В ночном клубе «Клетка» сегодня было не протолкнуться. В принципе, как обычно. Это место в последнее время приносило немалый доход своим владельцам. То ли новая рекламная кампания делала свое дело, то ли просто сработало сарафанное радио. Но факт оставался фактом: «Клетка» оказалась в топе, и пользовалась немалой популярностью среди молодежи. Особенно молодежи мужского пола. Хотя, и девушек тут доставало. Развлекаться то любят все.
Впрочем, в клубе находились и те, кому было не до развлечений. Обслуживающий персонал, охрана, танцовщицы или вон те девушки, что, не мигая, смотрят на центральную клетку.
Их было двое: блондинка и шатенка. Одна сидела у бара, протягивая через соломинку кисловатый «Дайкири», вторая стояла на балконе в Вип-ложе, цедя неразбавленный виски. На первый взгляд эти двое казались абсолютно разными: стиль в одежде, рост, фигура, длинна волос. Но кое-что их всё-таки объединяло — взгляд.
Взгляд полный призрения и жажды мести.
Юля сделала ещё один глоток и поморщилась — бармен явно переборщил с лаймом. Как и дизайнер этого гадкого местечка с использованьем красных оттенков. А диджей — с битами. Но девица. Девица была хороша. Юля уже около часа наблюдала за ней. Сначала сняла видео и сделала с десяток снимков, а потом заняла место у бара и просто смотрела. Грациозная, ладная и, несмотря на маску, скрывающую половину лица, совершенно очевидно не уродка. А если учесть все эти трюки и гимнастические заморочки…
«Думаю, нам лучше расстаться», — услышала она как наяву голос Паши и, поморщившись, вновь пригубила «Дайкири». Кислый вкус напитка притуплял горечь воспоминаний, но не избавлял от них.
Они провстречались год. Год! У Юли никогда не случалось таких длительных отношений. Но и таких, как Паша, с ней никогда не случалось… Он зацепил Юлю сразу же: красивый, харизматичный и другой. Творец, одним словом. Пашка был не из тех, кто ведется на всё «это», — девушка окинула презрительным взглядом полуобнаженную танцовщицу на шесте. Нет, Краснова одной внешностью не взять. И чтобы тогда заполучить его Юле пришлось из кожи вон лезть, чуть ли не наизнанку вывернуться. Хотя чего уж там, она и так вывернулась. Обнажила себя до каждого нерва и малейшего чувства. А он потом эти чувства растоптал. Бросил её, стоило на горизонте замаячить какой-то давней знакомой.
Да, Юлю посвятили в подробности. В этом был весь Краснов — правильный до мозга костей. Даже их расставание он каким-то образом превратил в разговор по душам. Она тогда сделала вид, что понимает и принимает его выбор. Да, конечно же, их отношения уже не те. Да, они оба почти не виделись за эти два месяца. Да, им просто было удобно друг с другом. Никаких чувств, никаких иллюзий, только привычка и ничего больше. Пусть Юле и хотелось заорать в ответ, высказать ему всё в лицо, закатить скандал, в конце концов! Но она лишь выслушивала все его бредни и до крови кусала щеку изнутри.
Вот как ей было больно — до крови.
Однако — девушка опять смерила взглядом танцовщицу — оно того стоило. За боль полагалась компенсация. И Юля получила её сполна, когда на её предложение остаться друзьями Краснов, чуть помешкав, ответил согласием. На это и был расчет. Она хотела оказаться рядом, когда он бросит эту «подружку по песочнице». А в том, что он её бросит девушка не сомневалась. Особенно после того, как Вика — её сестра — опознала эту вертихвостку.
Прошлое…
— Зря, ты не забила на свой дурацкий показ… — тараторила у нее за спиной Вика. Юля неслышно фыркнула в ответ и предъявляла охране их пригласительные на афтепати. Наверное, только её недалекая младшая сестрица могла так окрестить презентацию новой капсульной коллекции от «Дольче». — Это было настоящее шоу!
— Это и было шоу, — миновав охрану, хмыкнула Юля и прибавила шагу. Стук каблуков звонким эхом разнесся по широкому коридору, голые, безликие стены которого заставляли её морщиться. Не верилось, что всего несколько часов назад она была в Милане, шагала по пестрому подиуму, и ловила на себе восхищенные взгляды зрителей. С еще большим трудом верилось в то, что она променяла ту роскошь и внимание на это — серые стены спортивной арены. Но ради того, чтобы вернуть Краснова, она готова была отказаться от многого. Пусть и частично.
— Там был кит! — продолжала делиться с ней своими впечатлениями сестрица. — Как настоящий! Представляешь они… — дальнейшую болтовню Вики Юля не слушала. Она и без её невнятных россказней знала всю программу «На глубине» от и до. Краснов за эти полгода, что они готовились, успел ей надоесть до печеночной колики подобными разговорами. Он буквально бредил этим шоу. И вот, наконец-то, сегодня, его идеи воплотились в жизнь. Юля расплылась в улыбке, когда представила, как она подойдет к Паше и поздравит его с этим. Разумеется, с обязательными объятьями и поцелуем. Однако следующая фраза Вики заставила её предвкушающую улыбку исчезнуть:
— А потом они поцеловались! Кстати, ты бы видела, как она танцевала! Это нечто! Нашим девчонкам и не снилось.
— Что? — Юля резко развернулась, так и не коснувшись ручки двери с незатейливой надписью «Гуляем здесь». — О чем ты?
— О своей новой работе, — хлопнув наращенными ресницами, недоуменно пояснила Вика. — Я же говорила тебе, что устроилась админом в ночной клуб. Там танц…
— Вика! — Юля жестом велела ей умолкнуть, медленно выдохнула и посмотрела в лицо сестры, как всегда отмечая их непохожесть. Они были абсолютно разные: Юля — натуральная блондинка, с точеными скулами, аккуратным носиком и пухлыми, немного ассиметричными губами; и Вика — с «греческим профилем», темными буйными кудрями и тонкими губами-ниточкоми. И только глаза — зеленые, будто листья комнатных растений их непутевой матери, говорили о том, что они связаны одной кровью. Пусть и наполовину. — А теперь скажи, пожалуйста, еще раз, — чеканя слова, медленно попросила блондинка: — О каком поцелуе шла речь?
