Ночь Алисия Ваккарини провела на стуле в восьмиугольной комнате среди мертвой тишины. Только однажды с улицы донеслись голоса пьяной компании, возвращавшейся домой. Люди весело напевали, а Алисия тщетно пыталась вытолкнуть изо рта кляп и позвать их на помощь. Когда голоса стихли, она поняла, что теперь ей не на что надеяться и неоткуда ждать спасения. Она знала, что скоро Джино вернется и закончит свое гнусное дело. Этот псих вбил себе в голову чудовищную мысль, будто оказывает ей большую услугу, избавляет ее от греха. Он даже попросил прощения у нее, когда оказалось, что не может немедленно осуществить свой ужасный план. И нет никакой надежды подвигнуть его на милосердие, вызвать у него хоть каплю сочувствия. Он был одержим какой-то бредовой идеей и ни за что не хотел прислушаться к доводам Алисии. Просто чудо, что она до сих пор жива. Может быть, ей помог репортаж с места очередного убийства. Джино долго смотрел на экран телевизора, а потом выругался, извинился перед ней и оставил на какое-то время в покое. Что-то встревожило его и нарушило хорошо продуманный, заранее намеченный ход событий.
Она не знала, сколько времени пробыла в забытьи, проснулась, когда за окном забрезжил свет. Солнце проникало в комнату сквозь узкие окна, напоминавшие бойницы в средневековых замках. Алисии очень хотелось верить, что за пределами этой комнаты есть люди, что сюда может кто-то заглянуть, а по улице, несмотря на августовскую жару, ходят люди. Ведь это же Рим, в конце концов, а не какая-то глухая деревня. Она слышала, что город за окнами жил как всегда, и, стало быть, есть еще надежда на спасение. Скоро охранники откроют помещения в здании парламента, секретари принесут утреннюю почту, в близлежащих кафе и ресторанах появятся первые посетители. Она всегда заходила утром в одно из таких кафе, выпивала чашку кофе и просматривала свежие газеты. Владелец кафе и официанты не могут не обратить внимание на ее отсутствие. А если это останется незамеченным, то уж днем ее наверняка хватятся те, с кем обычно она общалась в это время суток. Тем более что как раз сегодня она должна быть на приеме в честь важных чиновников из Брюсселя. Все прекрасно знают, что Алисия Ваккарини никогда не пропускает подобные мероприятия.
Значит, к двум или по крайней мере к трем часам ее отсутствие на рабочем месте станет вопиющим. К ней на квартиру пошлют гонцов, обнаружат, что она не ночевала дома, и поднимут на ноги полицию, которая сразу же приступит к ее поиску.
Алисия тяжело вздохнула, не сумев убедить себя в том, что именно так все и произойдет. На самом деле она понимала, что на подобное развитие событий рассчитывать не приходится. Пока Алисию хватятся, этот сумасшедший вернется домой и прикончит ее.
Она посмотрела на пол, где лежал раскрытым альбом с фотографиями древних святых, и подумала, что святая покровительница всех музыкантов могла бы выглядеть и более счастливой. У Алисии тоже была рана на шее, но, слава Богу, только одна и не очень глубокая. Рана по-прежнему ныла, но кровь перестала течь сразу же после того, как Джино покинул комнату. Алисия закрыла глаза и попыталась вспомнить слова хотя бы одной охранительной молитвы; к сожалению, попытка не увенчалась успехом. "Раньше надо было молиться, а не тогда, когда к горлу приставили нож", – подумала Алисия.
Внизу послышались чьи-то шаги. Алисия встрепенулась от слабой надежды на спасение и – сникла. Это были твердые, тяжелые шаги человека, знающего, куда направить свои стопы. Она зажмурилась и стала дожидаться прихода мучителя.
Открыв глаза, Алисия увидела Джино Фоссе – он стоял перед ней, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. На нем была клетчатая рубашка, заляпанная грязью и разорванная до пупа. Джино явно пребывал в расстроенных чувствах. Более того, ей показалось, что он совсем рехнулся. Он лепетал какую-то несуразицу, часто поминал церковь и ругал на чем свет стоит мерзких продажных женщин. Алисия поняла, что он не намерен церемониться с ней.
