Авада прилетела, казалось, из ниоткуда. Прилетела подло, внезапно — сзади и бесшумно. Какой-то Пожиратель сумел запустить её невербально, увидев смерть своего повелителя. Интуиция, конечно, предупредила Поттера — он успел повернуться и даже увидеть зеленый луч, летящий в лицо. Но и только.
Сердце остановилось мгновенно. И погас свет. Мысли, как ни странно, тоже успели просквозить во мраке предсмертного забытья: «как, это всё?..»
И сожаление фоном: умереть в миг победы…
Неизвестно, сколько длилось забвение, или что оно там такое, в этой за-гранью, так или иначе, а Гарри очнулся от того, что кто-то страстно долбился ему в грудь, ведя ритмичный отсчет:
— …И раз, и два, и три, и четыре… И раз, и два, и три, и четыре…
Тут, видимо, сердце запустилось, потому что в легкие хлынул воздух, заставив Гарри заперхать и закашляться. Сильные руки мигом повернули его на бок, а сиплый, надсаженный голос с облегчением заворчал над ухом:
— Ну вот и ладно… Ну вот и славно… А то что ж… Не успел папашей стать, так уж и в гробик? А? — руки энергично встряхнули парня. — Ты мне тут не вздумай окочуриться! Хватит с нас и твоих собутыльников. А тебе видать повезло, что организм молодой да крепкий, всё ж бутылку паленки на троих распили. Всем хоть и досталось по чутушке, но в лотерее жизни выиграл ты!
— Эх-ррр-р-м… — произнес Гарри. Вернее, попытался произнести. Глотка и язык не слушались, а во рту было такое ощущение, словно он неделю зубы не чистил. Обычно здесь положено выражаться покруче, типа нагадивших кошек, но Гарри кошачьих какашек не пробовал, так что сравнить не мог даже при сильном желании. Да было и не до этого, если честно, у него очень сильно болела голова. Болела так, что глаза заныли при попытке открыть их. Веки были столь тяжелыми, что казалось, своей чугунной неподъемностью сплющили глазные яблоки, отчего страдалец вздрогнул и стукнулся виском обо что-то клеенчато-твердое. За ударом последовали сотрясение и рвота.
Рвало беднягу достаточно долгое время, за которое Гарри успел осознать услышанное, впасть в недоумение и напугаться: какая паленка? Какая, к черту, чутушка?! Его Авадой убило!.. Где-то на задворках скулила ещё одна, самая невероятная мысль — его назвали папашей… Это-то с какого рожна???
— Хр-р-ррр… — попытался он спросить об этом. Спаситель, однако, понял другое.
— Ты в больнице, молодой человек. Привезли тебя с алкогольным отравлением. Должен признать, что тебе повезло, двум твоим приятелям, увы, не так подфартило. Остывают теперь в морге.
Гарри с терпеливой кротостью всё это выслушал. Тем более что привкус во рту располагал к согласию. Да и запах перегара над ним вплетал свое веское резюме. Хочешь не хочешь, а прислушаешься к словам мудрого доктора. А то, что рядом сидит врач, Гарри теперь разглядел, как и стены приемного отделения, где его приняли дежурные медики, вернувшие привезенного покойника с того света. А то, что он был покойником, Гарри не сомневался. Оставалось только поразиться оперативности маггловских врачей, сумевших сотворить абсолютно невозможное — оживить человека, убитого Авадой. Вот только…
Водку-то он не пил? Откуда же тогда во рту у него такое… алкогольное всевкусие? И такое многозначительное амбре перегара?
— М-мы… М-му… — невнятно замычал Гарри, тыкая пальцем в рот.
— Пить хочешь? — снова неправильно понял пациента врач. Махнул кому-то и изобразил руками стакан, который скоренько принесли. Пришлось попить. На споры и вопросы уже попросту не осталось сил. Потом, видя, что парень возвращен на бренную землю и привязан к ней прочно, его ненадолго оставили в покое.
Была, видимо, ночь, так как свет в коридоре вскоре был потушен. В приемном отделении стало тихо, лишь дежурные санитары сновали мимо туда и обратно, и Гарри удалось поспать. Где-то через час он проснулся, когда его койку вкатили в палату. И оставили здесь уже окончательно.
