец, а потом прочитал в газете, что тот умер при загадочных обстоятельствах. Уоллинг кое-что очень проницательно просек. И когда я позвонил ему с примерно аналогичной просьбой, он пришел к выводу, что и меня послали сюда продолжить охоту. К такому же выводу пришли и ваши люди, когда увидели меня в Лондоне.

— А тебя прислали, чтобы продолжить охоту? ( Я усмехнулся.

— Я же тебе говорил. Я приехал сюда провести медовый месяц — и ничего больше. Я всего лишь сторонний наблюдатель, против своей воли втянутый в эти игры, но, похоже, я никак не могу этого никому доказать. — Я передернул плечами. — Как бы там ни было, Уоллинг искал помощи. Он был напуган. Его компаньона сбил грузовик, а его секретарша внезапно заболела, и он понял, что следующей жертвой станет он сам. И не ошибся. Но перед смертью ему удалось кое-что передать с Нэнси Гленмор. — Я взглянул на Вадю. — Только не надо делать вид, что ты ничего не знаешь. Тебе же все рассказали про Уоллинга. Да и про Бьюкенсна, наверное, тоже.

— Да, это ваш агент, которого обнаружили где-то здесь, неподалеку от Аллапула.

— Верно. Но все это довольно странно... Если их штаб и впрямь расположен где-то в этих краях, не стали бы они привлекать к этому месту внимания, разбрасывая вокруг трупы...

— Они разбросали и другие трупы. С предупредительными знаками. Не говоря уж о людях, которые бесследно исчезли. Таких было немало.

— Однако на теле Бьюкенена не было обнаружено никакого предупредительного знака, — возразил я. — И это меня настораживает. Если бы его случайно не обнаружил во время прогулки по лесу врач, которому очень не понравилось, с медицинской точки зрения, эта находка, суперчума Макроу, возможно, уже свирепствовала бы по всей стране. А те смерти произошли еще в то время, когда Макроу и его покровители хотели продемонстрировать нам, на что они способны, и когда их предприятие только разворачивалось, лаборатория была маленькой и мобильной, так что при приближении опасности ее можно было с легкостью переместить на новое место. Но у меня такое ощущение, что эта шотландская база — их конечная остановка. И полагаю, они теперь приготовились к массовому производству, а не только к исследованиям. Они любой ценой хотят сохранить свои рубежи неприступными до тех пор, пока не накопят достаточных запасов своего адского вируса для того, чтобы выудить человечество заплатить им хороший выкуп. Вот в чем в действительности и заключается их цель.

Вадя пристально смотрела на меня.

— Но ты ведь не думаешь, что именно в этом заключается их конечная цель, а, Мэттью?

— Ну, вообще-то это слишком крупная игра, чтобы ставкой был всего-навсего шантаж, — согласился я. — Они просто могли бы стращать нас этой угрозой, чтобы заткнуть нам и Макроу рот — в надежде, что, во-первых, мы понимаем, чем все это пахнет, и, во-вторых, что у нас будет достаточно времени на удовлетворение их требований, когда они их выдвинут. — Я передернул плечами. — Не знаю... Во всяком случае, если сейчас их операция перешла в решающую стадию, они бы ни за что по собственной воле не оставили Бьюкенена вблизи от своего убежища. Я считаю, что ему удалось от них вырваться, и это обнадеживающий знак. Если один человек смог попасть в их лагерь и выйти оттуда, значит, и другому удастся. Может быть, даже не подхватив опасную заразу. — Я помолчал. — Однако меня смущает вот что. Если все это проделки мадам Линь, отчего же она не заберет Макроу в страну Драконов для проведения там последней стадии операции? Они все были бы там в полной безопасности.

— В безопасности? — с коротким смешком переспросила Вадя. — У нас на этот счет другая информация. По нашим сведениям, опыты вашего безумного профессора везде представляют опасность. И если может произойти что-то непредвиденное, начальники мадам Линь, конечно же, предпочли бы, чтобы это непредвиденное случилось в другом полушарии, подальше от их священных персон.

— Ну, что ж, звучит логично, — заметил я. Вся эта сцена была мне очень знакома. Похоже, я вечно устраиваю важнейшие военные советы в постели с женщинами, с которыми только что позанимался любовью. Что поделаешь — я не смог найти никакого более приятного места. И продолжал: — Однако эта затея, выходит, слишком опасная, если они не хотят варить свое варево даже во Внешней Монголии.

— Возможно, они просто отдают себе отчет в том, что мы бы не стали связываться с бактериологическим оружием. В конце концов, наиболее благоприятная почва для разнесения инфекционных заболеваний в сегодняшнем мире — это перенаселенные и отсталые районы в Азии. — Нахмурившись, она уставилась в потолок. — Броссак? Странное название. И где это, милый?

