Шепот весны

7

— Скажи честно, Илона, ты не устала? — У входа в очередной салон Амелия остановилась и придержала подругу за рукав. — Мы уже целую вечность ходим по магазинам. А ты ведь еще и коляску таскаешь.

Та глянула на часы, — стрелки двигались к цифре пять. Но Илона не роптала, — ведь она сама вызвалась помочь Амелии купить вечерний туалет к предстоящим крестинам. И вот прошло почти два часа, а подходящих туфель к новому голубому платью они еще не выбрали.

— Глупости! — Она энергично тряхнула своей роскошной гривой. — Малышка совсем не тяжелая. И потом… не идти же тебе в церковь босиком. Впрочем, чашечка кофе нам бы не помешала. Вон кстати, и кафе…

Они прошли еще с десяток метров и вошли в дверь какого-то «бистро».

Подруги заняли место в глубине зала — подальше от дверей и окон, чтобы не надуло в коляску, — и сделали заказ. Проводив рассеянным взглядом официантку, Амелия спросила:

— Ты придешь на крестины с Петером?

— Разумеется.

Чем-то встревоженная, молодая мать склонилась к коляске, но тут же удовлетворенно выпрямилась: маленькая Аннета продолжала безмятежно спать.

— Удивительно, — продолжала Амелия, — вы теперь проводите все время вместе. И прошлые выходные, и позапрошлые… Извини, пожалуйста, за бестактность, но тебе не скучно с ним?

— Нет, — просто ответила Илона. — Нам хорошо вдвоем.

Мечтательный вид подруги озадачил и одновременно обрадовал Амелию.

— Дорогая! — воскликнула она. — Ты наконец-то влюбилась. Я так рада за тебя! — Вдруг она испуганно замолчала, заметив в глазах Илоны какой-то странный огонек.

— Чушь! — та упрямо сжала губы. — Конечно, нет! В таких мужчин, как Петер Адлер, не влюбляются. Это просто влечение. Знаешь, он необыкновенный любовник. Я никак не могу насытиться.

В какой-то степени это соответствовало действительности. Со времени их первого свидания она только и жила ожиданием пятницы, и как только раздавался звонок, стремглав неслась в прихожую. А сколько раз они срывали друг с друга одежду прямо в дверях!

Честно говоря, Илона и сама себе удивлялась. Любовные фантазии все больше и больше овладевали ее воображением. Так, в прошлые выходные дни она привязала полусонного Петера к кровати и несколько часов «издевалась» над ним. По его словам, он испытал истинное наслаждение. И это несмотря на то, что она даже хлыст пустила в ход.

— А что ты собираешься делать, когда он переедет в свой собственный дом? — спросила Амелия. — Франц говорит, что «Альпийская фиалка» скоро будет готова.

— Знаю. Петер просто в восторге. Недели через две я тоже закончу работу. А потом… Ты спрашиваешь, что я буду делать? — Она помолчала, размышляя. — Наверное, буду приезжать туда на выходные. Дорога ведь неблизкая… так что все пойдет, как прежде.

— Илона…

— Что?

— Ты все еще хочешь использовать Петера как… Ну, ты помнишь наш разговор в больнице… Извини, но это слово мне не симпатично.

Илона засмеялась.

— Мне тоже… с некоторых пор.

— Вот видишь, — Амелия так обрадовалась, что даже всплеснула изящными белыми ручками. — Согласись, нехорошо говорить о человеке как о каком-то породистом быке.

— Быке? Гм-м. Но сначала я действительно хотела только этого. А теперь… не знаю. Не ожидала, что Петер мне так понравится. Знаешь, он совсем не такой, каким я его себе представляла…

— Забавно, но Франц сказал то же самое. А ведь мой муж не любит менять свои мнения о людях. Он говорит о Петере, что тот — собачка другой породы. Но не скрывает, что тот ему нравится.

