Шепот на ветру

Глава 16 СОСТЯЗАНИЕ ЛГУНОВ

На следующий день в Большом Зале собрались люди со всех четырех концов королевства. Пришли фермеры и садоводы, скотоводы и бродяги-золотоискатели, а Директор акционерной компании по добыче олова, меди, цинка, свинца, золота и нефти привел с собой жену и детей. Король всячески его обхаживал, так как надеялся найти нефть на принадлежащих компании землях, и предоставил им всем места в первом ряду.

Директор и сам был лгун что надо.

— Надеюсь, Ваше Величество, почерпнуть из ваших историй что-нибудь полезное, — заявил он.

— Мне нечему вас учить, — заскромничал король. — Я всего лишь любитель, у меня нет вашего опыта. Но я, без сомнения, одолею соперника, кого бы они ни выставили. — И он кивнул в сторону Питера и Серой Шкурки, которые вместе с Кривым Миком входили в зал.

Лована была не с ними. Она сидела рядом с королевой на одном из тронов, поставленных в зале.

Король разговаривал с Буньипом, который был чрезвычайно доволен тем, что его хитрость удалась и он сумел тайно впустить своих друзей в замок. Он сидел на огромном бревне, которое выкатили на середину площадки. Рядом с ним стоял трон, так обильно утыканный алмазами, что просто резало глаза. Он предназначался для короля. Кривой Мик сел на бревне рядом с Буньипом, который разглядывал какие-то бумаги. Питер расположился слева от королевского трона.

Мгновение спустя король вошел и опустился на трон. Он расправил мантию, поправил корону и придал лицу важное выражение.

— Удобно ли Вам, Ваше Величество? — спросил Кривой Мик.

— Вполне, — ответил король. — Когда я удобно устраиваюсь, я удачно лгу. Поэтому на состязании я считаю очень важным сесть как следует, а не присесть кое-как.

— Согласно правилам, — начал Буньип, открывая состязания и читая скрепленный сургучом пергамент, — вы вправе усаживаться и присаживаться как пожелаете. Вы вправе лгать с лошади или с любого другого животного, избранного вами для передвижения. Вы вправе лгать, двигаясь по направлению к судье, — то есть ко мне. Но не вправе лгать, двигаясь от судьи, так как это оскорбительно для меня. Вы вправе лгать…

— Хватит болтать! — вспылил король. — Приступим к состязаниям. Правила я знаю — сам писал.

— Это уже пошла первая ложь, Ваше Величество? — спросил Кривой Мик, который считал короля весьма посредственным лгуном. Он был уверен, что сумеет одолеть его с помощью преувеличения, в крайнем случае с помощью выдумки или легкой неправды.

— Я еще не начинал, — ответил король.

— Тишина! — проревел Буньип.

Слушатели поудобней уселись в креслах. Все они надеялись на поражение короля, поскольку любили Ловану и желали ей выйти замуж за Питера.

— Состязание объявляется открытым. Первый свою ложь представляет король. В зависимости от качества лжи я начисляю от одного очка за преувеличение до десяти за ложь наглую и бессовестную.

Король откашлялся и приступил.

— В юности я зарабатывал немало денег тем, что вырубал из земли заброшенные шахты и продавал их на юге для колодцев.

— Как давно это было? — спросил Буньип.

— Очень давно. Задолго до того, как я родился, — ответил король.

— Что ж, такое красивое начало лжи не часто услышишь, — сказал Буньип. — Продолжайте.

— Для такой работы требовалось большое искусство, — говорил король. — Мне надо было сохранять кристальную честность и иметь обширные познания в математике.

— Зачем?

— Мне приходилось немало складывать, умножать и вычитать.

— Понятно. А сколько вы брали за колодец?

— Сто долларов.

— Одно очко, только одно, — решил Буньип.

— Четыреста долларов.

— Уже лучше. Еще очко.

— Каждый колодец я грузил в фургон, запряженный быками, продолжал король, — и затем трогался в Мельбурн. В общем, задавал я быкам работенку.

— А сколько их было?

— Двести двадцать.

— Ничего себе упряжка! — воскликнул Буньип.

— Да, не маленькая. Я протянул телефон от фургона до передних в упряжке быков, и посадил погонщика управлять ими. Когда я хотел сделать привал, я звонил из фургона погонщику и просил его остановиться. Тот останавливал передних быков. За ними постепенно останавливались другие, когда их цепь ослабевала. В результате задние останавливались через полчаса после передних. Такая система всю дорогу работала неплохо, пока как-то раз я случайно не набрал неправильный номер, а когда исправил ошибку, быки прошли уже десять миль.

— Полагаю, что при данных обстоятельствах указанное расстояние является весьма вероятным, — сказал Буньип. — Продолжайте.

— Самая большая неприятность произошла в то утро, когда мы двинулись в путь, — объяснил король. — Передние тронулись и лишь через полчаса задние почувствовали, что цепь натянулась и тронулись тоже. Мы теряли так много времени на то, чтобы тронуться с места и остановку, что до Мельбурна добирались целых шесть месяцев. Мне удалось всю шахту продать одному человеку, который хотел соорудить в своем саду колодец. И надо сказать, хороший колодец получился. Но я в конце концов забросил это дело, поскольку оно не окупало расходы.

— Это все? — спросил Буньип.

— Да.

— Что ж, ложь хорошая, качественная, но лично мне труднее всего поверить в то, что вы возили шахты на быках вместо того, чтобы отправить их поездом. Почему вы так не сделали?

— Шахты находились в необжитых районах, поезда туда не ходили.

— А, все ясно. Теперь послушаем, что скажет Кривой Мик.