Бессвязную речь прервал телефонный звонок. Джино снял трубку, долго и напряженно слушал собеседника, потом начал оправдываться. Раньше он казался Алисии самоуверенным и решительным, а сейчас она открыла в нем совершенно новые черты – покорность и страх. Она поняла, что ему сообщили плохие новости. Он нервно теребил телефонный шнур, опустив голову, робко убеждал кого-то, что не может сделать то, о чем его просят, что сейчас не в состоянии покинуть квартиру. Через минуту его лицо покрылось красными пятнами ярости, а руки задрожали от нервного напряжения. Алисия догадалась, что Джино подчинился приказу неведомого лица, и в этом увидела надежду на спасение.
Он швырнул телефонный аппарат вместе с трубкой на пол, выругался и стал пинать его ногами. Затем он заметался по комнате, как загнанный зверь, изрыгая проклятия в адрес звонившего человека. Потом начал срывать со стен фотографии и картины и принялся топтать их ногами.
"Кто-то узнал обо мне, – подумала Алисия. – Кто-то пытается меня спасти. Ох, если бы так!"
Он обошел стул и обеими руками поднял ее голову к потолку, к фотографиям женщин в жутких, безобразных позах. Алисия похолодела. Она уже видела эти снимки, но даже представить не могла, что с ней вот-вот произойдет нечто подобное. У женщин на черно-белых фотографиях мертвенно-безучастные лица, словно им было все равно, что с ними творится.
– Смотри, – почти закричал он ей на ухо, – смотри, какая неотвратимая судьба постигла этих грешниц!
Он задел рану на шее, и она почувствовала, как по коже потекла кровь. Джино освободил ей рот. Алисия застонала и начала жадно заглатывать воздух. Джино снова уселся на табуретку перед ней, и она увидела его глаза. В них светились прежние самоуверенность и решительность. Алиса похолодела от ужаса.
Джино размахнулся и ударил ее по лицу. Алисия громко вскрикнула, облизнула губы и ощутила солоноватый привкус крови.
– Шлюха, – злобно прошипел он. – Все вы одинаковые. Врата дьявола.
– Пожалуйста! – взмолилась она.
– Заткнись! – заорал он и поднял кулак, но так и не ударил ее.
Она тихо заплакала.
Джино вытер губы тыльной стороной ладони и задумался. Алисия наблюдала за ним, понимая, что умолять его сейчас бесполезно. Помешательство Джино не оставляло ей никакой надежды на пощаду.
– Они идут сюда, – прошептал он. – Сюда! В мой дом! Мой дом!
– Джино, не усугубляйте свое положение, – осторожно сказала Алисия, украдкой глядя на него. – Не делайте себе хуже.
Он уставился на нее немигающим взглядом, словно увидел впервые.
– Хуже? Вы считаете, что может быть хуже? Что может быть хуже?
В его глазах она заметила странный блеск, что-то вроде сомнения, и это вселило в нее надежду. Надо попытаться переубедить его.
– Джино, – тихо сказала она, – я могу помочь вам. У меня много влиятельных друзей. Я официально заявлю полиции, что вы хорошо относились ко мне и не причинили никакого зла. Вас простят. Все люди допускают ошибки.
– Мы все сгорим в аду, – обреченно процедил он сквозь зубы.
– Нет, – возразила Алисия, – это старая сказка, в которую сейчас даже церковь не верит.
– Они глупые люди, – сказал Джино и вздохнул. – Мне очень жаль, Алисия. Действительно очень жаль.
Впервые за все время Алисия облегченно вздохнула, ей показалось, что в туннеле наконец-то забрезжил свет.
– Ничего страшного, – сказала она, – все будет нормально.
Лицо Джино Фоссе порозовело. Алисия вдруг подумала, что в определенные моменты оно может быть красивым, как будто сошедшим с полотна средневекового мастера.
– Вы не поняли меня, Алисия, – поправил ее Джино. – Я сожалею только о том, что не могу поступить с вами справедливо, не могу использовать для этого все надлежащие средства. Иначе говоря, не могу использовать все то, что начисто смыло бы ваши грехи. К сожалению, сейчас это практически невозможно. Скоро сюда придут люди, чтобы отобрать у меня этот дом. Они почему-то считают, что застанут меня врасплох, загонят в ловушку. Они очень глупые.