Разбудили Гарри уже утром, взяли у него кровь, скормили тарелку противной цементообразной овсянки, смерили температуру и опять оставили. А разбуженный пациент с вялым интересом принялся осматриваться. В палате стояло восемь коек с разновозрастными мужиками разной степени инвалидности: с переломами, ожогами и следами отравления, как Гарри. Лица у последних были зеленоватыми, и подле каждого имелся тазик. Кроме того, в палате обнаружился рукомойник с зеркалом на стене над ним.
Стакан воды, выпитый ночью, рот не освежил, а овсяная каша усугубила ощущение, прибавив пресный привкус молока. Появилось вполне понятное стремление умыться и прополоскать ротовую полость, с чем Гарри и начал соскребаться с койки. Слабость потрясала — тело стало невероятно тяжелым, громоздким и огромным. Словно чужим. Кое-как встав на дрожащие подгибающиеся ноги, Гарри потащился к раковине, хватаясь за железные спинки коек. Ставшее чужим тело не слушалось — Гарри шатало и качало, кроме этого он ощутил себя каким-то сверхгигантом. Охваченный неприятными подозрениями, Гарри посмотрел на руку, которой как раз ухватился за спинку очередной койки — рука была массивной, странно светлой и широкой, с крупными костяшками. А ещё точней — незнакомой. Не его…
К зеркалу Гарри практически прыгнул. И заорал в ужасе — в стекле отражался неизвестный мужик с выпученными испуганными жабьими глазами. Продолжая истошно верещать, Гарри шарахнулся назад, потерял равновесие, взмахнул руками и завалился на спину, обрушивая за собой все близнаходящиеся предметы: тумбочки, капельницы, подносы с недоеденными завтраками… Грохот, звон, паника.
На шум сбежались санитары и ходячие больные из соседних палат. Паникующего, орущего дурниной парня подняли, усадили на койку и от души отхлестали по щекам, усмиряя истерику. После чего осведомились:
— Во имя всего святого, что здесь произошло?!
— Да он, похоже, того, — один из постояльцев палаты многозначительно щелкнул пальцами по своему горлу, — допился до белочки. Себя в зеркале не узнал!
— Да! — подхватил другой. — Глянул на свое отражение и словно черта узрел!
Врачи и санитары вперили в Поттера подозрительные взгляды.
— Тебя как зовут? — поинтересовался один из врачей. Гарри запаниковал — а может ли он назваться незнамо кем, если в зеркале отразился совсем не Поттер?
— Не помню! — выпалил он, выбрав самую безопасную альтернативу происходящему.
Врачи переглянулись, потом старший из них снял со спинки койки историю болезни, прочитал и буркнул:
— Снейп Тобиас, поступил в час ноль-ноль с тяжелым алкогольным отравлением, — поднял глаза и брюзгливо выцедил: — Ну надо же так упиться…
Стоявший рядом коллега предостерегающе пихнул ворчуна локтем в бок. И мягко спросил у Гарри:
— Как зовут жену, помните?
— Эйлин… — обреченно выдохнул Гарри, лихорадочно ощупывая лицо и волосы, стриженные полубоксом. Вот блин… Не спасли врачи никого — помер Тоби вместе со своими собутыльниками. Просто его тело занято чужой душой. Оставив лицо, Гарри принялся рассматривать свои руки. Мозолистые, широкие, грубые ладони, светлая кожа с брызгами веснушек. Блин… Ещё раз блин… Гарри Поттер, получается, тоже помер. Помер и перенесся в тело почившего Тобиаса Снейпа. А почему? Почему не дали просто помереть? С концами, с тьмой и небытью, почему не дали сесть в призрачный поезд дальнего следования? Боже, почему ему не дали просто спокойно умереть? Каким-таким силам понадобилось заморачиваться с переселением душ? Да и зачем? Для чего?
Пока Гарри ломал голову, вокруг него плясали встревоженные врачи: щелкали пальцами перед глазами, светили в зрачки фонариком, кололи чем-то в вену и даже поставили капельницу, найдя состояние парня близким к критическому… А тот, так ни до чего и не додумавшись, вырубился, сраженный потрясением и дозами умиротворяющих инъекций.