За Юлиной спиной открылась дверь, выпуская наружу каких-то парней, а вместе с ней и узнаваемый тембр Курта Кобейна. Этот голос лучше любых указателей говорил ей о том, что Краснов находиться там. Значит и ей надо туда. К нему.
Вот только…
— Извини, но я немного не разобрала твой картавый лепет. Кто-то из музыкантов поцеловал танцовщицу во время выступления?
Вика проводила хмурым взглядом незнакомцев и, уставившись на носки своих кроссовок, немного обиженно протянула:
— Угу, кто-то из музыкантов. Пашка твой ненаглядный танцовщицу на шесте поцеловал! Да ещё как поцеловал! Вся арена ахнула! — всё с той же обидой выпалила она, и тут же взглянув в потемневшее лицо сестры, ободряюще затараторила: — Ну, чего ты, Юль! Это же просто номер! Подумаешь, постановка! Он там вообще на тросе над сценой лет…
— Прошу тебя. Только не надо меня жалеть, — устало оборвала её Юля, вернув на лицо снисходительную усмешку. Такую же фальшивую, как и она сама.
— Не надо, значит? Да будет тебе известно… — вновь вспыхнула Вика, намереваясь высказать старшей сестренке за все эти её заносчивые фразочки, да так и умолкла на полуслове, ошарашено уставившись поверх плеча сестры.
— Проходной двор какой-то, — сквозь зубы тихо процедила Юля и, не оглядываясь, шагнула в сторону, когда дверь позади нее в который раз распахнулась. — И что же мне будет… — ехидно начала она и осеклась, заслышав до боли знакомый смех.
Наверное, будь они сейчас на какой-нибудь шумной улице Манхеттена или Лондонского Сити, она бы и там распознала этот смех. Вычислила его из тысячи посторонних звуков. Как и его голос — насмешливый, игривый. Такой родной и чужой одновременно. Голос, которым он сейчас флиртовал с другой:
— Да ладно тебе, Китти-Кэт. С каких пор ты не любишь сюрпризы?
Юля резко повернула голову, вперившись взглядом в до боли знакомую спину. И тут же переключилась на длинноволосую незнакомку, которую парень бережно приобнимал за плечи. Она не видела её лица, как и не слышала её ответа, но откуда-то точно знала, что это она.
Подружка по песочнице.
Стерва, укравшая её счастье.
В горле запершило, то ли от сдерживаемых слез, то ли от сумасшедшего желания выкрикнуть вдогонку что-нибудь этакое. Испортить им этот четов вечер, а лучше — жизнь. Но Юля только и могла, что опять кусать щеку до крови и смотреть, как скрывается за поворотом хохочущая парочка.
— Очуметь! Это же Катька! — присвистнула рядом Вика, заставив её опомниться и взять себя в руки. — Слушай, так это получается, на сцене тоже она была? Очуметь!
— Господи! Где ты откопала это словечко? — Юля раздраженно потерла виски, размышляя, что делать дальше. Идти на вечеринку, по понятным причинам, резона не было, но и очередной нудеж сестрицы по поводу их ухода она тоже вряд ли выдержит. И так сыта по горло её нытьем.
«Очуметь! Это же Катька! Очуметь!» — мысленно передразнила она и громко ахнула, наконец, сообразив, о ком именно говорила Вика.
Наше время…
Милана покрутила в руках пустой стакан из-под виски и, легко оттолкнувшись от перил балкона, направилась к своему столику.
— Слушай, может, хватит уже? А? — жалобно протянула Леся, стоило ей присесть рядом.
— А она ничего, — проигнорировав подругу, задумчиво протянула Мила, откинувшись на спинку диванчика.
— Все шлюхи ничего, Лукъянова. На то они и шлюхи, — фыркнула в ответ Леся и, поморщившись от очередной музыкальной композиции, вновь заканючила: — Серьезно, Мил. Давай уже уйдем отсюда. У меня сейчас токсикоз разыграется от этого мельтишения, — она кивнула в сторону мерцающих стратоскопов и успокаивающе погладила ладонью живот.
— Он что, уже толкается? — спросила Мила, заворожено рассматривая немного округлый живот подруги. Внутри привычно кольнула зависть — ребенок. Чудо природы. Чудо способное вернуть ей Стаса. Прошить их судьбы одной нитью на всю жизнь. Навечно.
Чудо, которого у нее нет.
Пока что нет.
— Не то, чтобы толкается, — криво усмехнулась Леся, откинув за плечи блестящие светлые волосы. — Но такое ощущение, знаешь… — она защелкала пальцами, пытаясь подобрать более точное сравнение. — О! Будто рыбки внутри плавают!
— А ты значит, аквариум? — со смешком переспросила Мила, за что тут же схлопотала негодующий взгляд.
— Вот когда окажешься на моем месте, я над тобой тоже поржу, Лукьянова. И по всяким ночным клубам также таскать тебя буду! — мстительно заявила Леся и, скривившись от очередной вспышки света, попросила: — Ну, пошли уже домой? Девицу ты увидела, нервы себе зачем-то потрепала. Чего тебе еще надо?
— Ладно, не ной. Сейчас поедем, — сдалась Мила. Она подозвала официанта, попросив того пригласить к их столику менеджера. — Вот только парочкой словечек кое с кем перекинусь и поедем.
— И что ты опять задумала? М? — остро глядя на нее, осуждающе протянула Леська. — Ты же ничего такого не выкинешь, правда?
— Он её любит, — уперевшись взглядом в лакированную поверхность стола, глухо ответила Мила.
— И что? Женится-то Серебров на тебе! Как ты и хотела, да?