— Собачка другой породы? — Илона лукаво хихикнула. — Пожалуй. Но только очень хороших кровей. И к тому же умеет говорить. Знаешь, он произносит «дорогая» с таким чувством, что меня просто в дрожь бросает.

Глаза Амелии загорелись любопытством.

— А как он еще тебя называет?

— О, всех моих прозвищ не перечесть! Например, «проститутка». Или «ведьма». И еще — «змея». Он меня просто обожает!

— Но это же ужасно! — возмутилась Амелия. Илона рассмеялась и тут же прикрыла рот рукой, косясь на спящую Аннету. — Хорошо же он тебя аттестует. Какой-то бульварный жаргон! — продолжала кипятиться она.

— Возможно, ты и права, но в постели это звучит совсем по-иному. — Илона мечтательно вздохнула.

— Все равно, — продолжала Амелия, — называть так любимую женщину! Попробовал бы кто-нибудь так отозваться о тебе в моем присутствии. Я бы ему показала!

— Верю, дорогая, верю!

Она действительно не сомневалась, что маленькая и тихая Амелия способна дать отпор любому нахалу. Сам Франц побаивался ее прямоты. Однажды, когда жена заподозрила его в симпатиях к теще, присутствующей при этом разговоре Илоне пришлось держать свою хрупкую подружку за руки, — причем в буквальном, а не в переносном смысле.

Им принесли кофе, и разговор сам собой перешел на другую тему. Илона вздохнула с облегчением, — у нее не было никакого желания обсуждать свои отношения с Петером. Достаточно того, что она сама постоянно думала о них.

Ей не хотелось вспоминать и о своих прежних планах родить от него ребенка. Пожалуй, это можно отложить. Зачем спешить? Ведь Петер пока не собирается возвращаться в Гамбург.

Некоторое время подруги сидели молча. Амелия первой поставила на стол свою чашку.

— Кстати, Илона, что ты наденешь на крестины? Купишь что-нибудь новенькое?

Та понимающе улыбнулась. Деликатная Амелия не решилась напрямую попросить крестную своей малышки надеть что-нибудь поприличнее. Она просто изящно намекнула, что в гардеробе Илоны нет таких вещей.

— Не волнуйся. Обещаю не ставить тебя и твоих гостей в неловкое положение.

— Перестань. Я не ханжа, и тебе это хорошо известно. А вот твой Петер…

— Уверяю тебя, он не скажет ни слова, если даже я явлюсь в купальнике. Но я уже все придумала. Где-то в шкафу у меня висит довольно симпатичный белый костюм, который я получила в знак признательности от одного заказчика — модного портного. Все как-то не было подходящего случая его надеть. А в это воскресенье он, пожалуй, будет очень кстати.

— Чудесно, — Амелия облегченно вздохнула. Честно говоря, она опасалась, что любимая подруга может даже в церкви что-нибудь выкинуть. — Кстати, Петер пока не возникает? — осторожно поинтересовалась она. — Ну, по поводу твоих нарядов.

Илона ухмыльнулась.

— Он редко видит меня одетой.

— Тише, — хихикнула Амелия, — официантка услышит.

— Подумаешь!

— И его всегда все устраивает?

— Ну почему же? Как-то ужасно рассердился, когда я сказала, что устала и больше не хочу.

— Илона!

— Шучу. Такого со мной не бывает. Да и с ним тоже. Слушай, а твой Франц… Он ведь, наверное, тоже не промах в этих делах? Держу пари, ты и пикнуть не успеешь, как снова окажешься беременной! А теперь давай сменим тему разговора. Знаешь, у меня проснулся аппетит. Как насчет салатика и бифштекса с жареной картошечкой?

— Ни за что, — простонала Амелия. — Хочешь, чтобы на мне не сошлось новое платье, которое мы только что купили? Я ужасно растолстела.

— Чепуха! — Илона окинула подругу оценивающим взглядом. — Ты выглядишь очень женственно. Беременность пошла тебе на пользу. Я бы с удовольствием поменялась с тобой фигурами.

