Шанс на счастье

Глава 40

Марина

Да, именно не поверила глазам — в дверном проеме стоял Никита!

Первым порывом было броситься к нему и крепко обнять, но он даже не взглянул на меня. Я оторопела.

Мне почему-то показалось, что передо мной был не мой Ник. Началась внутренняя борьба с самой собой: оболочка вроде та же, пусть он бледнее чем обычно, под глазами плотно залегли темные круги, а левая рука была запакована в повязку — результат тот самой перестрелки, но вот взгляд… Пустой, отсутствующий и такой чужой, что сердце сжалось и мне было не вздохнуть.

— Пуля была не моя… — сказал он вместо приветствия, а затем обогнул кресло, в котором сидела Ника.

Она, как и я, в каком-то странном оцепенении следила за тем, как Никита с тяжким вздохом опустился в плетеное кресло, и устало откинувшись на спинку, посмотрел на друга.

— То есть проблем больше никаких нет? — отозвался Ярослав.

Глядя на то, какой растерянной была Ника, я смело предположила, что суть этого короткого диалога понимали только двое мужчин. Нас, женщин, в курс дела не вводили и я бы, наверное, и дальше молча сидела, но Ника не из робкого десятка.

— Нет. У меня проблем больше нет. — криво ухмыльнулся Ник.

— Так! Стоп! Что здесь происходит?! — вскинулась девушка, ей по всей видимости надоело изображать предмет интерьера. — Какие проблемы у тебя могли быть? Почему мы… — она многозначительно кивнула в мою сторону, затем почему-то осеклась, но в секунду собралась и дальше продолжила тираду: — Ничего не знали о каких-то там проблемах… И вообще! Почему ты не в больнице? Ник, ты ведь после операции…

— Ника! — рыкнул Яр, явно раздосадованный поведением жены.

— Нет, я хочу знать! — не унималась девушка, она вошла в то состояние, когда нормы приличия переставали действовать — она волновалась. Тут уж не знаю, то ли беспокойство за друга, то ли сама ситуация, в которую им пришлось погрузиться и решать чужие проблемы, но что-то явно сильно тревожило ее. — Вы оба! Сейчас же признаетесь, что на самом деле происходит! Или я… Я…

Ника не озвучила угрозы, но этого и не понадобилось.

Никита изменился в лице: он вдруг улыбнулся той открытой и по-детски непринужденной улыбкой, которую я помнила, которая не сходила с его лица, когда мы жили в Липецке. Казалось, он вернулся, но… Я быстро поняла, что эта улыбка предназначалась не мне, а девушке, сидящей напротив и заходившейся от смеси гнева и волнения.

Наверное, мне бы он не стал ничего объяснять, но вот Ника все же выудила признание.

Никита вел рассказ монотонно и буднично, словно его совершенно не трогала ни сама перестрелка, ни те последствия, которые она принесла с собой. В том, как он это видел, было много благородства: Бахчев оставался собой — ни единого обличающего слова в мою сторону, ни единого едкого замечания. Ник не судил, но я сама…

Я думала, что помнила многое из произошедшего, но как оказалось это не совсем так, или, скорее, совсем не так. Теперь, когда Никита ровным голосом и довольно сухо перечислял события того дня, образы начали всплывать в памяти ярче, чем прежде, они вспыхивали, угасали, вновь возникали перед глазами, наполнялись более мелкими деталями, окрашивались эмоциями и только затем складывались в единую картину, которая ужасала, с каждым следующим осознанием.

Ник не рассказал как я стенала, а затем истерила и бросалась на него, когда поняла, что Игорь умирает. Море крови — вот что я хорошо запомнила. Она была повсюду: на мне, на траве, на светлой футболке Ника. Приторный солоноватый запах преследовал меня на протяжении всех этих страшных дней, но все остальное память стерла. Даже сейчас, слушая Ника, я словно пребывала в какой-то сюрреалистичной вселенной. Будто все, что он говорил происходило не со мной.

Но память штука коварная, достаточно одного небольшого толчка и водопад хлынет, снося все те защиты, которые пыталась выстроить психика.

Глупая, я наивно полагала, что те обрывки, которые впечатались в мою память были самыми важными и яркими. Ведь обычно именно так и происходит — самое яркое остается в нашей памяти, когда остальное, ненужное, стирается?

Нет… Это не так! Во всяком случае не со мной!

Боль резкая и нестерпимо жгучая, словно стрела, воткнулась куда-то под ребра и теперь пульсировала будто внедряла яд в мою кровь. Я четко увидела перед собой лицо Ника, в тот момент, когда выливала на него все то зло, что успела накопить в душе.

Когда Игорь лежа на траве захлебывался собственной кровью и тянул ко мне руки в безмолвной попытке позвать на помощь, а я увидела Ника с пистолетом в руке, что-то в моей голове щелкнуло и замкнуло. Мне почему-то показалось, что именно Ник был причиной всех моих бед… Я говорила, кричала, била его кулаками в грудь, а он с непроницаемой маской на лице просто стоял и смотрел на меня своими огромными карими глазами, в которых с каждым моим следующим словом угасало то пламя, которое я видела в них раньше.