Я только усмехнулся в ответ.

— Ах, милая, если бы я знал, то не стал бы посвящать тебя в эту тайну!

Ее глаза быстро сузились. Повернувшись ко мне, она раскрыла рот, чтобы сказать что-то, передумала, откинула одеяло, встала с постели и включила свет. Я смотрел, как она идет к моему пальто, висящему на спинке стула. Она достала карты из внутреннего кармана и, словно приняв запоздалое решение, накинула пальто себе на плечи, так как в номере было холодновато, а она стояла совершенно нагая. Зрелище получилось весьма интригующее, но она не сделала ни малейшей попытки воспользоваться своим соблазнительным видом к своей выгоде. Она просто взяла листочек бумаги, заглянула в него и удостоверилась, что я правильно процитировал послание Уоллинга. Потом расстелила на соседней кровати нужную карту и начала ее внимательно изучать.

— Ты теряешь время, — сказал я. — Там нет. Я уже смотрел. К тому же и наши аналитики, похоже, тоже не нашли этого места. Я звонил им из Лондона позавчера — после своего разговора со Старком, помнишь? — и снова перезванивал сегодня, но им нечего было мне сообщить. — Это заявление, можно сказать, было недалеко от истины, хотя и преполагало наличие у меня более надежной линии связи, чем мне удалось установить. Я продолжал: — Раз они за двадцать четыре часа не смогли найти это место, то одному Богу известно, сколько времени им на это еще понадобится. Я подозреваю, что это местный топоним, слишком старый или незначительный, чтобы он был зафиксирован в атласах или учебниках по истории.

— Но Уоллингу это название было известно, — заметила она, не отрывая взгляда от карты Бартоломью.

— Уоллинг был опытный и знающий генеалогист. Вполне вероятно, что при более внимательном осмотре его библиотеки мы бы обнаружили это название в каком-нибудь старинном издании малоизвестной и малотиражной монографии по генеалогии, о которой в, Вашингтоне никто и не слыхивал... — Я осекся. Вадя потянулась к сумке, купленной нами по пути сюда, и достала из нее новенькие черные штаны и черный свитер. — Ты куда собралась?

— Пойду позвонить. Попрошу наших заняться этим делом.

— К черту! Это будет пустой тратой времени.

— Как это понять?

— Не стоит нас недооценивать, Вадя. Если уж американский аналитический отдел не сумел отыскать старинный населенный пункт в Шотландии, почему ты решила, что русским экспертам это удастся?

— У нас очень хорошая организация, — упрямо сказала она.

— Ну конечно! И у нас тоже. И у англичан. И коли мы решили заняться научно-исследовательской работой, то самое лучшее — озадачить этим полковника Старка. В конце концов, речь идет о его епархии, и у него, без сомнения, есть ребята, которые знают Шотландию вдоль и поперек, и к тому же он имеет доступ к конторе Уоллинга. Со дня убийства там под дверью, наверное, круглосуточно толчется полицейский, так что наши — и мои, и твои — люди смогут войти туда, разве что учинив перестрелку, а в таком случае до приезда группы захвата у них не останется достаточно времени на работу в библиотеке.

Она заколебалась.

— Я не уполномочена сотрудничать с британской стороной.

— Не сомневаюсь. И, признаться, у нас с ними тоже нет полного взаимопонимания. — Я поморщился. — Но уж коли ты собралась одеться, то, ради Бога, одевайся. А то твой вид меня просто убивает.

Она рассмеялась, озабоченно покачав головой, влезла в штаны, натянула свитер и, оправляя его на бедрах, подошла ко мне. Без искусно подбитого ватой одеяния мадам Дюмэр, лежащего беспорядочной кучей на другой кровати, Вадя теперь выглядела отнюдь не такой пышечкой, как раньше, и тем не менее при ее комплекции брюки не слишком подчеркивали выгодные линии ее фигуры. Впрочем, ни одну женщину брюки не красят... — Повернись, — скомандовал я и сорвал ценник с фабричного ярлычка на горловине. — Пятнадцать шиллингов шесть пенсов? Для здоровой и крепкой девчушки с хорошими зубами — это очень удачная покупка!

Она не улыбнулась.

— У меня складывается впечатление, что ты привез меня сюда с определенной целью, Мэттью. И какова же она?

— Что за глупый вопрос! — отозвался я.

— Перестань! Наша любовь — штука замечательная, кто будет сомневаться! — но амурные дела мы вполне могли бы провернуть и в Лондоне. Будь посерьезней, милый!