— Ты не понимаешь…
— Это ты не понимаешь! — оборвала её Леся. — То, чем ты занимаешься — эти частные детективы, слежка, эта, мать его, мнимая беременность! Бессмысленно! Насильно мил не будешь, Лукьянова! Избавишься от этой, — девушка указала рукой на центральную клетку. — Так он через месяц найдет себе другую! А потом ещё одну. И ещё. И что? Так всю жизнь выслеживать будешь? Да ты же рехнешься, Мил!
— А я уже и так рехнулась, Лесечка! — широко усмехнулась в ответ девушка. И, не снимая с лица натянутой усмешки, повернулась к подошедшему менеджеру. — Спасибо, что смогли выделить для нас время, — она посмотрела на бейджик на груди мужчины и с придыханием произнесла: — Денис Анатолиевич.
Леся у нее за спиной насмешливо фыркнула. Но Милане, как никогда, было плевать на мнение подруги. Той её не понять. Леська любит и любима. Муж её целых два года добивался! И добился.
Значит и Мила добьется. Пусть и методы у неё немного жестковаты.
И всяким там Катям она своего Стаса отдавать не планирует. Серебров только её. Так было и так будет. Всегда.
— Чем могу быть полезен, Милана Владимировна? — откуда-то прознал её имя по батюшке менеджер, превратив на миг её искусственную улыбку в настоящую. Это хорошо, что он знает, с чьей дочерью разговаривает. Значит, он так же хорошо знает и то, что таким как она не принято отказывать.
Очередная холодная капля скатилась с мокрых волос и впиталась в хоккейный реглан. Лиза поежилась и спрятала ладони в длинных рукавах мужской кофты, стараясь не обращать внимания на пронизывающий ветер и дождь, которые, несмотря на защитный козырек, умудрялись доставать её даже здесь — на крыльце пятиэтажной сталинки.
— Сейчас-сейчас, потерпи секундочку, — упрашивал Дима, в четвертый раз перетряхивая спортивную сумку. С волос парня тоже капала вода, а белая футболка просвечивала и липла к телу. Но он будто бы и не замечал этого, а вот Кузнецова замечала. Как и бушующую в метре от них грозу, и закрытую наглухо дверь, из-за которой в последние десять минут так никто и не показался. И не удивительно. Наверняка все нормальные люди в такую погоду дома сидят. А им, ненормальным, и посидеть негде.
— Дим, может, пойдем, поищем какое-нибудь кафе поблизости? — отчаявшись, предложила Лиза. Бродить среди ночи под дождем не хотелось, но и стоять под продуваемой холодными ветрами пятиэтажкой — так себе вариант.
— Нашёл! — парень триумфально вскинул руку с ключами и тут же приложил брелок к домофону. Раздался приветственный писк и Лизу мигом затащили в сухое нутро ухоженного подъезда. — Нам на четвертый, — крепко сжимая её ладонь, бросил через плечо Дима и весело добавил: — Кафе? Неужели ты так боишься заглянуть ко мне в гости, что готова и дальше скитаться под дождем?
— Скитаться? А как же романтика жизни и всё прочее? — ответила вопросом на вопрос Лиза. Её голос звучал насмешливо, непринужденно. Так, что парень никогда бы не догадался, как он был близок к истине.
Нет, Кузнецова вовсе не боялась. Но от одной мысли, что она сейчас переступит порог Диминого дома — сердце заполошно заходилось в груди. Ей казалось, что сделав это, она будто преодолеет ещё одну значимую черту в их отношениях. Как той ночью в бунгало на берегу реки…
Они тогда просидели на кухне до самого утра. А Лиза всё рассказывала и рассказывала, будто все эти годы невысказанные слова копились в ней, как тысячи тонн воды в тучах, чтобы обрушиться на землю в один миг.
Да, она говорила без умолку, а Дима слушал. И принимал. Вот такую неидеальную её, с ворохом грешков и неверных решений — принимал. И, возможно, именно благодаря этому Лиза, наконец, смогла тоже принять. Себя.
И отпустить.
Пусть не всё. Пусть лишь толику. Но и от этого дышалось в сотни раз легче, и спалось намного лучше.
— В воспалении легких нет ничего романтичного, — продолжая уводить её вверх по ступенькам, отозвался парень и слегка смущенно добавил: — Извини, не ожидал, что так ливанет…
— …и будет настолько холодно? — закончила с улыбкой Лиза. У неё в ушах по-прежнему звучали возмущения парня «твою мать, почему так холодно?!» и «почему так холодно-то, мать твою?!» — которые он выкрикивал, пока они на всех парах неслись под дождем в сторону нужного дома.
— Наверное, адреналин после игры сказался, — дурашливо протянул парень, пытаясь скрыть смущение за усмешкой.
Лиза на такое только покачала головой, решив оставить замечание, о том хоккей ни имеет к его взбалмошному нраву никакого отношения, при себе. Хотя, надо признать, именно на льду эта черта характера парня расцветала в полную силу. И сегодня Лиза убедилась в этом воочию, побывав на благотворительном матче между аматорскими хоккейными командами. За одну из них и играл Дима. И пусть Кузнецовой до хоккея было, как человечеству до колонизации Марса, — матч ей понравился. За исключением тех моментов, когда игроки, словно машины-убийцы, впечатывали друг друга в бортик.
— А как твои ребра? Ты уверен, что всё в порядке? — вспомнив, как какой-то громила приложил Диму, с беспокойством спросила Кузнецова. Может, вместо ночных прогулок по городу, после игры следовало посетить травмпункт?
— Это всего лишь пустяковый ушиб, — беспечно отмахнулся парень и вдруг остановился напротив двери с накладками из тёмного дерева. — Не беспокойся, Лисичка. Я живучий.
— Ага, — вяло согласилась Лизка. Взгляд девушки в панике заметался по аккуратной лестничной площадке и намертво прикипел к золотистой пятерке и единице, что зловеще поблескивали в полутьме. Волнение вновь накрыло её с головой, и она совсем по-детски спросила:
— И что, твои родители и сестра действительно сидят в такую непогоду на даче?
— Вот сейчас и проверим, — весело ответил парень и распахнул настежь створку: — Прошу, — с галантным поклоном предложил он.