Его взгляд постепенно становился пустым и безразличным, точно таким, каким я увидела его сегодня.

Только сейчас я наконец осознала всю горечь произошедшего — я потеряла его!

Медленно встав из-за стола и, слегка пошатываясь под невообразимой тяжестью осознаний, я медленно побрела в дом. Никто, казалось, не заметил этого, во всяком случае никто из присутствовавших на веранде не попытался меня остановить.

Как я преодолела расстояние от террасы до комнаты, в которую меня поселили не помню. Осозналась лишь в тот момент, когда передо мной на кровати лежал огромный чемодан, который в Липецке собирала Ника (ведь я что тогда, что сейчас не совсем понимала что вокруг меня творится и пребывала в какой-то прострации), и который я так полностью и не разобрала.

Чья-то рука тормошила меня за предплечье, а затем и вовсе, как безвольную куклу развернула и прижала к твердой мужской груди. Я чувствовала его запах свежий, манящий и такой родной, слышала, как гулко бьется его сердце, но где-то в глубине души понимала, что Ник пришел попрощаться и только поэтому не решалась поднять глаза и встретиться взглядом с его укоряющим взглядом. Боялась, что момент расставания наступит слишком скоро.

— Не уходи… — тихо сказал он. Голос звучал безжизненно и тускло. В нем не было злости или обиды, но была пугающая пустота. — Поживи пока здесь… Когда все наладится… когда встанешь на ноги, тогда и уйдешь.

Не было больше ничего! Я почувствовала это абсолютно точно — он больше не хотел меня видеть рядом, не хотел строить планы на совместное будущее, как мы делали раньше. Этот ужасный день разделил все на «до» и «после». Но винить его не в чем, виновата только я.

— Прости меня… Я не знаю как… — пытаясь подобрать слова, я понимала, что их не существует, что нет подходящих, чтобы загладить ту боль, что я ему причинила.

— Не нужно! — Никита резко оборвал меня и отстранился.

Он не смотрел на меня. Подошел к прикроватной тумбе, положил телефон (мой телефон, который невесть откуда взялся у него) и прежде чем выйти из комнаты, сухо произнес:

— Там есть номер моего помощника, если что-то понадобится, ты всегда можешь ему позвонить.

— Ник… Ты… Ты останешься здесь? В этом доме? — у меня еще теплилась небольшая надежда, что если мы будем жить под одной крышей, то существует пусть и совсем небольшая вероятность, но возможно он сможет меня простить.

— Нет, Марина. Я уезжаю.

Дверь за ним закрылась бесшумно, но для меня это было сродни оглушающиму раскату грома, который возвещал, что эта страница моей жизни теперь навсегда для меня закрыта.

Не знаю сколько прошло времени с того момента, как Никита скрылся за дверью — по ощущениям не больше часа. Я все еще сидела рядом с раскрытым чемоданом и силилась понять, что делать дальше.

Знаю, что как бы не умоляла — Ник не простит. Такое нельзя простить. У меня попросту нет шансов, да и к тому же у меня нет никакого морального права настаивать. Никита достоин гораздо большего нежели девушка, которая так легко от всего отказалась. Я не поверила ему, когда он взывал к моему благоразумию и говорил, что не стрелял в Игоря.

Не поверила… И тем самым разрушила доверие между нами.

Хотелось разреветься в голос, истерить, бросать вещи, биться головой о стену, но я не могла. Опустошение. Вот что я сейчас чувствовала. Он был для меня счастьем, безумием, воздухом, которым я дышала. Почему в тот момент я сорвалась? Почему наговорила ему столько гадостей? Почему проклинала его на чем свет? Что со мной происходило?

Я испугалась! Я не хотела, чтобы на его руках была кровь, как и не хотела смерти Игоря или отца. Как бы я не относилась к Игорю, но смерти ему не желала, и когда это произошло у меня на глазах…

— Марина, доченька! — мама впорхнула в комнату и тут же ринулась ко мне. — Как ты родная? С тобой все хорошо?

Она отстранилась, окинула меня взглядом и ее глаза наполнились слезами:

— Какая ты красивая стала, девочка моя!

Она щебетала, не давая мне опомниться.

— А чемодан? Ты собралась куда-то?

— Я не могу здесь оставаться… — шепотом выдавила из себя и разрыдалась.

— Вот и отлично, моя хорошая! — мама снова притянула меня к себе и крепко сжала в объятиях. — Я была у отца в больнице, его перевели в палату. Как только он пойдет на поправку, его отправят в СИЗО. Адвокат говорит, что срок ему грозит немалый, но он кое-что оставил нам с тобой.

Мама выудила из кармана своего пиджака ключ и протянула мне.

— Что это? — всхлипывая спросила я.

— Ключ от ячейки в банке на твое имя…

Я поначалу растерялась, но потом пришла в себя — оттолкнула ее руку с ключом и взвыла:

— Мам! Я такого натворила! Я так его обидела! Он меня никогда не простит!

— Простит, доченька, если любит, то обязательно простит…