— Хорошо. Исключая секс, я полагал, что смогу найти тебе здесь применение. Я надеялся, что наши ребята из аналитического отдела снабдят меня необходимой информацией. Это было бы самое простое. Но теперь придется идти по пути наибольшего сопротивления.

— Поделись со мной!

— Ну, мне пришло в голову, что ты — мерзкий и коварный коммунистический агент, Вадя. И мадам Линь тоже коварный коммунистический агент. И этот факт, милые леди, придает вам много общего. Я бы сказал, что различия между вами не столь уж непреодолимы. Ты следишь за моей мыслью?

Она некоторое время хранила молчание. Потом ответила:

— Пожалуй, да. Продолжай.

— Мадам Линь, — продолжал я, — возможно, в этот самый момент сидит себе в Инвернессе, корчит из себя богатую даму-туристку и ждет, пока починят ее автомобиль. После того, как у нее, так сказать, выбили из-под ног почву, она ни за что не рискнет вернуться в свой штаб, где бы он ни находился — ну, скажем, в Броссаке, — пока не обеспечит себе гарантию того, что ее никто не преследует. В таком маленьком городке, как Инвернесс, не так-то уж много хороших отелей, подходящих для мадам Линь: она произвела на меня впечатление весьма привередливой и разборчивой дамы. И тебе не составило бы труда связаться с ней по телефону.

Вадя произнесла, медленно выговаривая слова:

— В Лондоне я убила одного из ее людей. По крайней мере, я полагаю, что он был ее человек, хотя и не китаец.

— Никогда не слышал, чтобы в Пекине особенно убивались по поводу потери одного бойца из низшего эшелона. Ты сделала это, конечно, ради своей безопасности и ради завоевания моего доверия.

— Я помогла тебе отправить ее автомобиль под откос.

— Но никого не убила. Никого — когда увидела, кто находится в той машине. Это, конечно, было досадное происшествие, но ты не обязана погибнуть в автокатастрофе, пускай даже по вине своего единоверца, приверженного учению великого бога Маркса.

— Ты не слишком вежлив, милый, — заметила она спокойно. — Я же не потешаюсь в твоем присутствии над Джорджем Вашингтоном.

Мне было не до смеха, но, возможно, старина Джордж мог бы оказаться ангелом-хранителем не хуже прочих. Хотя, конечно же, мне, может, и следовало воспользоваться его великодушной помощью — ведь он был весьма толковый парень для своего времени.

— Приношу свои извинения. Вычеркни это замечание из стенограммы.

— Итак, что ты хочешь, чтобы я передала мадам Линь?

— Как что? Что ты готова меня ей выдать, что же еще!

В номере повисла тишина. Потом Вадя сказала:

— Продолжай.

— А зачем же еще ты стала бы корячиться, втираться ко мне в доверие и притворяться, будто согласна сотрудничать с таким мерзким буржуазным типом, как я? Ты все время держала ухо востро и следила, чтобы я, не дай Бог, не навредил великому общему делу — к тому же, как можно предположить, ты старалась разузнать и передать своим начальникам в Москву, над чем сейчас трудятся их закадычные азиатские друзья. Но вот теперь ты решила, что для пролетариев всех стран настала пора сомкнуть ряды, и в качестве первого шага — повязать меня и поместить в глубокую заморозку, пока я не превратился в по-настоящему серьезную помеху для вас. Конечно, ты ожидаешь получить какую-никакую информацию в обмен за твою помощь, возможно, даже экскурсию по здешним достопримечательностям, чтобы тебе можно было отослать домой впечатляющий отчет о проделанной работе. Она, заколебавшись, пробормотала:

— Мэттью, я...

— Слушай, это дело верное! Ты очень убедительно загоняешь меня в угол и передаешь в их руки. Если ты сработаешь хорошо, мы оба попадем в святая святых — я как пленник, ты как верный и надежный — ну, более или менее, — союзник. Когда наступит подходящий момент, ты поможешь мне улизнуть из-под стражи, и мы оба отправимся на поиски Макроу — так, как мы уже делали однажды в Мексике. Не забыла еще?

— Нет, — сказала она. — Не забыла. — Она взяла карту и начала ее задумчиво складывать. Потом бросила на меня косой взгляд, приняв окончательное решение. — Но тебе придется довериться мне, милый!

Это был сигнал, столь же верный, как красная мигалка или предупредительный выстрел. Как только они заводят свою волынку про доверие, значит, обязательно жди мухлежа.

Что ж, я не сомневался: она-то уж не упустит свою возможность — ни одну.