— Вроде тихо, — пробубнила себе под нос Кузнецова и, задержав дыхание, словно перед прыжком в воду, отважно ступила в черный провал квартиры.
Щелкнул замок, а следом — выключатель. И комната наполнилась теплом и светом.
— Кошмар! — тут же воскликнула Лиза, в испуге отшатнувшись от огромного зеркала в позолоченной раме, которое кто-то предусмотрительный повесил аккурат напротив дверного проема.
Все мучавшие её до этого страхи вдруг скукожились и показались незначительными. Ничего страшнее собственного лица с безобразными потеками от туши и повисших сосульками мокрых волос сейчас для Кузнецовой не существовало.
— А ты еще в кафе хотела посидеть, — услужливо напомнил Дима, разуваясь.
— Да ну тебя! — сбросив сандалии, сердито отмахнулась Лизка, мельком отмечая длинный коридор с множеством дверей и непривычно высокими потолками. — Мог бы и сказать мне.
— Ну-ка, — парень ловко ухватил её за плечи и развернул лицом к себе. — Подумаешь, тушь размазалась. Ты для меня всё равно самая красивая, Лисичка.
— Когда твой Пашка врал мне, вот точно так же улыбался, — ни на йоту не поверив ему, воинственно заявила Кузнецова. Да как она может быть для него самой красивой с таким-то боевым раскрасом? Нет, ей срочно нужно смыть всё. Точно, ей нужна ванная комната!
Озвучить свои требованья Лизка не успела. Потому как её совершенно неожиданно поцеловали.
— Самая красивая, — прошептал Дима, вновь накрывая её губы своими. Настойчиво и сладко.
И Лиза поверила ему. Трудно было спорить с настолько красноречивыми аргументами.
Кузнецова ещё лет с тринадцати привыкла к внезапным звонкам среди ночи. С тех самых пор, как бабушка умерла, и мать, лишившись последнего рычага давления, пустилась во все тяжкие, они стали такой же обыденной частью её жизни, как ежедневная готовка, или мытье полов в подъезде, или череда незнакомых мужчин в их доме.
У них с Ниной, её старшей сестрой, на этой почве даже выработалось одно негласное правило, которое крайне редко допускало осечки: если тебе звонят в четыре часа утра — жди беды.
На сей раз, осечек тоже не произошло.
Электронные часы на прикроватной тумбе показали ровно 4:00. И Лизкин телефон, как по мановению волшебной палочки, вполголоса запел узнаваемый хит Бйонсе.
Лиза дернулась, сквозь дрему привычно зашарила рукой под подушкой, тщетно пытаясь нащупать мобильник…
— Ммм… ты чего? — сонно протянул из-за спины Дима, крепче кутая её в свои объятия.
— Телефон, — односложно ответила она и, так и не найдя оного, со стоном села в кровати.
— Забей, — парень чувственно провел пальцем по её позвоночнику, вызывая невольные мурашки. — Лучше иди ко мне, — ласка вновь повторилась, а мурашек стало в тысячи раз больше. И так нестерпимо захотелось прижаться к нему — такому расслабленному, взъерошенному, любимому…
Однако непостижимое чувство тревоги, что назойливой мухой уже жужжало в сознании, не позволило Лизе этого сделать.
— Нужно ответить, — нехотя признала она, вскочив с постели. — Мало ли что случилось, — девушка подняла с пола мужскую футболку и натянула ту на голое тело.
— Да что может случиться в такую рань? — подавив зевок, недоуменно спросил Дима.
— Не знаю. Многое…
Мягкий ворс ковра скрадывал порывистые метания по комнате. Лиза осмотрела тумбу, письменный стол, заглянула ещё раз под широкую кровать, попутно собирая их с Димой разбросанную одежду, которую они не так давно нетерпеливо срывали друг с друга…
— Нет! Ну, куда можно было деть телефон?! — злясь на саму себя, полушепотом причитала Кузнецова. Она сгрузила вещи на массивный офисный стул, не забыв заглянуть и под него.
— Просто остановись на секунду и послушай, — посоветовал Дима, который всё это время с улыбкой наблюдал за ней. — Я уже говорил, как тебе идут мои вещи?
— Тсс! — шикнула она на парня и замерла, решив воспользоваться его советом.
Проклятый гаджет, будто издеваясь, мгновенно умолк.
— Чёрт! — опять вспылила Лизка. Внутреннее чувство тревоги только усилилось и уже не просто жужжало — вопило.
— Значит не так уж и важно, — по-своему расценил сброшенный вызов парень.
— Нет, — Лиза машинально посмотрела на светящийся дисплей электронных часов. — Я чувствую, произошло что-то плохое. Если мама опять… — она вдруг запнулась. Горло болезненно сжалось, а глаза предательски защипало.
— Я помогу, — Дима мигом соскочил с кровати. Одного «мама» из уст девушки было достаточно, чтобы понять, что дело серьёзное.
Телефон нашёлся на небольшом диванчике, за декоративной подушкой.
— Держи, — парень, было, протянул Кузнецовой мобильник, но, одолеваемый эмоциями, сразу же спрятал тот за спину.
Глупо. По-детски. А как ещё защитить её в подобной ситуации? Защитить от той, которая превратила её жизнь в ад. От собственной матери.
— Ты чего? — удивилась Лиза.
— Не перезванивай, — вдруг искренне попросил Дима. — Не стоит.
Кузнецова, сама прекрасно знала, что не стоит. Сколько раз она уже через это проходила? Разборки, драки, больницы, вытрезвители и даже пожар. Сколько раз обещала ей и себе, что больше не станет выручать её? Но это же…
— …это же мама, Дим.
Беззащитность в её голосе ранила не хуже ножей.
Мобильник в ладони внезапно потяжелел. И Дима на миг прикрыл веки, лишь бы не видеть её: такую хрупкую, уязвимую, в этой его огромной футболке и бездонными глазами, от одного взгляда которых хотелось возвести вокруг неё крепостные стены и уберечь от всего на свете.
И вот как ему быть?