Кривой Мик поднялся с бревна и начал.

— Однажды я вез на фургоне с быками из Бурка пять тонн оловянных дудочек.

— Неплохое начало, — отметил Буньип, делая какие-то пометки в блокноте.

— А куда ты их вез? — спросил Питер, которого этот рассказ вдруг заинтересовал.

— Никуда, — ответил Кривой Мик.

— Но ты ведь должен был везти их куда-нибудь, — встрял король.

— Я вез их никуда, — повторил Кривой Мик. — Если бы я вез их куда — то, я бы в конце концов туда и привез, и тогда оловянных дудок у меня больше не было бы. А поскольку я не вез их никуда, они всегда были при мне.

— Но какая от них польза? — спросил Питер.

— Ни малейшей, — ответил Кривой Мик, — хотя они могли бы пригодиться для подарков.

— Мне почему-то кажется, что ты лжешь, — проговорил Буньип.

— А я что должен делать? — поинтересовался Кривой Мик.

Буньип выглядел огорошенным.

— Да, конечно, — быстро добавил он. — Я стал забывать. Никогда еще ложь так тесно не переплеталась с правдой. Продолжай.

— Налетел порыв ветра, — рассказывал Кривой Мик, — который всколыхнул деревья и поднял пыль.

— Утверждение правдоподобно, — перебил его Буньип. — Ветер всегда колышет деревья и поднимает пыль. Боюсь, мне придется тебя оштрафовать на десять очков. На правду не переходить. Продолжай.

— Мне следовало бы сказать, что ветер не колыхал деревья и не поднимал пыли, — поправился Кривой Мик, — хотя на расстоянии вытянутой руки уже не было ничего видно. Ветер с такой силой дул в противоположных направлениях, что он сталкивался сам с собой и оставался в полнейшей неподвижности, пытаясь преодолеть сам себя. Понятно, что я хочу сказать?

— Нет, — ответил Буньип.

— На это я и рассчитывал, — сказал Кривой Мик.

— Это как два быка, которые столкнулись лбами и не могут друг друга сдвинуть? — спросил Питер.

— Да, — ответил Кривой Мик.

Буньипу это стало надоедать, и он строго посмотрел на Питера.

— Здесь сужу я. Быки не имеют никакого отношения к рассказу. — Затем Кривому Мику: — Пожалуйста, продолжай.

— Я тащил быков вверх по песчаному склону, — продолжал Кривой Мик. — Я уже находился на уровне колес, а у быков голова вытянулась к коленям. Я щелкал кнутом и вопил: «Но-о! Но-о!», как вдруг услышал прекраснейшую музыку. Я оперся о кнутовище и прислушался. Музыка продолжалась, и я осознал, что слушаю Пятую симфонию Бетховена, исполняемую на оловянных дудочках. Понимаете, дудочки лежали мундштуками в сторону ветра. Веревки, которыми они были связаны, закрывали одни отверстия на дудочках, и открывали другие. Когда фургон раскачивался от рывков, одни отверстия открывались, другие закрывались, причем таким образом, что ветер, влетающий в мундштуки, вылетая, сотворял маленькое чудо. Знаете, меня это изумило.

— И меня это изумляет, — угрюмо проворчал король.

Буньип в блокноте суммировал очки. Он то бесцельно смотрел на крышу, то стучал карандашом по зубам, на какой-то странице нарисовал лошадиную голову, тут же ее перечеркнул и произнес:

— Приняв во внимание правила состязания, оговоренные в третьем параграфе меморандума, а также условия, нижеименуемые… — впрочем, довольно. Победителем объявляю Кривого Мика.

Зрители захлопали, закричали «Ура!», а одна фрейлина даже упала в обморок. Не потому, что для этого был какой-то повод. Просто ей нравилось падать в обморок на подобных состязаниях. Она считала, что ее утонченное воспитание не позволяет ей выносить ложь.

Король был вне себя. Вскочив, он отбросил мантию вверх и в сторону, так что она намоталась на его плечи как крыло. На нижних ступеньках лестницы, ведущей к трону, он задержался и гневно произнес:

— Возмутительно! Того и гляди, начнут ставить под сомнение обещания, которые дают высокопоставленные лжецы! Я обязан извиниться перед Директором акционерной компании по добыче олова, меди, цинка, свинца, золота и нефти за оскорбление, нанесенное его прозорливости.

— Полно, полно, — поспешно отозвался Директор. — Не надо ломать комедию.

Он нацарапал какую-то записку на бумаге и протянул ее королю.

— Вы можете получить работу в нашем совете директоров, как только захотите.

Король прочел записку. Настроение его поднялось, по гнев не прошел.

— К счастью, остаются еще два задания, чтобы испытать этого самозванца, который выдает себя за принца. Пусть сначала приведет мне Фаерфакса, Дикого коня с Глухих Гор — оседланного, укрощенного и годного для езды, а потом готовится к последнему заданию.

Король покинул зал. Последовавшая за ним королева, спускаясь во двор, наступила пяткой на собственный шлейф и разорвала его по шву. Одна из фрейлин, однако, скрепила края булавкой. Это злополучное происшествие случилось как нельзя некстати, поскольку королю пришлось стоять и ждать королеву, а делать это с подобающим величием крайне затруднительно.

Питер пошел проводить принцессу Ловану. Она взяла его под руку, и они так и шли по длинным коридорам. Когда кто-нибудь встречался им, Питер снимал шляпу с перьями и кланялся, а принцесса улыбалась и кланялась тоже. Те, кому она улыбалась, говорили: «Словно запели вдруг все лесные птицы».