В черном пламени, или Двойная смерть

Звонок разбудил поздно ночью. Низкий голос начал с места в карьер:

— Если не замолчишь, не проживешь и недели…

— Что? Кто это? Кто говорит?

— Российская церковь сатаны…

Жительнице Туапсе, пятидесятилетней Валентине Романовой, с такими угрозами звонят все чаще. И это понятно. Поразительные свидетельства принесла она в наш мip с того света. Для сатанистов — страшные.

Она вновь напомнила о том, что писал святитель Димитрий Ростовский:

«О, сколь страшен сей огонь, которого и сам сатана трепещет! Когда Господь наш изгнал в стране Гадаринской бесовский легион, то бесы молили Его, дабы не приказывал Он им идти в бездну, чтобы не мучиться прежде времени в гееннском огне… Здешнего огня не боятся бесы (как мы не боимся огня, изображенного на доске), а того огня гееннского трепещут, ибо сей только телесное вещество сжигает, а тот жжет и мучит и бесплотного духа… Земной огонь, горя, светит, пламя того огня, горя, только жжет, но не просвещает тьмы кромешной…

Горе нам, грешникам, так как мы нисколько не хотим помнить о ждущих нас муках и не страшимся их, но, день от дня и час от часа впадая все в большие и большие грехи, возжигаем себе все больший пламень и прилагаем огнь к огню; и то мучение, которое уготовано для бесов, мы на себя обращаем! Ибо гееннский огнь уготован Богом не для людей, но для демонов…»

Да, став «видимым бесом», сатанист попадает в черное, не освещающее мрак пламя[182].

Получили то, что заслужили

«В 1982 году мужа перевели из Североморска в один из гарнизонов Крымской области. Устроились на новом месте. Получили квартиру в доме офицерского состава. Купили мебель, цветной телевизор. Кругом сады, виноградники. Чего еще надо для жизни?

…Мне не хотелось везти этих женщин. Очень уж просили. Нехотя заводила свой «Москвич». А по шоссе уже неслись угнанные красные «Жигули».

Потом — страшный грохот неожиданного удара…

Врач сказал: «Все сделали, но спасти ее не удалось. Сердце не бьется». Кто-то добавил: «Ведь у нее двое маленьких детей».

В теле раздался толчок. Я оказалась как бы над всеми. Врач спокойно записывает что-то. Говорит, что утром из Симферополя надо вызвать машину и отправить в морг. Потом одна женщина в палате хватает подушку: «С мертвой лежать? Не буду!»

Я тихонечко говорю: «Хи-хи, а я живая»… Голос не звучит. Говорю погромче, но чтобы не напугать: «А я живая!» Опять не звучит! Что с моим горлом?! Пока они все не ушли, я рукой осторожно трогаю их по затылкам. Не чувствуют! Даже волосы не шевелятся от прикосновения. Вижу ручку на столе: сейчас возьму или собью, чтобы привлечь внимание. Я ее беру, а она не берется! Ощущаю свои руки здоровыми, а она не берется! Что со мной?!

Меня охватывает такой страх, что, кажется, сердце разорвется. Слышу приближающийся гул. Монотонный такой. Как в метро. Чувствую, сзади черная дыра. Вроде как труба, и меня всасывает. Тянет долго. Ощущение не из приятных. Наконец выбрасывает куда-то. Грунт каменистый. Ничего нет вокруг.

Вдруг вижу: слева высокий мужчина стоит. Я к нему! Хочу спросить, где я нахожусь. И тут вижу его взор… Страшные глаза, нечеловеческие. Как у зверя в прыжке. У меня душа заледенела. Первая реакция: бежать! Развернулась, а сама думаю: ну куда я от него скроюсь! Закричала! Откуда-то взялись непривычные слова: «Господи, спаси!» И вдруг почувствовала облегчение. Рядом появился кто-то другой. Я его не вижу, но чувствую: красивый такой. Как только злой пытается схватить меня, он становится между нами. И так мы бежим. Неожиданно спотыкаюсь о какой-то невидимый, словно стеклянный барьер. Падаю. И тут снова из меня как будто что-то выходит. Мой спасатель ловит это что-то. Дух? Душу? Не знаю.

А злой останавливается у барьера. Не может его переступить. На меня даже не смотрит. Уходит. Слышу голос спасателя: «Что, маленькая, хорошенькая, а тебе не досталась!»

Что такое? Да что у меня было такое? Почему тот за мной гнался?