— Ладно, — сдавшись, парень вложил в руку девушки телефон. — Но любые проблемы мы теперь будем решать вместе. Окей?
— Окей, — кивнула Лиза, перезванивая по неизвестному номеру.
Предчувствие не подвело: звонок действительно принес дурную весть. Вот только…
— Катя попала в больницу.
Серебров тоже проснулся около четырех утра. Ему, как и Лизе позвонили:
— И во что эта припадочная опять вляпалась? — сонно пробормотал он вслух, разглядывая имя невесты на экране. Его палец замер, почти касаясь красной клавиши и сразу же решительно нажал на зеленую, принимая вызов.
— Ты время видела? — грубо спросил Стас, гоня прочь неуместное чувство тревоги.
Он не станет переживать за Лукьянову. Ни за что.
— Привееет, Стася! — раздалось нетрезвым голосом с динамика. — Я скучаююю.
— Блин, Лукьянова, ты опять под чем-то? — парень устало провел ладонью по лицу. — А где… — он хотел было спросить, где она и нужно ли её забрать, но тут же сам одернул себя и чуть гнусаво выдал: — Может, тебе вместо свадебки лучше в больничке отлежаться, а?
— Ха. Не дождешься, милый. И чтобы ты знал, я всего лишь пьяна!
— Ну, это конечно меняет дело, — с ехидцей отозвался Серебров. — Так чем обязан?
— И что, даже не скажешь мне, что беременным нельзя пить? Ай-ай-ай, какой плохой папочка!
— Да по фиг. Чё звонишь-то? — поморщившись от её слов, нетерпеливо спросил он.
— А она красивая, — загадочно ответила Лукьянова.
— Кто? Твоя шиза? — уже не сдерживая недовольства, язвительно поинтересовался Стас.
И зачем он только ей ответил? Идиот. Слабохарактерный, жалостливый идиот.
— Если бы я не любила тебя, Серебров, то послала бы, — с обидой в голосе протянула Мила.
— Так не люби, — отчего-то дрогнувшим голосом предложил он. В груди от этих слов неприятно кольнуло. Почти незаметно. Считай не больно.
Было и нет.
Как и они — были и нет.
— Не получается не любить, — жалобно вздохнула девушка, будто речь шла о какой-то неизлечимой болезни. — Скажи, а ты эту свою Катю, за что больше любишь? За смазливое личико или за все эти фишки с шестом?
Стас сначала не понял, а когда понял…
— Да у тебя реально шиза, Лукьянова! — окончательно взорвался он, резко сев в кровати. — Ты зачем за ней следила?!
— Так что тебе больше всего в ней нравится? М?
— Мне нравится в ней то, что она — не ты! — зло процедил он.
— Значит, мне всего-то надо её прикончить? — голос девушки зазвучал необычайно трезво. И серьезно.
Она не шутит — мгновенно сообразил Стас. На ум отчего-то пришла история, которую Милана давным-давно поведала ему под кайфом. Об убийстве, свидетельницей которого ей не повезло стать. И всё бы ничего. Ну, не повезло девочке. Мало ли, что в жизни приключиться? Да вот убийцей в той истории выступал родной отец Лукьяновой.
Тот, что по сей день ходил безнаказанным по земле…
Для этой семейки не существовало ни законов, ни норм морали.
«Они сожрут твою Катю и не подавятся», — припомнил он слова отца, сказанные на той злополучной помолвке. И запаниковал…
— Не трогай её! Даже пальцем не смей, слышишь? Иначе…
— Ха-ха, какая трогательная забота, — перебив его, рассмеялась в трубку девушка. — Прости, но ты опоздал, Стась.
— Что ты ей сделала?! — Стас соскочил с кровати и заметался по комнате раненным зверем. Мысли в голове путались: «Что делать? Нужно срочно ехать к Кате! А если она опять блефует? А если наоборот — говорит правду?»
— А ты приезжай и сам полюбуйся. Знаешь ведь где твоя шлюха танцует? Тебе, кстати, не противно? Я думала ты у меня собственник…
Так и недослушав, Стас сбросил вызов.
Спустя десять минут из-за ворот особняка Серебровых показался чёрный «Мерседес». Взвизгнув шинами, машина, что есть мочи, понеслась в сторону города…
— Ближайший рейс на 9.30 с часовой пересадкой в Цюрихе. Устраивает? — с явным немецким акцентом спросила кассирша.
— Отлично, оформляйте! — мельком взглянув на наручные часы, кивнул Паша. На фоне приевшегося людского гомона, послышался рев взимающего ввысь самолета, и Краснов невольно обернулся на звук, тут же наткнувшись взглядом на Влада.
Крайне взбешенного Влада:
— Ты никуда не полетишь! Девушка нажмите «отмену», он никуда не летит! — в голосе менеджера группы «Меридианов» проскочили истеричные нотки. Оно и не мудрено. Кто бы не волновался, будь его карьера на грани краха? А карьера мужчины была сейчас не просто на грани, она доживала последние секунды своей жизни. Зная упертый характер Краснова, менеджер в этом нисколько не сомневался.
— Я лечу, — тоном, не терпящим возражений, отозвался музыкант, полностью оправдывая ожидания Влада. — Девушка сколько с меня?
— Ты сдурел, что ли?! — позабыв обо всех правилах приличия, зло выпалил мужчина. — У тебя выступление через несколько часов!
— Не несколько, а восемь, — со спокойствием удава уточнил Пашка, истребляя нервные клетки своего менеджера по полной. — Я успею, Влад.
— А если рейс задержат? Или опять что-то случится?! Это же Donauinselfes! Мы все шли к нему три года! Опомнись, черт бы тебя побрал!
— Я успею! — сквозь зубы упрямо повторил парень и протянул банковскую карту кассирше: — Девушка, оформляйте!