— Неправда, Илона, ты очень изящная. А я…

— Как мило, что ты так думаешь! Но я знаю, что слишком худая. Правда, Петеру такие нравятся.

Последняя реплика подруги сказала Амелии больше, чем весь предыдущий разговор.

Илона может говорить все, что угодно, но нет никакого сомнения в том, что она влюбилась. К тому же, она просто расцвела за последние две недели. Да и прежние ядовитые нападки на мужчин полностью исчезли из ее монологов. Франц неоднократно жаловался, что имя Петера просто не сходит у нее с языка.

— Уверена, что ничего не хочешь? — спросила Илона, подзывая официантку.

Амелия вздохнула, отворачиваясь.

— Разве что ма-аленький сандвич…

Синие сумерки медленно сгущались за окном офиса.

Петер поднял усталые глаза от бумаг и глянул на часы. Наконец-то большая стрелка подползла к шести. Всю неделю он дожидался этого момента. И вот, наконец, он наступил! Пятница, шесть часов. И совсем неподалеку отсюда, на тихой окраине Вены, его ждет Илона. Его Илона.

Одна только мысль о том, что сегодня это опять произойдет, заставила его сердце учащенно забиться. Однако торопиться не следует. Сначала нужно навести порядок на столе, а потом… Не забыть еще кое-что…

Он сунул руку в дальний угол ящика, извлек оттуда длинную бархатную коробочку и сунул в карман пиджака… Все женщины любят бриллианты, а этот будет украшать самую необыкновенную из них.

Но он не преподнесет свой презент сегодня вечером. Пусть ничто не отвлекает Илону от любовных игр.

Она получит его завтра утром. Петер живо представил себе эту сцену. Илона сидит верхом на нем, и на ней нет ничего, кроме его подарка.

Эрекция не заставила себя ждать… Дурачок, сказал он себе, ведь наступил час пик, а тебе надо еще выбираться из центра.

Быстро схватив ключи от машины, Петер направился к лифту.

Пять минут спустя он уже мчался по знакомой дороге.

— Петер, сиди, пожалуйста, смирно, — Илона даже ногой притопнула от нетерпения. — И перестань таращить на меня глаза. Неужели ты не понимаешь, что это отвлекает? Невозможно работать, когда на тебя так смотрят.

— А как мне прикажешь смотреть? Ты же совсем голенькая, — не выдержав, подал голос доселе молчавший Петер. Вот уже полчаса он, совершенно обнаженный, терпеливо сидел в позе лотоса на бархатном красном диване. — Может быть, ты все-таки что-нибудь на себя накинешь?

— Ну, уж нет, уговор дороже денег. Ты же сам говорил, что разденешься только в том случае, если это сделаю я. И теперь изволь вести себя как умный мальчик! Закрой глазки, хотя бы на минутку. А то я случайно — понимаешь, совершенно случайно! — изображу самого настоящего Петера Адлера.

Перспектива быть узнанным на портрете вовсе не прельщала его. Он вскочил.

— Хватит! Я устал! И вообще… Мы теряем время! Может, пока не поздно, бросишь мой портрет? Я заплачу тебе за этот набросок как за готовую работу.

Вздохнув, Илона отложила кисть.

— Очень жаль, А ведь уже начало получаться. Хочешь взглянуть?

Петер совсем не был уверен, что хочет. А вдруг она изобразила на картине нечто вовсе непотребное? Но, в конце концов, любопытство пересилило. Он шагнул к мольберту и остановился, потрясенный.

— Но… Но это же не я!

Илона протестующе взмахнула кистью.

— Так я тебя вижу!

Удивительно, но, взглянув на портрет еще раз, Петер обнаружил гораздо больше сходства.

Перед ним сидел мужчина со скрещенными ногами. Руки покоятся на коленях, спина выпрямлена, а глаза закрыты, как у медитирующего Будды.