И тут справа и слева за мной оказываются двое. Я их не вижу, но они меня ведут. Как заключенную. После смерти человек лишается не только тела. У него воли нет. В том, ином мире не желаешь идти, хочешь скрыться, но не можешь. Воля у нас есть только здесь. Ты волен заслужить рай или ад. Но только здесь. Там уже поздно…

Я ощущаю, что лечу все ниже, словно раскрылась земная кора. Оказываюсь у края бездны. Мне говорят: «Смотри». Проносится мысль: неужели сбросят? Я закрываю лицо ладошками (так мне казалось), потому что запах… Меня чуть не стравило. Теперь знаю: так пахнет мертвое тело. Ничего не видно. А они опять: «Смотри!» Я глянула и в ужасе отпрянула. Миллионы людей! Как головастики в бочке. Рыдания, вопли, стоны. На глубочайшем дне люди всех цветов кожи. Особенно много таких, у которых на голове намотано что-то. Черви впиваются в тела и доставляют, видимо, невыносимую боль. Эти несчастные срывают их с себя и бросают друг на друга. Они… испражняются на глазах друг у друга и сами же во все это садятся. Невыносимая вонь! Стены пропасти доверху в плевках и кале. Мне говорится: это колодец отходов.

Я спрашиваю: «Как они туда попали? Как их спасти? Надо какой-то канат. Почему к ним так безразличны?»

А мне в ответ: «Здесь человеческие пороки».

Как это, пороки?

Сопровождающие поясняют: «Скотоложники, извращенцы, блудники, прелюбодеи, развратители малолетних, мужеложники…» Я и слов таких не знала. Мне говорят: «Прикосновение этих людей приносит страдание. Они получили то, что заслужили»…

И вдруг я вижу поле. Канавка какая-то. Ко мне спиной сидят две женщины. И детки. Испачканные, грязные.

Как они попали сюда?

«Это нерожденные дети»…

Как это?

«Жертвы абортов. И твои здесь…»

У меня волосы встали дыбом. Я ведь делала аборты. Не ведала, что это грех. Слова такого не знала.

Мне придется отвечать за них?!

Женщины не обернулись. Молчали.

И тут я поняла, что меня ждет наказание. Пришла непередаваемая тоска…

Каменистая дорога поднималась выше. И тут на восточной стороне как бы рассеялись облака, и показалось огромное здание. Массивная дверь приоткрылась, и я увидела двух женщин. Они были чистенько одеты! У одной головной убор, теперь я уже знаю, что монашеский. Она увидела меня и захлопнула дверь. Я стала стучать. Мне ответили: «Слушай голос. Принимаем отмоленную».

На западе, куда показала женщина, я увидела свалку. Старые серые барачные строения, вроде свинарников. Одна дверь открыта. Внутри — огромное количество людей. Стоят вплотную друг к другу. Множество лишенных улыбок, усталых, непередаваемо грустных лиц.

И тут я услышала голос. Громкий, необычайно торжественный и монотонный. Он шел как бы с небес, но неба над нами не было — был лишь каменный свод. От этого голоса все дрожало. Люди замерли, подняв головы кверху. Голос назвал имя…

Из барака вышла древняя-древняя старушка. Обычно дух и душа молодые, а она была старой. С надеждой смотрела вверх. Но голос замолчал.

Меж тем одну женщину одевали. Я поняла: для поднятия наверх.

Все во мне всколыхнулось — до боли в сердце. НЕ ВСЕ ПОТЕРЯНО, КОГДА В РОДУ ПОЯВЛЯЕТСЯ МОЛЯЩИЙСЯ! Он может вымолить прощение{78}.

Я упала на колени. Полились слезы. Все плакали. Они ждали вызволения. Ждали в любом поколении. Кто-то прощен. Кого-то вымолили. Спасение есть и здесь…

Потом меня снова повели вниз. Открылась скальная завеса. Обдало огненным жаром. Потом я вспоминала его во время болезни. Оказывается, человеку дано почувствовать подобие адского пекла. И пусть каждый задумается. После болезни мы должны как-то прозревать{79}.

А там, в серой мгле, в каменном котловане, кипела раскаленная лава. В ней варилась «уха». Живая человеческая уха. Огромное количество людей. Головы на мгновение выныривали на поверхность, чтобы глотнуть воздуха, крикнуть, и тут же скрывались в безжалостном пекле мук.

Я хотела убежать, просить о помощи, но жертвы сами взывали ко мне. Они молили о пощаде. Они обезумели от боли.

«Здесь все: убийцы, колдуны, ведьмы. Все те, кто спокойно не жил на земле. Они не понимали цены своей вечности»{80}.

Передо мной появилось лицо женщины. Обожженное, страдальческое и обреченное.

«Вот смотри: она приколдовывала, и ей служили бесы. Теперь она дает отчет своим похотям…»

Многие сказанные мне слова были непонятны. Ведь я не бывала в церквях — в гарнизонах их не было. Никогда не читала Библии. Но там, в пекле, просить объяснений не хотелось…

По нашим меркам я была доброю: не чуралась бедности, любого труда… Я не хотела быть в пекле… я трусила. Честно говоря, я трусила и потихонечку взывала: «Господи, ведь я уверовала… Только не здесь!»