— Хренов эгоист! — в конец рассвирепел Влад и, смекнув, что терять ему нечего, решил высказаться: — Ты, ведь понимаешь, что сейчас подставляешь сотни людей? А нет! Нихрена ты не понимаешь! Только о…
— Влад!.. — Пашка внезапно выругался. Грязно и громко. Запустил пальцы в темные волосы. Прикрыл глаза… В том то и проблема, что он ничерта не понимал. Как такое могло произойти? Что она забыла в том клубе? Они ведь только накануне виделись…
«Из-за тебя я завалю сессию», — шутя упрекала его Катя, пока они гуляли в небольшом сквере, недалеко от её общежития. Пашка почти что вынудил её встретиться. Проигнорировав всё Катины великие планы по подготовке к экзамену, заявился прямо к ней поздним вечером и не оставил иного выбора, кроме как спуститься и выкроить для него час своего бесценного времени.
Он не мог вот так просто улететь, зная, что не увидит её в ближайшие три дня — именно сколько их команда планировала пробыть в Австрии, на знаменитом «Donauinsel».
«Поехали со мной в Вену? А?» — в какой-то момент предложил музыкант. Отведенный час быстро закончился, а он всё целовал и целовал свою Кэти не в силах оторваться. Не зная, как уйти.
«И что? Променять интереснейший экзамен по «Теории и практике журналистики» на какую-то скучную Вену? Ни за что!» — вновь отшучивалась девушка.
Он тогда еще многое хотел ей сказать: о том, как мечтает улететь с ней на какой-нибудь далекий остров в Индийском океане; или о том, что его квартира гораздо больше подходит для проживания, чем эта её комнатушка в общаге; или просто, про то, как сильно любит. Но слова привычно заменили прощальные поцелуи.
А затем были дежурные сборы, ночной рейс, аэропорт «Вена-Швехат» и короткий разговор по телефону с Димой, после которого сердце до сих пор неспокойно ныло в груди, а ладони потели.
— Влад у тебя есть любимые? Дети, там? Жена? — взяв себя в руки, серьезно спросил Краснов.
— Да причём здесь это! — продолжал сердиться мужчина.
— Если бы на твою любимую напали и избили, ты бы смог забить на это? — слова музыканта звучали холодно и беспристрастно, хотя внутри у него в этот момент всё горело. — Смог бы распевать песенки, как ни в чем не бывало и скалиться на камеры, зная, что ей сейчас там, — он махнул рукой в сторону посадочной полосы, — больно и страшно? И ты ничего не можешь сделать? Смог бы?
Влад долго молчал, глядя в упор на своего подопечного. А потом вдруг резко развернулся к кассирше, которая всё это время с интересом наблюдала за бесплатным шоу, и потребовал:
— Девушка, что вы застыли?! Продайте ему уже этот чёртов билет! И про обратный не забудьте!
— О, надеюсь это ненадолго, — таксист немного привстал над сиденьем, пытаясь разглядеть сквозь вереницы машин, аварию: где-то впереди то и дело мелькали проблесковые маячки скорой и полиции. Насмотревшись, мужчина расстроено цокнул языком и потянулся к лежащим на торпеде сигаретам. — Вы не против? — спохватившись, спросил он у Краснова.
Пашка в ответ безразлично пожал плечами, продолжая сверлить дождливый пейзаж за окном. А потом неожиданно для самого себя попросил:
— Не угостите?
— Не вопрос, — мужчина протянул пачку, а затем услужливо прикурил.
— Спасибо, — музыкант откинулся на спинку сиденья и опустил стекло — свежий грозовой воздух смешался с запахом табака.
Краснов много лет не притрагивался к сигаретам — карьера вокалиста не позволяла. Но сегодня он нарушил данный обед. Дым обжигал, заставляя утихнуть бурю, что бушевала внутри и пыталась вырваться на свободу.
Кэти по-прежнему не отвечала на звонки и сообщения, а Димины туманные объяснения больше запутывали, чем проясняли ситуацию. Нет. Ему нужно было как можно скорее оказаться рядом с ней. Только увидев её собственными глазами, он действительно поверит, во все эти «не волнуйся» и «ничего серьёзного».
Дождь продолжал настукивать в лобовое стекло, свой незатейливый ритм, в который удивительно гармонично вписывались звуки работающих дворников. Пашка, не докурив, выбросил сигарету, и посмотрел на небо затянутое свинцовыми тучами.
— Наверное, до вечера лить будет, — заметив его взгляд, прокомментировал водитель. — Мерзкая погодка.
— Мерзкая, — согласился Краснов. Почему-то вместе с тревогой за Кэти в голову упорно лезли мысли о Вове. Может, дурацкий дождь во всем виноват? В день смерти брата тоже лило как из ведра. Правда, тогда за окном вместо красочного июня стоял монохромный ноябрь…
Прошлое…
Какой школьник не любит карантин? Особенно, когда в твоем пышущем здоровьем организме нет ни капельки хвори, а родители днями пропадают на работе.
Пашке-первокласснику испытать карантинное счастье пришлось впервые. Но благодаря усердиям и личному примеру старшего брата, ему довольно быстро удалось смекнуть что к чему.
Спать до обеда, рубиться в приставку часами напролет и есть вместо опостылевших супов и гарниров вкусные бутерброды. И главное — никаких прописей, букварей и стихотворений наизусть! Никакой школы. Только свобода! Настоящая карантинная свобода!
Для полноты картины не хватало разве что любимых сладостей, но и их недостаток быстро восполнялся стараниями брата. Вове было скучно целыми днями приглядывать за Пашкой. Его свобода заключалась не в компьютерных играх и обжорстве, а в компании сверстников и свиданиях с девчонками. И стоила эта свобода всего ничего — как парочка шоколадных батончиков.
В тот день маленький Паша в который раз остался дома один. Мать с отцом ещё ранним утром ушли на работу, а Вовка не так давно ускакал на очередное свидание. Всё шло, как обычно: персиковый сок, бутерброды и очередной нешуточный бой на приставке. И даже звонкая трель дверного звонка не насторожила: наверняка Вовчик опять забыл ключи.
Мальчишка бодро прошляпал к двери и, не спрашивая, открыл ту, предвкушая получить очередное лакомство — сегодня брат обещал принести мороженое. Пашкино любимое эскимо.