Но содержание картины не исчерпывалось загадочностью и могуществом мужского начала. Искусно очерченная фигура, переливающиеся бронзовые мускулы создавали впечатление незримого присутствия некоей рабыни, которая немало потрудилась, втирая в кожу своего господина ароматические масла и умащивая его белокурые волосы восточными благовониями.

Петер на мгновение онемел. Его поразило не только и даже не столько мастерство художницы, сколько настроение, которым была проникнута картина…

Он еще раз впился глазами в изображенного на холсте мужчину: мудреца, господина всего сущего на земле. Но разве он, Петер, похож на этого юного полубога? Чертовка просто смеется над ним!

Он устремил на нее разгневанный взгляд, но Илона и бровью не повела.

— Я совсем не такой мускулистый, — проворчал он. — И кожа бледнее.

— Нет, у тебя очень рельефные мышцы и хороший ровный загар. Посмотрись в зеркало.

Она шутит или серьезно думает, что мужчины способны крутиться у зеркала, восхищаясь своими обнаженными фигурами?

— А куда делись волосы на теле? — недовольно спросил Петер.

— Я их состригла кистью. Это домысел художника, — объяснила она. — И потом, разве дело в волосах?

— Разумеется, нет, — не унимался он. — Но зачем приукрашивать? Например, эти кудри до плеч. Какая-то женская прическа. У меня же нормальная стрижка.

— Тебе бы пошли длинные кудри, — задумчиво протянула Илона.

— Это тебе только кажется, крошка. Никогда в жизни я не стал бы отращивать такую шевелюру.

— Почему?

Он деланно засмеялся.

— И ты еще спрашиваешь? Представь, что скажут мои партнеры, если я появлюсь в офисе таком виде? Манекен, который только что сбежал из рекламного агентства… Меня просто не поймут!

— Правда? Мне казалось, что в своем кругу ты самый главный, и можешь делать все, что тебе нравится. А они только кланяются и целуют тебе ножки.

— В глаза — да, но за моей спиной непременно начнутся пересуды.

— Тебя так волнует мнение окружающих?

Петер удивленно посмотрел на нее.

Какая наивность! Отец всегда внушал ему, что в этом мире действуют законы, которые придуманы задолго до нас. И нам ничего не остается, как неукоснительно следовать им. «Иначе часы остановятся», — всегда говорил Адлер-старший, торжественно поднимая руку и слегка постукивая пальцем по стеклышку своих золотых швейцарских часов. Слышал бы он слова этой безумной художницы! Наплевать на людей, на общественное мнение? Да это… это то же самое, что взять и своей рукой остановить время.

— Ты не знаешь, о чем говоришь, — выпалил Петер.

Илона сверкнула глазами и упрямо вскинула подбородок.

— Нет, знаю. И даже очень хорошо! Такие, как ты, окружают меня всю жизнь! И я вижу, как они изводят себя по пустякам, зарабатывая язву или инфаркт. А ради чего? Ради кого?

— Ради дела, — взревел он. — Понимаешь, дела! И ради своих семей, своих близких! Как еще, черт возьми, большинство мужчин может добиться чего-то в этом мире, как не придерживаясь консервативных взглядов? Не каждый способен спастись бегством на пустынные острова и заниматься тем, что ему нравится. В конце концов, приходится возвращаться в реальный мир, как это делаю я каждое утро в понедельник. Тебе чертовски повезло, что у тебя такой партнер, как Франц. Немногие из знакомых мне деловых людей согласились бы взять тебя в свой бизнес. Твое поведение, манеры…

— Ну-ну, договаривай. — Она скрестила руки и смерила его ледяным взглядом.

— Шокируют окружающих. Как и твои наряды.

— Ах, вот как. Наконец-то дело дошло и до моих нарядов. — Она была вне себя от бешенства. — Что ж, благодарю тебя, Ульрих!