Оторвавшись от вечных мучений, мы как бы выплывали из страшного сновидения.

Остановились у огромного каменного куполообразного ангара. На нем цифра — «91». Я вошла осторожно. Боялась, как бы меня не забыли там. Кругом — тысячи, может быть, миллионы людей. Все смотрят вверх. Появляется какой-то сигарообразный предмет, открывается нижний люк. Из него выпадает вроде как маленькая собачка. Все подходят и гладят ее. А я чувствую, запах от нее какой-то нехороший. Сероводородом пахнет. Я — скорее из ангара. Кричу: «Люди, уходите». А они не слышат.

Боюсь оглянуться, но чувствую, что ЭТО поднимается, а люди гладят его по спине, как собаку. Оно растет. Все больше, больше. Достигло огромных размеров и как рыкнет! Пасть огромная, клыки. Вся в крови. Толпу парализовало.

Я скорее ушла оттуда со своими спутниками и оказалась на земле. Только тут я впервые осознала, что такое СВЕТ и что такое ТЬМА. Я дышала свежим воздухом. Трава, деревья, цветы ласкали взор. Передо мной — неизвестная возвышенность. Отсюда начиналась странная лестница. У ее подножия — одетые в светлое мужчины и женщины. На всех крестики. Я забеспокоилась: на мне-то нет креста! Но оказалось, мне уже кто-то дал его. Все крестились и начинали подъем. Перекрестилась и я.

Лестница была сделана из какого-то особого материала. Ноги, как магнитом, притягивала. Подниматься трудно. Чувствую, идущая впереди женщина отяжелела и давит на меня. Если бы я отошла в сторону, она бы упала. Я решила поддержать ее. Вдруг чувствую, что у меня как бы расширяется грудь. Эта женщина садится на нее. Весь подъем замирает… Набравшись сил, она продолжила подъем. Меня охватила такая радость, легкость, уверенность! Цель близка! Женщина уже поднялась наверх, скоро поднимусь и я!

Показались стайки голубей, они встречали поднявшихся веселым гуканьем. Тихое, необыкновенное пение раздавалось со всех сторон. Будто хор птиц, детских голосов вел эту мелодию. Она напоминала тридцать третий псалом. Я духом зашлась от переполнявших меня чувств. Так возликовала, что сроду такого не знала, хотя всегда была жизнерадостной. Краем глаза я успела охватить зелень, голубизну огромного купола-неба. Ласковые лучи неведомого светила обласкали мою сущность и наполнили такой любовью, о которой невозможно и мыслить…

И вдруг тяжесть. Сильный толчок. Открыла отяжелевшие глаза… Рядом с кроватью на коленях стоит сбивший меня мужчина. И плачущим голосом говорит: «Только снова не умирайте, я вашу машину починю…»

Я еще не поняла, что «отсутствовала» несколько часов. Не поняла, где нахожусь. Спросила: «И вы здесь?»

Вспомнила!

Потом на долгие годы она забыла, что произошло. Переехала в Туапсе. После аварии чувствовала себя плохо. Сердце болело, голова. Почки были побиты. Но странное дело: постепенно все словно обновилось. Она стала здоровой, как прежде. Но — совсем другой.

Оставила подруг, шумные компании, где раньше была заводилой. Ее потянуло в церковь… Почему-то, когда проходила одно место в Туапсе — Горку Героев, — ее всегда охватывал трепет.

Она не понимала. Она что-то забыла… Но потом наступило то весеннее утро 1995 года. Это было под Пасху, когда Христос сошел во ад. Ранним утром ее разбудил грохот. Автокатастрофа? Она выглянула в окно. Дорога у дома была пустынной… И вдруг… Это мелькнуло, как в ускоренном кино. Но до мельчайших деталей. До каждой тени. До малейшего звука. Она вспомнила! Вспомнила все, что последовало за той страшной аварией. Все, на чем более десятка лет лежала печать забвения.

Она вспомнила, что была в гостях у смерти.

Она вспомнила свой страшный путь. (Не только путь по тем мытарствам, описания которых мы воспроизводим. Видела и потерявших человеческий облик, вечно жаждущих пьяниц. И раздувающуюся от черной зловонной жидкости клеветницу. И унылые прокуренные бараки.)

А Лестница Жизни! Оказалось, что тогда, в далеком теперь 1982 году, она видела именно туапсинскую Горку Героев. Тут и начиналось восхождение! Раньше здесь стоял храм.

Она рассказывает снова и снова. И каждый раз переживает все заново. В глазах закипают слезы, на лице отражаются тени увиденных мук; она снова радуется, вспоминая свой подъем. Способность ТАК свидетельствовать — дар Божий{81}. И крест{82}.

Загрузка...