Но Вовки за дверью не оказалось:
— Привет, — над ним возвышался мужчина в простой серой вязаной шапке и черной дутой куртке, усеянной блестящими капельками воды.
— Привет, — над ним возвышался мужчина в простой серой вязаной шапке и черной дутой куртке, усеянной блестящими капельками воды.
«Нельзя открывать дверь незнакомцам», — тут же вспомнились мальчику наставления мамы. Но дверь-то он уже открыл. А как поступать в подобных ситуациях — не знал. Может, молча захлопнуть створку и запереться на замок? Мама ведь говорила, что с незнакомыми нельзя разговаривать…
Паша растерянно посмотрел на незваного гостя и крепче стиснул дверную ручку в ладошке. А мужчина, будто зная о его намереньях, заговорил:
— Ты же Паша? — он улыбнулся в густые усы. — А я — дядя Лёша. Мы с твоим папой вместе работаем. Собственно он меня к тебе и прислал.
— Папа? — удивился Краснов.
— Да-да, Олег Анатольевич, — назвал имя Пашкиного отца незнакомец. — Он поручил мне забрать кое-какую вещицу у вас дома.
— А что за вещица? — разглядывая грязные ботинки дяди Леши, важно спросил мальчик. — Я могу поискать если надо…
— Нет-нет, — мужчина замахал руками и присел на корточки, оказавшись с ним лицом к лицу. — Понимаешь, Пашок, — отчего-то шепотом продолжил он, — эта вещичка очень надежно припрятана. Ты просто впусти меня, и я сам её поищу, лады?
— Ну… — нерешительно протянул мальчик. Честно сказать, дядя Леша ему не особо-то и нравился. Особенно его щербатая улыбка и крючковатый нос.
— Ты же не хочешь, чтобы папа потом сердился на тебя? А это очень важная вещь, малой. Отвечаю.
Расстраивать лишний раз отца желания не было. Он и так вчера почти целый час простоял в углу считай не за что…
— Ладно, — Паша распахнул пошире створку, приглашая мужчину войти. — Только разувайтесь аккуратно, на коврике, а то мама за грязь ругать будет.
Дядя Лёша лишь усмехнулся в ответ на его просьбу и громко щелкнул замком. А спустя несколько минут мальчик сидел на полу в темной ванной комнате и задыхался от рыданий…
— Ей, Пашок, ну чё ты ревешь, как девка? — послышалось грозное из-за запертой двери. — Тебе повезло, что у меня малой одного с тобой возраста, был бы постарше…
Что случилось, будь он постарше, Пашка не услышал. Рыдания подступили с новой силой. Обожгли глаза, нос, щеки. Сдавили горло, так, что ни вдохнуть, ни выдохнуть… Мальчик зажмурился, отчаянно желая, чтобы все происходящее оказалось сном, очередной глупой выдумкой старшего брата, которыми тот так часто страшил его.
Однако, сколько бы Паша не закрывал глаза, он вновь и вновь оказывался запертым в темноте…
— Захлопни пасть я сказал! — деревянная дверь сотряслась от удара и мальчик испуганно вздрогнул.
— Мамочка! — сквозь плачь, жалобно проскулил он: — Мамочка!
— Правильно, зови свою мамочку, молокосос. А знаешь, что я сделаю, когда она явится сюда? Я её убью. Порежу на кусочки. И папочку твоего тоже с удовольствием прикончу…
— Нет! Не трогайте их! — севшим голосом тотчас закричал Пашка. В отчаяние, он подскочил на ноги и забарабанил кулаками в дверь. Горячие слезы по-прежнему жгли, но сильнее обжигал страх: за себя, за отца, но больше всего за маму — ужасные картины, так легко нарисованные незнакомцем, намертво засели в его голове. — Не трогайте маму! Не трогайте…
— Значит, ты хочешь, чтобы я их не трогал?
— Хочу! — горячо согласился он.
— Тогда давай договоримся? Пока я буду обчищать вашу мажорскую хату, ты тихонечко там посидишь. Только тихо, как мышка. А в обмен я так и быть никого не прикончу.
— Обещаете? — со всей возможной искренностью переспросил мальчик.
— Тебе что, на мизинцах поклясться!? — раздраженно пробасил дядя Лёша. — Ладно, харе базарить! Сиди тихо и не высовывайся, малой, усек?
— Хорошо, — едва слышно ответил Паша. — Только маму не трогайте! И папу, и..
— Да заткнись ты уже! — нетерпеливо гаркнул мужчина, громко шаркая ногами. Грязные ботинки он так и не снял.
Пашка какое-то время простоял, прижавшись к двери, пытаясь бесшумно открыть ту. Однако спустя несколько неудачных попыток оставил эту затею. Это в компьютерных играх он мог обладать суперсилой и запросто побеждать врагов. В реальности же Паша был обычным семилетним мальчиком. Абсолютно беззащитным перед взрослыми.
Вздохнув, он вытер рукавом неуемные слёзы и уселся на прохладный кафельный пол, прислушиваясь. Всё что у него оставалось — слушать.
Поначалу было относительно тихо: лишь едва различимые чужие шаги и легкий шум где-то в глубине квартиры. А затем раздалась трель дверного звонка…
Душу вместо беспощадного страха мгновенно затопила наивная надежда. Пашка рывком подскочил на ноги и оживился: «Это за мной! Это меня пришли спасать! — радостно подумалось ему. — Да, точно, меня спасут, а этого гадкого дядьку посадят в тюрьму! Наверняка папа или Вовка как-то узнали обо всем и вызвали милицию».
Мальчик набрал в легкие побольше воздуха, чтобы изо всех сил позвать на помощь, чтобы крикнуть так громко, как только сможет…да так и остался стоять с открытым ртом.
— Ты чё звонишь-то, звонарь, — прозвучал грубый голос его пленителя. — Я же тебе говорил — постучи!
— Я те дятел, что ли, стучать? — прогнусавил в ответ незнакомец. — Какая разница все равно никого нет, и у соседей чисто. Я уже прошерстил.