Петер зажмурился, как от удара… Боже, что он делает? А главное, зачем? Он же не хотел спорить с Илоной и, тем более, ссориться с ней. Ведь не будь выходных, которые они проводили вместе, он сошел бы с ума. Ему захотелось провалиться сквозь землю от стыда.

— Извини, пожалуйста. Я не хотел. Вспылил.

Он подошел к ней и обнял. Она еще минуту сопротивлялась, но затем крепко прижала его к груди.

— Это ты меня прости. Я не хотела тебя обидеть. Не понимаю, с какой стати я так завелась. Из-за какого-то портрета… Ты прав, он действительно никуда не годится.

— Глупости! Портрет просто замечательный. — Он взял в ладони ее щеки и стал поглаживать, успокаивая… — Вообще-то ты права. Меня давно уже тяготит собственное существование. Все время чувствуешь себя машинкой для пересчитывания банкнот. Ужасно!

Он ощутил, как Илона напряглась в его объятиях. Кажется, это признание испугало ее. Ведь она считала его таким сильным…

Ему припомнились слова Франца о том, что каждый раз, когда очередной любовник Илоны начинает терять голову, эта чертовка просто бросает его. Значит, вскользь брошенная фраза вовсе не шутка, а предостережение. Не зря она назвала его Ульрихом…

А он… он, кажется и вправду полюбил эту ведьму. Как говорится, втюрился по самые уши.

Странно, но эта мысль нисколько не испугала Петера. Наоборот, он даже ощутил некоторый внутренний подъем. Конечно, в том, чтобы любить, зная, что тебя только хотят, радости мало. Но ведь какие-то шансы у него есть. И он сделает все, чтобы найти путь к ее сердцу. А когда он откроется ей, она не бросит его. Не захочет.

— Илона, — прошептал он, нежно прижимая ее к себе.

— Что?

— Ничего. Мне просто нравится обнимать тебя.

— Правда?

В ее голосе, однако, прозвучали скептические нотки.

— Да. И я… я предлагаю тебе… — Она затаила дыхание. — Продолжить нашу работу. Я просто жажду опять оказаться в позе лотоса.

Илона игриво хихикнула.

— Ты точно уверен в этом? Чем именно эта поза тебя прельщает?

Он сделал вид, что не понял намека. В конце концов, должны же быть у них какие-то общие интересы, кроме секса!

— Время идет, а работа стоит. Продолжим?

— Что ж, — она нехотя подошла к мольберту. — Пожалуй, мне следовало завести другого натурщика. Более понятливого. Но я привыкла к твоему лицу, не считая уже других частей тела.

Петер рассмеялся.

— Ну, ты меня успокоила. А я думал, ты видишь во мне только выгодного клиента.

— Не смеши! Если бы я брала в любовники всех своих заказчиков, у меня не оставалось бы время для живописи.

Петер хотел еще что-то добавить, но голос его пресекся.

И только теперь Илона увидела, каких трудов ему стоит опуститься в позу лотоса. Особенно не вписывалась в форму цветка та самая «деталь».

Вдруг Петер бросился вперед и схватил ее. Его губы буквально впились в ее полуоткрытый рот, руки скользнули по талии и обвили тело мертвой хваткой.

Не ожидая нападения, она инстинктивно выгнула спину и уперлась локтями в его плечи. Но он одним резким движением сломил ее слабое сопротивление.

— Видишь, — шепнул он ей на ухо — какая ты хрупкая. Ты нуждаешься в защите.

Эти слова заставил и Илону задуматься.

В защите от кого? От окружающего мира? Но она достаточно крепко стоит на собственных ногах и не нуждается в покровительстве. Тогда… от самой себя? Что ж, пожалуй. Но, может быть, он имеет в виду совсем другое? И ей надо защищаться от него, Петера Адлера. Тогда это — наихудший вариант. Потому что она любит, безумно любит этого человека. Неужели он понял, что опасность кроется в нем самом: его глазах, его губах, его…

Впрочем, это ничего не меняет в том, что сейчас произойдет. Сейчас не время задумываться…