Новое пробуждение было не столь болезненным, скорее ленивым, отстраненным. Ещё не открывая глаз, Гарри почувствовал чьё-то присутствие — кто-то сидел рядом с ним, крепко обняв его свободную от капельницы руку. Обнимал, целовал, прижимал к щеке и плакал, что-то бессвязно бормоча. Гарри прислушался.
— Тоби. О, Тоби! Не пугай меня так! Я жить без тебя не могу… Тоби, родной, ты же вернешься ко мне? И прости, что обманывала, прости за то, что не сказала правду сразу… Ты из-за этого напился, что узнал обо мне, да? Ну прости меня…
Ну, судя по всему, канонический Тоби жену не простил, начал гнобить и обижать её за то, что она оказалась ведьмой. Хотя… Он когда умер на самом деле? Не сейчас же?.. Это что же получается, Гарри незаконно занял тело Тобиаса? Не значит ли это, что ему пора убираться прочь, чтобы вернуть владельцу законное вместилище? Думая об этом, Гарри невольно прислушался к себе, ожидая, не начнется ли обратное замещение. Время шло и тикало, жужжала где-то зимняя муха, уцелевшая в тепле больницы, плакала-причитала Эйлин, осыпая руку беспамятного мужа слезами и поцелуями, и ничего не происходило. Никакого обратного замещения: ни возврата Тобиаса в себя, ни переселения души Гарри куда-либо еще…
Осталось только одно: смириться со своим положением и открыть глаза. Что Гарри и сделал — вздохнул и разомкнул тяжелые веки. Глаза Эйлин были совсем близко, антрацитово-черные, огромные, ищущие, они смотрели, казалось, в самую душу, причем так пристально и цепко, что Гарри стало несколько не по себе. А ну как и правда в душу смотрит, возьмет, да и увидит, что душа-то чужая, не её родного Тобиаса!..
Но это длилось всего один миг: пытливый взгляд смягчился, потеплел, а сама Эйлин произнесла с виноватой ноткой в голосе:
— Прости, пожалуйста, всё забываю, что ты не выносишь моего колдовского прямого взгляда… Солнышко моё, ну как ты, как ты себя чувствуешь? — спросила и тут же склонилась к лицу с поцелуями, жадно, страстно, словно изголодавшаяся.
Не помня, как реагировал Тоби, Гарри постарался не шевелиться, лежал спокойно и стойко сносил нежданное проявление любви, изо всех сил напоминая себе, что женщина как раз целует своего законного мужа. Память тела, видимо, умерла вместе с душой Тобиаса. Или нет? Рука Гарри сама собой поднялась и легла на спину супруги, а губы начали отвечать поцелуям.
— О, Тоби! — Эйлин облегченно разрыдалась. — Ты всё-таки простил меня?! Ты принял моё происхождение?!
— Ну… — промямлил Гарри, не имея ни малейшего понятия о том, как держаться и вести себя. К счастью, на помощь пришел врач, заговоривший за спиной у Эйлин:
— Ваш муж перенес клиническую смерть, миссис Снейп. После такого путешествия люди обычно пересматривают свои жизненные позиции и кардинально меняют взгляды. Кроме того была выявлена частичная амнезия: ваш муж не помнит своего имени, но вспомнил, как зовут жену.
— О, правда? — Эйлин любящими глазами согрела лицо супруга и провела ладонью по щеке. — Бедный мой…
От её взгляда, теплоты, любви и ласковой нежности внутри у Гарри всё так и всколыхнулось ответной благодарностью. Стали совсем неважны те вопросы, кои он задавал себе в прошлом: каким непостижимым образом встретились столь непохожие личности, смогли познакомиться и, главное, сойтись в браке, ведь сейчас было очевидно только одно — Эйлин Принц трепетно любила своего мужа-маггла. Кстати, если сослаться на амнезию… Только очень-очень осторожно.
— Где ребёнок? — сипло спросил Гарри.
— Он под присмотром моего друга Тома, — поспешно ответила Эйлин. — Он первый, кто пришел мне в голову, и как настоящий друг сразу вызвался помочь, когда я позвонила ему с ворохом своих проблем.