— Прошерстил он, — недовольно протянул дядя Лёша. — Ломик-то принес? Сейф, блин, никак разначить не могу.
— Ща всё будет, кэп! О, а чё это у тебя тут за баррикады?
— Да малого пришлось в ванной закрыть, чтобы не мешался…
— А…
— Бе! Харе базар разводить. Пошли работать, время не резиновое.
Пашка почувствовал, как в носу вновь защипало от слез — никто его не спасёт. Но тут же одернул сам себя, встрепенулся. Нет, его спасут! Его обязательно спасут!
Будто в ответ на его мольбы громко лязгнул дверной замок. И в квартире оказался кто-то ещё.
— Эй, Пашка, ты как умудрился такой свинарник здесь устроить?! — поронесся по дому негодующий голос брата. — Блиин, сколько грязищи! Пока сам всё не уберешь, фиг тебе, а не мороженное, понял?!
- Вовка… — почему-то шепотом позвал Пашка. Мыслей об освобождении, как и не было. И радости тоже не было. Остался лишь страх. Жуткий, подкожный, от которого кровь стынет в жилах, и дышится нервно, рвано…
— О, а почему это стулка дверь в ванную подбирает? — зазвучало ближе, а Пашка похолодел:
— Беги! Вова, беги! — заорал он несвоим голосом. Будто зная наперед, что случится дальше. Будто чувствовал.
— Паш… — раздался мерзкий, чавкающий звук, а следом глухой — удара, словно на пол повалилось что-то тяжёлое. Или кто-то тяжёлый…
— Вова! — тут заверещал сквозь слезы Паша. — Вова! Вовочка! Братик!
— Твою ж… Ты совсем, что ли, тронутый?! — заорал следом дядя Леша. — Зачем было ломиком?!
— Так ведь… случайно! — растерянно пролепетал его подельник.
В ответ дядя Лёша опять выматерился, ударив пару раз в дверь, за которой задыхался в темноте мальчик, а потом хладнокровно приказал:
— Так берём все, что есть, и сваливаем! Только мокрухи мне хватало!
— Но как же…
— Валим, я сказал!
— А ты, — дверь сотряслась от очередного удара, — пасть прикрой. А то рядом с братцем сейчас ляжешь!
Воры ушли, громко хлопнув дверью на прощание. А Паша всё звал и звал брата по имени, надеясь, что тот откликнется. В какой-то момент окутывающая его темнота сделалась невероятно плотной, густой… Или это в глазах потемнело? Мальчик осел на пол, положил голову на небольшой ворсисистый коврик, и заскулил. Громко, отчаянно и как то по-звериному. Всё вдруг стало слишком огромным для него. Невыносимым. И дышал он кажется уже с трудом, и пульс оглушительно бился в висках, и сердце стучало неистово и так больно…
Больно.
— Эй, молодой человек! Вы меня слышите?
Пашка вздрогнул и оторопело посмотрел на водителя:
— Что? — немного хрипловато спросил парень. — Уже приехали? — он провел ладонью по лицу, гоня прочь жуткие воспоминания. Сейчас не до них. Главное — это настоящее. Главное — Кэти.
— Приехали, — таксист указал на пятиэтажное здание травматалогии.
— Вижу, спасибо, — кивнул парень, проследив за его жестом.
При виде больничного корпуса в душе вновь заклокотала тревога, огненным кнутом подстрекая к действию. Пашка быстро сунул водителю в руку крупную купюру, отмахнувшись от сдачи, и выскочил под дождь. Больничное крыльцо, приемный покой, и вот он уже поднимается на нужный этаж, перепрыгивая сразу через две ступеньки.
Он знал, в какой палате лежит Кэти и, благодаря Диминым объяснениям, примерно представлял, как её найти. Сам брат отправился вместе с Лизой в общежитие — собрать необходимые для Кати вещи.
Когда на очередной двери показались нужные цифры, Паша было потянулся к изогнутой ручке и замер, услышав знакомый голос:
— Она спит, — позади него, вольготно развалившись на скамейке, сидел светловолосый тип.
— А ты что здесь забыл, баскетболист? — Пашка недоуменно взглянул на Катиного бывшего. Внутри неприятно кольнула ревность, а следом появилась вполне логичная догадка: — Постой, это ты потащил её в тот клуб?
— Чё? — парень расплылся в совершенно идиотской улыбке, которая и вовсе не вязалась с ситуацией. А еще эта улыбку хотелось здорово подпортить кулаком. — Чувак, ты хоть в курсе, что случилось?
— Ты?! Отвечай! — Пашка в несколько шагов сократил расстояние между ними и угрожающе навис над Серебровым. — Если это ты, урод…
Однако Стас, нисколько не проникшись, все с той же дурацкой ухмылкой внезапно стянул с Краснова солнечные очки.
— Оп-па, знакомые лица! А у Катьки губа не дура, целого солиста «Меридианов» себе отхватила. А я-то думал, где я твою рожу видел…
— Ну, автограф тебе вряд ли светит, — ворот чужой футболки затрещал в Пашкиных руках. — Давай рассказывай…
— Ой, боюсь-боюсь! — заохал с издевкой Серебров и уже без всякого смеха зло выпалил: — Ты только мне скажи, защитничек, чего ж ты при своем бабле не помог ей с племянником? Ты хоть знаешь, как она пашет в этом ублюдском клубе?
— Пашет? О чем ты? — пальцы ослабели, и мягкая ткань выскользнула из захвата. — И причем здесь Серега? — Пашка выпрямился и растерянно посмотрел на парня, который, по его мнению, нес абсолютную околесицу.
— А, так ты не в курсе… — смешавшись, промямлил себе под нос Стас. — Пойти, что ли, за кофе сходить… — он встал, намереваясь сбежать, но крепкая хватка на плече помешала…
— Говори! — резко приказал Краснов и, заметив негодующий взгляд парня, убрал руку и попросил чуть мягче: — Расскажи мне все, что знаешь. Прошу.
Стас некоторое время колебался, а потом сел на лавку, привалившись спиной к белоснежной стене, и заговорил.