– Все поправимо, Джино, – продолжила уговаривать его Алисия. – Я в силах помочь вам.
– Правда? – Он надолго задумался, чем вселил в нее еще большую надежду. Ей показалось, что он образумился, стал таким же, каким был в ресторане.
Джино встал, порылся в огромной куче компакт-дисков, отыскал нужный и поставил на музыкальный центр. Восьмиугольная комната наполнилась чарующими, но мертвыми звуками электрической скрипки. Джино немного послушал, а потом вернулся к Алисии.
– Вы когда-нибудь видели, как мастер восточных единоборств разбивает рукой кирпич? Я тоже когда-то занимался этим делом. Так вот, только истинный мастер знает секрет этой восточной техники. Если человек не знаком с ней, то просто-напросто разобьет себе руку и станет инвалидом. – Он сделал паузу, собираясь с мыслями. – Весь секрет заключается в том, чтобы ни в коем случае не пытаться бить по кирпичу. Главная цель мастера находится где-то за кирпичом, в некой воображаемой точке, по которой и наносится удар. Именно так вы поступаете сейчас. Вы пытаетесь разрушить мою систему, фокусируете мое внимание на воображаемой точке, не имеющей к делу никакого отношения. И таким образом пытаетесь добиться своей цели. Вы понимаете меня?
– Думаю, что да, – осторожно ответила Алисия, совершенно потеряв чувство реальности. – Развяжите меня, пожалуйста, я уже не могу сидеть привязанной к стулу. Мне нужно в ванную.
Джино сокрушенно покачал головой, расстроенный тем, что она так и не поняла суть его слов.
– Это очень важно, Алисия. Наша истинная цель – не кирпич, а нечто другое, находящееся позади него. Это что-то такое, чего нам просто не дано видеть. Сейчас совершенно не важно, как мы жили до сих пор, какие поступки совершали, что мы разрушали и к чему мы прикасались. Самое главное заключается в конечной цели, которую можно увидеть только мощным внутренним зрением. Нужно иметь огромную внутреннюю силу, чтобы понять, где мы все будем через некоторое время.
Алисия почувствовала, что наступает нечто ужасное.
– Джино, скоро они будут здесь, – в отчаянии повторила она его же слова. – Если я приведу себя в порядок, они увидят, что ничего плохого со мной не произошло. Вы ведь умный человек, вы должны понимать это.
– Разумеется, – согласился он, встал позади нее, приподнял стул и стал наклонять, пока она не уперлась лицом в грязный вонючий ковер. Алисия оказалась на коленях. Она подумала, что сейчас он развяжет ее и отпустит на все четыре стороны. Однако он этого не сделал. Подняв голову, она увидела его перед собой, в руке он держал широкий длинный нож, похожий на средневековый меч. Алисия уже знала, насколько остро нож заточен, и представляла, как легко он способен разрубить ее на части.
– Господи Иисусе! – взмолилась она, глядя на клинок круглыми от ужаса глазами. – Не надо, Джино, не делайте этого!
Джино не обратил на ее слова никакого внимания. Он измерял взглядом расстояние между ее шеей и ножом. Немного подумав, он зашел к ней сбоку. Неожиданно для себя Алисия вспомнила эпизод из средневековой истории, которую проходила в школе. Анна Болейн была приговорена Генрихом VIII к смерти и должна была лечь под топор палача. Однако король оказал жене милость и позволил одному из своих оруженосцев незаметно пробраться к месту казни, чтобы облегчить ее страдания. Топор палача был зазубрен, и поэтому процедура казни часто бывала очень болезненной. Оруженосец улучил момент, вынул припрятанный заранее острый меч и одним ударом отсек королеве голову. Она ничего и понять не успела.
Алисия услышана свистящий звук. Острый конец ножа очертил полукруг и застыл в воздухе. Содрогаясь от ужаса, Алисия подняла глаза, словно пытаясь предупредить смертельный удар. Она не подумала о том, что клинок может совершить ошибку и нанести удар не по шее, а по подбородку. В этот трагический момент ей пришли на ум слова, которые произнесла Анна Болейн за секунду до смерти: "Иисусу Христу вверяю я свою душу".