— Том? — наморщил лоб Гарри.
— Ох, дорогой!.. — Эйлин со слезами на глазах провела ладонью по щеке мужа. — Родной мой, ты обязательно поправишься! А Том… Ну, мы с детства дружим, ещё со школы. Ты его видел на дне рождения Брайса, помнишь, мы в прошлом году ездили в Литтл Хэнглтон?
— Фрэнка помню, — на всякий случай «припомнил» Гарри, при этом стараясь удержать рвущееся наружу изумление.
— О, дорогой! — обрадованная Эйлин чмокнула Гарри в губы. — Ты же всё вспомнишь, мой хороший!..
Гарри незаметно перевел дух. Интересно, куда он всё-таки попал? Или он просто чего-то не знает о родителях Северуса Снейпа? Скорей всего, это так…
— Как мы с тобой познакомились? — очень робко и неуверенно взглянул он на «жену». На сей раз Эйлин не стала расстраиваться, поняла уже, что имеет дело с реальной амнезией — вспомнил же муж ребёнка и садовника! Оглянувшись по сторонам и убедившись в том, что позади не маячит никакой врач, Эйлин вполголоса принялась рассказывать:
— Мы встретились на карнавале в Ноттинг Хилле, я пришла туда с Томом, он вырос среди магглов и поэтому чтил всенародные людские праздники… — помедлив, она пояснила для справки: — Карнавал в Ноттинг-Хилле, это район в западной части Лондона, — одно из важнейших и крупнейших уличных шествий в Европе. Все англичане и приезжие туристы стекаются в Лондон в конце августа, чтобы своими глазами увидеть карнавальные платформы, полюбоваться людьми в красочных костюмах, послушать звуки сальсы и попробовать разные блюда с уличных лотков. Ты был там такой красивый, высокий, статный, просто мечта всех девчонок! Мое сердце прямо чуть не остановилось, как только я увидела тебя! А когда ты несколько раз победил на аттракционе с молотом, кажется, он называется «силомер», и отдал призы всем девчонкам, я поняла, что хочу быть только с тобой. Ты мне понравился, Тоби, сразу, безусловно, и я оставила свой мир, чтобы пойти за тобой…
Вот так, просто и безыскусно. Да и много ли красивых мужчин видела чистокровная ведьма, живущая замкнуто в отцовском мэноре, спрятанном от большого мира?.. Вздохнув, Гарри провел широкой пятерней по волосам, в очередной раз замечая строгую стрижку — красавец он, значит? И хорош же он был, когда орал на съежившуюся женщину в самом плохом воспоминании Северуса Снейпа… Вернее, будет, поправился Гарри, поморщившись.
— Ты устал? — заволновалась Эйлин, заметив его жест и гримасу.
— Нет-нет, — заверил её Гарри. — Голова трещит. А так просто домой хочется… — посмотрел в бледное лицо Эйлин и насторожился: — Ты когда родила?
— Две недели назад, — виновато съежилась Эйлин. — Прости, он маленький и ещё не научился спать всю ночь. Но я обещаю, он больше не будет тебе мешать, ведь теперь ты знаешь про магию, и я поставлю заглушку. Правда!
— Глупая. Не надо ничего ставить. — Гарри рукой привлек к себе женщину, с отвращением думая о том, что он, видимо, поколачивал её за чересчур шумного младенца. Гер-р-рой, бля… Эйлин воспользовалась этой близостью — быстренько обцеловала его щеку, нос и губы. Как будто ухватила случайную оказию.
Заметив паузу в разговоре, подошел врач, и Эйлин спросила у него, когда отпустят мужа домой, на что эскулап заметил:
— Когда полностью окрепнет и вернет себе нормальную координацию движений. Клиническая смерть всё же неизведанная территория, и не хотелось бы иметь какие-либо неприятные последствия.
Прислушавшись к себе, Гарри был вынужден признать, что ещё очень слаб и не до конца «вжился» в это тело, чтоб начать управлять им как своим. Так Эйлин долго не могла от него отодраться, вроде и попрощалась, и погладила, и поцеловала сколько-то раз, и до двери палаты успела дойти, но тут же бежала обратно и снова полчаса прощалась-целовалась-ласкалась. Наконец допрощалась до того, что расплакалась, и убежала, чтоб не расстраивать мужа своими слезами.
Гарри провожал её с огромным комком в горле — дурак ты, Тобиас, у тебя такая преданная жена, а ты её не ценил!.. До чего же горько было видеть, как ежится сильная красивая женщина, которая, на минуточку, является потомственной ведьмой, способной скрутить в бараний рог самого дурного смутьяна одним движением пальцев! Н-да, странная штука любовь, если такая гордая красавица угодливо прогибается под кулаком мужа-тирана, забитая и покорная, ради него. Что ж, если он останется в этом теле, то приложит все силы для того, чтобы маленький Северус никогда в жизни не услышал от отца грубого слова.
Следующие дни Гарри потратил на то, чтобы поправиться. Занимался всеми физзарядками, которые предписывали врачи, послушно поглощал полезные укрепляющие кашки с протеином и боролся с привычками собственного тела. Ибо Тобиас, как выяснил Гарри, был горьким пьяницей и заядлым курильщиком. То и дело он ловил себя на том, как норовит последовать за соседями по палате, удаляющимися на перекур, и обнаруживал, что тянет руку за папиросами… Гарри останавливал эту руку, опускал или хватался за что-нибудь по пути. Чаще — отдергивал её к волосам, выработав постепенно привычку запускать пятерню в темно-каштановые кудри. Глаза у Тобиаса оказались зелеными и чуть навыкате — жабьими. Красоту Эйлин, видимо, углядела в его росте — в нём оказалось аж шесть с четвертью футов. Добрых сто девяносто сантиметров, как любезно сообщили напольные медицинские весы в профилактическом кабинете. Несмотря на пристрастие к алкоголю, вес Тобиаса держался где-то в районе восьмидесяти пяти килограммов. То есть пить он начал недавно?
Мотивацию ухода в запой Гарри узнал от соседей, половина которых попали в больницу по той же причине, что и Тоби. По всему Манчестеру началось массовое сокращение рабочих кадров. То есть грубо говоря — пришла тотальная безработица. Послушав же разговоры, коих было немало по вечерам после отбоя, Гарри уяснил себе, что скандалы в семье Снейпов были самым обычным явлением в нынешнее время. Просто уж так случилось, что шестидесятые — это время очень сильных изменений в Британии, когда целые отрасли промышленности умирали или катастрофически уменьшались. Текстильная, угольная, судостроительная, а вместе с ними умирали и небольшие городки вроде Коукворта. Работали-то в основном одни мужчины, женщины в большинстве были домохозяйками. Гарри не знал точно, кем был Тобиас Снейп: простым работягой или тем же бухгалтером на фабрике, но если фабрика закрывается или производит сокращение штатов, уже не так важно, кем ты на ней работал, если тебя уволили. Или над тобой постоянно висит угроза увольнения — на следующей неделе, в следующем месяце, в следующем году… нельзя строить планы, нельзя позволить себе что-то изменить, нет никакой определённости. И вот под таким прессом были вынуждены жить не только Снейпы, там уже неважно, ведьма жена или нет, мужья-магглы срывались на магглов-жён, детей, своих матерей.
Ха, а Дамблдор, помнится, вещал, что каждый, кому нужна помощь, может получить её в Хогвартсе — только вот у Эйлин Снейп и мысли не возникло пойти за помощью в Хогвартс, с грустью подытожил Гарри, лежа на койке и глядя в темный потолок. Бедняжка Эйлин поступила куда круче — обратилась за помощью к своему другу-волшебнику, Тому Реддлу. Ведь она совершенно точно упомянула городок Литтл Хэнглтон… Скольких Томов он ещё знает, причем таких, что в паре с ними звучит фамилия Фрэнка Брайса?
Помимо прочего Гарри угнетала ещё одна безрадостная мысль — он стал магглом. Огромная, невосполнимая потеря для того, кто недавно был волшебником. Лежа на койке в минуты тихого часа, Гарри с грустью рассматривал свои большие мозолистые ладони — никогда эти руки не возьмут волшебную палочку…
Зато они взяли кое-что получше, когда Гарри наконец-то выписался из больницы. Эйлин заехала за ним на такси, держа в руках сверточек с сыном. Личико сына Гарри увидел в машине, когда устроился на сиденье и жена подала ему малыша. Смугленький, сморщенный, с иссиня-черным пушком на лобике, Северус Снейп сладко посапывал на папиных руках. Месячный малыш, крохотный, беззащитный… По щеке Тобиаса скатилась одинокая скупая слеза. Которую, ахнув, стерла потрясенная Эйлин.
— Тоби, я тебя не узнаю! — вскрикнула она.
— Прости… — Гарри сморгнул новые слезы. — Я больше не буду на тебя кричать. А работа… Господь с ней, найду другую!
В ответ Эйлин пылко прижалась к нему. И всю дорогу до самого дома трепетно молчала, переживая разительные перемены, произошедшие с её дорогим любимым мужем. Видимо, правду сказал врач — клиническая смерть меняет человека. А глядя на то, с какой осторожностью идет Тоби от машины к крыльцу, тяжко опираясь на прочную трость, искусала себе все губы. Это оказалось очень больно, видеть слабость и беспомощность такого большого, сильного когда-то человека.
По дому Гарри перемещался тоже с тростью, обходя свои владения, знакомясь с ними и изучая. Эйлин ходила за ним по пятам и рассказывала-показывала, где что лежит. Походив и послушав стенания супруги насчет дороговизны дров и угля, Гарри не удержался от подколки:
— Ты же волшебница, Эйлин. Почему бы тебе не наколдовать магический огонь в камине или в плите? Да хоть весь дом утепли рунами или там заклинаниями: Тибидох, габидохс… — и руками шутливые пассы произвел. Эйлин удивленно засмеялась.
— Ты же был против колдовства в доме!..
— Теперь я не против. Тем более что это такая экономия денег и ресурсов отопления… Как видишь, я полностью пересмотрел свои взгляды и отныне сам прошу тебя — дерзай!
На ночь Гарри в целях целомудрия вознамерился устроиться в гостиной. Но пришла Эйлин и прикорнула под бочок. Пришлось смириться со своим женатым статусом и идти спать в общую спальню, как законному супругу. Отдельные будуары Гарри поостерегся предлагать Эйлин, сообразив, что так он выдаст себя с головой. Конечно, можно сослаться на болезнь, но не будет же он болеть бесконечно долго, когда-то придется выздороветь, и потом уж никакими силами не отбрешется и не объяснится, почему не желает исполнять супружеский долг.
А может, признаться? Сказать ей правду, да и успокоиться? Ну и как это будет выглядеть? Глупо это будет. Гарри знал, так как репетировал это перед зеркалом: «Дорогая Эйлин, видишь ли, я не твой муж, а попаданец, и зовут меня на самом деле Гарри Поттером». Угу. Говорить-то он говорит, а в зеркале наичестнейшая рожа работяги Тоби отражается, и те слова в его устах звучат как самая наиподлейшая ложь. Дал же боже ему такую простецкую внешность — ни соврать, ни сымпровизировать!
Глубокой ночью запищал Северус. Эйлин заворочалась рядом, слишком усталая, чтобы сразу подхватиться к сыну, так что Гарри опередил её, встал к ребёнку сам. Подошел к кроватке и взял огромными своими ручищами крохотное тельце. Северус уместился в двух его ладонях. Чмокнул и затих, сосредоточенно глядя на папу. Гарри принюхался — ясно, ну-ка, где тут у нас пеленки?..
Помыв попку в подогретой водичке и перепеленав младенца, Гарри принялся ходить с ним по комнате, качая и баюкая. Теплый, маленький, доверчивый комочек у сердца навеял неведомые доселе чувства. Гарри они были точно незнакомы, а вот Тобиасу…
— Спи, сынок. Папа дома, с тобой… Спи, мой маленький, и ничего не бойся, — тихо шептал Гарри, чувствуя, как пробуждается в нём телесная память Тобиаса. Не та, что помнила пристрастие к выпивке и курению, а нечто гораздо более глубокое, лежащее где-то в подкорках сознания. То самое, интуитивное, верное и вечное, как сама природа… А может, это не в памяти Тобиаса, а в самом Гарри проснулся дремлющий отцовский инстинкт?..